Суждения о моем Романе на два голоса. Ч. 1

        В журнале «Новый Мир», 2002 была опубликована интересная статья ОЛЬГИ СЛАВНИКОВой «Rendes-vous в конце миллениума», которая коснулась и моей прозы, напечатанной в 2000 году в журнале «Континент».

        О.С. писала в этой статье о том, что литературная критика определяет современный любовный роман как жанр «настолько презренный в нашей словесности, что даже в коммерческом варианте он не прижился на российской почве».

          Замах автора статьи с первых строк был таким беспощадным к нашим литераторам, что мне казалось, и Чернышевскому с его статьей “Русский человек на rendez-vous” тоже «достанется», как и современным авторам. Но при анализе текстов соответствующей тематики Славникова как раз положительно оценивает подход этого писателя к такому литературному явлению, как роман о любви.  Принимает этот подход как методу, наиболее адекватную нашим ценностным представлениям, в частности, в отношении тургеневской «Аси». Николая Гавриловича не обижает. Правда, и тех, кому адресуются самые уничижительные укоризны, не называет поименно.

          Относительно современной прозы Славникова вместе с тем отмечает, что сейчас «любовный сюжет совсем не тот, что у классиков», он «растянут более», чем это было полтора века назад, и «любовная история утратила остросюжетность». Это «связано с изменением…  не литературным, а житейским», еще раз доказывая «тесную связь литературы и жизни через любовные сюжеты». Женская же проза, по мнению О.С., «более страстно, чем мужская, выясняет отношения полов — и соответственно активней прописывает любовный сюжет, превращая его порой в антилюбовный».

          В статье обозначены законы названного жанра с точки зрения массового читателя («а он во все времена, похоже, одинаков»), причем любовный роман на языке тусовок и популярных журналов называется «лавбургер» по аналогии с гамбургерами и чизбургерами. Этот термин подразумевает короткий роман, написанный женщиной (либо под женским псевдонимом) о женщинах и для женщин.  Причем содержание такого романа должно исчерпываться любовной историей, завершающейся хэппи-эндом.

         «В пределах лавбургера, – говорит Ольга Славникова, – есть два основных типа конфликта. Первый: чувство не обоюдно. Второй: чувство обоюдно, но некие обстоятельства мешают Ему и Ей соединиться», при этом «автор имеет право заставить героев страдать, но в конце концов обязан дать им счастье».


          Заявляя, что современная версия любовной истории требует «приключенческих наворотов, комплекта из большого и малого злодеев, один из которых воспылал бы к героине преступной страстью, еще кое-чего по мелочи», в цитируемой статье Славникова довольно снобистски характеризует читателя нашего времени, потребителя опусов такого жанра. По ее словам, это субъект, ищущий в литературе некое «специфическое удовольствие, которое можно сравнить с действием слабого наркотика».

          В преамбуле писательница дает тому, кто начал читать ее статью, некоторую встряску, не сдерживая насмешек над «святой» темой, над таким устаревшим свойством, как «поэтичность всего изначально красивого — розы, фонтана, алых губок и румяных щечек». О.С. говорит, что «в этот красивый приторный ряд ныне встает и идеальная любовь».

          Материалом для обсуждения служат произведения конца ХХ века, написанные как представителями слабого пола, так и пола мужского («сильной рукой»), писателями разных поколений, известными и лишь начинавшими тогда, в начале 2000-х свой путь в литературе. Кто-то из них только упомянут, без оценки литературного «продукта», кто-то удостоен большего внимания и даже подробного разбора своего произведения.

          «Отметились» в данной теме Борис Акунин, «переписывающий Чехова», и корифеи «житейской» дамской беллетристики Виктория Токарева и Галина Щербакова. Указаны романы, где есть «любовная линия»: «Недвижимость» Андрея Волоса и «Родичи» Дмитрия Липскерова («много эротики»).

         Несомненными удачами считает О. Славникова «Мужской роман» и «Женский роман» Ольги Новиковой, а также «Роман с языком» Вл. Новикова. Я эти вещи читала, до сих пор хорошо помню. Оба этих самостоятельных прозаика, по оценке О.С., «имеют ощутимое общее качество», которое определяется «как мягкость и естественность письма». Кроме того важной тенденцией в их творчестве указано стремление к традиционной норме в женско-мужских отношениях, что, как я поняла, критик считает редкостью в любовных романах исследуемого периода. «Секс да секс кругом…» — определяет состояние темы любви в наше время Владимир Новиков.


         Тексты новых авторов, — молодых тогда, на границе тысячелетий,  — внимательно прочитаны О.С., ведь «любовные переживания — самый сильный и едва ли не единственный подлинный опыт, который молодой человек может перенести из «жизни» в «литературу».

         Серьезного разбора и положительной оценки заслужили первые романы Анастасии Гостевой («Приют просветленных») и Ильи Стогоffа («Мачо не плачут»).


         Апология нормы видится Славниковой новой тенденцией в современной литературе (я согласна). Как говорит героиня романа А. Гостевой, «есть дух времени, и он сейчас таков, что правильно быть богатым, умным, здоровым, красивым и счастливым, а не бедным, глупым, несчастным, уродливым и больным».

         В общем, читать эту критическую публикацию О.С.было не скучно.

         Но в одном месте статьи я насторожилась. «Имеется, однако, в современной литературе известная проза, которая так и называется: «Удавшийся рассказ о любви» (повесть Владимира Маканина). «Возможно, прозаики сегодня мало обращаются к любовному сюжету именно потому, что такой сюжет крайне уязвим. Одна из очевидных опасностей — впадение в банальность, чего и мастер уровня Маканина не смог избежать».

         Далее писательница предлагает «один из способов уйти от банального».  Для этого нужна «полная откачка из текста того наркотика, на который подседают любительницы лавбургеров. Никаких красивых людей и вещей не должно оставаться в принципе. Действие происходит в трущобах, на задворках; качества главного героя таковы, что ни одной читательнице не ударит в голову влюбиться в него хотя бы на пару часов, а героиня изображается слегка юродивой и от природы несчастной»...

         При чтении этого рецепта я замерла, ведь это впрямую – о моей «работе», романе о любви на фоне Старой Москвы.. Но первым номером в данной категории произведений рассматривалась повесть Романа Сенчина «Один плюс один». Сказано было о ней, в общем, что тут «правда жизни» выводит рассказ автора скорее в антилавбургер, чем в любовный роман.

         А дальше — характеристика моей несчастной прозы, которую долго не брал ни один журнал («Постельные сцены!»), пока я не сдала свой «Роман…»  в «Континент» (потом он вошел в лонг-лист премии «Русский Букер»). «Гораздо более живое явление — «Роман на два голоса” Ольги Постниковой…» — пишет Славникова. Ее отзыв на фоне всей статьи в общем доброжелательный, можно было бы и поблагодарить ее, прославленную и многократно премированную как романиста, за то, что она меня заметила, ведь я не избалована вниманием к моим текстам.

          Поэтому ниже эгоистически прилагаю целиком литературоведческий абзац, имеющий отношение к моему «Роману…», хотя по некоторым позициям критикесса меня основательно и с присущим ей блеском «приложила».


          «Здесь мы видим ту же вписанность любовной истории в социальный сюжет,
          ту же откачку кайфа и снижение love-образа до образа “маленького
          человека”. Повествование идет не на два голоса, но скорее вполголоса —
          что позволяет автору избегать пошлости там, где более темпераментный
          литератор до нее бы непременно договорился. Такое ощущение, что текст
          постоянно балансирует на грани превращения живописных лохмотьев в
          бальное платье, а тыквы в карету — только в данном случае такое
          превращение было бы катастрофой (а не наоборот, как в известной
          сказке). Потому что бальное платье кукольно, золотая фура на колесах
          безобразна и помпезна; но сама возможность — легкое свечение текстового
          воздуха — создает особое литературное состояние.

          Текст Ольги Постниковой принципиально камерный. И Он, и Она —
          социальные аутсайдеры. Действие романа идет при глубоком “совке”, и Он
          — сотрудник режимного предприятия, не вписывающийся в рабочий быт
          заболоченной конторы, — разумеется, попадает на зубок недремлющим
          органам. Но конфликт заключается не в сопротивлении героев режиму,
          напряжение создается не за счет противостояния двоих любящих механизму
          подавления. Движение сюжета — это уход героев из внешнего мира во
          внутренний, из бедности в еще большую бедность. Они устраивают семейное
          гнездо в полузаброшенном доме, где постепенно всего становится меньше:
          денег, дров, “покупных” вещей. Но, несмотря на таяние их островка
          агрессивная среда разрушает быстрее, чем они создают), этим двоим
          всегда остается что-то, чем они могут питаться физически и духовно:
          яблоки, стихи, ремесло. Кажется, что влюбленные могут уместиться
          буквально на микроне пространства; несмотря на бедствия, что
          обрушиваются на них в финале, герой и героиня производят впечатление
          неуничтожимости. В этом, наверное, и заключается удача автора: в игре
          масштабов. За счет такой игры “маленькие люди” больше окружающего мира.
          Любовный сюжет герметичен: читатель наблюдает героев, будто кукол в
          игрушечном домике или редких зверей в вольере зоопарка. Тонкости их
          любовных отношений (его самим собой не признанное чувство, построенное
          как отрицание отрицания, ее зверушечьи нежности, основанные на тяге к
          животному теплу) прописаны акварелью. Возможно, акварель и есть
          единственная техника, позволяющая обнаружить любовный сюжет вдали от
          лавбургера».


          Последняя метафора Славниковой – увы! - обнаруживает недостаточное знание ею технологии такого вида изобразительного искусства, как живопись. Любовные отношения героев у меня прописаны не акварелью, а маслом! И кистью Рубенса.

          Зато я поняла, как текст услышан авторитетной литературной современницей. То, что я считала благородным и даже элитарным, прочитано как маргинальное. Живучесть героев в обстоятельствах позднего тоталитаризма — погружение в искусство и творчество (ремесленное и поэтическое), игнорирование ими требований косной социальной среды — не признаны критиком сколько-нибудь достойной формой бытия. Сами отношения молодой женщины и ее избранника рассмотрены как взаимодействие «зверей в вольере». То, что я сообщила из опыта собственной реальности и чем авторски гордилась, оказалось презираемым. Неужели с таким же цинизмом, что и Славникова, воспринял эту мою повесть читатель? – задавалась я горьким вопросом (тогда, более двадцати лет назад).

          О. Славникова в своей статье делает определенные выводы, очень серьезные, несмотря на остроты по тексту. Я их привожу ниже. Писательница утверждает: лавбургер бессмертен, любовный роман имеет непреходящую власть над человеческими душами. Однако, замечает она, «парадокс заключается в том, что книги, максимально далекие от жизни, рассматриваются как учебники жизни».

          «Ценность любовного чувства в романтической литературе и в ее измельчавшем наследнике, каковым сегодня является лавбургер, заключается в уникальности переживания, в его, если угодно, «сверхчеловечности” — что само по себе поднимает ценность героя и возвышает его над “толпой».

          Оказывается, — и это важное наблюдение—люди нашего времени  «разучились делать какие-то обыкновенные вещи и теперь нуждаются в научении, в начальной школе жизни. Произошел общекультурный слом, и такой феномен, как любовь — тоже часть и плод культуры, — стал неопознаваем, неформулируем в тех культурных кодах, которые предлагает молодому человеку выпавшая ему современность».
 
           Славникова заявляет о кризисе сюжета. «Культурные сдвиги, по всей видимости, разрушают не только любовные темы в литературе, но и — обратным ходом — сами чувства, какие реальные люди переживают в реальной действительности. В этой ситуации презренный лавбургер служит не только товаром на рынке, но и страховкой от последнего распада».

           Прогноз О.С. на первое десятилетие XXI века — возможно, будет выработан такой код и такая эстетики, «которые сумеют реабилитировать базовые ценности, в том числе любовное переживание и любовный сюжет». Я не уверена, что это, — такое желаемое, —  происходит, но через 25 лет после  чтения поименованной статьи в «Новом мире», я всё еще надеюсь…