Демонстрация. Стачком

Демонстрация. Странное это слово, емкое и многозначное.   Трудно сказать, нравилось оно Николаю Васильевичу  или нет.  Неделю назад ему, простому учителю,   вдруг  предложили выступить на первомайском митинге в центре города.  Почему именно ему? Этот вопрос не давал ему покоя. Неужели он так близок профсоюзу учителей, хотя всегда  избегал  с ним встречаться, особенно сегодня,  во времена забастовок?  Но первую свою демонстрацию он помнил, ведь она была на Красной площади, еще в детстве. Парад был утром, когда стрелки на Башне указывали десять часов, но эти стрелки мало кто видел, разве что позже в новостях, ведь телевизоры были только в столице. Отец, делегат всевозможных конференций и съездов,  получил пропуск на Красную площадь и взял его с собой. Конечно, они смотрели парад не с  трибун, а со стороны ГУМа, где гости стояли так плотно, что не подступиться, но это было не важно.   Лазурное небо, ласточкины  хвосты кирпичных  стен он видел, видел башни и купола, все как на картинках в альбоме на уроках рисования.   Как ни странно, запомнились на всю жизнь  липы. Это была не аллея, а длинный ряд, почетный караул. Липы были не старые и не молодые, именно такие, чтобы подчеркнуть сверкающие белые черты, окна и   стены старинного универмага и  липы казались не зелеными, а золотыми в лучах майского солнца. И еще запомнилось, когда пошли по черной брусчатке  танки,  задрожала под ногами земля, и танки он увидел даже через плотную толпу зрителей. А потом была тишина и гул настоящей демонстрации.   Последнюю демонстрацию в поселке он всегда вспоминал с неприязнью. Класс и он во главе, бежал с тяжелым знаменем мимо трибун, как и вся школа,   и не понятно, почему какие-то люди стояли на трибуне и требовали, чтобы учителя и школьники  кричали «ура».

 
И почему сегодня  стачком решили собрать утром, перед демонстрацией, словно профсоюз старался быстрее избавиться от неприятной процедуры?   Но ведь делегаты с трудом добирались в город   почти со всех районов области  и пойдут в общей колонне.  Кому-то это было важно.  Стачком собирался так редко, что Николай Васильевич по именам почти никого не знал, больше догадывался и по слухам. Вот,   например, краснолицый молодой  делегат в измятом костюме  из Семеновки давно слыл «Чапаевым» с шашкой наголо. Он   упорно требовал всеобщую забастовку. А вот красивый солидный учитель в модном плаще и хорошо подстриженный, явно горожанин, наверняка присоединялся заранее к мнению профсоюза. Что это было за мнение, Николай Васильевич знал хорошо. И хорошо он знал эту утреннюю суету сотрудников. Все носились с традиционными чайниками и пакетами. Ведь дома они не завтракали, только на работе. Николаю Васильевичу тоже кто-то предложил напиться чаю, но он отказался и пошел покурить внизу, у подъезда. С ним пошла и плотная, но уже не молодая женщина журналист из Москвы.
- Я заранее знаю, каким будет решение, компромиссное – заявила она хрипло, затягиваясь беломором. На той неделе была я в Мосфильме на шоу «Национальный интерес». Учителя послушно обсуждали, какой будет школа будущего: государственной или общественной. Оказывается, у нас и общество есть! А учителям зарплату не выдают и семьи голодают, -  она яростно сверкала огромными очками и линзами фотоаппарата.
Видно было, что учителя их деревенских стачкомов, стоящие рядом,  были с ней согласны, но Николай Васильевич решил  молчать 
Стачком начался, как всегда,  нудно. Председатель  профсоюза учителей, она же председатель стачкома, Саблина,  долго перечисляла фамилии делегатов и их заслуги, но Николай Васильевич запомнил только одну, Тимашеву,  красивую  женщину с правильным овалом лица и шапкой коротких, слегка  волнистых  волос и темными глазами. Она смотрела на всех особенно доброжелательно, а для Николая Васильевича это была старой традицией пропагандиста – выбирать из слушателей  кого-то одного и обращаться именно к нему.

Первому Саблина, снисходительно улыбаясь,  предоставила слово «Чапаеву» из Семеновки
- Я знаю только две профессии на земле действительно великие – врачи и учителя,  и не потому, что они лучше других, что речь идет о жизни человека.  Мой дед все лето работал  на колхозных лугах стогоправом и не знаю профессии более сложной и волнующей. Некоторые доброжелатели   твердят, что мы инженеры человеческих душ,  как будто речь о производстве. У государства и общества разные представления о человеке. Государство заинтересовано в бездумных исполнителях, для государства человеческая личность давно не интересна, личностью можно пренебречь, у государства другие задачи, которые оно считает более важными и грандиозными.  Речь не только о зарплате. У нас по всему району закрываются малые школы. Они не выгодны, проще пустить желтые автобусы. То,  что государство экономит на образовании,  становится обычным, а тех,  кто против,  просто лишают финансирования, а ведь в бюджете района главная статья это образование.  А в бюджете страны расходы на образование ничтожны по сравнению с другими странами.  Мы должны сопротивляться, отстаивать свою точку зрения. Если мы сейчас промолчим,  поднять в будущем учителей станет невозможным, они будут добросовестно тянуть лямку и соглашаться с любыми законами. Я за всеобщую забастовку учителей.

Потом выступил молодой горожанин. Он говорил красиво и убедительно
- Я согласен с учителем из Семеновки. Положение учителей и школы ужасно.  Огромная нагрузка, ненужная отчетность и проверки приводит к раннему выгоранию.  Подумать только, учителя перестали читать, даже словесники. Кроме программных книг они ничего не знают. Труд учителей необыкновенно сложный, а нас учили только предмету, как воспитывать школьников никто не знает, это дело будущего. Я порой даже согласен с фантастами, такими как Стругацкие, их теорией воспитания.  В будущем Учитель станет в обществе главной профессией.  Но я против забастовок. Мы не можем лишать учеников уроков. И так думают большинство городских учителей, да и родителей тоже.

Времени оставалось все меньше до начала демонстрации,  и Николай Васильевич успел вставить только несколько слов:
- Как это не жаль, но профсоюзы только разделяют народ, это видно особенно в протестах. Одно время шахтеры стучали касками на мосту. Наша школа бастует уже три недели. Профсоюз так себя поставил, что от него ничего не зависит, кроме художественной самодеятельности. Учителя традиционно пикетируют глав администрации, обращаются к представителям президента, депутатам или коммунистам. А где же профсоюзы?
Николай Васильевич повернул голову к  Тимашевой  и увидел в ее глазах понимание и поддержку.
- Наш стачком учителей поселка решил объединиться со стачкомами шахтеров и металлургов. Надеюсь,  когда время придет,  мы выступим вместе,  и первомайская демонстрация сегодня покажет себя в новом свете.
Решение областного стачкома профсоюза было ожидаемо. Каждой школе предлагалось действовать по своему усмотрению. Против голосовали только «Чапаев» и Николай Васильевич.
Когда делегаты выходили из кабинета председателя, каждый получил узкий конверт и расписался у секретаря. Никто не отказался, а Николай Васильевич спрятал конверт в кармане, не раскрывая его.
Они вышли из парадного подъезда на проспект и были оглушены шумом и ослеплены сиянием множества знамен. Началось шествие.

Продолжение следует.