Рассказы о школе. Окончание

Прощай, мастер.


 Старику вновь приснилась школьная мастерская: высокие окна в частом переплёте тяжелых рам, бревенчатые стены под ровными рядами дощатой обшивки, делающих длинное одноэтажное строение похожим на старинный корабль, выброшенный штормами на берег Байкала. Он подаёт дюймовые доски на остро сверкающий диск циркулярной пилы. Пальцы опасно приближаются к бешено вращающимся зубьям. За спиной слышит детские голоса.
 Он торопится. С лёгким стуком брусок падает на пол. Один, другой…
 «Почему ждут дети? У меня урок? Не напилил заготовки для швабр? Дурацкие швабры...»,- неприятно удивляется старик и просыпается. Сердце стучит, болят мышцы. Реальность проникает в сознание: «Какие уроки? Твои уроки давно в прошлом. Руки и ноги болят — вчера на коньках перестарался, старый дурак. «Конь бежит — земля дрожит, упадёт три дня лежит,- посмеялся над собой пенсионер, - но покойный директор так доставал со своими швабрами, что и через тридцать лет снятся!»
 Вместе с осознанием действительности тёплой волной накатывает покой: «Не надо… ничего уже не надо! Можно сколько угодно читать книжки, или просто валяться в постели. Ты так мечтал никуда не спешить. Уймись, сердце. Вдох-выдох».
 Стараясь дышать ритмично, старик вытянулся под одеялом...
 … ни лежать, ни читать не хотелось. Мысли проснулись и начали свой суетливый бег.
 Пропел сигнал будильника — семь часов. Старик легко поднялся. За окном темень. Декабрь. Раньше бы пожелал: «Лето, скорей приходи!», но теперь он не спешит. Всему должно быть время — зиме, весне, лету. Жизнь, не торопись! Фальшиво напевая: «Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее», сделал зарядку. Начался очередной день «возраста дожития». Чем его наполнить?

 Попытки «сбежать» в средневековье ни к чему не привели. Третья часть истории про калужского стрельца Мошкина, захватившего у турок галеру, не складывалась. Слова из письма московскому царю, подписанного  «Богдан Хмельницкий, гетман з Войском его королевской милости Запорозким»: «И да исправит Бог з давних виков ознаймленное пророчество, которому ми сами себе полецевши, до милостивих нуг вашему царскому величеству, яко найуниженей, покорне отдаемо» не проникали в сознание. Нынешняя гражданская война между потомками русских, считающих себя наследниками царства московского и русскими из русской и польской окраины, и стоящим за ними Западом, выжгла мозги. Любые слова из семнадцатого века звучали холодней и отстранённей, чем новости из телевизора. Исторический роман, над которым он бился последние два года, стал безразличен.
 «Если бы у любого нынешнего украинского «гетмана» была хоть капелька мозгов, он взял бы власть и «покорне отдаемо» её Москве. Сберёг бы людей, страну, и никому не должен — ни Европке, ни Америке… Кто тебя под российским ядерным зонтиком тронет?»- подумал старик. «Это было бы слишком хорошо. Нет — мы все ещё мало настрадались, чтобы помириться»,- вздохнул он. «Усрусь, но не покорюсь!» - ещё в детстве он слыхал от своих украинских по фамилиям родичей.
 Неприязненно поглядывая в сторону клавиатуры, выключил компьютер: «К чёрту! Кому нужны твои слова?»
 Старик вспомнил, как год назад ощущал себя творцом, подобным Творцу Небесному. Немного позавидовал жене, заполнившей жизнь языками: английский, немецкий, французский, немецкий хор, но два раза в неделю мотаться в соседний город? Нет уж — увольте! Что ему осталось? Спорт. Усталость от движения хорошо лечит голову. «Пойду, погуляю,- решил пенсионер,- прогулка самое стариковское занятие!»

  Старик вышел на берег — задохнулся от красоты. Ширь до горизонта! Байкал парит. Серые струйки тумана крутятся над мелкими, суетливыми волнами, лезут в небо. Небо попыталось их вобрать в себя, но само промокло, затяжелело от воды и легло на горы, укрыв город словно одеялом.
 Завидев человека, стайка проворных уток, словно парусная эскадра, ведомая своим птичьим Нельсоном, направилась от берега. Старик вгляделся в правильный птичий строй и в памяти всплыл почти такой же строй силуэтов парусных кораблей у себя на верстаке. Постой, когда же это было? Тридцать? Сорок лет назад? Воспоминания вернули старика во время, когда он был мастером — мастером по безделушкам.

Год он не помнил. Помнил детей: Ромку, Серёгу, Сашку и ещё одного Сашку.
Он тогда «достал» с десяток пачек пилок для лобзика. Человеку, не жившему в то время, не понятно выражение «достал»! Советскому человеку доставать приходилось всё, тем более инструменты. Он случайно увидел пилки в соседнем городе и купил на все невеликие деньги, что были с собой, без особой надежды, что эта сумма назад вернётся. Пусть не вернётся, но у него будет новый урок!
 Теперь надо было придумать несложное изделие, которое шестиклассник с желанием сможет сделать за одно занятие. «А, чего голову ломать. Сделаем силуэт парусника. Это будет бригантина! Подставку выпилю из рейки, профрезеровав в ней паз. Отрезай, сколько надо — получится подставка, вклеивай свой корабль, раскрашивай и вперёд — к новым горизонтам! Только ещё предстоит фанерный ящик из-под чая в магазине выпросить»,- в голове быстро сложился план действий.

 Урок. Прошла теоретическая часть — рассказал о технологии изготовления изделий с криволинейным контуром. Дежурные раздали инструменты... потом всё пошло не ладно. Нет, все работали: детишки бойко перевели фигурки кораблей с шаблонов, установили выпиловочные столики в верстаки, заправили лобзики (зубья смотрят к рукояти), но эти бесенята за урок переломали почти все пилки.
 «У меня впереди ещё два класса,- с отчаянием думает учитель, раздавая драгоценные пилки, а, как не хватит?!»
 Вначале он грешил на детскую моторику, но присмотревшись, понял, что деточки ломают пилки специально: стоит чуть перекосить лобзик, дёрнуть посильнее — и готово. Дайте новую! Смотрит, пакостник, на тебя невинной овечкой, а в глазах чертенята пляшут: «Ты, учитель, что мне сделаешь?»
 Старый мастер дал бы, леща. Говорят, хорошо помогало. На производстве — вычли бы убытки из зарплаты. Но у тебя, брат учитель, руки коротки!

 Всё же к концу урока на его верстаке стоял строй кораблей. Свежий ветер надувает паруса, гонит морскую волну. «Свистать всех наверх! Кар-р-рамба! Якорь вам в глотку!»

- Извините, Вы такой-то, такой-то? - слова незнакомой женщины вернули старика на зимнюю набережную.
- Да, - немного растерялся он. Вгляделся. Бывшая ученица? Нет.
- Спасибо Вам, спасибо за швабру, которую сын на ваших уроках сделал. У меня, конечно, есть другие, но эту я храню и до сих пор ею пользуюсь! - с непонятным для него волнением в голосе произнесла женщина.
- Да, что там… - смутился бывший мастер по безделушкам. Родителей своих учеников он не знал. Полагал: «Проблемы детей идут из семьи, а её я не переделаю». На помощь родителей не рассчитывал, ему было достаточно, если взрослые не мешали.
 
 От похвалы, догнавшей через столько лет, старик смутился. Может от того разговор получился скомканным: ничего не узнал о бывшем ученике, понял только, что парень умер. Швабра — память о сыне.
 «Наркотики? - подумал старик, - время такое было». Побоялся расспросами сделать матери больно... сбежал от разговора…

 Позднее узнал: парнишка служил в Таджикистане, потом вторая Чеченская, контузия, опухоль мозга, ранняя смерть.

 «А, сколько учеников ЭТА война ещё унесёт?»,- думал старик, широко шагая по набережной.
 Странный сон, и нежданная встреча вернули старика к чувствам, которые, он считал, уже отболели. «Почему оставил школу, мастерскую? Вон её тёмные, мёртвые окна торчат из-за забора. Ведь знал же, чувствовал, видел, посетив десятки чужих уроков, что из всех его дел учительство было НАСТОЯЩЕЙ твоей работой.

 Много лет работал с ощущением брошенного солдата в окопе:
 Последняя линия обороны. Впереди вражеские танки — жутко скрежещут шипастые траки, чёрные жерла танковых орудий выискивают цель. Эта цель ты и твоё дело!
Ты не можешь уйти из «окопа», «велика Россия, а отступать некуда — позади Москва!»
 Одна досадная мысль стала преследовать: танками командуют из-за его спины прямо из кремлёвских башен. Когда «выныривал» из закукленного школьного мирка, где продолжали звучать всё те же слова, призывы, лозунги, видел, как изменилась его страна. А, его ли это страна? Кто эти новые «хозяйчики» жизни?
 Стал себя бояться. На очередную детскую выходку, вдруг потемнеет в глазах, и несколько мгновений себя не помнишь. Мужик ты здоровенный, и рука у тебя тяжёлая. После, сколько угодно бейся башкой о стену — дело сделано.   Мало утешает, что Макаренко в том же признавался. Ты не Макаренко, и время другое!
Когда на «спасательской» своей работе в тесте о профессиональном выгорании ставил «учительские» ответы, там даже тлеть было нечему — один радиоактивный пепел.
 На встрече с читателями спросили: «Почему Вы ушли из школы?» Ты вывернулся: «Не я ушёл из школы, школа ушла от меня!»
 Почти не соврал: забрали старшие классы, уменьшили нагрузку в среднем звене. Вместо труда — разговоры о нём. Расставание с школой, с мастерской было болезненным.
 
 Подул ветер, бесстыдно задрав хвост, сидящей на ветке, чёрной вороны. Старик поёжился, надвинул ниже капюшон, подумал с горькой усмешкой: «Вороны по-прежнему ночуют в школьном саду? Интересно, эти птицы меня ещё помнят?» Прошёл по до боли знакомому проулку мимо своей заброшенной мастерской и церковью. Не знаю, у кого попросил — у Бога, в которого не верит, или у старого здания: «Отпусти меня. Спасибо за всё: за годы, проведённые вместе, за опыт — удачи и неудачи, которые нас учат, за творчество, за детей, за тепло старых стен. Я попробую дальше идти. Я изменился, я больше не мастер по безделушкам!»

 Порыв ветра, может тот же, что задирал хвост знакомой старику вороне, прорвал  сплошное одеяло из облаков, обнажив бледно голубую изнанку. Луч солнца упал на купол церкви. Золотая маковка вспыхнула, подарив робкую надежду… возможно его услышали.

17 апреля 2025 г.