Оккупированное детство биографическое эссе

Меня всегда интересовало, почему родители дали мне имя Валентин? Кругом всех так называли, и мальчиков, и девочек. А универсально – Валя.
Я был старшим сыном, через год родился Юрка, через  два с половиной – Лида. Нас было трое, маме помогала бабушка, ее свекровь умерла еще до моего рождения, так я о ней ничего и не знал. Дед Матвей был строгим, любил нас, как умел. Никогда не забуду его вареники со черносливом. В 41 году отца призвали, мать пошла жить с нами к своей матери, но регулярно приходила к свекру, помогала. Дед брал нас с Юркой к себе, наваривал полную плошку вареников. Мы резвились, бегали по его сельхоз инвентарю, он гонял нас, в сарай не разрешал даже нос казать. Но что с нас взять? Я 1937 года рождения, Юрка 38 года.
 Беззаботное детство не закончилось даже в оккупации нашего Георгиевска немцами. Что взять с детей? Хотя у большинства уже погибли отцы, и все же сладость детства, гибкая психика сглаживала жуткий стресс и страх.
Немцы нас не трогали, даже иногда давали шоколад. Моя внучка много десятилетий спустя удивлялась, с упоением слушала и конспектировала мои рассказы о детстве. Кто ж мог подумать, что этот фашизм повторится в следующем столетии?
Лида погибла в аварии в июле 1969 года на китайской границе во время гастролей с мужем. Юрий умер от продолжительной болезни в мае 2011 года, после свадьбы моей старшей внучки.
Я дожил до правнуков, но все помню очень хорошо: свое детство, свою жизнь.
Немцы во дворе деда Матвея расположили свою кухню, дом наш не тронули, нас не обижали, а жили в доме у моего дяди Коли. До захвата города 1942 г, бомбили городскую железнодорожную станцию, водокачку, нефтехранилище. Помню причитание бабушки, как прижимала нас к себе, когда с улицы раздавались взрывы. Именно поэтому и пришлось перебраться к бабушке, так как ее дом располагался на окраине города. Жили мы все вместе, еще и с маминой сестрой т.Катей и ее сыном. С Юркой спали вместе, Лида с мамой и бабушкой, а Толик со своей мамой в другой маленькой комнате, вообще нас растили в единстве, не было никакого разделения. Такие были времена. Ни эгоизма, ни обособленности. Толик (сын т.Кати) погиб еще в детстве, упав в колодец. Лида разбилась в аварии. С Юрой до самой его смерти общались, были дружны.
Но еще в далеком 41м никто не о чем и не думал. Жили и жили. Отцы на фронте, матери с детворой. Так жили все. Сирот забирали в детдома. Кто постарше из детей, сами на фронт стремились защищать Родину. Героизмом тогда дышали, всё не напоказ, а так.
Первую иномарку я увидел в далеком детстве, как раз тогда, когда немцы оккупировали наш город. И надо же такому случиться, что именно во двор деда Матвея они загнали свою черную машину, мы с ребятами с восторгом смотрели на чудо немецкого автопрома. Эта «зверюга» стояла под навесом без колес в 42-43 годах, пока наши не погнали врага. Да и потом забирали авто серьезные люди из КГБ. Но все это время мы с мальчишками даже в мечтах грезили о крутых виражах на такой машине. Мать с бабушкой все время гнали нас оттуда подальше, не разрешая даже глазком глянуть на черный автомобиль.
Помню еще, как матери жизнь спасли. У деда тогда жили в отдельной комнате евреи (мать с дочерью), кожа белая, волосы черные, как смоль. На вопрос немца: «Йудо?», мать ответила: «Нет, они кабардинцы». Тем самым спасла им жизни. И очень скоро молоденькая еврейка ответила ей тем же. Как-то немцы застали мать, подглядывающую за ними через забор. «Партизано?» - послышался резкий окрик, затем щелчки затвора автомата. Та самая еврейка вдруг на немецком языке встала на защиту, сказав, что там 3 детей, хозяйство, за свекром присматривать надобно, помогать, там еще сестра с ребенком. Сами не знаем, будто провидение спасло, оставили они нас в покое.
А еще помню наши оборонные окопы на окраине города в степи, от бабушки буквально 5 домов. Нам туда запрещалось ходить, но мы то – дети. На речку ходили купаться, обрывали фрукты, я вечно на деревьях сидел, а Юрка нет, у него желудок больной был, он как раз ходил к тем окопам, там и нашел пулеметный патрон. А еще у нас было место у двора соседа, там все парни собирались, ну и мы ж тоже хотели приобщиться к взрослым, мне было 6 лет, а Юрке – 5. Пришли как-то к ним, Юрка то и показал всем патрон, а потом попросил соседа кольцо сделать из него. Сосед был 16-летним парнем без ног, но общались все хорошо. Во время работы напильником ему серьезно повредило еще и руку, а Юрку чуть не зашибло. Ох, ругались бабушка и мать! Брат конечно шустрым был, все храбрился и пытался везде лезть вперед меня, а я его спасал и выгораживал, то из реки на берег тонущего достану, то заступлюсь.
Школа тогда так и работала. Восстановление города пошло после 43го года. Тогда я пошел в 1 класс. Нас было много, еды мало, особенно после войны. Женщины старались хоть как-то заработать, мужиков то не было, возвращались далеко не все и не сразу. Что-то продавали, за что их потом за спекуляцию и ловили. Мать посадили на 8 месяцев, мы были с бабушкой и тетей.
А еще помню, как мать велела письмо писать отцу. Я в 1 классе учился, но писать еще не умел, помню, как она пальцем по столу водила, что бы папка порадовался, какой у него старший уже взрослый.
И вся жизнь была впереди! Тяжелые были времена, но в жилах текла вера в лучшее!