Милость Императрицы - 10

... или перечитывая "Капитанскую дочку"

"Немецкий" указ "разбойника-хозяина"

Пусть Читатель не думает, что мы совсем забыли про «Капитанскую дочку» и Михаила Шванвича, т.е. пушкинского Швабрина. В нескольких предыдущих главах мы пытались понять, имел ли Шванвич-старший некие «заслуги» перед Императрицей, которые позволили бы его сыну, как пособнику Пугачева, избежать более сурового наказания. По результатам «расследования» оказалось, что, скорее всего, именно бывший лейб-компанеец Александр Шванвич «прекратил» существование на этом свете незадачливого Петра III, тем самым обеспечив для Екатерины II самодержавное правление на протяжении без малого 35-ти лет.

Теперь же можно, не отвлекаясь на криминальную составляющую жизни отца, проследить судьбу Шванвича-младшего.

Напомним, что сюжетная линия повести Пушкина об измене Швабрина опиралась на весьма объемный материал, который поэт собирал  для «Истории пугачевского бунта». Помимо работы в архивах, поездок по местам, где «гуляли» пугачевцы, Пушкиным были опрошены также свидетели из «благородного» сословия. И вот в беседе с одним из них, неким Н. Свечиным, поэт узнал историю  о  «немецком» указе Пугачева.

Сохранилась пушкинская запись рассказа Н. Свечина от 1833 года: «Немецкие указы Пугачева писаны были рукою Шванвича. Отец его, Александр Мартынович, был майором и кронштадтским комендантом, после переведен в Новгород. Он был высокий и сильный мужчина. — Им разрублен был Алексей Орлов в трактирной ссоре. — Играя со Свечиным в ломбер, он имел привычку закуривать свою пенковую трубочку, а между тем заглядывать в карты. Женат он был на немке. Сын его старший недавно умер».
Наверное, основываясь из этой пушкинской записи, историографы наделили Шванвича-отца званием майора и должностью «кронштадтского  коменданта», но не будем строги к свидетелю, который легкомысленно поигрывал с этим персонажем в ломбер.

Между тем, среди архивных материалов следствия о пугачевском восстании можно найти и показания Михаила Шванвича.
На допросе 17 мая 1774 г. в Оренбургской секретной комиссии Шванвич показал, что «немецкий» указ был составлен им по поручению Пугачева по русскому оригиналу знаменитого пугачевского манифеста, начинавшегося словами: «Небезызвестно есть каждому верноподданному...». Текст этого манифеста был полностью повторен и в указе от 17 декабря 1773 г., посланному Пугачевым оренбургскому губернатору И. А. Рейнсдорпу. Этот указ и использовал Шванвич, переведя его на немецкий язык. Шванвич на допросе показал, при каких обстоятельствах был написан им «немецкий» указ: «Прислал Пугачёв казака, чтоб я шел в канцелярию. А как пришел, то секретарь злодея Горшков сказал: «До тебя есть дело», и, вынув указ, тот, в котором в заглавии написано «Небезызвестно есть каждому» говорил: «Батюшка-государь Петр Федорович велел тебе перевесть оный указ на немецкий язык», который я и перевел».
Современный перевод этого указа также есть в открытом доступе:
«Нашему губернатору Рейнсдорпу. Каждый наш верноподданный знает, каким образом злобные люди и недоброжелатели лишили нас по всем правам принадлежащего нам всероссийского престола. Но ныне всемогущий бог своими праведными судьбами и, услышав сердечные к нему молитвы, снова преклоняет к нашему престолу наших верноподданных, а злодеев, исполненных недоброжелательства, повергнет к нашим ногам. Однако и ныне есть такие люди, которые, не желая признавать нас, не хотят выйти из мрака недоброжелательства и сопротивляются нашей высокой власти, и при этом стремятся, как и прежде, ниспровергнуть наше блистательное имя, и наших подданных, верных сынов отечества, хотят сделать сиротами. Однако мы, по природной нашей склонности и любви к тем верноподданным, которые ныне, оставя заблуждение и злобу, будут чистосердечно и верноподданнически служить нашей высокой власти, будем милостиво отмечать и жаловать отеческой вольностью. А если кто не пожелает нас признавать, и впредь будет оставаться в прежнем недоброжелательстве и озлоблении, то таковые отступники, по данной нам от создателя высокой власти и силе, испытают на себе наш справедливый и неизбежный гнев. Обо всем этом и сообщается от нас во всеобщее сведение, дабы важность этого осознал каждый наш верноподданный. Декабрь 1773 года».
Сам Пугачев, уже привезенный в Москву, на допросе в ноябре 1774 года  подробно осветил обстоятельства составления «немецкого» указа и отправки его в осажденный повстанцами Оренбург. Вот как эти показания были записаны секретарем следствия:
«В одно время, и имянно, в Рождество Христово, увидя Шваныча, говорил же он (Пугачев): «Ну, Шванович, напиши по-немецки к оренбурхскому губернатору, чтоб он принял меня в город с щестию и драться бы перестал». Шваныч письмо написал. Он, посмотри ево, сказал: «Хорошо», — и тот час то письмо отдал казаку Ивану Солодовникову и приказал отвести оное в город. Солодовников, взяв письмо, повез, и потом, возвратясь назад, сказал ему, што письмо, подвесши к городу и привязав к палке, воткнув в снег, поехал. А как отъехал, то видел он, что высланный из города казак то письмо взял и поскакал в город. Но он, Емелька, на то письмо из города в ответ ничего не получал».
Оренбургский губернатор И. А. Рейнсдорп (тот самый, который в повести увещевал Гринева, что дочке погибшего капитана Миронова - Марье Ивановне - было бы неплохо, пока вокруг такая неразбериха, стать женой "шельмы" Швабрина), получив пугачевские «указы», отправил их при своем рапорте от 24 декабря 1773 г. в Петербург в Военную коллегию. О них было незамедлительно доложено Екатерине II.  Подброшенный пугачевцами ранее, при осаде Оренбурга, «Указ» на немецком языке всерьез обеспокоил Императрицу и мог утвердить её в мнении о наличии «западного следа" в разжигании такого масштабного народного бунта. Императрица была кровно заинтересована в установлении личности человека, писавшего для Пугачева указ на немецком языке. В наказе чиновникам секретной комиссии, отправленном в апреле 1774 г. для производства следствия, суда и расправы над повстанцами, захваченными в плен под Оренбургом, Екатерина II писала: «Старайтесь узнать: кто сочинитель немецкого  письма, от злодеев в Оренбург присланного, и нет ли между ними чужестранцев, и не смотря ни на каких лиц, уведомите меня о истине».
Следуя данному указанию, следственная комиссия, прибывшая в освобожденный от осады Оренбург, сосредоточила главное внимание на расследовании дел ближайших сподвижников Пугачева, в их числе был и пленный подпоручик Шванвич. На допросе 8 мая 1774 г. думный дьяк повстанческой "Военной коллегии" И. Я. Почиталин показал, что «указ на немецком языке писал офицер Шванович, 2-го гренадерского полку подпорутчик».
Сам Шванвич, рассказавший свою биографию, историю пребывания в плену у повстанцев, признавшийся в составлении «немецкого» указа и в переводе захваченных пугачевцами документов на французском языке и заявивший в заключение своих показаний, что «в рассуждении так нещастного казусу, последовавшего со мною, прошу у милостивейшей государыни помилования» - нисколько не отпирался. В своем докладе Екатерине II о результатах следствия над ближайшими сподвижниками Пугачева следственная комиссия писала: «Что касается до немецкого письма от злодея к оренбургскому господину губернатору писанного, то сие писал 2-го гренадерского полку подпорутчик Шванвич, бывший в то время в полону и атаманом над захваченными в толпу злодейскую гренадерами, которого допрос в копии под литерою «Н» у сего подносится» и что «злодей Пугачев не имеет, кажется, посторонняго, а паче чужестранного руководства и способствования. Но споспешествовали ему в злодейских произведениях, во-первых, яицкия казаки, а во-вторых, народное здешняго краю невежество, простота и легковерие, при помощи вымышленного от злодея обольщения их расколом, вольностию, льготою и всеми выгодами».
Полученные показания успокоили Екатерину II, и она использовала их в переписке со своими зарубежными корреспондентами в качестве демонстрации стихийности русского бунта – «бессмысленного и беспощадного». В письме к Вольтеру, характеризуя Пугачева, Екатерина II отмечала: «Он не умеет ни читать, ни писать, но это человек чрезвычайно смелый и решительный. До сих пор нет ни малейшего признака, чтобы он был орудием какой-либо иностранной державы или стороннего замысла, ни чтобы он следовал чьим-либо внушениям. И надо полагать, что господин Пугачев — разбойник-хозяин, а не слуга».