Глава 9. Сердобольный убийца

                (Создатель  рисунка  Вадим  Камков)

  Сергей лежал в своей кровати и еще какое-то время тяжело дышал. Наконец его
  дыхание восстановилось, и он успокоился. Уставив свой взор в потолок, Игнатов
  оставался неподвижным и совсем не шевелился. В области шейных позвонков до сих
  пор немного ныло и ощущалась веревка, на которой его и колдуна Яшку, в одном
  лице, совсем недавно повесили. Первые минуты, после пробуждения были самыми
  тяжелыми. На душе было мерзко, словно туда нагадили! Сергей попытался
  проанализировать то, что с ним произошло этой ночью, но из этого ничего не
  вышло. Душу и все его сознание поглотило тяжелое уныние, от которого хоть в
  петлю лезь!
    — Ж-ж-ж-ж!  — Зажужжало где-то над головой.  — Ж-ж-ж! — Вновь повторилось
  все то же жужжание. Сергей провел взглядом по освещенному утренним светом
  потолку, но сразу нечего не нашел.
    — Ж-ж-ж! — опять зажужжало, но уже более сильно и, как показалось Сергею,
  совсем рядом.
      Игнатов вновь пробежал вокруг своим взглядом и, наконец, остановил его на
  свисающей с потолка люстре.
      Здесь, в тонкой пыльной паутине, сплетенной паучком между плафоном с
  лампочкой и рожком люстры, запуталась припоздавшая к зимней спячке большая
  муха. Относительно теплая осень и не менее теплая квартира продлили ее
  активность, но совсем ненадолго. Угодив в паутину, это назойливое создание изо
  всех сил тужилось и пыталось вырваться из своей смертельной ловушки. Но все
  тщетно! Чем больше муха напрягалась и силилась освободить себя, тем сильней и
  крепче застревала в этой вязкой паутине. Каждое ее движение встряхивало и
  натягивало паутину. Порой казалось, что она вот-вот освободится и вырвется на
  свободу, но это ощущение было обманчивым. Все эти несчастные потуги не
  приносили ей никакой пользы, а лишь усугубляли ситуацию, и так долго
  продолжатся не могло. Потеряв все силы на безрезультатных попытках освободить
  себя, муха, наконец, на время успокоилась и притихла.
      В это время со стороны плафона вдруг появился небольшой черный паучок. С
  Ступая робко и осторожно, так, чтобы не спугнуть свою добычу, он мелкими
  шагами двигался к ней.
    — Ж-ж-ж!  — увидела паука и очнулась муха. Вновь вся паутина оживилась,
  затряслась, заходила ходуном. Тут паучок перестал кокетничать и начал
  решительно действовать. Словно заправский рыбак, который ухватил большого
  сазана, он начал изматывать свою жертву, то подтягивая паутину, то отпуская
  ее. Испуганная муха все последние силы бросила на свое освобождение, но эта
  отчаянная попытка только усугубила всю ситуацию. Измотав себя окончательно,
  она, наконец, совсем притихла. Это и было нужно паучку-рыбачку. Короткий
  прыжок, и он, схватив муху в свои тонкие лапки, ужалил, пустив нее яд, и стал
  быстро закручивать в маленький плотный кокон. Замариновав себе ужин, паучок
  спокойно удалился восвояси.
    — Да, чего только в жизни не увидишь! — улыбнулся Сергей, провожая своим
  взглядом паучка.
    — Дивны дела твои, Господи! — воскликнул он и тут же похолодел. Ведь он
  обещал дьяволу, что за эти оставшиеся два дня больше ни разу не вспомнит про
  Бога. Едва Сергей об этом подумал, как в его голове впервые появилось
  осознание того, что он сам, как эта муха, попал в дьявольские сети. Эти
  размышления тревожили сознание, стали пробуждать мысли сомнения, но он еще не
  был готов понять и окончательно осознать, в какой ужасный капкан он попал.
      Отбросив все мысли, Игнатов встал и ушел в ванную. Шея уже не ныла и не
  болела. Никакого ощущения от недавней удавки не осталось. Почистив зубы и умыв
  лицо, Сергей прошел в зал и сел на диван. Его взгляд упал на настенные еще
  советские часы. Секундная стрелка на них только оторвалась от цифры двенадцать
  и быстро спускаясь вниз, начала отчет первой минуты девятого часа.
    — С ума сойти! — вздохнул Сергей. — Только 8 часов утра. Целый день впереди!
  Чем заняться?! Он включил телевизор, пощелкал пультом по каналам, выключил и
  ушел на кухню завтракать.

      Эту ночь, как и прошлую, отец Максим провел в коленопреклоненной молитве
  за своего друга. Никаких особых видений он сегодня не видел, спал недолго и
  как только проснулся, быстро позавтракал и уехал на службу. Отслужив литургию,
  Макс не поехал домой, а вновь решил съездить к своему старому дому. Оставив
  свою «Шкоду» у подъезда Сергея, отец Максим вылез из машины и посмотрел в окно
  друга, окно было наполовину задернуто. И ничего в нем не было видно. Макс
  опустил взгляд и бросил его на железную дверь подъезда. Через нее он мог
  пройти только по номеру домофона! Он, конечно, знал номер квартиры Сергея,
  и мог бы позвонить ему, но какой смысл?! Ведь он не откроет! А стоять под
  дверью и ждать, пока кто-нибудь зайдет или выйдет, можно было полдня! Отец
  Максим собрался было сесть в машину и уехать, но его кто-то окликнул.
    — Извините, батюшка! — послышался где-то рядом сухой старческий голос. — Вы
  опять к Игнатовым приехали? В 20 квартиру?
      Макс посмотрел в сторону. Здесь метрах в четырех от него, на лавочке
  сидела маленькая худенькая старушка лет семидесяти, одетая в серую болоньевую
  куртку и вязаную розовую шапку на голове. На ногах у нее были коричневые носки
  и блестящие новые галоши. Несмотря на свою скромную недорогую одежду, старушка
  эта выглядела очень аккуратно и чисто.
      В том, что она обратилась к Максу как к священнику, не было ничего
  удивительно. Отец Максим как монах практически всегда ходил в подряснике. Вот
  и сейчас на нем был надет выцветший черный подрясник, а сверху синяя
  болоньевая куртка.
    — Да. Здравствуйте,  — поздоровался со старушкой священник. — К Игнатовым я.
    — Здравствуйте, батюшка, — поздоровалась, наконец, старушка. — Извините,
  не знаю, как вас зовут.
    — Отец Максим я, — представился Макс.
    — Благословите отче,  — скрестив ладони, подошла к Максу под благословение
  старушка.
      Благословив бабушку, отец Максим внимательно посмотрел на нее.
    — Скажите, а откуда вы знаете, что я вчера приезжал к Игнатовым?!
    — Ну а как же мне не знать! — улыбнулась вставными челюстями старушка. — Я
  ведь с ними на одной площадке живу. Моя квартира 18. Напротив их.
    — Так вы вчера за мной подглядывали?  — спросил Макс.
    — Ой! Батюшка, извините,  — перестала улыбаться и смутилась бабушка. — Вы
  вчера шумели, вот я и выглянула посмотреть, что там! Извините, пожалуйста.
    — Нет! Нет! Все нормально, — успокоил старушку священник. — Просто
  понимаете, тут такая история получилась, — попытался оправдаться уже сам Макс.
  Я недавно поссорился со своим другом Сергеем Игнатовым, и он очень сильно
  обиделся на меня, на телефонные звонки не отвечает, вот я поэтому и приезжаю
  сюда, в надежде застать его. Сами понимаете, через домофон он мне дверь
  не откроет, надо было записку вчера оставить, да что-то сразу не сообразил.
  Вот и ………
    — Так вам что нужно дверь открыть?!  — перебила старушка.
    — Да, если вам не сложно.
    — Ну, так пойдемте,  — старушка подошла к двери и открыла ее.
    — Спасибо, матушка!  — поблагодарил старушку Макс. — Как вас зовут? Скажите,
  я помолюсь за вас.
    — Полина Ильинична я, — ответила старушка.
    — Боже мой! Надо же!  — улыбнулся священник.  — Вновь два знакомых имени
  с нами! Это не может быть совпадением!
    – О чем вы батюшка?  — нахмурив брови, спросила старушка.
    — Да это я о своем, не обращайте внимания, — ответил Макс. — Значит вашего
  папеньку Илюшей звали? — задержался он на пороге подъезда.
    — Да! Илья Сергеевич, — ответила бабушка Полина.
    — А вот и третье имя, — воскликнул Макс. — И это уже знак. Спасибо вам
  большое!  — поблагодарил старушку священник.
    — Пожалуйста,  — ответила старушка.  — Если еще понадобится в подъезде дверь
  открыть, звоните ко мне в 18 квартиру, я открою.
    — Спасибо вам большое, Полина Ильинична! Обязательно позвоню, — улыбнулся
  Макс и вошел в подъезд.
      На часах было половина первого, Сергей обедал на кухне, когда его друг
  позвонил ему в квартиру. Игнатов поднялся со стула, тихо подошел к двери и
  заглянул в глазок.
    — Ну конечно! Кто бы сомневался в том, что это ты! — прошептал Игнатов. —
  Что ты привязался ко мне?!! И кто это, интересно, тебе дверь в подъезде
  открывает?!
    — Сергей, открой! Я знаю, что ты дома! — воскликнул отец Максим. — Не дури!
  Не гневи Бога! — Открой! Что ты там затеял?! — отчаянно и вспыльчиво пытался
  достучаться до своего друга отец Максим. Но Сергей и не собирался открывать
  квартиру. Пошумев и постучав в дверь еще несколько минут, Макс спустился вниз
  и вышел на улицу. Старушка Полина Ильинична по-прежнему сидела на лавочке.
    — Ну что померились с вашим другом? — улыбнулась старушка.
    — Да нет! — вздохнул Макс и посмотрел на третий этаж в окно Сергея. — Он
  отчетливо увидел, как тот, заметив его взгляд, резко отпрянул от окна.
    — Похоже, его действительно дома нет. Наверно, он уехал, — утаил правду
  Макс. — Ладно, поеду, спасибо вам, — поблагодарил старушку Отец Максим и
  уехал!
    — Наконец-то уехал,  — проводил взглядом своего друга Сергей. — Однако я,
  похоже, спалился, — подумал Игнатов, вспомнив, как минуту назад его взгляд
  глаза в глаза встретился с взглядом Макса через окно. — Да теперь он точно
  знает, что я здесь! — вздохнул Сергей. — Ну и пусть знает! Что он сделает?
  Полицию вызовет? Дверь болгаркой срежет? Нет, конечно!
    — Иришки позвонит, расскажет?! Тоже нет!  — едва Игнатов вспомнил про
  супругу, то почувствовал, как сердце его сжалось от тоски по жене и детям. Ему
  вновь, как и вчера, захотелось все бросить и бежать домой. Но он снова быстро
  и решительно подавил в себе эти чувства, потому что пока еще был верен своей
  безумной клятве. — Так все! Оставим эмоции! Осталось две ночи! Всего две
  ночи! Надо потерпеть!
      Остаток дня прошел быстрее, чем его начальная половина. Первый ноябрьский
  день с промозглой серой пеленой тумана погас за окном, отдав свою сырую
  свежесть, черному ночному мраку. Выкурив сигарету, Сергей лег в кровать и
  укрылся одеялом. На часах было 11.45. Заложив руки за голову, Игнатов
  несколько минут размышлял о том, что же ждет его этой ночью? Каким злодеем
  узрит он Николая Талматова?! Какие страшные его дела увидит он?! Размышляя обо
  всем этом, Сергей посмотрел в потолок. Там на люстре, в слабом освещение
  ночной лампы, крохотной точкой висел кокон знакомой мухи. В памяти сразу
  всплыли утренние события, и вновь, как и утром, в уме Сергея появилась мысль
  о том, что он сам подобно этой мухе находится в сетях дьявола. С одной лишь
  только разницей: муха в эту паутину попала случайно, а он в свои сети пошел
  добровольно. Эта мысль была неприятной, она обличала его глупый поступок и
  задевала гордость. Поэтому Сергей выключил ночную лампу и лег на бок. Лежал он
  так недолго, прошла минута, за ней другая и Игнатов провалился в глубокий сон.
    — Тр-р-р! — прозвучало где-то совсем рядом, Сергей качнулся, уперся рукой во
  что-то мягкое и открыл глаза. Он осмотрелся кругом и понял, что находится в
  лунном ночном лесу и сидит на телеге, а его рука при торможении уперлась в
  холодное мертвое тело. Только тогда, когда Николай Талматов посмотрел на
  телегу, Сергей увидел, что его рука, опирается в грудь молодой беременной
  женщины.
    — Боже мой! — воскликнул Игнатов, — Это же Алеся!! — Он почему-то сразу
  вспомнил и узнал эту беременную женщину, призрак которой видел много лет
  назад, здесь в лесу на станции Талматова. — А раз она тут, значит и ее муж
  здесь. Александр лежал рядом с трупом своей жены и не рожденного ребенка. Оба
  тела были прикрыты соломой, которая в дороге утряслась и оголила тела этих
  несчастных молодых людей.
    — У-у! Морда не аккуратная!  — убрал руку с груди Алеси Талматов и дал
  подзатыльник кучеру.
    — Николай Ефимович!  — сжался в клубок молодой щупленький кучер лет двадцати
  пяти, с кудрявой рыжей головой.  — Почто бьете?! Я что ли виноват, что дорога
  в колдобинах!
    — Замолкни, лишенец!  — пробормотал Талматов, и тут Сергей понял, что он
  пьян. Словно в подтверждение его догадки, Николай достал из внутреннего
  кармана кафтана небольшую серебряную фляжку, открутил крышку и отхлебнул из
  фляжки три-четыре глотка, по-видимому, водки, потому что сильно поморщился.
    — Николай Ефимович, вы опять пьете?! — подошел к телеге невысокий лысоватый
  мужчина 40 лет.
    — Заткнись, Тимошка! — фыркнул Талматов. — Я этим мерзким делом без водки
  не могу заниматься! У вас все готово?
    — Готово, — ответил Тимофей.
    — Ну тогда что стоишь? Забирай!
      Тимофей свистнул. От черного леса отделились тени, подошли два мужика
  и стали снимать трупы с телеги.
    — А ночное белье-то у них шелковое!  — вздохнул с грустью Тимофей. — Может
  все-таки снимем?!
    — Что?! — рявкнул Талматов. — Опять за свое! Ты, Тимошка, не зли меня! —
  рассердился Николай. — Я за это дело родного брата не пожалел, морду набил!
  А тебя совсем убью!
    — Но ведь шелк, Ефимович! Да еще такого качества! — взмолился Тимофей. — Тут
  белья на 3 целковых будет! Не жалко в землю просто так закапывать?
    — Послушай ты, хозяйственная душа! — допил фляжку и поморщился Талматов. — Я
  ведь сейчас встану и все мозги с тебя вышибу!
    — Ладно, ладно. понял я! Что сразу грозить? — недовольно пробубнил Тимофей и
  пошел в лес вслед за мужиками, которые понесли к месту последнего упокоения
  тела беременной Алеси и ее мужа Александра.
    — И смотрите там у меня! — крикнул в след Тимофею Талматов. — Не дай Бог,
  узнаю, что обманули меня и белье сняли! Убью всех и тут же закопаю! — проводив
  взглядом Тимофея, Николай повернулся к своему возничему.  — Ну а ты что
  стоишь?! Поехали.
      Возничий, ударил хлыстом лошадь, телега дернулась и тронулась с места.
  Талматов откинулся на спину и стал смотреть на звезды. Смотрел он недолго,
  телега, покачиваясь на дороге, быстро убаюкала его, Николай заснул, а Сергей
  проснулся в своей квартире.

    — О Боже, какой ужас! — воскликнул Игнатов, и тут же вспомнил, как он
  божился во сне, когда увидел мертвое тело Алеси. Но в тот момент дьявол
  почему-то не наказал его, как вчера. Да и вообще, у Сергея почему-то было
  такое впечатление, что его вовсе не было в этом сне.
    — Странно все это! — подумал Сергей и, включив ночную лампу, посмотрел на
  часы. Времени было 2 часа 17 минут ночи. Выключив лампу, Игнатов повернулся на
  бок и тут же уснул.
    — Коленька, ну почему ты опять пьяный, — послышался чей-то шепот совсем
  рядом. — Ну давай! Проснись же! У нас четыре тела! Вставай! — кто-то стильно
  тряхнул его, и Сергей открыл глаза.
      Он сидел за круглым столом, откинув голову на спинку стула. Кроме него
  здесь, было еще трое мужчин. На столе, держа все углы комнаты в полумраке и
  ярко освещая центр стола, стоял большой канделябр на пять свечей. Небольшой
  пузатый самовар на 5 литров уже не парил. Пустые чашки из-под чая на столе,
  надкусанные маковые булочки и баранки, опустошенные чашки с клюквенным
  варением и медом  — все напоминало о недавнем, чаепитие.
    — Да, а нашего Николая уже даже чай не трезвит! — улыбнулся своими желтыми
  кривыми зубами один рыжий крепкий мужчина на противоположной стороне стола. На
  вид ему было лет 40. Его лицо, изрытое оспой, выглядело наивно и даже
  глуповато. Рядом с ним сидел второй мужчина тоже 40 лет и также улыбался на
  замечание первого. Лицо этого мужика украшали большая черная борода
  с проседью и закрученные вверх усы.
    — Ты у меня, Иван, пошути еще! — рявкнул в сторону шутника Николай Талматов,
  наклонился к столу и ударил по нему кулаком с такой силой, что пустые чашки,
  подпрыгнув, опустились на стол и зазвенели своими чайными ложками. И шутник
  Иван, и второй мужик, который также улыбался еще минуту назад, сразу смутились
  и, перестав улыбаться, отвели свой взгляд от Талматова.
    — Что боитесь, суки?! Правильно, бойтесь! Вот вы все где у меня, душегубы! —
  демонстративно поднял и сжал в воздухе свой громадный кулак Николай Талматов.
    — Коленька, ну прекрати уже! — послышался с левой стороны тот тонкий
  неприятный голос, который несколько минут назад пробудил Сергея. Николай
  повернул свое лицо, и Сергей рассмотрел того третьего мужика, который
  стоял рядом.
      Это был не высокий, полноватый мужчина лет 55, с большой залысиной на
  макушке. Его неприятное круглое лицо украшал острый нос с небольшой черной
  родинкой в виде бородавки возле правой ноздри и тонкие сжатые до посинения
  губы. Под подбородком виделся второй подбородок, местами слегка с обвисшей
  кожей. А маленькие выпученные зеленые глаза по-воровски бегали и оценивающе
  остро, ершисто смотрели на все, куда бы ни падал их пристальный взгляд.
    — Ты, Егор, хоть и брат мне, но меня не трогай, зашибу! — выпалил Николай.
    — Но, Коля!  — взмолился станционный смотритель Егор Ефимович Талматов.  — У
  нас наверху 4 мертвых тела! А времени уже почти два часа ночи! Надо вывозить.
  Тимофей с телегой и мужиками уже ждут снаружи. Сейчас приходили, звали, у них
  в лесу все готово.
    — Так что ты сидишь?! Пошли своих холуев-полотеров! Пусть все приготовят, а
  мы сейчас подойдет.
    — Да! Иван, Глеб! — посмотрел на мужиков Егор Ефимович. — И правда, пойдите,
  свяжите тела, мы следом подойдем! Да, и Тимофею скажите, чтобы телегу к коробу
  подогнал.
    — И смотрите там у меня! Не балуйте! — пригрозил пальцем Николай Талматов. —
  Узнаю, если что утаили от меня, головы оторву!
      Полотеры роболепно кивнули в знак повиновения и вышли из комнаты.
    — Николай, ну что ты, ей Богу, никак не угомонишься! — сел на стул Егор
  Ефимович. — Приди уже в себя.
    — Ты, Егор, Бога лучше бы не трогал! — поморщился Николай и отхлебнул из
  своей фляжки. — Нам с тобой ни Бога, ни рая не видать!
    — Да кто Его вообще видел! — скептически улыбнулся Егор Ефимович. — Сказки
  все это!
    — Сказки! — воскликнул Николай. — Ну, ну! — и опять отхлебнул из своей
  фляжки.
    — Ну пойдем уже! Ждут ведь!  — взмолился Егор Ефимович.
    — Пойдем,  — воскликнул сухо Николай и, шатаясь, поднялся со стула.

      Покинув комнату, братья Талматовы вышли в темный коридор, который уходил
  вправо. А с левой стороны была лестница. Свернув влево, братья стали
  подниматься по лестнице на второй этаж. Через пару минут они поднялись и
  подошли к одной из дверей второго этажа. Здесь Егор Талматов по-особому
  постучал в дверь, три стука с долгой паузой. В замочной скважине провернулся
  ключ, дверь открылась, и братья вошли в слабо освещённую комнату.
    — Ну что здесь у вас? Все готово?  — спросил Егор Ефимович, закрывая за
  собой дверь на ключ.
    — Да все! Вот они, мы их связали! — ответил половой Глеб.
      Егор Ефимович взял подсвечник со стола и посвятил на пол. Здесь открылась
  жуткая картина. Четыре мертвых тела, взрослый мужчина, женщина и двое детей —
  мальчик 12 лет и девочка 10. Все они были одеты в ночное белье и связаны по
  рукам и ногам. Сверху на эти тела был небрежно брошен пятый труп собаки
  пуделя.
    — Господи, помилуй! — вскричал Сергей. — Это же семья инженера Якубова! Это
  же Полина и ее Антошка!!
      Едва Сергей взмолился, как тут же осекся, ожидая гневного выпада и
  наказания от дьявола. Но никакой реакции от падшего ангела опять не
  последовало.
    — А что это у собаки шея свернута? — заметил вдруг Егор Ефимович.
    — Так она живая была!  — воскликнул Глеб.  — Ивана вон за палец тяпнула, —
  показал на своего подельника Глеб.
    — Да! Аж до крови! — пожаловался половой Иван и показал свой большой палец
  на правой руке, замотанный в окровавленный носовой платок. — Пришлось ему шею
  свернуть.
    — Как он мог оказаться живым?! — удивленно воскликнул Егор Ефимович! — Этого
  не может быть! Я же ему отравленную маковую булочку дал!
    — Да цела эта булочка! — поморщился Иван. — Вон под столом лежит, — кивнул в
  сторону стола полотер.
      Егор Ефимович посвятил под стол, и Сергей глазами Николая Талматова увидел
  под столом не тронутую булочку.
    — Вашу мать!  — выругался шепотом станционный смотритель. — Он что на вас
  лаял?!
    — Недолго!  — оправдался Глеб.  — Иван его быстро поймал, правда, пальцем
  поплатился!
    — Да!  — кивнул головой Иван.  — Он недолго лаял! Я ему быстро шею свернул.
    — Ладно! — вздохнул Егор Ефимович. — Давайте тела спускать!
      Он перешагнул через трупы и подошел к изразцовой русской печи. Здесь рядом
  с печью в стене был сделан сквозной проем через стену на улицу. Размер проема
  был размером 65 на 65 сантиметров, чтобы, встав на колени, человек смог
  свободно выглянуть наружу со стороны постоялого номера. Этот проем закрывался
  плотной утепленной дверью, запирающейся на ключ. А с наружной стороны к нему
  был приделан водонепроницаемый, крытый жестяной короб, который спускался почти
  до самой земли. Такие короба в старину использовала прислуга. Через них наверх
  в комнаты истопники подавали дрова, а вниз спускали золу и грязное белье в
  стирку. Применили для своих черных дел эти короба и Талматовы!
      Открыв дверь короба, Егор Ефимович просунул вовнутрь руку и два раза
  тихонько ударил по жестяной стенке короба, снизу так же ответили стуком.
    — Так все, мужики, давайте! — воскликнул Егор Ефимович. — Тимофей с мужиками
  уже ждут внизу.
      Полотеры засуетились, зацепили кованым крюком с веревкой за связанные
  ноги, сначала инженера Якубова и спустили его вниз. Потом его жену и детей.
  Последним скинули любимого пуделя Полины Антошку. Николай Талматов никак
  в этих делах не участвовал. Он сидел на стуле у стола и равнодушно смотрел за
  всем что происходило. Закрыв на ключ дверцу короба, Егор Ефимович обратился к
  полотеру Ивану:
    — Так, давай убери все со стола!
    — Егор Ефимович,  — взмолился Иван.  — У меня же палец! А вдруг яд попадет!
  цинично забеспокоился о своей жизни убийца.
    — Ах да! — воскликнул Талматов. — Давай, Глеб! Убери посуду со стола,
  поменяй скатерть, Иван не может. И булочку под столом не забудь убрать.
    — Хорошо! — пробубнил Глеб.
    — Надеюсь, ты не забыл, где мы держим эту посуду.
    — Не забыл! — сухо ответил полотер.
    — Вот и умница! Давай убирай да будем заканчивать.
      Полотер Глеб унес посуду, затем пришел, застелил на стол новую скатерть, и
  началась дележка добра очередных убиенных постояльцев. Двухкомнатный постоялый
  номер инженера Якубова заходил ходуном. Стаскивая все вещи из спальни,
  полотеры складывали их тут же на полу, где совсем недавно лежали мертвые тела
  хозяев этих вещей.
    — Глянь, Коля! Какая добыча!  — растянул в улыбке свои мерзкие тонкие губы
  Егор Ефимович.
    — Посмотри, какая норковая шуба у этой дамочки! А какая у него, глянь! —
  продолжал улыбаться своей отвратительной улыбкой Егор Ефимович. — Бобровая с
  проседью! Огнем горит!
      Добыча у талматовских душегубов в этот раз действительно была очень
  богатой. На дворе, по-видимому, стояла либо поздняя осень, либо зима. Потому
  что было очень много теплых вещей: меховые шубы, взрослые и детские,
  шапки, варежки, меховые сапоги. Кроме этого, несколько женских платьев,
  взрослых и детских. Вещи отца — сюртук, жилетка, костюмы и одежда сына. Все
  это, выворачивая карманы, полотеры складывали в кучу. На стол же сбрасывали
  ценные вещи: деньги, золотые запонки, украшения, обручальные кольца. Наблюдая
  за всем происходящим равнодушным взглядом Николая Талматова, Сергей увидел,
  как один из полотеров, Иван, достал из шубки Полины знакомое Сергею серебреное
  зеркальце.
    — А ну-ка! Дай сюда!  — приказал полотеру Ивану Николай.
  Иван посмотрел недоверчиво сначала на Николая, потом на Егора Ефимовича и
  полотера Глеба.
    — Я что не ясно сказал?! — рыкнул Николай.
    — Отдай, Ваня, отдай! — поморщился Егор Ефимович.
      Иван протянул руку к столу и отдал зеркальце Николаю. Рассмотрев зеркальце
  с обеих сторон, Николай оттянул борт кафтана и, положив зеркальце во
  внутренний карман, всем объявил:
    — Это зеркальце мое! Кто-нибудь против? — посмотрел на всех своим
  сокрушающим взглядом Николай. Но никто не был против, все молча копошились,
  продолжая свое черное дело. Только Егор Ефимович недовольно покосился на
  брата.
      Наблюдая эту картину, Сергей уже давно понял, что главный в этой шайке
  душегубов совсем не номинальный ее руководитель и основатель Егор Ефимович
  Талматов, а его брат Николай. Да, он не руководил здесь всем, и можно теперь
  почти с уверенностью сказать, что напрямую практически не участвовал во всех
  этих страшных делах. Но одно можно сказать решительно, его здесь все боялись
  и беспрекословно подчинялись ему. Размышляя об этом, Сергей вспомнил, как
  призрак Полины много лет назад рассказал ему, что это именно он, Николай
  Талматов, запретил убийцам снимать с мертвых тел ночное белье. И Сергей
  сегодня своими глазами видел это, в том первом воплощении, на телеге в ночном
  летнем лесу, когда душегубы зарывали отравленные тела Алеси и Александра.
    — Да! — удивленно подумал Сергей! — Оказывается и сердобольные убийцы тоже
  встречаются!
    — Так, все закончили? Все карманы проверили?  — прерывая мысли Сергея,
  неожиданно обратился к полотерам Егор Ефимович.
    — Да, все! — подтвердили Глеб с Иваном.
    — Ну тогда давайте, быстро разложите все по чемоданам и несите в чулан.
  Потом сюда поднимитесь. Полотеры сложили вещи по чемоданам и покинули номер.
  Проводив своих подручных взглядом, Егор Ефимович подошел к круглому столу,
  выдвинул стул и сел справа от своего брата. На столе, на свежей белой скатерти
  с бахромой, небольшой горкой лежали разные ценные вещи. Чего здесь только не
  было. Деньги в виде золотых, серебряных и медных монет, два обручальных
  кольца, золотые запонки инженера, карманные золотые часы на золотой
  цепочке, жемчужное ожерелье, золотые серьги с камнями кровавого граната,
  перстень с бриллиантом, золотые крестики на золотых цепочках и многое другое.
      Осмотрев все это богатство, Егор Ефимович с недовольным лицом и острым
  взглядом посмотрел на своего брата. — Коленька! Ну скажи, почему ты так
  поступил с этим зеркальцем? Нет! Нет! Я не против того, чтобы ты забрал его!
  Бери, если нравится. Только зачем ты меня в таком виде перед моими работниками
  выставляешь?!
    — В каком таком виде?! — нахмурил лоб Николай.
    — В таком, что я здесь ничего не значу! Будто не я хозяин (Яма), а ты!
    — А что разве не так?! Ха-ха-ха!  — неожиданно и издевательски засмеялся
  Николай.
    — Ну перестань, я серьезно! — нахмурил лоб станционный отравитель. — Ведь мы
  хоть и не единоутробные, но по отцу все же родные братья! А ты со мной, как с
  чужим обращаешься.
    — А-а-а! — наклонился вперед Николай. — О родстве решил вспомнить?!  —
  нахмурил он брови.  — Может, тогда вспомнишь, как твоя толстозадая Агафья
  после смерти моей матери и нашего отца за малейшую провинность летом меня на
  горох ставила, а зимой в одной исподней за дверь в мороз выгоняла! Не забыл,
  как в одну ночь выгнала и не пустила назад?! Перекосил в жуткой гримасе свое
  лицо Николай. - Мне пришлось той ночью ночевать в хлеву со свиньями! Как я
  тогда не замерз?! Одному Богу известно! Ведь мороз в ту пору лютый был! Свиньи
  только и спасли меня!
    — Коленька, ну перестань! Что старое ворошить! — съёжился и поморщился Егор
  Ефимович. — Молодая она тогда была! Дурная! Ведь она потом извинилась!
    — Извинилась?! Когда я вырос!  — нахмурился еще больше Николай. — Просто
  побоялась, что я ей шею сверну. Но я баб не трогаю, Бог с ней! А вы… Вот вы
  все где у меня! — демонстративно сжал свой громадный кулак Николай. Потом
  разжал и, схватив кучу драгоценностей со стола, вновь сжал его с такой силой,
  что нитка на жемчужном ожерелье лопнула. Ее бусинки, отскочили от сжатых
  в кулак пальцев Николая, просыпались с нитки на стол, и падая со стола дружно
  запригали по полу.
    — Остальное ваше! — поднялся со стула Талматов и, шатаясь, покинул номер. Он
  спустился по лестнице на первый этаж. Зашел в какую-то темную натопленную
  комнату и, рухнув на железную кровать, тут же уснул.
      Сергей вздрогнул и, открыв глаза, осмотрелся, в комнате было еще очень
  темно.
    — Сколько же сейчас времени?!  — Игнатов включил ночник и посмотрел на часы.
  На них было 4 часа 35 минут.  — Да! А до рассвета еще как минимум два часа.
  Значит, я еще не все увидел. Что же там еще осталось?! — Сергей выключил
  ночную лампу, лег на кровать и вскоре заснул.
      Что-то непонятное постоянно хлопало, а холодный ветер временами обдавал
  ноги и все тело. Открыв глаза, Сергей обнаружил, что он сидит у стены на лавке
  со связанными за спиной руками в приемном зале ямского почтамта Талматовых.
  Кругом сновало много людей, одетых в шинели полицейского сыска, они выносили
  на улицу какие-то бумаги, отчетные книги и. хлопая дверью, вместе с холодным
  воздухом впускали вовнутрь редкие снежинки. Двое судебных исполнителей сидели
  за столом, за приемной стойкой и перебирали какие-то бумаги.
      Николай Талматов посмотрел в сторону, и Сергей увидел, что рядом с ним
  вдоль всей стены до самого конца на скамейке сидели все подельники Николая.
  Братец Егор Ефимович, полотеры Иван и Глеб, Тимофей со своей бригадой
  землекопов, еще несколько мужиков, которых Сергей не знал и, наконец, полный
  полицмейстер, по-видимому, тот самый брат Агафии, который покрывал всю
  эту банду. У всех у них, как и у Николая Талматова, глазами которого продолжал
  за всем наблюдать Сергей, были связаны за спиною руки. Вид у душегубов-
  отравителей был весьма прискорбный. Все они прекрасно понимали, что им грозит
  только одно, смертная казнь! На их всеобщем подавленном фоне более всех был
  сокрушен сам станционный смотритель Егор Ефимович. Его лицо виделось бледным
  как снег, а тонкие губы были сжаты в досаде до посинения.
    — Попались, душегубы!  — воскликнул Игнатов. Осмотрев арестантов, он обратил
  внимание на двух солдат, которые охраняли их. Одетые в зимние шинели и теплые
  овечьи шапки, с кремневыми ружьями за спиной, они стояли по краям этой дружной
  компании и неотступно наблюдали за ними. Рассматривая солдат, Сергей вдруг
  почувствовал, как завозились его руки за спиной! Это Николай Талматов пытался
  развязать веревку и освободить свои руки, ему это вначале никак не удавалось.
  Но он не останавливался и старался изо всех сил, ослабить свои путы.
  Так прошло пять минут, за ними еще пять, наконец, Сергей явно почувствовал,
  как веревка на его руках ослабла и обвисла. Далее произошло то, что еще 10
  минут назад Игнатов даже представить себе не мог. Освободив руки окончательно,
  Николай вдруг вскочил с места и сильным ударом кулака сбил с ног солдата
  который стоял перед ним. Не произнеся ни звука, словно скошенный, тот рухнул
  на пол и затих. Не задерживаясь ни на секунду, Николай лихо, по-молодецки,
  перескочил приемную стойку и оказался возле стола, за которым перебирали
  бумаги судебные чиновники. Два новых сокрушительных удара повалили на пол и
  их. Вскочив на стол, который стоял у окна, Николай ступил на подоконник и
  резким ударом плеча и бедра высадил напрочь окно. Вовнутрь здания, вместе
  с порывами морозного воздуха, кружевным вихрем ворвались снежинки.
    — Стой! Стрелять буду!!  — крикнул второй солдат который стоял у входной
  двери и на мгновенье замешкался. Он опустил свое ружье на приемную стойку
  и прицелился. Но Николай Талматов и не собирался сдаваться, он сжался,
  собираясь спрыгнуть вниз, в сугроб, но не успел. Громоподобный выстрел ружья
  прогремел на весь Ям, затянув все кругом густым облаком дымного пороха.
    — Господи, помилуй меня!  — вскрикнул Николай, и Сергей почувствовал, как
  загорелась болью его спина.
    — Господи, помилуй! — вслед за Талматовым вскрикнул Игнатов, и тело Николая
  рухнуло в сугроб под окном.
      Вздрогнув, Сергей очнулся в своей московской квартире. Все его руки и лицо
  были покрыты снегом, который мгновенно растаял и испарился в теплой квартире.