Визит паразита

В середине дня в крайнюю хату, где жила Василиха, громко постучали. Проска, ее старшая дочь, даже вздрогнула – показалось что-то требовательное. Она выглянула в окно. На пороге стоял мужчина, коренастый, одетый в штатское, с рюкзаком за плечами.

Время было тревожное. Шел 1944-й год, и все чаще деревню обирали. Днем село навещали немцы и «народники» - так называли примкнувших к гитлеровской коалиции коллаборационистов: людей армии Каминского – фашистского ставленника, возглавившего "Русскую освободительную народную армию". А по ночам наведывались их противники – партизаны, многие из которых составили контингент Лепельской республики, свободной от фашистского порабощения. Берещица, на которой стояло село Веребки, стало пограничным.

Семью Проски «корчевали» после обобществления хозяйств. Главу семейства Василя перед войной арестовали сталинские опричники, и тот, в числе десятка «искорененных» - репрессированных деревенцев,  бесследно исчез. Потому их звали в Веребках «Василишиными».

Объявившийся незнакомый мужчина вызвал смятение – безрадостное ощущение. Кто он? Ходили слухи, что «немцы» (так называли оккупантов и их пособников), проверяя благонадежность селян, переодевались под обычных граждан и выявляли нелояльных. А были и лесные мстители, что ходили в немецких мундирах.

Но настойчивый стук заставил подчиниться, и Проска распахнула дверь:

- Кто вы? Что вам надо?

Незнакомец натянуто улыбнулся, сказал, что ему вообще-то надо к Шушкевичам – не подскажет ли она их кров?

- А кто конкретно, тут полдеревни Шушкевичи...

- Да любого из них, - сказал мужчина, нервно теребя ремень рюкзака.

- Ну, посидите, я схожу – позову, - ответила Проска, не особо проникаясь доверием. Она была из рода Прусских, которые сто лет назад поселились в Веребках как «примаки» и присоединились к первоначальной плеяде Шушкевичей.

Девушка засобиралась, приглашая посетителя подождать в хате – маленькой, состоявшей из небольшой гостиной со спальней и еще меньшего тристена с кухонькой, откуда вела наружная дверь на «ганак» - пристроенное высокое крыльцо, с палисадничком.

Проска шла к Лукашу – наиболее авторитетному жителю деревни, которого избирали на должность старосты. Он был наследником старинного рода застенковцев, объявившихся в начале создания соединительной водной трассы из Западной Двины в Березину, на полоцких землях, в границах Свядского (Слободского) поместья.

Лукаш жил неподалеку. «А что хочет пришелец?» – тихо спросил он Проску, осознавая опасность подобного «визита» в неспокойное время.

- Не знаю, - ответила та. – Но говорит, чтобы свели с вами.

- Понаблюдайте за ним, поразговаривайте, попробуйте побольше узнать, - промолвил Лукаш, наставляя девушку и одеваясь, чтобы выйти на улицу.

Оказалось, что мужчина прибыл из райцентра, из Лепеля, по напралению Евлампия, которого деревенцы хорошо знали, он был выходцем отсюда. Евлампий посоветовал ему Шушкевичей как посредников в рискованной затее – уйти в лес. Решение не выглядело крайне неординарным, не вызывало исключительного подтекста - бегства в партизанскую зону, республику, где люди занимались коллективным трудом, как прежде, пахали и сеяли по-советски – стали распространенным явлением, особенно при приближении восточного фронта.

Все же незнакомца следовало проверить – изучить, и Лукаш привлек других доверенных сожителей, чтобы сообща оценить ситуацию и принять правильное решение. По его совету заглядывали в окно и присматривались к чужаку – за того ли он себя выдает?

В конце концов вынесли вердикт – помочь: показать дорогу в лес. На всякий случай, решили отвести его на веретеи - где веребчане строили землянки: прятались от налетов и облав. «Пусть там переждет, а потом сведем с партизанами» - так думал Лукаш. Проводницей согласилась стать Зося. Женщина - не столь дерзкая натура в рискованной, небезопасной затее, ее присутствие снижало накал опасности. К тому же, она жила в школе, где останавливались немцы, и что-то смыслила в их поведении. Так и сказали «беглецу» - «отведем в Берещу, где сами прячемся. Окрестные леса мы знаем, а далее сам выкручивайся».

Зося повела. Они шли вдоль реки Берещица, вверх по кромке берега. Справа темнели настоящие дебри, с болотным наполнением, и только слабо улавливаемая тропинка вела вперед. Неожиданно чужак остановился и сказал, что ему надо по нужде. Снял с плеч рюкзак, бросил на траву и скрылся в кустах. Зося стояла в ожидании. Всматривалась в темное речное дно, но неторопливая Берещица успокаивала, снимала напряжение. Наставление Лукаша органически вплеталось в намеченный план. Уже недалеко до Горелой, а там и первые деревенские схроны. Их цепь тянулась далее, и в глубине болота лежали Седая и Азарская веретеи , тоже оборудованные под землянки. Только Лукаш знал, что их расположение межевало с границей Лепельской партизанской республики, и неподалеку, на отроге, что окаймлял Берещу, располагался сторожевой пост, прикрывавший Оконо.

…А незнакомец как сквозь землю провалился – исчез, не появлялся. Зося забеспокоилась и тревожно взглянула на оставленный рюкзак. Наконец осознала, что ждать бесполезно, ведомый скрылся – сбежал? Его не будет. Острая мысль пронзила по живому: «Что делать?»

Зося заторопилась назад, домой – надо быстрее оповестить Лукаша. Солнце уже опускалось, день заканчивался, успеть бы предпринять дальнейшие действия…

«Подождем до утра», - сказал Лукаш, выслушав взволнованную Зосю. Успокаивало лишь то, что незнакомец, разведав дорогу и направление, мог, не обременяя девушку, самостоятельно проследовать на веретеи.

Лукаш не спал, ворочался, обдумывая ситуацию. «Даст Бог, обойдется», - убеждал себя, надеясь на лучшее. А утром, спозаранку, закинув для виду за плечи кошелку, направился в сторону бора, чтобы связаться с партизанским дозором. Для отвода глаз шел как бы «на ямы» - так называлась опушка леса, где крестьяне хранили картошку.

Лукаш спустился в гумно и направился вброд через Берещицу. Далее был канал, за которым темной стеной вставал спасительный Великий бор. Оставалось пересечь дамбу и последнюю водную преграду, чтобы укрыться под пологом леса. Он уже всходил на давно истоптанную насыпь, когда из-за косогора, наставив на него автомат, поднялся фриц: «Хенде хох!»

Лукаш, сбросив на землю кошелку, подчинился. Немец повел селянина в центр деревни, куда сгоняли всех жителей. Там же увидел Зосю и Проску. В стороне занял позицию конвоир, с нацеленным на толпу пулеметом.

Вчерашний «визитер» рыскал по рядам и показывал офицеру, с кем он контактировал, кого определенно надо пытать. Их отделили от строя. Было понятно, что «человек из города» - провокатор, посланец гестапо.

Отобранных сразу же повезли в местечко, а остальных под командой и дулами автоматов погнали на Площадку – в ближайший гарнизон, где полицейские допрашивали крестьян, выбивая показания.

Так начиналась объявленная оккупантами акция по уничтожению Лепельской республики. Словно издеваясь над религиозными чувствами людей, ее проводили на Пасху, окрестив «Весенним праздником». Лукаша и Зосю этапировали в Освенцим первыми. Предварительно жестоко избивали палками. Проску видели в тюрьме изможденной побоями, в кровоподтеках. Она сидела, притулившись к стене, не в силах встать. Шура Шушкевич пыталась подать ей воды, но ее одернули: «Не делайте этого, расстреляют!» Это было последнее совместное пребывание веребчан, хранивших веру коллективизму и воле. Семнадцатилетняя девушка, не познавшая полного счастья и домашнего очага, бесследно исчезла, пропала навсегда. Ее либо расстреляли сразу же, либо она умерла по дороге в Освенцим.

А Зося выжила. Зосю освободили союзники в 1945-м. Она вернулась домой со «знаком смерти» - наколотым на предплечье лагерным номером.

Лукаш канул в вечность. О нем ничего не было известно до распада Советского Союза. И только после крушения Берлинской стены германская служба «Бад-Арользен» занялась поиском следов. Крестьянина выявили по документам концлагеря Маутхаузен, под грифом свастики. При приближении советского фронта селянина в числе многих белорусов этапировали из Освенцима в австрийские Альпы – в концентрационный лагерь Линца, где заключенных, согнанных со всей Европы, гитлеровцы заставляли вынимать горную породу из многокилометровых подземных штолен, чтобы конспиративно создавать наиболее опустошительные виды самого современного оружия. Бесправный крестьянин умер в феврале 1945 года на нарах – от истощения, его тело принял крематорий «фабрики смерти».

P.S. Рассказ основан на реальных событиях (изменено только имя "человека из города") и написан по следам раскопок, что произведены сегодня в Витебской области, под Лепелем. Раскрыто место расстрела многолетней давности. В могилах – жертвы оккупационного фашистского режима, и также селяне окрестных деревень.


17.04/25