Книга четвёртая. Благовещение
«По вере – будет»!
Лёля помнила; нет, не забыла, – лишь молчала...
***
Глава 1. Нетлеющей надеждой до души сосуда
«Если бы я была воином смелым…
я бы боролась тогда!
Но меч дрожит в руках… неумелых!
Вот беда…»
"Если бы я", торговая марка "Автор застенчив"; дата выхода песни – 29 октября 2019 года.
1937 год, Нижний Новгород
Мамины волосы легли – иной волной к чертой родным; в них – редело серебро, но не предвестником до Рая; плачем непромолвленным, непрошёптанным до дочери своей...
И внука на руках своих – она крестила, – Лёля знала; нет, ей не услышать было то в признании, поскольку ветры доносили – та тропа давно иссохла, где родник животворящеий раньше – почву утолил бы, столь промёрзлую теперь, что к дому белокаменному на черте, бывшей засечной – там же, там же, лишь во снах, что безмолвствуют поныне, словно те, кто видел – слепы, – не свезти и старенькой коляски, по земле окаменелой.
Но Лёля, – без труда нашла бы – обходной и узкий путь, – да не путь, а лишь ( путицу, ту дорожку, по которой невесомые в живой, всё победившей поступью своих недавно топочащих детских ножек – они будут впятером; и лабиринтов, ныне – кормящих оголодавшие сердца – самоназваний – их только и не слышно... Не слыхал никто.
Она же помнила – и навечерний, столь угодный к дню субботы – затихающий подобно фитильцу в безмолвствующей о природе человеческой – лампаде, – знакомый ангельским чинам, под Покровом Пресвятой в русской земле – распев...
И, облачив сердце в клинок, – бронёй ей стала лишь надежда, – не её, а той, что внука на груди своей держала; сердцем окропив Владимира в молитвах за Христа...
Глава 2. Зёрна и плевела, корни и побеги
Людям обязательно хочется в наше время, во что-то не верить; хоть бы в чём-то одном, из вечного, усомниться.
Вот только, сколько эпох уже минуло – этому времени?
1942 год, Архангельское
Александра, младшая дочь Веры, которой не случилось быть старшей сестрой, ныне хозяйствовала в пограничных владениях матери своей. Не пересечя границу ни разу и никогда не бывав за пределами своего государства, она, заняв наиболее удобное для себя положение, которое, впрочем, было её матери очень выгодно, знала о порядках местных достаточно, чтобы быть в курсе самых интересных событий и видеть и понимать суть их, собирая сведения по слухам, сплетням, докладам и по болтовне приезжих и уезжающих, владеющих соответствующей информацией.
Матери было очень важно знать её мнения на этот счёт, потому как она безошибочно предсказывала развязки.
Тем, чему предстояло случиться на её земле, она делилась, а о том, что происходило заграницей – умалчивала, заняв, таким образом, ещё более выгодное положение для обеих сторон. Для всех сторон.
По примеру пограничников, которые в рядах по званиям не стояли, она была открыта для разговора всем, в отличие от своей предшественницы, никому не давала советов в открытую, но каждый что-то предпринимал после беседы с ней.
Этим она была схожа с Аглаей Львовной, о которой слушала внимательно всё, что слышала.
Но, несмотря на свои умения – может, причиной тьма были какие-то соображения, которыми она слишком много себе позволила, и потому не услышала себя же – увидеть Аглаю Львовну тогда, когда это произошло, она совсем не ожидала.
Её прибытие удивило многих. Всех, кто имел на неё виды; всех, кто разносил слухи; всех, кто никак не ждал её возвращения.
Все они ничего о них с внучкой не знали. Болтали много, но бестолку – разве что к более-менее правдивому представлению о ней можно было прийти, отбросив всё, что о ней говорили.
И то, это было бы представление об Аглае Львовне, какой она покинула эти земли чуть более двадцати одного года назад.
Тогда это была прежде всего обаятельная, симпатичная всем за редким исключением особа, которая общалась с каждым, кто изъявлял желание поговорить, не говоря практически ничего взамен, а просто отпуская белые фразочки с тобой осознанностью.
О ней многие говорили, но сказать о ней можно было только то, или поделиться соображениями, что не редко приводило к ссорам между друзьями, которых, при встрече, Аглая Львовна тотчас же умела примирить.
Многие хотели узнать её, но она, будучи очень милой и обходительной, открытой для разговоров, была совершенно непоколебима ни в чём, что она для себя определила.
Незаметно для всех, за одним лишь исключением – непредотвратимым и ожидаемым, но оттого не менее удивительным, – она покинула их, отбыв в неприметном экипаже с самого тихого и свободного двора на границе.
Теперь это была бойкая старушка низенького роста.
Глава 3. Благовествуй Имя
Два человека пишут письма друг другу.
Одновременно. Эти письма пройдут через множество рук.
Но сохранятся.
1943 год, Нижний Новгород
– Давайте-ка, мы вас раскудрявим!
Глава 42.
Запорошенная снегом улица была абсолютно пуста. Ни души, ни ветерочка, который бы пронёс над дорогой какой-нибудь мусор – но – и мусора не было. Тихо. чисто. И никого.
Кругом тонкий ковёр из белого снега - полупрозрачный покров.
Глава 43. Предвестницы
В радости – ты видишь; а в унынии, глаза твои закрыты.
1956 год, София
Им было – тридцать пять исходов; они не спали больше тридцати шести часов; но впереди – мерцал – не то расхожий в высоте воздетых струй фонтанец, не то – знакомое по памяти разлитое в камине молоко...
– А если, у ней же будут локоны – как по тебе?
Анна улыбнулась, вспомнив маму:
– Нет же, она – будет на маминьку, на маминьку во всём похожа в противоборстве с норовом твоим; однако же... Но как узнает он её? Ежели только, ради этого... В чертах его, но не моих, он её узнает... Да, узнает. Точно так.
– Но локоны её, будут – по маме!
Оля видела в чертах сестрицы Нюры – точно Дарью... Точно её...
– Да, по маме...
Анна же подумала над тем, как было бы неплохо, как бы они хотели – вместе – видеть Дарью в доме памяти своей... В Нижегородском женском училище духовном... Да... Духовном...
По духу сможет, сможет – Дарья их узнать.
-не окончен-
Свидетельство о публикации №225041600928