у окна

               

  Снова в прямоугольнике окна замерший в неподвижности, мучительно солнечный день, на голубом небе ни облаков, ни самолетов, ни птиц.  Там внизу тот же ряд прищуренных домиков, те же изнуренные жарой палисадники, те же дряхлые собаки с седыми  мордами,  спящие в тени каменной ограды, так же сверкал на солнце бронзовый кран колонки с иссохшим корытом для стока воды, видел я все это тысячи раз – в общем, скука страшная.
  Улица, петляя, заканчивалась дорогой ведущей вверх по холму.  Дорога – расчищенное пространство ржавой земли перемешанной с гравием,   с кучами щебня по бокам уже проросшими бодяком и молочаем. В детстве мне казалось, что за холмом должно быть море, все в сверкающих морщинках, с обязательным белым парусом на  горизонте, хотя никакого моря там, конечно, не было, а была..,  тут я  заметил двенадцать каких-то оборванцев  гуськом идущих вверх по склону,   иногда кто-нибудь из них останавливался и, прыгая на одной ноге, вытряхивал камешки из сандалий, затем догонял прихрамывая.    
   Впереди группы на некотором отдалении шел, опираясь на палку сутулый, тощий  старик с всколоченной бородой.  Видно было, что  оборванцы опасаются к нему приближаться, сохраняя дистанцию. Старик время от времени останавливался и, сверкая плоской плешью, грозил палкой, пытаясь их отогнать, мужики замирали,  жались друг к другу, не двигаясь с места, но как только старик шел дальше, шаркая сандалиями, они робко трогались за ним.   
  Плешивый, нагнувшись, поднял горсть гравия и бросил им  в толпу, тут же они упали на колени, шаря по земле, толкаясь и сопя, вырывая друг у друга камешки, двое, катались в пыли, вцепившись друг в друга,  рыча и кусаясь.
  Когда пыль рассеялась, ничего не изменилось внизу,  слышно только  как   в одном из дворов выбивали ковры, а у сверкающего крана о чем- то спорили два ангела, размахивая руками.