Я - Миша!

  Я просыпался мучительно долго, словно очень медленно выныривал из пустоты, но так никуда и не вынырнул. Открыл глаза. Две огромные створки черных непроницаемых штор раздвинулись по вертикали, одна вверх, другая вниз. Светлое помещение, всё в белых тонах, вокруг незнакомые люди в белых халатах.

- Ну, с, Михаил, как мы себя чувствуем? - спросил один из них.

Молчу... Не понимаю какого ответа ждут от меня. Что я им скажу? Во-первых, я Миша, никакой не Михаил, я Миша, а они произносят какое-то дурацкое длинное имя, лишь слегка напоминающее моё собственное.
- Слышите Вы! Я Миша! - Кричит мой внутренний голос, внешне же я остаюсь неподвижен и продолжаю безмолвствовать. Ну и что же им сказать? Откуда мне знать, как они себя чувствуют. Зачем они спрашивают у меня про себя: "Как мы себя чувствуем".... Да мне дела нет до того, как вы себя чувствуете. Я вас знать не знаю. Может быть я врач, и должен знать, как они себя чувствуют? Но я не знаю. Если я врач, то почему в этой больнице врач принимает больных лёжа в постели, а больные приходят в белых халатах сразу по несколько человек, да ещё с собой приносят стетоскопы и планшеты... Какая-то странная больница.

Сбегаю от них, проваливаюсь в пустоту небытия.

Часто приходит печальная женщина и мне приходится слушать непонятные звуки, исходящие из её печального рта. Это слишком некомфортно, сеансы её появления слишком не вяжутся с приятной пустотой моего странного существования вне времени и пространства. Приходит и что-то лепечет, разобрать не могу, о чем... говорит, говорит, иногда плачет. Похоже я все-таки не врач, а пациент, и это какая-то специфическая терапия. Слезно-жалобливая терапия в образе печальной женщины. Ну хотя бы ей ничего не надо отвечать, ведь совершенно не понятно, о чем она лопочет.

Опять проваливаюсь.

А вот и новая терапия, подключают ко мне кучу проводов на липучках. Хочется закричать: "Эй, вы что творите, собираетесь меня током поджаривать?!" Но кричать не получается, по-прежнему молчу, лежу неподвижно. Хорошо, хоть провода током не бьются, наверное, что то хотят измерить, пусть себе суетятся, не жалко...

Начал привыкать к печальной женщине. Другие называют её странным именем Анастасия. Невозможно странное имя. Такое не то, что произнести, его даже запомнить сложно. Для себя решил называть её Ася. Чисто условно называть, вслух-то произносить имя нет необходимости, её не надо звать, она сама приходит.

Люди в белом начинают беспредельничать. Придумали новый способ меня тормошить. Сначала их подключенные провода начали немного покалывать, потом уже ощутимо жечь, а сегодня они меня реально пытали током. Моё тело непроизвольно вздрагивало под ударами тока и подскакивало на кровати.

Печальная женщина стала приходить реже. Однажды она привела, держа за руку, маленького человечка, уменьшенную копию её самой, что-то долго говорила, опять плакала, и после я её уже не видел ни разу. Наверное, надо было расстроиться, ведь, я уже начал к ней привыкать. Но как расстроиться тому, кто до этого ни на что не был настроен...

Эти люди в белом совсем не видят краёв. Подключают другие провода, неужели они решили окончательно меня поджарить?  Удары током всё больнее. Доктора Менгеле доморощенные.

При очередной пытке током, когда разряд оказался не столько сильным, сколько неожиданным, я непроизвольно вскрикнул. Непонятно с чего это вдруг случилось, но мой громкий возглас оглушил меня, и прозвучал реально, отразившись от стен операционной-пыточной. Это так впечатлило моих мучителей, что они хлопали в ладоши и жали руки друг другу.

Оказалось, что я не просто вскрикнул, а послал их матом, и именно членораздельная речь из моего рта их так сильно впечатлила. Странные люди, радуются тому, что их матерят.

В следующий раз, как только подкатили к моей лежанке аппарат с проводами, я сказал в слух, обыденно сказал: "не надо". Это уже не был мысленный разговор внутри моего мира, а самая настоящая реальная членораздельная речь, я это произнёс в слух. Произнёс без натуги, чётко, ровно, примерно так как говорят люди, не имевшие длительного перерыва в говорении. Немедленно всё изменилось, они отстали, током меня больше не мучали.  Пришли другие люди, и перекатили меня в другое место, предоставив другую, более мягкую кровать.

Странно, раньше я не чувствовал кровати, а сейчас принял более комфортные условия с удовольствием.

Начал приходить лысеющий старичок с мохнатыми бровями. После долгих и упорных стараний ему удалось более-менее разговорить меня, если мои короткие фразы или даже просто междометья можно считать разговором. Постепенно, мало-помалу мы начали с ним беседовать. Вернее, беседовал он, а я старался подобрать нужные слова ответа, было приятно видеть, когда на его лице появлялось выражение удовлетворения.

Прошло много времени, не знаю точно сколько, но мне удалось создать о себе впечатление выздоровевшего полноценного члена общества. Оказывается, у меня была какая-то травма и я пролежал несколько лет в состоянии странной комы. Странность этой комы заключалась в том, что иногда я открывал глаза казалось, что понимаю, о чем со мной говорят, но оставался неподвижен и нем.

Мне рассказали, что печальная женщина, которая приходила, это была моя жена. Она была со мной столько, сколько позволяла ей борьба за выживание при наполовину умершем муже. Это сложнее, чем если бы моя смерть была полной, настоящей. Потом ей пришлось сделать сложный выбор о ком заботиться, о нашей маленькой дочурке или о двоих, о ней и о живом трупе, которого я представлял, находясь в полу-коме.

Начав коммуницировать с врачами и узнав свою историю, я одобрил её выбор и просил персонал больницы не сообщать ей о том, что способность осознанно говорить ко мне вернулась.
Дело в том, что хоть я оказывается и умею говорить, но я по-прежнему просто Миша, никакой не Михаил, никого из прошлой жизни не узнаю и не помню никакой жены. Изображать счастливое исцеление просто из жалости к этой печальной женщине не было никакого желания.

Теперь мне надо постараться социализироваться, научиться различать и запоминать людей, научиться как-то жить вне больничной кровати, и ещё и заполнить внутренний вакуум чем-то объёмным, найти себе какое-то занятие, чтобы не хотелось вернуться в то безмятежное безвременье, из которого меня с таким трудом выдернули.

А этот мир, похоже, меня любил и баловал, пока не случилась эта травма. Такой мир стоил чтобы его проживать. Оказывается, я до потери памяти имел накопления, к которым никто кроме меня не имел доступа, потому что это был личный добрачный капитал, размещенный на высокодоходном депозите, и сейчас, получив с огромным трудом справку о своей дееспособности, я оказался вполне обеспеченным человеком. Конечно же в такой ситуации я поспешил обрадовать ту печальную женщину, которая несколько лет дежурила у моей кровати. Через администратора больницы попросил разыскать её и сообщить о моём возвращении в мир живых.

Встреча была странной. Я опять её не понимал, что сделало её лицо ещё печальнее. Неужели мы с ней говорим на разных языках? Наверное, я знал больше одного языка, но при возвращении со мной остался один, тот, который основной для этого сообщества.

Потом у нас была ещё одна встреча. Я по-прежнему не мог понять ни одного её слова, но с ней пришел ещё какой-то мужчина, которого я понимал прекрасно. – Иван- представился он и объяснил мне, что Ася была мне верной женой, я был главным в её жизни даже те годы, пока был ни жив ни мёртв, но теперь всё изменилось, моё время ушло в том смысле, что он помог ей в трудное время и теперь она с ним. Он высказал идею, что с моей стороны было бы неплохо часть денег со своего счета оформить на маленькую девочку, он уверял, что это мой ребёнок.

Я не стал углубляться в историю отношений, которых не помнил, и чтобы как минимум от меня отстали, сделал вклад на девочку с возможностью снятия по достижении совершеннолетия. После этого я остался один на один с изучением этого мира, за время моего отсутствия ставшего чуждым, непонятным.

Странная штука эта реальность. Почему она поменялась для меня так сильно, непонятно. Проблема то всего лишь в травме моего мозга, а почему теперь некоторые люди начали говорить на непонятном языке, некоторые устройства непонятно как работают и не известно, для чего созданы.

Ладно, пустота научила меня никуда не спешить и ничего не хотеть. Будь что будет. Потихоньку разберусь, освоюсь...

Клиника, вернувшая меня к жизни, некоторое время поддерживала и сопровождала мою социализацию, иногда закрывая меня на пару дней для полного обследования. Потом меня выдергивали все реже, и в какой-то момент я стал неотличим по поведенческим навыкам от прочих сограждан. Мне оставалось лишь подтверждать своё здоровье при каждом входе в общественные здания, как это делали все остальные.

Вход в любое место, где может быть скопление людей, будь то транспортные средства, магазины и даже подъезд многоэтажного дома, обеспечивается только после общения со специальным сканером. Задача сканера распознать наличие у человека опасных патогенов. А кроме заботы об общественном здоровье, производимая этими сканерами идентификация личности позволяет ещё и списывать определенные суммы со счетов гражданина, если посещение им данного общественного места предполагает плату за вход. Поэтому сдавать экспресс-тест приходится по несколько раз в день. Например, для поездки на автобусе надо пройти через специальный турникет. Прямо на остановке подойти к турникету и сунуть палец в специальное отверстие. Там сканируется биометрия, отпечаток пальца однозначно идентифицирует личность, со счета в банке снимается плата за проход и турникет открывается. Просто, быстро и безопасно… Но есть один важный нюанс: до списания денег и разрешения на проход, производится ещё одна важная процедура – оценка наличия критического уровня патогенов в теле данного гражданина. Для этого тут же в сканере производится соскоб потожирового налета с пальца, анализ которого даёт полную картину состояния исследуемого человека. Этакая диагностика дворовой доступности. После первого же анализа я дал этому аппарату прозвище "дыросканер" из-за его устройства.

В первый раз я с великой осторожностью вставлял в него указательный палец левой руки, логично предположив, что если эта железяка может навредить, то пусть более важная правая рука будет в порядке. Почему-то я ожидал болезненного укола и откачки крови, не знаю с чего во мне такая кровожадность, но всё оказалось безопасно и даже как-то странно приятно.
Пока палец входил в отверстие, его орошал спрей, видимо дезинфицирующего средства, потом палец был зажат, зафиксирован сужающейся входной диафрагмой с обрезиненными краями. Нисколько не болезненно, но с устойчивым ощущением того, что ты попал в плен железному монстру. Затем полость камеры мгновенно наполнилась гелем, в который, собственно, и был помещён мой потожировой соскоб. Что это за гель, я разобрался не сразу. Сначала подумал, что это консервант моего анализа для транспортировки его в лабораторию, но тут же стало понятно, что ни в какие лаборатории образцы не транспортируются, анализ происходит здесь и сейчас, почти мгновенно, а этот сканер -  это и есть лаборатория. Да, скорее всего этот гель является каким-то реагентом, меняющим свои свойства в зависимости от состава потожирового образца, растворенного в нём. Может быть, гель меняет цвет, может быть электропроводность, но так или иначе, гелевая субстанция реагирует на наличие у меня опасных патогенов, а анализ делается на основании пото-жирового следа снятого с пальца. Я впоследствии для себя даже родил такую шутку, что эти сканеры вычисляют не патогены, а анализируют пото-ген. Жаль этой шуткой не с кем поделиться.
Я в этом мире словно резидент с другой планеты, который напрочь потерял связь с домом и вынужден здесь осваиваться, притворяясь своим, но не имея этих самых своих в близком кругу общения.

Процесс соскоба оказался не страшнее лёгкой щекотки. И когда на дисплее появляется надпись, что процедура завершена, опасных патогенов не обнаружено и диафрагма раскрывается, исследуемый человек свободен, турникет открывается на проход. При выходе пальца из сканера опять работает распылитель какой-то жидкости, и от геля не остается и следа.
Иногда я видел пленников этих аппаратов. Кто-то стоял спокойно, кто-то тщетно пытался освободить свой зажатый палец. За ними довольно оперативно приезжала больничная спецслужба, освобождала их из плена сканера и увозила в неизвестном направлении. Особо буйным предварительно ставили успокоительный укол.
   Не каждый смиренно готов принять свою судьбу. Кого-то дома ждут дети, у кого-то дела срочные, да даже просто, когда идёшь после тяжёлого рабочего дня домой, мечтая растянуться на диване, то не особо приятно оказаться в плену прямо возле подъезда своего дома и потом надолго или навсегда задержаться в больничных застенках. То, что там могут пытать током, я уже познал на себе. Однако общественное здоровье и безопасность важнее личных проблем отдельного гражданина. Так решило общество, пока я болтался между жизнью и смертью. Пусть так, надеюсь меня эта судьба постигнет нескоро, мне и так уже довелось с потерей памяти потерять большую часть жизни, не хватало ещё и её остаток провести в больничном мраке.

Решил расширить ареал своего обитания, получить чуть больше свободы перемещений. Лучший вариант для этого - купить машину. Выбирал долго, обошел кучу салонов, менеджеры которых никак не могли понять, что мне нужно. А нужна мне была простая легковая машина на автомате, не очень старая, и не новая. Зачем переплачивать, если мне нужно просто немного покататься. В такси неинтересно, ненадежно и оно ещё не в каждое место приезжает и не в каждое соглашается отвезти.

Менеджер долго не мог ответить на вопрос, относительно машины, возле которой мы с ним стояли, на бензине она или на дизеле. Он морщил лицо, сдвигал брови, но похоже не понимал вопроса и в конце концов нашелся, что ответить, сказал, что эта машина на колесах, точно также, как и все остальные. Это не было шуткой, он был серьёзен и напряжен. Ему нужно выполнять план по продажам, а я оказался сложным клиентом. Для меня покупка машины оказалась тестом на терпение, и в конце концов я много узнал об этом сильно изменившемся мире. Лучше бы, наверное, мне отшибло память на сто процентов, воспринимал бы всё за чистую монету без сомнений, а то всплывают какие-то искаженные ожидания относительно внешнего мира, и они не вяжутся с положением вещей.

Оказалось, что ничего из бывшего в употреблении купить нельзя по закону, да и никто в своём уме не рискнёт пробрести вместе с б/у товаром чужой патогенный фон. Все покупают только всё новое, а после того, как вещь надоела или износилась, её в обязательном порядке утилизируют специальные службы. Также и с машинами. Никакого рынка бывших в употреблении нет. Очень менеджеры удивлялись, когда я им объяснял, что б/у машина должна стоить дешевле и что я хочу такую.
-Да ты же её даже не заведёшь -недоумевали они...

Ну нет так нет, купил я таки новенькую легковушку, она действительно не на дизеле и не на бензине, и никакого автомата там тоже нет, просто переключатель вперёд-назад. А поскольку заправочная станция представляет собой пункт смены картриджей, я сделал вывод, что машины тут исключительно электрические, а источник питания это какая-то сменная химическая или даже может быть урановая батарея.

Почему же я не смог бы завести чужую старую машину, даже если бы мне её уступил прежний владелец? Не самый главный вопрос, и он прояснился совсем скоро.

Все формальности с покупкой были улажены, выйдя из офиса с папкой бумаг, я нашел свою машину на парковке по номеру. Удобно устроился на водительском кресле и вдруг замер, мне же не дали ключи! Может быть они в пакете с бумагами?
Нет, ничего похожего на ключи не обнаружилось. Уже собрался возвращаться в офис продолжить пытать менеджера новыми вопросами, но подумал, что двери машины открылись, значит наверняка в пакете есть ключ. Не ключ в традиционном смысле, а радиочастотная опознавательная метка. Попробуем завести.  Кнопку "start" найти было нетрудно. Заведу, прокачусь, а метку поищу потом. Бедный продавец  и без этого изрядно утомился со мной.

Пытаюсь нажать кнопку "старт", надавливаю, и вдруг палец проваливается в пустоту, кнопка оказалась сегментированной крышкой уже хорошо известного мне дыросканера. Ах вот оно что, запуск по идентификации владельца, через биометрию! Никакие метки не нужны, когда на каждом шагу дактилоскопическая идентификация. Действительно, было бы странно везде иметь точную безошибочную идентификацию по отпечаткам пальцев, а в машинах оставить допотопные механические замки. Теперь то и машину закрывать не нужно, никто не угонит. Как же я сразу сам не догадался. При покупке машины, в её памяти и в глобальной базе данных прописывается "мастер-папилляр" - отпечатки всех пальцев покупателя. Кроме собственных пальчиков, владелец при покупке машины может подгрузить из глобальной базы отпечатки тех, кому он может разрешать пользоваться машиной. Можно это сделать и позже, никаких проблем с передоверием. Но по окончании разрешенного срока эксплуатации машины, все отпечатки стираются, машину просто бросают там, где она оказалось в момент окончания срока службы. Далее её утилизация — это не забота владельца, тут же ставшего бывшим, этим занимаются специальные службы.

Позже, изображая автомобилиста-новичка, каким я и был на самом деле, из различных случайно выхваченных фраз, я окончательно разобрался с этой немудрёной противоугонкой на основе дыросканера.

Во-первых, стало понятно назначение первичного спрея, который орошает палец при введении. Это никакой не антисептик, это очищающий состав, и его задача только в одном - очистить ту часть пальца, с которой снимаются отпечатки, чтобы никакая случайная загрязнённость не исказила процесс идентификации. Запас этой распыляемой жидкости пополняется при каждой заправке, Капсулы с ней интегрированы в сменные батарейные картриджи. 
Во-вторых, сканер в автомобиле имеет принципиальные отличия от тех сканеров контроля патогенов, которыми напичкано всё вокруг. Здесь нет гелевого реагента, только проверка личности того, кто претендует на управление автомобилем.
И в-третьих, самое коварное отличие автомобильных дыросканеров в том, что если идентификация не подтвердила личность владельца, и палец оказался зажат эластичной диафрагмой, то ни в коем случае нельзя пытаться освободиться, самостоятельно. Если из уличного медицинского сканера существует хоть какая-то теоретическая вероятность вырваться, то здесь шансов точно нет. Спасение придёт достаточно быстро, на пульт полиции мгновенно приходит информация о том, где и какой автомобиль заблокировал попытку сомнительной активации и наряд выезжает незамедлительно. А если пытаться освободиться самостоятельно, силовым путём, то при достижении какого-то критического давления в направлении выхода пальца из сканера, может включиться своеобразная секира, отрезающая крайнюю фалангу пальца. Из плена все равно не вырвешься, а укороченный палец, как метка автовора останется на всю жизнь, и этот палец ты уже не сможешь использовать для сканирования.

Не могу утверждать с полной уверенностью, но, по-моему, до моей травмы не было ни сканирующих технологий, ни узаконенного членовредительства, ни тотальной жестокой сегрегации населения по признаку чувствительности к патогенам.

Похоже, что моё отсутствие было очень долгим, и за это время с миром случилось то-то катастрофическое настолько, что нынешний тотальный контроль считается нормой.  Похоже, что люди в поиске баланса между личной свободой и общественной безопасностью выбрали второй вариант. Победила тотальная система контроля, надличностный демон, которого создали сами люди.

А почему я ни разу не увидел здесь выражения несогласия с постоянным риском быть выдернутым из нормальной жизни? Как медицинской мафии удалось захватить всё человечество в плен? Среди огромного количества людей разных характеров обязательно находятся бунтари. Почему я не встретил даже упоминания о нео-луддитах? Что случилось с теми, кто не терпит тотального контроля? Почему все безропотно принимают существующее положение вещей? Эти вопросы оставались за гранью моего понимания.

Однажды я сильно задумался, разгадывая какую-то очередную загадку сильно изменившегося мира, увлёкся размышлениями, и не заметил, довольно крутого поворота. Местность, которую я преодолевал на большой скорости, была не то, чтобы горная, скорее правильно назвать её предгорье, когда равнина только начинает переходить в горы. На этом злополучном повороте не было ограждения, а за пределами дорожного полотна сразу начинался высокий крутой каменистый обрыв. Помню, как машина не вошла в поворот и оторвалась от асфальта всеми четырьмя колёсами. Состояние невесомости длилось бесконечно долгое мгновение, время словно замерло, потом удар первого камня в порог автомобиля прямо под моим креслом привёл к тому, что я ударился головой о стойку, и бесконечного мелькания камней и неба уже не видел…

Темнота и тишина. Хорошо знакомое мне безвременье.

Я проснулся неожиданно. Открыл глаза. Две огромные створки черных непроницаемых штор раздвинулись по вертикали, одна вверх, другая вниз. Светлое помещение, всё в белых тонах, вокруг незнакомые люди в белых халатах, но мне не было никакого дела до них. Здесь была моя любимая.
- Асенька - прошептал я, еле-еле шевеля затёкшими губами. Она услышала, рванула ко мне, и разревелась.
-Ну что ты, успокойся, видишь, всё обошлось, я слава богу жив, вроде бы ничего не сломано, ничего не болит. «А ты как здесь оказалась?» — я говорил медленно, словно ворочал языком во рту крупные камни. То, что я её узнал, и могу общаться потрясло меня не меньше чем авария.
- Как это как я тут оказалась? Как только сообщили, что ты попал в аварию, я сразу примчалась.
- А Иван в курсе?
- Какой ещё Иван?
Странными мне показались два момента: во-первых, я её узнаю и понимаю, как же я мог раньше не узнавать свою любимую, не иметь с ней общего языка, и почему она так легко делает вид, что нет никакого человека, который ей помогал выживать, пока я был в коме в прошлый раз?
- А ты сегодня одна, с кем оставила дочку? – думал я намёками подойти к теме того другого мужчины. Она рассмеялась, и говорит: - Да ты похоже и вправду сильно ударился. Мы с ней пока что нигде не расстаёмся – и она обратила моё внимание на довольно заметный живот.
- Ты долго тут за мной ухаживала?
- Извини, я даже не подумала в магазин забежать, взять тебе чего ни будь вкусненького, ничего же не понятно было, сказали авария, без сознания, и всё на этом. Вот вернёмся завтра домой, будет там тебе и уход, и забота. А всё твоя спешка. Мы же даже толком не поговорили утром, ты спешил на работу, вот и до спешился, и где теперь твои дела будут? Правильно, будут ждать твоего восстановления, никуда не денутся. Врачи сказали, что завтра отпустят, но на две недели дадут больничный. Не переживай, всё наверстаешь, главное, что живой. Говорят, на том повороте, если кто и улетал, то точно сразу на тот свет, а ты целенький, просто несколько часов был в отключке.
- Несколько часов?
- Ну да, тебя привезли в час, а сейчас пять, считай всего несколько часов был без сознания.
- Всего-то? А ты проходила процедуру сканирования на входе в больницу? Какой у тебя уровень патогенов?
Она недоуменно на меня посмотрела – Дорогой, может не будем спешить с выпиской, тебе надо серьёзно проверить голову. Может проблемы с памятью? Ты про какое сканирование? Измерение температуры? Так давно уже не делается, ковид уже не опасен, ты видишь, даже чтобы пройти сюда, с меня не потребовали надеть маску. Только бахилы.
- Да с головой вроде всё в порядке… просто сон был странный.
- Ах ты хитрец! Мы тут с ума сходим, очнёшься ты или нет, а ты там сны рассматриваешь! Ну ладно, я побежала, завтра с братом приеду тебя забирать.
- Ты на машине? Покажи ключи.
- Нет, дорогой, сейчас не сбежим, завтра выпишут, по всей форме оформят больничный и завтра уедем.
- Ну покажи, ты не представляешь, как это для меня важно.
Она достала из сумочки обычный автомобильный ключ замка зажигания, сцепленный с брелоком сигнализации, и тут я спокойно выдохнул.
– До завтра, любимая.

Указательный палец моей правой руки всё это время оставался зажатым в дыросканере, его было не видно, он был прикрыт одеялом. Я конвульсивно отдёрнул руку. На пальце была пристёгнута прищепка пульсоксиметра.