Как плохо было гореть в наших советских танках

  В. П. Брюхов ("Правда танкового аса", стр. 61-62):
  "Выскочить из горящего танка не так просто. Главное, не потерять
самообладание. Температура в танке резко повышается, а если огонь
тебя лизнул, тут уже полностью теряешь контроль над собой. Меха-
нику почему тяжело выскочить? Ему надо крюки снимать, открывать
люк, а если он запаниковал или его огонь схватил, то уже все -
никогда он не выскочит. Больше всего, конечно, гибли радисты. Они
в самом невыгодном положении - слева механик, сзади заряжающий.
Пока один из них дорогу не освободит, он вылезти не может. А
счет-то на секунды идет! Так что выскакивает командир, выскакива-
ет заряжающий, а остальным как повезет. Выскочил и кубарем ка-
тишься с танка."
  "один раз я действительно чуть не сгорел. Где-то между Орлом и
Брянском мой танк подбили, и он вспыхнул. Я крикнул: 'К машине!',
схватился за край люка и резко подтянулся на руках. Однако фишка
ТПУ [танкового переговорного устройства -- А. Б.] была плотно
вставлена в колодку, и, когда я оттолкнулся и полетел вверх, ште-
кер не вышел из гнезда, и меня рвануло вниз на сиденье. Заряжаю-
щий выскочил через мой люк, а я уже за ним. Спас танкошлем - он
плохо горит, поэтому обгорели только лицо и руки, но зато так,
что все волдырями покрылось. Отправили меня в медсанбат, ожоги
смазали мазью, а на руки надели проволочные каркасы, чтобы кожу
не царапать. В дальнейшем, когда прибывали новые экипажи, я за-
ставлял всех разъемную колодку подчищать, чтобы она свободно
отключалась."

                *  *  *

  Я не танкист, в танке ни разу самолично не горел, поэтому могу
представлять себе подобный ужас лишь по чужим рассказам. Хуже то-
го (стыдно признаться, но я это сделаю), мне даже просто посидеть
в каком-нибудь танке не доводилось (а только в разных других бро-
нированных машинах). Я в этом не виноват: [меня не пускали] всё
как-то недосуг. Зато я много стоял рядом со всякими танками -- и
пытался представить себе, как мчатся в них -- через снарядные
разрывы -- крепкие люди навстречу смерти и славе.
  Парочку микропожаров на технике мне во время службы тушить до-
водилось, но риск там был небольшой. Ещё однажды подгорели мои
шерстяные носки, которые я сушил на работающем дизельном двигате-
ле. А в 5-летнем возрасте я нечаянно поджёг (но затушил руками)
занавеску на кухне, когда бросал в тёмную щель за холодильником
горящие обрывки газеты в исследовательских целях (постигал таинс-
тво огня и жёсткость родительской руки). Поэтому нельзя сказать,
что с пожарами я совсем уж не в теме. Тем не менее...
  Меня всегда немножко смущало выражение "сгореть в танке". Ну
что там, в металлическом изделии, может серьёзно гореть, кроме
самого экипажа и одежды на нём? Обшивка сидений? Противогазные
сумки? Запасные куртки?
  В многочисленных военных мемуарах, которые я читал, процесс
горения танков не уточняется: сгорел танк -- и [чёрт с ним] всё
тут.
  Заброневое действие бронебойного снаряда -- это понятно. Разлёт
осколков брони -- это тоже вообразимо. Но пожар? Может быть, от
затёкшего топлива из разбитого бака?
  Если бронебойный снаряд разобьёт боеукладку, то сможет сгореть
снарядный порох, а это уже серьёзно, ладно.
  Я не стыжусь говорить о своём недопонимании, потому что в нём
-- ценность: ты ведь скорее НЕ ПРИНИМАЕШЬ объяснений, чем просто
не соображаешь, о чём речь. Значит, ты будешь креативить -- и,
может быть, родишь что-то дельное хотя бы случайно. А "знаток"
уж точно не родит, потому что ему и без этого всё как бы понят-
но.
  Любой воюющий танк, как бы хорошо он ни был бронирован, рано
или поздно окажется "подбит". Поэтому то, что случается после
повреждения танка, должно быть в центре внимания разработчиков
боевой машины. Почитал я толстую и очень солидную советскую кни-
гу "Танк" 1947 года (написанную по горячим следам, так сказать),
и там про вот это самое нет практически НИЧЕГО. (Правда, имеется
-- на треть страницы 116 -- раздельчик "Защита от горючих жидкос-
тей". Толковый.)

                *  *  *

  Живучесть танка обеспечивается не только бронёй, скоростью, 
компактностью, низким силуэтом, хорошими возможностями наблюде-
ния изнутри, надёжной радиосвязью и тщательной подготовкой экпа-
жа, но также внутренним устройством танка.
  Что обеспечивает танку боевую эффективность, то обеспечивает
ему и живучесть в широком смысле. В узком же смысле живучесть --
это способность оставаться более-менее пригодным для боевого ис-
пользования даже после получения повреждений.
  Выживаемость экипажа -- это очень значимый показатель качества
конструкции танка, даже если относиться к танкистам [по-сталинс-
ки] совсем безжалостно. Чем чаще выживают танковые экипажи, тем
они опытнее (= эффективнее): успевают подучиться. И соответствен-
но тем меньше требуется танкистов и танков. Танкистам это было
понятно, высочайшему начальству -- уже почему-то нет (точнее, мо-
жет, и было понятно [на уровне смысла отдельных слов] но почему-
то не становилось императивом). Возможно, высочайшее начальство
опасалось, что если показывать, что человеческая жизнь ценна, то
солдаты могут пропитаться этой идеей, и тогда фиг пошлёшь их на
смерть.
  Важное во внутреннем устройстве танка:
    - эргономичность;
    - быстрота эвакуации экипажа;
    - защищённость экипажа от осколков;
    - защищённость внутреннего оборудования от повреждений в
      бою;
    - защищённость боекомплекта;
    - обеспеченность экипажа чистым воздухом (при стрельбе, на
      маршах по пыльным дорогам);
    - обитаемость.

  Каждый "сгоревший" танк -- это большая исследовательская цен-
ность: он позволяет разобраться в том, почему и как танки "го-
рят", и отыскивать пути к тому, чтобы танки "горели" поменьше.
Над останками погибших товарищей надо не клясться отомстить вра-
гу, а размышлять о том, почему конкретно люди погибли, и что надо
делать, чтобы люди погибали реже.
  Проектировать "начинку" танка следует так, чтобы танкисты имели
возможность очень быстро из него выскакивать (не сильно рискуя о
что-то удариться или за что-то зацепиться) в ситуации, когда жиз-
ненно важна даже одна секунда. А чтобы танкисты при скоростной
эвакуации не разбивали себе локтей и коленей, можно вшивать в
униформу полужёсткие налокотники и наколенники. Делать люки шире
на 10 см. Добавлять, где надо, ступеньки, поручни, ограждения.
Отодвигать какие-то блоки. Катапульты, как у лётчиков, -- это
вроде бы слишком, но лично я и такой идеи не отбрасываю насовсем.
  Меня смущает не то, что эта задача не решалась, а то что она
даже не ставилась (см. упомянутую книгу "Танк", в целом очень
толковую). Во всяком случае, не ставилась открыто и в первый ряд.
  Чем больше боекомплект, тем выше вероятность попадания в него
вражеского снаряда. С учётом этого обстоятельства, может, надо не
сокращать боекомплект, а пораньше расстреливать основную часть
его в бою. Это оптимизационная задача.
  Наименее опасное место для укладки боекомплекта снарядов --
это, наверное, дно танков.
  В современных танках, чтобы не воспламенялся порох в повреждён-
ных снарядных гильзах, "выстрелы", бывает, хранятся в воде. Но
это повышает требования к качеству изготовления "выстрелов" и это
более хлопотно. Зато танки меньше "горят". Высказывалась ли в
1930-е идея водяных "рубашек" для пушечного боекомплекта танков,
мне пока не известно. С небрежным массовым производством быстро-
расходных танков и с соответственной быстрорасходностью экипажей
она, конечно, не сочетается.