И почила над ней тишина

1.
Отец Риты и мой отцом работали в одном автосервисе. Нет, конечно, в гостях я у них не был. Отцы, вроде как, вместе служили. В Афганистане... Не знаю точно. Вечно собираются на 23 февраля и бухают. Одни, без семей. Традицию пятничного пива, когда все дела решены, они блюли не всегда. «Одно пиво на двоих».
Степан Владимирович. Всё со мной в детстве шутил: с солдатиками играешь, ну, генералом будешь! Срочную службу, однако, я избежал: военную кафедру  прошел в Физтехе. Но это всё потом. А всё началось с Риты.
Её отец попросил меня «подтянуть ей физику» (двусмысленная, конечно, просьба). Физику подтянуть можно (хотя сложно в отдельных случаях), а вот метафизику... — стадия, на которой находился я, — метафизику подтянуть почти невозможно. Она поступала в МИСИ, по предварительным тестам баллов ей не хватало. Так или иначе мы с Ритой засели в библиотеке на первом этаже школы, чтобы погрызть рафинированного Ньютона.
Шторы и днём (во второй половине дня, если точно) закрыты, включено освещение. Застряли мы на самом первом и главном: что есть «материальная точка»? Вопрос именно метафизический. Приняли на веру, что такие точки есть, то есть есть то, «чьими размерами можно пренебречь». Прошлись по теме давления длинных лыж на снежные пути. Вспомнили сообщавшиеся сосуды. Пытались постичь тему света; например, когда через свет мы воспринимаем искривление световых волн на границе сред. Мы с Ритой (уточню: не «мы», а «я») как-то выпали из программы: интересно всё. Мы постигали мир, созданный для этого Единым Творцом. Она скучала, поддерживала интерес к науке интересом ко мне, и это чувствовалось; тогда-то я и выложил ей все возможности, которые выводятся из физики Эйнштейна. Глазки её загорелись. Рита поступили в МИСИ (Физтех мы переплюнули). Если бы не два сильных точных балла, её бы не взяли.
С Ритой мы поддержали общение.
Девушка она добрая. Светлые короткие волосы. Лицо квадратное, но милое. Грудь нисколько великовата для вчерашней школьницы. Тогда я увлекался другой девушкой, истиной красавицей. Регина, так звать. Ей я прощал всё: распитие пива, сигареты, электронные и табачные, прощал распутство. Подстрокам все прощают распутство — лишь бы предохранялись и следили за здоровьем. Я никогда не прощал: Регина лишь исключение логического заключения любви. Регине я тоже нравился, брат я ей или понимающий муж. Надо было быть смелее. Я не сделал двух-трёх важных шахматных ходов, ключевых для love story. Всё околачивал её двор и подъезд. Смотрел в её окно «на пятом этаже» (так и есть, 5-й этаж). Подкладывал игрушки под двери;  доставались они ей или её соседям, я не ведал. Мечтал об одном лишь поцелуе, а любимая кому-то отдавалась целиком вся. Кто-то нежил её в объятьях, таких сладких, таких запретных, страстных. Какой-нибудь очередной тупица.             
Когда я уже был зачислен на первый курс Университета Печати. Регина вышла замуж и родила двойню. Тогда психанул и предложил Рите встречаться («официально», потому что и без этого часто виделись). «На фиг Регину, у меня есть Рита!»   
2.
Рита всегда принимала мои инициативы: будь то поход в кино или пиццерию. Мне нравилось, как она уплетала кушанье, как зачарованно смотрела на экран.  Наивный ещё ребёнок в свои 17-ть лет.
Рита любила животных. Более всего собак. Мы вместе выгуливали её чёрного скотчтерьера. Обходили весь квартал: рощи небольшие, помойки, витрины магазинов. Иногда доходили до собачьей площадки. Собаку звали Барик. С кобелями собачился, домогался всех девочек (даже во много раз большим его). Барик позволял мне вести себя за ошейник, лизал мне руки, встречал меня раскатистым лаем. Папа купил дочери пса за хорошее окончание 9-го класса. На окончание 11-го класса подарком выступил я (интригу задумали наши отцы, не иначе). Помолвка наша обозначилась ещё в Афганистане до нашего рождения.
Моя любовь имела статус платонической только в отношении Регины. Рита оказалась постольку, поскольку представляла женский пол. Всё. Мы бы могли уйти в блуд, но я настоял, что секс только после свадьбы. Пришлось делать предложение. Сам заикнулся, обратной дороги нет. «Обобщать, значит, жениться». Тут материальная импликация. Ни до, ни после свадьбы мы не целовались: в Загсе первый и последний раз. Есть женщина, есть перспективное образование (радиоэлектроника), что ещё надо? И не важно, какая женщина, какое образование. Так думалось тогда.
Регину я, впрочем, в сердце придержал. Келья моего сердца.

3.
Свадьба прошла скучно. Только в белом платье, которое ей, правда сказать,  очень шло, я заметил, какая она толстая. Отцы светились счастьем более нас: детей. Сроднились боевые братья. Невеста походила на поросёнка; ну, поросёнок, и что? Некрасивых женщин не бывает, в молодости все люди красивы. Сотрудница Загса ещё более не вызывала симпатии. Свадьба — повод для праздника; я пытался скрыть своё равнодушие. Я думал о детях, мне хотелось детей.
Мамы плакали. Моя мне сказала: «Сделай неё счастливой! Держи её, теперь ты — глава семьи; теперь ты — мужчина, мой мальчик; я так рада...» — закрыла лицо платком. Подруги невесты смеялись, забивая смех едой и напитками фуршета. Мои друзья, все холостые ещё, напутствовали меня на половую близость. Пашка подарил банку мёда для этих целей. Дети-ангелы, дети-амуры. Вина пяти сортов (Франция, Италия, Грузия, Молдова, Туапсе).   
 
Первая брачная ночь. Рита дрожала. Секс в браке — добродетель, закон и истина...
Я лизал её грудь. Белая, мягкая, словно пакет с молоком. Гладкая, словно мяч. Сфера желания. Как бы я хотел стать младенцем и сосать, втягивать материнскую жидкость. Мягкая, нежная, добрая. Мои губы впивались в сосок, руки мяли с флангов. Два округлых куска плоти, две огромные капли. Слаще сливочного мороженого. Две державы женской власти...
Не хочется кичиться эротикой. Это слишком интимно, чтобы чужие глаза пускать. Тем более, что всё нравственно.

4.
Молодую жену я ввёл в круг своих друзей. Она же не знакомила меня со своими подругами, и, наверное, знаю почему: она не хотела меня делить;  Рита попросила свернуть общение моё с женщинами в соцсетях. Из женщин мне дозволялись только три: бабушка, мама и сестра.
— Что это за баба? С кем ты только что разговаривал? — устроила она мне допрос, когда неожиданно вернулась домой из магазина.
— Это Ленка. Ну, племянница моя.
— Какая ещё племянница? 
— Какая... троюродная. Внучка тёти Марины.
— Ага! Так я тебе и поверила! Кобелина! 
— Ну, что ты? Седьмая вода на киселе это. У меня много дальних родственников.
— Некоторые мужчины не брезгуют и кузинами.
— Слушай, успокойся, а!
— Ты мне ещё поуказывай!   
Я не выдержал и вышел из квартиры. На её «куда?» я не отвечал. Взял только телефон и ключи. Стоял день субботы. Близилась весна, и птицы уже утроили перезвон. Я смотрел в небо, синяя свобода его меня удивляла.  Рита перестала быть послушной, жена превратила брак в тиранию. Жалко её. Купил вина.
Когда вернулся, застал картину: она плакала, заткнув нос в подушку. Первые четверть часа она не реагировала на меня. Потом вдруг встрепенулась и бросилась на шею. «Прости», «прости».
Сообщила, что беременна.

5.
Теперь у нас появилось что-то действительно общее. Роддом на соседней улице будто ждал скорейшего появления Ромы. Сына она назвала в честь меня; родился Роман Романович под Новый год, аккурат через 9 месяцев после свадьбы. Рита всё подчёркивала, что похож он на меня, и это тогда, когда черт у младенца невозможно было выделить особенно никаких.
Рита всё говорила, что будет «наследник». Хотя такое там наследство? Работа в сфере IT, технологии, которая постоянно меняется? Но Рита так и не смогла влюбить меня, стать «Второй Региной». Не смогла стать и второй матерью. Стала плохой матерью и сыну. Ребёнок рос как сорняк.  В цирке, например, Рита жалась к старшему Роме, пока младший завороженно смотрел на подиум (слоны, тигры, клоуны). Я тоже больше смотрел на арлекинов.
Сынок! Счастье, а не сынок! Покупали ему супер-героев, ходили на аттракционы. Пока жена ещё спала в летнюю ночь, мы с Ромкой убегали купаться на городскую реку. Жену охранял её собственный храп. Я плескался как мальчик. Солнце теребило волны. Водоросли,улитки на камнях. Мальчик познаёт мир, папе нравится слыть просветителем хотя бы и для одного существа. Каждый мальчик нашего вида слывёт естествоиспытателем.               
И я и Рома мой любим шоколад.

6.
Скандалы наши я старался не вспоминать. Они, впрочем, не давали соскучиться. 
— Чьи эти волосы?
— Я только продрал глаза.
— Просыпайся, чьи это волосы!
—  Дак пять утра!
— Ты за всё ответишь, скотина!
— Давай я оденусь, и мы поговорим.
— Немедленно отвечай, чьи волосы?!
— Мои волосы! Чьи же!
— Ты не блондин.
— С тобой появилась седина! — Сказал я первое грубое слово за годы общения с ней.      
— Ах, это я виновата...
У Риты началась историка.
Она вбежала в спалю и начала рыдать, уткнувшись в подушку.
 
7.
Истерики не прекращались. Не прекращались и обвинения (самой себя после него). Скандалила и каялась. И рыдала.
Ребёнок тоже плакал. Он не понимал горестных всплесков плача. «Мама, мама... всё хорошо, мама».
Семейный доктор, психоаналитик с тридцатилетним стажем, Карл Маркович Иванов, пытался им помочь. Игры, где они разбирали роли мужчины и женщины в сексе и в жизни. Пробы сексуальных новых видов общения (я как-то переоделся маньяков и напал на жену в подъезде). Она хотела меня полностью: 24/7, телом и духом, в будущем и в самой бесконечности. Все истории любви, вся жизнь её сводилась ко мне. Она хотела растворить меня в себе. Спасал сын Ромка.
Всей семьёй мы ходили сё тоже в кино (я шептала ей «люблю», что правда, сын шептал ей «мама»; это ли не мечта женщины?) в зоопарк. Ели пирожки. Ячейка, армия любви, где цель операции — повышение рождаемости.

Рита требовала горячности в постели. Это вымаливала меня. В ночи на понедельник я так уставал, что первый рабочий день меня выматывал.
Я как-то пил с отцом Риты. Напились, надо сказать, мы в хлам. А это способ русской откровенности.
— Твоя дочь измотала меня. Нет жизни с ней. Пилит, требует чего-то. Она одержима. Вот! Одержима!
— Да. Есть такое. Мы не сказали тебе. Она в двенадцать лет лежала в детском отделении психиатрической больницы. Мы с супругой уже и надеялись, что такое не повторится никогда более. Мы оберегали её. И тебе её отдали, чтобы ты оберегал.
— Вы — семейка придурков! Вы мне всю жизнь испоганили! Клятву они дали, когда их чуть не прищучили в Афганистане исламисты. Выпили с моим отцом. Ладно, хрен с вами. Сами проживём! У нас другая семья!

Мне безмерно стало жаль жену.

8.
Совсем она плохой стала. Готовить разучилась, из стирки получался потов. Всё ждала меня, сидя на окне. Сын приносил ей еду, которую велел давать я.  Вместе мы уже восемь лет.
У Риты начались проблемы с памятью в имением. Я получал от жены супружеское удовольствие и теплоту, но детей больше не хотел. В постели неё никогда не было активности.
Весна. Природа пробуждалась, а Рита увядала. Снова обвиняла в измене.               
   
Мы направили её на нового психотерапевта. Он порекомендовал отжать в больницу.
Вам не отнять моего Ромку! Были её слова.

Регина. С нею бы всё шло хорошо. Я же Регину любил, а Рите — никогда. Я виноват, я всех обманул. Себя запутал.   

Рита спятила. Больше никогда она не вышла из стен психбольниц. Она только и выкрикивала: «Рома, Ромочка, Роман!»