Глава 18. Мятеж под угрозой провала

       Это восемнадцатая глава моего мистического романа под названием “Смерть ещё не конец”. Роман посвящён посмертным, то есть послесмертным, приключениям главных героев в пространствах Ада и Рая.

      Роман написан в жанре военно-политического детектива с участием первых лиц Ада и Рая. Главными персонажами являются Тамерлан, Ходжа Насреддин, Чингиз-хан, владыка Ада Люцифер, императрица Ада Лилит, её дочь Идиора, её внук, чистокровный демон Алахес, архангелы Михаил, Гавриил и Рафаил,  архидемоны Вельзевул и Левиафан, глава департамента инквизиции Ада князь Астарот и другие.



             Глава 18. Мятеж под угрозой провала


     Вельзевул не верил своим ушам. Перед ним стоял секретарь и докладывал о трагедии, случившейся в войсках.

     - Таким образом, шеф, из всего этого можно сделать единственный вывод: Тамерлан и его начальник охраны подверглись аннигиляции.

     Вельзевул отвернулся и стал смотреть в окно. Перед ним расстилались тёмные ландшафты, но глаза видели только Тамерлана, вокруг которого раскручивался клубок мыслей с большими вопросительными знаками. Клубок то уплотнялся, то разлетался веером, то пропадал вовсе. Логическая цепочка причин и следствий отсутствовала начисто. Не было в клубке хвостика, чтобы можно было ухватиться, дёрнуть и заставить замереть эту мысленную круговерть в таком ракурсе, который бы поддавался анализу. Он обернулся к секретарю.

     - Ещё раз и подробнее.

     Молодой демон пожал плечами и вновь, стараясь ничего не пропустить, изложил шефу всё, что ему было известно из срочного донесения, пришедшего из полевой ставки Тамерлана и подтверждённого сообщением от Чингиз-хана.

     - Это всё?

     - Да, шеф, это всё, что известно на этот момент.

     - Любая новая информация, поступившая в канцелярию, должна быть тут же доложена мне. Кто ещё, кроме меня и тебя, в курсе произошедшего с Тамерланом?

     - Никто, шеф. Только вы и я. Если, конечно, не считать свидетелей, находившихся в тот момент рядом с шатром Тамерлана. Ну и, конечно же, мне следует сейчас, после доклада вам, отправить донесение в канцелярию императора.
Вельзевул подошёл вплотную к секретарю и твёрдо сказал:

     - Никакого императора. Я запрещаю тебе выносить информацию из моего кабинета.

     - Но, шеф... Мои обязанности...

     - К чёрту твои обязанности. Я сказал, ты сделал. Вот и все твои обязанности. И не зли меня. Если стукнешь наверх, я сам разложу тебя на молекулы. Императору нельзя подсовывать информацию в необработанном виде, особенно такую важную. Ты не способен сформировать приемлемую для него структуру доклада и предложить обоснованные выводы. Это моё дело и я сделаю его сам. Ясно тебе?

     - Ясно, шеф, - секретарь недоумённо сдвинул брови и закрыл рот.

     - Срочно вызови ко мне Левиафана.

     Секретарь удалился. Вельзевул потряс головой, как бы давая мыслям возможность упорядочить свой бег, и опустился в кресло. Количество вопросов не уменьшилось, но один из них принял колоссальные размеры и придавил собою все остальные: Почему я не в курсе? Почему мимо меня прошла такая значимая акция как аннигиляция? Все случаи аннигиляции в Аду имеют место быть только с моей санкции. Лишь император использует право аннигиляции без совета с кем-либо. Но здесь не может быть императора? Он покровительствовал Тамерлану. Тогда кто? Кто проигнорировал меня и мою подпись на приказе об аннигиляции? Я в глаза не видел никакого приказа. Это чья-то самодеятельность. Того, кто имеет право. Но кто?

     Дверь отворилась и в кабинет, раскачивая жировые складки на боках, ввалилось безразмерное тело Левиафана. Он отдувался и вытирал платком пот со лба. Весь его обрюзгший вид вызывал отвращение и желание перевести взгляд на что-нибудь более приятное для глаза.

     - Что случилось? - вместо приветствия пропыхтел он и, приподняв крылья, протиснул свои выпирающие окорока в кресло напротив, - Ты не часто вызываешь меня в таком экстренном порядке.

     Вельзевул поморщился. Сразу же вспомнилось Пророчество о конце света, в котором ему, Левиафану, отводилась роль праздничного поросёнка и согласно которому праведники, празднующие своё вознесение к престолу Господа, должны пить вино и заедать его мясом Левиафана. Вельзевул передёрнулся от неприятного воспоминания и вперил пристальный взгляд в потные подглазники начальника ведомства внешних сношений.

     - Ты убил Тамерлана?
               
     Левиафан, не ожидавший подобного начала, заморгал своими поросячьими глазками, челюсть его отвалилась вниз и образовала третий подбородок. Через мгновение, справившись с растерянностью, он вдруг неожиданно легко выскочил из кресла и грозной тучей повис над Вельзевулом.

     - Это какого такого Тамерлана? Того, из-за которого у тебя был напряг с Астаротом? Того, которого ты по-глупому пытался спровоцировать, но у тебя ничего не вышло и ты просто обделался перед императором?

     Пришла очередь Вельзевула выскочить из кресла. Он оттолкнул Левиафана и как нож в масло вонзил в него полный расплавленной стали взгляд жёлтых волчьих глаз.

     - И это ты знаешь?

     Левиафан и не думал успокаиваться. Видно было, что он заводится.

     - А ты думал, что я хрен собачий. А вот я не хрен. Я серафим. Шестикрылый. И моя агентура работает не хуже твоей. Вот этого я пока только не знал, что Тамерлан убит. Теперь понятно, почему у тебя такая спешка. Ты же опять обосрался. И опять перед императором. Тебе было приказано не трогать Тамерлана. Не прошло и десяти дней, а от Тамерлана одни воспоминания остались. И чего же ты хочешь? На меня свалить? Не выйдет. Я твоего Тамерлана в глаза не видел. Мне на него три раза наплевать. Он мне не мешал. А тебе мешал. Да любому, даже начинающему, следователю и доказывать ничего не надо. У тебя был мотив, вот ты его и угробил. Я не желаю влезать в это дерьмо и обсуждать это с тобой не хочу. Я умываю руки, - и Левиафан, расталкивая воздух кабинета своими габаритами, направился к двери.

     - Если ты сейчас уйдёшь, окорок ходячий, - спиной услышал он голос Вельзевула, - то твоя жирная туша будет точно перекручена на фарш, приправлена соусами и подана на стол праведников.

     - Что-о? - заревел диким ослом Левиафан, развернулся и, ускоряясь подобно сметающему всё на своём пути селевому потоку, бросился на Вельзевула. Тот отскочил. Масса Левиафана, не справившись с инерцией, проехалась по натёртому полу и врезалась в стену, сотрясая её как силой столкновения, так и мощным утробным залпом, рождённым в глубинах его объёмных ягодиц. Хрюкнув непроизвольно ртом, министр иностранных дел съехал на пол и остался сидеть, пережидая мельтешение разноцветных кругов в глазах. Вельзевул подошёл и наклонился к контуженному толстяку.

      - Я вижу, что твои мозги совсем заплыли жиром и не желают служить своему хозяину. Я не успел сказать и двух слов, как ты уже окружил себя оборонительными редутами, залез в самый глубокий окоп и выкинул оттуда белый флаг с надписью “Это не я. Это Вельзевул”. Это ж надо так струсить. Ты как страус: голова в песке, а снаружи только жопа. Так бы и дал тебе по этой жопе. Я обвинил тебя всего лишь для проверки твоей реакции. И ты обделался сразу же, ты, а не я. Вставай давай, утрись, да разгони жир с мозгов. Думать придётся.

     Левиафан, издавая пыхтение из всех отверстий, поднялся и, зыркая из подлобья на своего обличителя, вновь придавил своим задом крякнувшее под ним кресло. Вельзевул занял кресло напротив. Исходная позиция была восстановлена. Левиафан отдышался и, пришлёпывая мокрыми губами, сказал:

     - Чего ты от меня хочешь? Учти, что я ни одним пальцем не подпишусь отвечать за твои заморочки с Тамерланом.

     Вельзевул усмехнулся.

     - Перестань трястись. Никто тебя не обвинял.

     - Да ты первым же своим словом обвинил меня в убийстве. Что, отказываться будешь?

     - Первое моё слово было вопросом, а не обвинением. Я желал убедиться, что не ты приложил руку к аннигиляции.

     - Убедился?

     - Убедился. Куда тебе, страусу с куриными мозгами, провернуть такое дело.

     Левиафан напыжился и выпятил нижнюю губу.

     - Я попросил бы не оскорблять мою честь заслуженного дворянина и лица, облечённого властью императора к исполнению высоких государственных обязанностей.

     Вельзевул пристально вгляделся в складки стареющей волчьей морды Левиафана и натужно расхохотался. Затем растянул губы в ехидной, таящей угрозу усмешке и, переполнившись сарказмом, воскликнул:
 
     - Вот как мы заговорили! Какой пиетет! Какая патетика! Какой апофеоз! Просто хочется умилиться, утереть платочком нахлынувшие патриотические слёзы и аплодировать не жалея ладоней. Ты что же это, совсем потерял ориентиры? Или ты их поменял?

     Вельзевул всем телом подался к Левиафану.

     - Я вижу, ты совсем неплохо чувствуешь себя пристяжным в упряжке Люцифера.
     А ведь совсем недавно мы, то есть я, ты и другие, о которых ты знаешь, утвердили план восстания. Не хочешь ли ты заявить сейчас мне о своих личных изменениях в отношении к путчу?

     Лицо, облечённое властью императора, заёрзало в кресле и подтянуло нижнюю губу. Левиафан понял, что разговор слишком далеко ушел от того, к которому сейчас пытается вернуться Вельзевул. Скорее всего, цель их встречи лежит где-то в русле потерянного разговора, и Вельзевул делает попытку прекратить болтовню и выйти к цели. Левиафан шумно выдохнул и красноречивым жестом руки оградил себя от намёков шефа императорской администрации.

     - Я не собираюсь делать никаких новых заявлений. Моя подпись стоит на плане. И я сделал это, находясь в здравом уме и твёрдой памяти. В моей позиции не изменилось ничего. Мне совсем не хочется быть съеденным, переваренным и выделенным наружу в виде... в виде... Чёрт, я не могу произнести это слово... Я по-прежнему верю, что нам удастся изменить Пророчество и избежать предписанного нам конца. Но я хотел бы услышать о причине столь экстренного вызова. Пока что я слышу только оскорбления.

     - Ну, наконец-то, - Вельзевул откинулся в кресле и немного расслабился, - Давай-ка, заслуженный дворянин, не будем больше впадать в детскую истерику, а займёмся делом. Итак, что мы имеем? Имеем мёртвого Тамерлана. То есть, - Вельзевул криво усмехнулся, - То есть мы его вообще не имеем. Ни живого, ни мёртвого. Вокруг этого события можно написать три имени: Люцифер, Вельзевул, Тамерлан. Интрига этого треугольника заключается в следующем: Люцифер - основание треугольника. То, на чём построен сам треугольник. Его приказы це обсуждаются и подлежат исполнению. Вторая сторона, треугольника - Тамерлан. Он протеже императора и вполне доволен своим положением этого самого протеже. Третья сторона - я. Я не согласен с решением императора и этим вношу дисбаланс в гармонию треугольника. А теперь сложи два плюс два и скажи, кто будет крайним, узнай император о гибели своего протеже?

     Левиафан окончательно избавился от обиды и настроился на волну Вельзевула.
 
     Мгновение подумав, он пропыхтел:

     - Этот треугольник может превратиться в одно основание. Если одна из его сторон уничтожена вопреки воле Люцифера, то другая его сторона может быть уничтожена в соответствии с его волей. Я не завидую тебе, Вельзевул.

     - Вот именно, - Вельзевул вскочил на ноги и зашагал по кабинету, - Ты чувствуешь, как уплотняется время, как оно сжимается и укорачивается?

     - Я... Я не понял тебя, - чистосердечно признался Левиафан.

     - Сегодня я упредил своего секретаря и запретил ему информировать о случившемся императора. Я тяну время. Ты должен понимать, что как только император узнает, за мной придут в ту же минуту. А в следующую минуту я перестану существовать. Люцифер не будет разбираться и сразу откроет на меня свои глаза. Он уже предупреждал меня.

     Левиафан почмокал своими толстыми губами и, глядя в стену, сказал:

     - Ты как будто жалуешься мне на свою судьбу. С другой стороны, я чувствую, что за твоими словами стоит нечто большее, нежели просто плач в мою жилетку. Но я не могу уловить причины раздвоения своих ощущений. Говори проще.

     Вельзевул подскочил к Левиафану, впился сощурившимися вдруг глазами в его толстые губы и, брызгая слюной, почти что заорал:

     - Куда уж проще-то? Неужели ты ещё не врубился, что моя аннигиляция поставит большой и жирный крест на всех наших планах. Если я сдохну, кто возглавит восстание? Ты, что-ли?

     Он отобрал платок у Левиафана и вытер им вспотевший лоб.

     - Вот потому я и говорю о сжимающемся времени. Информация рано или поздно дойдёт до Люцифера. Я хочу сместить время “Ч” в наших планах и нанести удар раньше. В противном случае моя смерть обезглавит восстание, и оно станет просто бессмысленным. Я идейный вдохновитель восстания, его планирующий центр, его знамя. Верные мне демонические полки не отреагируют на призывы другого командующего. Я не вижу иных кандидатур, способных заместить меня и привести восстание к приемлемому финалу.

     Левиафан оторопело моргал свинячьими глазками, в которых читалось полное отсутствие хотя бы самых элементарных мыслей. Вельзевул в отчаянии размахнулся и бросил платок в эту бессмысленную пустоту, повернулся к нему спиной и невидящим взором стал смотреть в окно. От тяжёлых мыслей его отвлёк стук в дверь. Вошёл секретарь.

     - Шеф, поступили новые сведения, касающиеся проблемы, о которой мы говорили.

     - Докладывай.

     Секретарь покосился на Левиафана. Вельзевул перехватил его взгляд и повторил приказ:

     - Докладывай.

     - Хан Мамук просит извинения за то, что в первом своём сообщении он проинформировал лишь о гибели Тамерлана, упустив в сутолоке события ещё один важный факт. Факт состоит в следующем: В обугленном остове шатра Тамерлана обнаружен некий демон, который проник в шатёр до пожара под видом императорского посланника. Он обладает сильной лечебной энергией, уже пришёл в себя и заключён под стражу. Хан Мамук предполагает, что именно он совершил акт аннигиляции. Других посторонних в шатре Тамерлана не было.

     Вельзевул внимательно выслушал секретаря. Жёлтые глаза его вспыхнули подобно глазам легавой, почуявшей добычу.

     - Немедленно арестованного ко мне. Воспользуйся моим телепортационным каналом.

     Секретарь исчез. Вельзевул вновь вернулся к окну. Левиафан пыхтел, скрипел креслом и вдруг, выйдя из мыслительной комы, заговорил, вполне логично формируя свои мысли и превращаясь в обычного Левиафана, жёсткого и прямолинейного.

     - Почему ты не хочешь создать следственную группу из опытных следователей? Оказывается, есть куча свидетелей и даже один подозреваемый. Пригласи Закиршаха. Он состряпает тебе любое обвинение и подведёт под статью любого, на кого ты укажешь. Ты будешь выведен из-под удара, и всё пойдёт дальше своим чередом, как будто ничего и не было. Это лучший вариант. Не придётся в спешном порядке комкать и перекраивать план восстания. Любая спешка в таком деле выйдет боком. Ты ставишь на кон слишком многое, и вряд ли члены оперативного штаба восстания безоговорочно поддержат тебя. Мы уже проходили эту школу, когда подчинили свой разум личностным амбициям Денницы и подняли свои мечи на Яхве. Результат известен. Чем сегодняшняя ситуация отличается от той? Только несущественными нюансами. По сути картина одна и та же.

     Вновь на первую позицию выхода личные проблемы руководителя восстания, который, в силу складывающейся ситуации/в большей степени заинтересован лишь в том, чтобы избежать аннигиляции. По сути/дела, тебе уже наплевать на исход восстания. Главное - если умереть, так с музыкой^Объясни мне, почему ты впал в панику и не желаешь провести следствие? Ведь не ты же, в конце концов, убрал Тамерлана.

     Вельзевул повернулся к начавшему соображать Левиафану и ответил:

     - Прекрасная идея. Только совершенно не учитывает реалии треугольника, о котором я говорил. А реалии таковы, что подсовывать явную липу императору и пытаться блефовать на этой стряпне крайне опасно потому, что император в нашем треугольнике играет роль заинтересованной стороны и будет вникать в ход расследования. Играть с ним в кошки- мышки я не могу, так как в этой игре роль кошки явно не моя. К тому же я догадываюсь, откуда явился этот ряженый императорским посланником. Это говорит о многом и не оставляет мне другого выхода, кроме эскалации планов восстания.

     Левиафан сощурился и, склонив голову набок, прочмокал:

     - Ба, да ты просто ясновидящий. Тогда не томи, выкладывай. О чём это таком ты догадался, что повергло тебя в полную прострацию и ты от этого потерял мозги, думая, что можешь вот так запросто манипулировать нами, выбивая из нас согласие на корректировку плана восстания?

     Вельзевул неприязненно посмотрел на прочухавшегося Левиафана и неприятно понял, что тот полностью вошёл в проблему, но с противоположной стороны. У него свой взгляд на тему, и этот взгляд имеет право быть, так как отражает его видение, его правду. А правда заключена в том, что, как говорят на земле, своих вшей я люблю больше, чем чужих. Другими словами - своя рубашка ближе к телу. Он просчитал ситуацию исходя из личных преимуществ, которые могли бы возникнуть у него, пойди он на предложение Вельзевула. Но никаких преимуществ для себя не увидел и включил тормоза. По сути дела у Левиафана не только не возникало каких бы то ни было преимуществ, но всё говорило за то, что преждевременное восстание обречено на подавление, целей своих не достигнет, а участники будут подвержены репрессиям. Вельзевул начал чувствовать слабость своей позиции, но вопрос был поставлен и он ответил:

     - Логика моего анализа выглядит так: Круг лиц, наделённых белой энергией, способной аннигилировать, можно разделить на два сектора. В первом секторе те, кто обладает белой энергией в соответствии с перечнем его обеспечения по занимаемой должности. Это лица, занимающие самые верхние ступеньки карьерной лестницы. Их я тоже разделил на две группы: не контактировавших с Тамерланом и, как следствие, не имеющих каких либо мотивов в его устранении, и контактировавших с ним. Ясно, что организатор теракта мог быть только во второй группе. Однако в ней только три имени: Люцифер, Вельзевул и Астарот. Парадокс момента заключается в том, что все три фигуранта отпадают по естественным причинам. Люцифер не заинтересован. Я не убивал. А Астарот сидит в наручниках в подвале моей резиденции. К тому же он лишён не только белой, но даже лечебной энергии. Тупик? Нет. Не забывай, что остался ещё один сектор разделённого круга. Это императорский дом. Почти все они обладатели белой энергии. Я со скрежетом зубовным принялся за анализ имён в этом секторе, ясно понимая, что семья императора, это не то место, где следует искать преступника.

     Криминал и родня императора это два диаметрально противоположных, неперекрывающихся понятия. То есть, я, конечно, допускаю и, мало того, я уверен в том, что нити преступления приведут меня в императорский дворец, но императорское окружение это не что иное как круговая порука избранной касты, не допускающая и мысли о пятне на своей репутации. Никто из них не захочет огласки и, скорее всего, крайним и виновным будет назначен некто другой, чья кровь не несёт в себе эритроцитов императора. Не догадываешься ли ты, Левиафан, кто будет этим другим, учитывая проблему рассмотренного нами треугольника?

     Я понимаю, что заказчиком теракта могут быть либо императрица, либо Идиора, либо Алахес, если ему, после покушения, наряду с энергетической защитой, дали ещё и белую энергию нападения. И мне совсем не интересно кто из этих троих приложил к Тамерлану свою руку. Следствие их даже не коснётся. Закиршах не дурак, он понимает слово “табу” и не полезет туда, где можно потерять не только статус, но и голову. Я чувствую себя жертвой этого убийства. Причём жертвой случайной, незапланированной. Удар, как мне кажется, не был нацелен в меня. Я пострадаю от случайного, никем не предусмотренного рикошета. Считаю, что акция не была продумана детально. Следовательно, я исключаю из списка императрицу Лилит, как не способную на спонтанные, необдуманные действия. Остаются Идиора и Алахес, но в моём положении это вряд ли что меняет. Поэтому я настаиваю на переносе начала выступления и требую проведения экстренного заседания штаба восстания с этой повесткой дня.

     Левиафану не удалось ответить. За дверью раздалась какая-то возня, сопровождаемая неразборчивыми выкриками. Затем вошёл секретарь и доложил о доставке арестованного. Вельзевул распорядился ввести его, но молодой демон не торопился исполнять распоряжение и явно хотел сказать что-то ещё.

     - Что такое? Почему ты ещё здесь? - спросил Вельзевул.

     - Шеф, этот, которого мы привели, бывший начальник управления охраны, небезызвестный демон по имени Ибн Гаал, осуждённый по делу о покушении на внука императора Алахеса.

     - Вот как! - удивился Вельзевул и повернулся к Левиафану, - Всё-таки это именно то, что я и предполагал. Именно последствия покушения на Алахеса. Ну, давай его сюда.

     Секретарь снова замялся и, наконец, выговорил:

     - Шеф, он не адекватен.

     - В каком смысле?

     - Он или прикидывается или на самом деле сошёл с ума. Ведёт себя буйно, всё время пытается укусить стражников.

     Вельзевул поднял брови, взглянул на Левиафана и снова на секретаря.

     - Веди. Здесь разберёмся.

     Секретарь вышел. Возня приблизилась и в дверь ввалились два здоровенных тимурида, в руках которых извивался и плевался во все стороны связанный Ибн Гаал. Один из стражников, коротко размахнувшись, резко ударил его в солнечное сплетение. Ибн Гаал согнулся и повис на руках своих мучителей, всхрапывая от перебитого дыхания и давясь воздухом, не желающим входить в стиснутые болевыми спазмами лёгкие.

     Вельзевул подошёл, указательным пальцем поднял его подбородок и взглянул в тёмные, бессмысленно мечущиеся глаза.

     - Осторожно, шеф, - предупредил секретарь.

     - Кто ты? - спросил Вельзевул, усиливая визуальное давление на Ибн Гаала и тем самым пытаясь блокировать в его мозгу зарождение сигналов на непредсказуемые действия. Ответ на этот вопрос был нужен ему в основном только для того, чтобы оценить степень стрессового поражения пленника и возможность результативной беседы с ним в условиях кабинета. Если же способность вести осмысленный диалог окончательно покинула связанного демона, то процедуру дознания следовало перенести в подвалы вельзевуловой резиденции с применением средств активного вторжения в психику и память арестованного.

     Ибн Гаал дёрнул подбородком и боднул головой в сторону Вельзевула. Ещё один удар под рёбра заставил его широко открыть рот, захлебнуться собственной слюной и булькающими связками вытолкнуть что-то слабо идентифицируемое:

     - Уль-Кха..., Кха..., У-у-у..., У-у-у...

     - Не бей его больше, - Вельзевул строго взглянул на стражника, - Пусть дышит.

     Ибн Гаал вдруг выгнулся всем телом, запрокинул затылок, вытаращил глаза и, не обращаясь ни к кому, завопил в атмосферу подпотолочного пространства кабинета:

     - А-а-а..., Гадина..., Доберусь..., Гадина..., Доберусь и сделаю..., Гадина..., Доберусь и сделаю..., Сделаю..., Сделаю...

     Все присутствующие переглянулись. Лишь Вельзевул насторожился и, переждав накат гааловской истерики, мягко и вкрадчиво обратился к безумцу:

     - Кто гадина?

     Ибн Гаал перевёл расширенные глаза на Вельзевула, приблизил к нему насколько возможно разбитые губы, но, оглянувшись и увидев присутствующих, откинулся назад и затрясся в беззвучном хохоте.

     Вельзевул понимал, что обычный допрос невозможен, что только специфический подход с учётом ущербных умственных особенностей допрашиваемого может привести к
Его разум работает только в одном направлении, которое генерируется им самим и больше никем. Он просто не в состоянии вести разговор о другом и следователь, пытающийся добиться желаемого от подобного подозреваемого, должен следовать в его кильватере и тонко подыгрывать, задавая осторожные вопросы и, при этом, максимально располагая к себе, то есть, фактически переводя отношения типа “следователь - арестованный" в отношения типа “врач - пациент". Направление, в котором сформированным злобным вихрем клубились сейчас эмоции Ибн Гаала, Вельзевул нащупал и по мере того, как иссякла энергия его бесконтрольного хохота, он вновь заговорил, пропитав свои слова участием, вниманием и заботой:

     - Успокойся. Прошу тебя. Мы твои друзья и не позволим никому обижать тебя. Сейчас тебя развяжут, и ты сядешь в удобное мягкое кресло. И ты нам всё расскажешь. Правда ведь? А мы поможем тебе. Развяжите его, - распорядился он, одновременно подав сигнал тимуридам об усилении контроля за его действиями. Ибн Гаал был развязан и усажен в кресло. Стражники заняли место за его спиной.

     - Мы поможем тебе, Ибн Гаал. Твоё желание отомстить этой гадине Идиоре справедливо и достойно уважения. Мы сами уже давно хотим свести с ней счёты. Вместе с тобой мы сделаем это. Ты согласен?

     Провокация Вельзевула была грубой по смыслу, если не сказать наглой, но весьма расчётливой и уместной по форме её употребления. Теперь уже он почти не сомневался в том, что именно Идиору Ибн Гаал удостоил определением “гадина", но требовалось не интеллектуальное решение ребуса, а подтверждение, озвученное вполне конкретно и однозначно. Зашоренный болезнью ум Ибн Гаала не распознал подвоха. Он подался вперёд, раздул ноздри и выкатил нижнюю губу:

     - Я доберусь..., Я доберусь..., Я сделаю..., Она пожалеет..., Она отомстила..., И я отомщу..., Она за своё отродье..., А я за свою семью..., Гадина..., Гадина...

     Тёмное покрывало безумия вновь закрыло минутный проблеск в его мозгу. Он вскочил, но жёсткие руки стражников вдавили его в кресло.

     - Уведите, - распорядился Вельзевул.

     Ибн Гаала, словно бесчувственный мешок, выдернули из кресла и скрутили руки. Когда за стражниками закрылась дверь, Вельзевул повернулся к молчавшему всё это время и лишь сопевшему во все щели Левиафану.

     - Самые опасные для меня предположения подтвердились. Теперь нет никаких сомнений. Это рука Идиоры. Глупая импульсивная дура, не способная видеть приоритеты имперского масштаба и подчинять свои частные проблемы высшим идеалам. Она ведь знала, что Тамерлан априори в тысячу раз полезнее для Ада, нежели её никчёмный выродок, но инстинкты самки-матери возобладали над патриотизмом и волны от этого дурацкого убийства теперь смоют все наши тщательные и долговременные приготовления. Не думал, что одна умственно неполноценная баба может испортить дело поистине судьбоносного для подземных жителей значения. Ты-то чего молчишь? Или это тебя не касается? Хватит пыхтеть. Мы не уйдём отсюда пока не примем решения, вернее, пока не будет принято моё предложение о форсировании повстанческих событий. Ты и я вместе имеем солидный вес среди членов штаба восстания и наше совокупное влияние на них будет определяющим. Давай, расчехляй мозги. В твоих интересах грести вместе со мной в одной лодке.

     Левиафан лениво перевалился в кресле и перенёс тяжесть своей туши с одной ляжки на другую. Глаза его убежали в сторону, и это невольное бегство он, как бы потирая в раздумье лоб, прикрыл пухлой ладонью. Вельзевул увидел и понял всё. Он подскочил к Левиафану, отдёрнул его руку, впился своими стальными зрачками в его бегающие и, презрительно кривя губы, зашипел:

     - Что, теперь ты обделался? Ты что же, сволочь продажная, думаешь, что отмолчишься сейчас и отсидишься в кустах потом? Не надейся! Я, погибая, потащу за собой всех. Я сам перед своей аннигиляцией передам императору планы восстания и с особым удовольствием раскрою ему списки его руководителей, в которых ты один из первых. Нельзя же быть настолько тупым, чтобы не понимать этого.

     Я поражаюсь отсутствию у тебя инстинкта самосохранения, который должен был давно уже шпиговать тебя в твою толстую задницу и мобилизовывать твои жирные извилины на поиск выхода. Тебе что, сложно понять, что дамоклов меч аннигиляции висит над тобой так же неотвратимо, как и надо мной? У меня, в моей ситуации, нет ни возможности, ни желания лицемерить и говорить высоким штилем о якобы наличествующих в моей душе благородных позывах, источником которых, опять же якобы, является моё беспокойство о будущем всего Ада. Мне плевать на будущее всего Ада и его отдельных компонентов, в том числе и каждой обособленной личности, если я не вижу себя в этом будущем.

     Я сбрасываю маску, и ты видишь сейчас моё истинное лицо. Ха-ха-ха, посмотри на себя. Ты просто смешон. На твоей физиономии отпечатались растерянность и желание отодвинуть меня как можно дальше. Что, презираешь? А ты загляни лучше под свою маску. Да всмотрись попристальнее в то, что ты там увидишь. Такая же абсолютно эгоистичная скотина. Ты и обделался-то сейчас не потому, что восстание может потерять своего главного вдохновителя и от этого не достигнет своих целей, а потому, что в сложившейся ситуации уменьшается прогнозируемость дальнейших событий, увеличивается вероятность провала как планов восстания, так и твоих собственных надежд на твоё собственное благополучие в будущем. Но твоя проблема не столько в том, что ты трус, сколько в том, что твой страх начисто отшибает твою способность соображать.

     Повторяю: если я, не поддержанный штабом восстания, буду погибать, я передам списки императору. Ты - первая жертва и твоя участь - аннигиляция. Если же мы выступим в соответствии с моими теперешними планами, то мы имеем неплохие шансы на успех. Конечно, восстание подготовлено не в полной мере, но идеальных условий не бывает ни для какого восстания, всегда его организаторы испытывают лимит времени или дефицит ресурсов. Противники восстания никогда не позволят создаться идеальным условиям для революционеров. К тому же, мои личные обстоятельства не позволяют мне слишком долго танцевать здесь сейчас перед тобой. Я слишком долго уговариваю тебя, хотя временной цейтнот всё больше натягивает струны моих нервов. Только неотложное выступление спасёт меня от карающей энергии Люцифера. А значит и тебя, тугодум. Ну что, ты врубился, наконец?
    
     Левиафан ошалело моргал редкими ресницами. Он достал платок, вульгарно высморкался в него и им же вытер вспотевшую лысину.

     - Ну ты и дерьмо, - сиплым голосом выговорил он всё ещё не глядя на Вельзевула, - Знал бы раньше, не позволил бы своим развесистым ушам слушать красивые бредни о свободе, солнце и свежем воздухе. Никакая свобода тебе не нужна. Тебе нужна только корона императора. А заполучив её, ты даруешь нам такую свободу от которой я лично сам себя аннигилирую. И я тебе не нужен. Я нужен больше Люциферу, чем тебе.

     Я тебе нужен лишь как чиновник высшего эшелона власти, пользующийся авторитетом в правительственных кругах, как обладатель мощных рычагов влияния в государственной инфраструктуре в целом. Ты еле сдерживаешься, чтобы тебя не стошнило от взгляда на меня. Я всё вижу. И терпел это только потому, что связывал с тобой надежды на освобождение из плена подземелья. Теперь вижу, что под именем грозного серого кардинала Ада скрывался снедаемый тщеславием мелкий пакостник и обиженный завистник, сердце которого из года в год точила и опаляла пламенем мести лишь одна дешёвая по своей сути мыслишка - взгромоздить свою задницу на вожделенный трон, покоящийся на горе из серебряных черепов.

     Да кто ты такой? Люцифер - император от Бога, от Его воли и от Его духа. Ты с ним и рядом не стоял. Я, как и многие, примкнул к тебе только потому, что желал освободиться от участи подземелья. Заметь, не от власти Люцифера, а от некомфортного, почти невыносимого существования для, познавшего когда-то солнечное тепло, тела. Ты, ещё даже не получив чёрную метку от императора, уже задёргался и невольно вскрыл свои карты. И что же мы видим? Козыри-то все оказались фальшивыми. Твои личные цели насквозь пропитаны закоренелым эгоизмом безумного фанатика.

     Да ты ничем не лучше Ибн Гаала. Только его разум был повреждён ненавистью к Идиоре, а твой к Люциферу. Ты достаточно красноречиво высказался по отношению ко всему населению преисподней. Для тебя все они лишь быдло, предназначение которых славить твоё императорское величество. Ты и не думал выводить их на поверхность земли, туда, где господствует воля ещё более могущественного существа, нежели Люцифер. Твоя цель - самодержавие. Пусть в сырости и мраке подземелья, но зато единоличная, неделимая и ничем не ограниченная в пределах преисподней, власть. Ты сам смешон. Ты карлик с кривыми ножками и короткими ручками пытающийся с кряхтеньем влезть на стул. И теперь все увидят, что ты карлик. С мелким, морщинистым, злобным личиком. Я позабочусь об этом. Я сам соберу заседание штаба и объясню всем, во что мы вляпались с таким руководителем...

      Левиафан не договорил. Сгусток белого пламени полыхнул веером перед его глазами и, нейтрализованный энергетической защитой, рассыпался мелкими звёздами. Вельзевул стоял в атакующей позе и трясущимися руками посылал заряды смертельной энергии. Ненависть перекосила и выбелила саваном его заострившуюся морду. Он понимал, что не нанесёт ущерба Левиафану, но злоба разворотила его печень и затопила сознание единственным желанием - уничтожить, уничтожить, уничтожить, превратить в кучу пепла, растоптать его, растоптать, плюнуть в середину и забыть как мерзкий сон. Усиливая импульсы, он подходил ближе и ближе. Белые молнии сверкали смертельными стрелами и рикошетили во все стороны. Вельзевул упёрся ладонями в защиту на расстоянии вытянутой руки от Левиафана и скрежетал зубами, пытаясь продавить невидимый щит.

      Левиафан, не ожидавший такого подлого необъявленного нападения, лишь откинул голову и прикрылся рукой от слепящих вспышек. Неожиданно для самого себя он нагнулся и с разворотом снизу вверх врезал кулаком в область белого, извергающего злобу, пятна. Получился настоящий апперкот. Челюсть Вельзевула хрустнула и, кроша зубы и разрывая ткани мышц, вонзилась своими частями в нёбо. Он отлетел в сторону и затих. Левиафан расправил крылья, проверил сочленения, сложил их вновь и начал мысленно набирать код телепортации.

      Вельзевул зашевелился, приподнялся на локтях и расплывчатым взглядом уставился на Левиафана. Нижняя часть его лица шевелилась. Лечебная энергия сращивала кости челюсти и возвращала её на место.

      Левиафан подошёл, наклонился к Вельзевулу и, концентрируя в одном фокусе всё своё презрение, бросил прямо в его мутные глаза одно короткое слово: “Карлик”. Сказал и исчез, оставив Вельзевула приходить в себя и злобно раздувать ноздри в поисках альтернативы, позволившей бы ему избежать последнего разговора с императором.