Хокулеа Путь до Таити. Г. 4. Космический корабль п

4
КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ ПРЕДКОВ

После спуска на воду 8 марта 1975 г. началась работа по тестированию. Место спуска на северном берегу острова Оаху, под горным хребтом напротив Гонолулу, было идеальной базой: береговой парк стоял лицом к лицу с северо-восточными пассатами. Оттуда мы пробивались в открытый океан, проводили день в море, последовательно меняя галсы; затем под попутным ветром возвращались между рифами в безопасную гавань.

Те первые плавания были сплошным восторгом. Радостно было узнавать, как прилажено каноэ к океану: плавное и устойчивое даже при плавании против встречных ветра и волн.

Ни один моряк не рад перспективе идти против ветра по бурному морю. Мне впервые довелось изведать подобное плавание в 1953 году, когда после летнего серфинга на Вайкики я возвращался домой в Калифорнию в качестве члена команды яхты, которая была чем угодно, только не другом океану. Это был широкобимсовый кеч под названием «Мармадюк» (Marmaduke – кельтское мужское имя, предполагаемое значение “вождь морей”. – Прим. переводчика.). Мы сразу переименовали его в “Мамадак” (“Mamaduck” - “Мама-утка”. – Прим. переводчика.) за то, как он шёл вперевалку при лавировке к северо-восточным пассатам и нырял во встречную волну, взбитую этими ветрами.  При тех же самых условиях, выходя с нашей базы на северном берегу Оаху в океан навстречу пассатам, “Хокуле’а” спокойно преодолевала крутую волну, лишь слегка на ней подпрыгнув. Плавность хода давала комбинация изящной формы узких корпусов и их полукруглых бортов. «Хокуле'а» была наградой своим дизайнерам и строителям, но ещё больше древним мастерам. Это они изобрели форму корпуса, которую стремились повторить Херб Кане и Руди Чой.

Однако не всё нас радовало в плавании «Хокуле'а». Корпуса зачерпывали немало воды и требовали частой откачки. Управлять катамараном было нелегко; за нами тянулся длинный след из обломков рулевых вёсел, ломавшихся при попытке заставить каноэ идти туда, куда мы хотели. Длинные, изогнутые гики, прикреплённые к краям парусов, постоянно давали трещины, потому что были хрупкими. Паруса тоже оказались проблемой. Вместо высоких и узких, как на «Налехиа», Херб Кане выбрал более короткий дизайн. Его широкие, мешковатые паруса были хороши для движения по ветру, но для продуктивного движения против ветра они не принимали нужную аэродинамическую форму.

В течение первых недель тестовых плаваний мы работали над устранением этих и других дефектов. С целью предотвращения попадания воды в корпуса их открытые секции были затянуты парусиновыми чехлами, скроенными по форме древних гавайских плетёнок. Прежние вёсла и гики были заменены более прочными. Однако вместо того, чтобы продолжить пересмотр непродуктивного парусного оснащения и разработать хорошую систему откачки воды, которая всё еще попадала в корпуса через чехлы и через крепёжные отверстия, или решить другие строительные и дизайнерские недоработки, мы оказались вовлечены в пышный круиз вокруг цепи Гавайских островов.

В отличие от других экспериментальных проектов мы планировали потратить целый год на тестирование, усовершенствование каноэ и на обучение команды до того, как отправиться в плавание. Последуй мы примеру предыдущих экспериментов подобного рода, мы бы загрузили «Хокуле'а» сразу после спуска на воду и немедленно отправились на Таити.  Эта стратегия великолепно сработала для Хейердала, чей плот «Кон-Тики» задрейфовал из Южной Америки в Полинезию сразу же, как только был построен, загружен и спущен на воду. Но предприятие Хейердала, как и большинство других экспериментальных плаваний, было рассчитано на путешествие в одну сторону, в котором главной заботой было оставаться на плаву и плыть по течению и с попутным ветром до достижения суши.  Перед нами же стояла задача чрезвычайно трудного плавания в двух направлениях, одно из которых против ветра. Мы не могли рассчитывать на попутные ветер и течение или на плавучесть брёвен пробкового дерева, компенсирующую недочёты дизайна или мореходного мастерства. И, как часть попытки навигации полинезийским методом, мы должны были изучить «Хокуле'а» так хорошо, чтобы быть способными рассчитывать её скорость и курс без опоры на инструменты. Вот почему мы должны были посвятить целый год тестированию и тренингу и почему мы запланировали найти для командования каноэ опытного капитана, предпочтительно набившего руку на вождении катамарана.

Обе эти идеи видоизменялись в ходе развития проекта. Никто из моряков, специалистов вождения катамаранов, не вышел вперёд. Ведь почти полтора года должно было пройти между спуском каноэ на воду и возвращением его с Таити. У кого найдётся столько времени и преданности делу на такую кардинальную смену жизненного курса? Кроме того, ролью капитана, по крайней мере на период тестирования, заинтересовался Херб Кане. И хотя его опыт капитанства сводился к управлению катамараном на озере Мичиган, как главный дизайнер, Кане был уверен, что знает о «Хокуле'а» больше всех остальных.

В течение тех первых недель тестирования Кане проявил себя вдохновенным лидером, но вскоре его энтузиазм перерос в мессианство. Священной миссией «Хокуле'а», начал проповедовать Кане, было поднять дух гавайского народа, стать катализатором гавайского ренессанса. Культура ничто без памятников культуры, доказывал он.  Восстановление океанского каноэ, некогда центрального артефакта полинезийской культуры, пробудит в молодых гавайцах этническую гордость, подавленную американизацией Гавайев и всеми теми привнесениями, которые превратили гавайский народ в самую бесправную группу населения. Следуя логике этнических движений в континентальной Америке, Кане считал, что возрождение национальной гордости поможет гавайцам лучше адаптироваться к современной жизни. (Недавно произведённое исследование показало, что гавайцы имеют самую низкую продолжительность жизни среди всех этнических групп на Гавайях; что их средний доход на семью на 2 тысячи долларов ниже среднего по штату; и что они попадают в тюрьму и другие исправительные заведения  в два раза чаще среднего по Гавайям. – Прим. Автора.)

Чтобы развить эту миссию «Хокуле'а», надо прямо сейчас, до путешествия на Таити, убеждал Кане, провести плавание каноэ вокруг Гавайских островов. Главная задача тестирования каноэ и подготовки его к плаванию не будет забыта, обещал Кане. Этот круиз по-настоящему протестирует каноэ в самых разных условиях, включая сильные ветры и высокие волны, поднимающиеся в проливах, отделяющих один остров от другого.  Вдобавок у нас будет шанс набрать хорошую команду с других островов.

И вот очень скоро, спустя два месяца после спуска, «Хокуле'а» уже плыла на Мауи, первый остров по списку…


… Я проснулся от толчка. Журчания и шуршания воды о борт сейчас слышно не было; каноэ более не бежало по морю. Встревоженный, я выбрался из моего спального мешка и через отверстие шалаша на палубу между двумя корпусами. Море было спокойно. Лишь слабый намёк на прохладный бриз.  Мы были с подветренной стороны высокого острова, едва двигаясь в тени, отбрасываемой высокими пиками, которые только что начали вырисовываться на предрассветном небе. Всё казалось таким знакомым, как если бы я плавал в эти места много раз до этого. Да, конечно, это было так же, как при приближении к Таити на борту шхуны, идущей с копрой с островов Французской Полинезии. Прохладный предрассветный воздух, спокойное море и надвигающиеся горы – всё выглядело и ощущалось так же.

Но был я не в таитянских водах. Остров был Мауи, не Таити. Мы только что закончили переход с Оаху.

- Алоха!

Нет ответа. Единственный человек на пляже – испуганный турист, который, как только носовые части коснулись песка, начал нас расспрашивать, кто мы такие и откуда появились. Мы прибыли на несколько часов раньше расписания; наши островные друзья еще спали или планировали приветственный завтрак.

И что за приветствие это было! Неважно, что с опозданием. Парящий в небе вертолёт сбрасывал каскады цветов плюмерии на берег внизу и на пришвартованное каноэ. Затем пришло время молитвы и собрания в круг для приёма кавы, согласно протоколу, заимствованному – любопытный факт - с Соломоновых островов западной Полинезии. Когда мы, скрестив ноги, сели на берегу в большой круг, начали поочерёдно выкликать наши имена и подносить каждому кокосовую чашу с ритуальным полинезийским напитком кава. Затем последовало застолье и свободное время, поделённое между навёрстыванием недосыпа, нырянием в набегающую волну и просто брожением по берегу под гавайскую музыку, исполняемую хозяевами.

Тем вечером я должен был вернуться в Гонолулу к занятиям в университете, но в следующие выходные я прилетел на Мауи снова, чтобы принять участие в плавании, организованном Кане для жителей острова. Во время одной из этих экскурсий Кане резко заявил: «Бен, для тебя нет больше места на каноэ.  Мы хотим дать шанс участвовать в плавании по островам как можно большему числу местных ребят.»

Этого следовало бы ожидать. Единоличный контроль Кане за каноэ за последние два месяца возрос, а Томми, как верный денщик, следовал за ним во всём. Они постоянно твердили мне, что прекрасно справятся с каноэ сами, а мне следует заняться делами Общества полинезийских плаваний в Гонолулу. Тем не менее я рассчитывал участвовать в плавании по бурному проливу к острову Гавайи, самому большому и издревле наиболее значимому в архипелаге. Поэтому такой крутой манёвр по исключению меня из команды стал для меня шоком.

Вместо того, чтобы возразить, я попытался оправдать это решение: «Гавайи – родина Кане, и это путешествие – его детище. Оно стало очень гавайским делом, поэтому пусть он его и завершит.» Ещё перед отплытием с Оаху Кане собрал команду и торжественно заявил, что путешествие вокруг архипелага важнее плавания на Таити, поскольку оно принесёт каноэ гавайскому народу. А в статье в одном из местных журналов он писал о том, как «Хокуле'а» будет говорить молодым гавайцам: «Я – космический корабль ваших предков,» - таким образом с гордостью приравнивая достижение их предков к запуску людей на луну в наши дни. Лучше уйти в тень, думал я, и дать ему завершить это паломничество. А когда каноэ вернётся в Гонолулу, может быть, мы сможем вернуться к первоначальной задаче – к подготовке путешествия на Таити.

Два месяца спустя, когда каноэ наконец вернулось на Оаху, стало ясно, что вернуть проект к изначальной цели будет непросто. Перестановка приоритетов – выдвижение вперёд культурной миссии «Хокуле'а» по отношению к проведению экспериментального длительного плавания – невольно открыла гавайский эквивалент ящика Пандоры. Мы вплыли в незнакомые воды пробуждающегося самосознания гавайцев, попав под удары странных ветров и течений.


Спустить на воду великолепное двойное каноэ при  огромной публичности и громогласно заявить, что оно является полной реконструкцией древнего океанского каноэ; провести кампанию по островам архипелага, представляя судно гавайцам как космический корабль их предков; затем пригласить их на борт и дать делать с каноэ, что они захотят, - всё это стало нашим самодельным рецептом беды.

Первыми создавать нам проблемы начали разные кахуны. «Кахуна» - по-гавайски «священник», практикующий местные религии и утверждающий, что духовная власть была спущена на них с древних времён, до прихода христианства. Между кахунами нет единства. Каждый ревностно охраняет своё поле специализации, будь это врачевание, освящение зданий или – хотя немногие признают это открыто – колдовство. Наша церемония спуска на воду вызвала возражения каждого из них, считавших, что именно он должен был вести ритуал.

Будь хоть один из них настоящим каноэ-кахуной, мы бы с радостью привлекли его, и не только для церемонии спуска, но для самого строительства каноэ, потому что этот тип кахуны в древности был не только эксперт по ритуалу. Он был мастером-ремесленником, который руководил всем процессом строительства, от выбора и обработки дерева до спуска на воду.

Для спуска «Хокуле'а» мы пригласили мастера чанта, гавайского учёного, который по тому, как он соединял своё духовное пение с технической экспертизой, в древние времена считался бы именно таким кахуной. Но ряд тех, кто позиционировал себя тоже кахуной, выступили против него и тщательно изученной наи церемонии. Для них каноэ было «грязным», ритуально нечистым, а значит, оно никогда не достигнет Таити.

Мы постучались в тёмную сторону гавайского характера, лицевой стороной которого была «алоха» - тёплое дружелюбие и сочувствие, чем справедливо славятся гавайцы. Вскоре и другие гавайцы, не только кахуны-критики, начали «создавать личинки», если использовать буквальный перевод гавайского глагола, который в переносном смысле значит предрекать несчастье. Я не припомню то количество людей, которые подходили ко мне с рассказами, что в ночь после спуска они видели, как с горы прямо в лагуну слетел огненный шар и завис над каноэ. И шар этот, говорили они, был злым духом; дескать, это знак того, что что-то ужасное должно случиться. Самый типичный случай. Говорили и о других знаках, якобы появлявшихся вокруг каноэ; их тоже трактовали только как предвестников беды – никогда удачи.

Вскоре и некоторые занятые в проекте гавайцы стали жаловаться на какие-то странные заболевания якобы духовного происхождения. Некоторые даже покинули проект, который, как они объяснили, был «слишком опасный». Другие, особенно члены команды, стали носить на запястьях, щиколотках и голове повязки, сделанные из блестящих листьев растения «ти» (Cordyline fructicosa), ритуального гавайского растения, обладающего, по легенде, защитными силами. Эффект был поразительным, особенно когда они находились на борту аналогично украшенного каноэ. Однажды, когда я прилетел на один из островов, где стояла на якоре “Хокуле’а”, я обнаружил её всю увешанную фестонами из листьев ти, похожую более на рождественскую ёлку, чем на океанское каноэ. Мана “Хокуле’а” – эта важная для всех полинезийских предприятий духовная сила - должна быть защищена, сказали мне.

Некоторые члены команды стали жертвой тех кахун, которые метили подчинить весь проект своей воле. Один из них провёл ряд собраний с командой и другими участниками проекта, где указал на трещины в гиках, сломанные вёсла и другие неполадки, происходящие с каноэ, как на знак глубоких духовных проблем.  Эти проблемы, зловеще внушал он податливым гавайцам, должны быть исправлены, иначе «Хокуле'а» утонет и утопит их. Он даже привёл в пример газетную статью об акуле, откусившей кусок рулевого весла, чтобы доказать, что тем самым дух акулы продемонстрировал свой гнев. Бедняга не ведал, что история была выдумана одним из членов команды на потребу доверчивого репортёра.

Поначалу я игнорировал все эти разговоры в надежде, что они прекратятся сами собой. Но они не прекратились, и это заставило меня задуматься. Страхи были реальными и разрушительными. Мы наткнулись на глубинные аспекты гавайской культуры, которые пережили приход христианства и прочих изменений двух последних веков. Гавайские хроники пестрят ссылками на злых духов, колдунов и жертв их «смертных молитв».  Первые историографы Гавайев были удивлены, что сильные гавайцы, такие активные на суше и в море, могут быть так чувствительны к непредвиденным угрозам и страхам неизвестного.

Одним таким зараженным страхами был Кимо Хуго, красивый молодой полугавайец, которого Херб Кане лично выбрал на роль лидера команды для плавания вокруг островов и старшего для путешествия на Таити. Кимо (гавайское произношение имени Джим) был сильным, атлетического сложения мужчиной; он занимался штангой, греблей на гоночных каноэ, серфингом и был членом элитного подразделения пожарного департамента Гонолулу. Но его оптимистический и уверенный вид, который он демонстрировал во время первых пьянящих плаваний, постепенно испарился во время круиза вокруг архипелага. Он всё еще представлял поразительную фигуру, а повязки из листьев ти и другие амулеты, им носимые, придавали ему еще более драматический вид. Но новые морщины на лице выдавали его беспокойство. Он боялся возможных несчастных случаев на море. Он и сам, казалось, притягивал несчастье. Однажды ручка весла, вырванного из рук сильной волной, в кровь разбила ему голову, и от удара он потерял сознание. После этого случая он стал особенно осторожничать и искать возможности написать где-нибудь на корпусах молитвы и предпринять другие меры духовной защиты.

Может быть, и была возможность вытащить проект из спиритуалистических глубин, куда он соскальзывал, если бы процесс этот не осложнялся сильным движением «Хокуле'а только для гавайцев».

Нарастающее чувство, что только гавайцы должны плыть на «Хокуле'а», было, видимо, неизбежно,  но ускорила и усилила его появление пропаганда того, что каноэ является космическим кораблём предков. Гавайцу с какого-нибудь отдалённого острова было трудно понять, почему то, что он считал своим, гавайским, на поверку оказывалось общим проектом хаоле и гавайцев, да еще на Таити собиралась плыть многонациональная команда. Я видел это непонимание на их лицах, когда на борту каноэ меня представляли как сооснователя и президента Общества полинезийских плаваний. Однако тогда я лично еще не испытывал того отторжения, с которым столкнулись Томми Холмс и другие хаоле на борту, кода «Хокуле'а» шла с Мауи на Молокаи, последний в круизном списке остров перед возвращением на Оаху.

Молокаи экономически наиболее отсталый остров архипелага. Недавнее закрытие ананасных плантаций, которые были главным источником рабочих мест на острове, привело к росту безработицы на 30-40%. Там было много молодых разгневанных людей, некоторые из которых начинали воинственное движение за возврат отчуждённых гавайских земель. Когда «Хокуле'а» входила в бухту Молокаи, лидеры движения уже ждали на берегу. Они пришли в ярость, увидев среди гавайцев Томми и двух других хаоле, благотворителей с Мауи.

- Что эти хаоле делают на каноэ? «Хокуле'а» что, не гавайское судно? - демонстративно громко вопрошали они.

Проект находился в реальной опасности, а я – в труднейшем положении. Оказавшись президентом-хаоле в преимущественно гавайском движении, я чувствовал себя не в своей тарелке, как если бы я руководил университетским этническим факультетом или программой женских исследований. И что хуже всего, я был лишён возможности действовать. Сказать, что было ошибкой трубить везде о «Хокуле'а» и её культурной миссии до завершения плавания на Таити, значило быть непатриотичным, вести себя не по-гавайски. И что можно было сделать в условиях, когда главные члены совета директоров ОПП выказывали ни более ни менее как «величайшее уважение» именно тому кахуне, который наиболее яростно критиковал каноэ и всех участников проекта?

Президенту-гавайцу, возможно, было бы сподручнее вернуть проект в нужное русло; и уж во всяком случае ему не пришлось бы носить клеймо «нервного хаоле». Хотя Херб Кане настоял на том, чтобы я занял этот пост именно потому, что верил, что хаоле будет легче, чем гавайцу сопротивляться давлению разнокалиберных группировок раздробленной гавайской общины. Я сомневаюсь однако, что он предвидел все трудности, с которыми мы столкнёмся.

Я долго и тяжело обдумывал, как мне оставить эту должность и взять на себя функцию консультанта. Я, может быть, так и сделал бы, будь сторонники движения «Хокуле'а для гавайцев» моряками и будь они заинтересованы в целях проекта. Но эти нарушители спокойствия, как ни крути, не были мореходами. Это было сборище кахун и якобы спиритуалистов, активистов борьбы за права гавайцев и чистой воды оппортунистов, которые хотели использовать каноэ для саморекламы и других каких-то своих целей.

Поскольку всем командовал Херб Кане, то вся тяжесть общественных обвинений в присутствии хаоле на каноэ и в отношении его научной миссии падала на его плечи. В то время никаких прямых атак в мой адрес не было. Однако некоторые знакомые среди гавайцев пытались донести до меня, что есть мнение, что мне не следует плыть на Таити. Они уверяли, что никто их не просил поговорить со мной, что они просто слышали разговоры о том, что было бы неумно с моей стороны предпринять это плавание.

Как наивно было думать, что в один проект можно объединить научное исследование с культурным возрождением на нынешних Гавайях! Разгневанные молодые гавайцы считали, что всему иностранному надо сопротивляться, что xаоле с их культурой являются угнетателями. Их этническая чувствительность, столь непохожая на смирение их отцов и дедов, с каким те приняли потерю независимости, земель и большую часть культуры Гавайев, начинала походить на  эмоциональность чёрных, чикано, индейцев и других национальных меньшинств. Как они могли смириться с фактом, что проект каноэ, которое они считали сугубо гавайским, носил исследовательский характер? Научное исследование – это часть мира хаоле и его надо отвергнуть; особенно если оно имеет целью рассказать нечто об их собственном прошлом. Их способ узнать прошлое – это спросить старших, а не копаться в книгах и земле или проводить эксперименты.