Жив, чтобы писать

Я помню, как мы познакомились. Душное собрание старост, на котором тебя и не должно было быть, участь «комсорга» нашего времени обременила только меня. Мы как-то легко завели диалог. Ну, для тебя легко, а я был мальчиком, который ждёт подвоха от каждого, удара в морду или хотя бы плевка в спину. Таким и остался. Тут же обменялись Интсаграммами, в то время на эту платформу не надо было входить через 7 обходных кольцевых дорог Ада. Так и познакомились. А ведь ты только через месяц-два узнавала, что я давно на тебя смотрел, но не подошёл познакомиться. Такой я человек.
***
Я помню, как мы сидели в подъезде в компании моих одноклассников. Я хотел бы сказать «друзей», но я уже тогда понимал, что в коллектив не вписываюсь, но выгодный с точки зрения учёбы и смешной. А ты была на два года младше нас, но была «своей», ты не по годам подходила. И на 3 года младше меня, но ещё сильнее подходила мне, чем им. Тогда мы все выпили, зачем же ещё сидеть в подъезде, если не пить и не курить на балконе? Можно ещё пафосные фотографии сделать, но и это, конечно же, было. А то как-то не в духе времени, выбились бы от моды. А я не курил, выбивался, но меня всё-таки не считали лишним. Тогда ты в первый раз положила мне голову на колени, и я готов был душу продать, чтобы так и застыть. Неловкость и одновременно наивное детское счастье вместе создают ужасающий коктейль, кто пробовал его на вкус, тот почувствует даже через напечатанные буквы. А я и не знал, что делать. Знал в теории, видел в фильмах, но до тебя такой коктейльной карты мне не открывали. Если я уж и начал сравнивать чувства с коктейлями, то до тебя был либо «Лонг-Айленд» с быстрым переходом в кровать, либо Мартини, долго и нудно, безо всякого интереса текущий по горлу с целью поскорей опустошить бокал и, отклонившись, уйти в духе манерного общества.
***
Я помню, как созрел признаться тебе в чувствах. За скромные свои года и 6 поменянных женщин, ни разу не было такого, чтобы я сам кому-то признавался в симпатии. Для меня это ощущалось, как если бы в авангарде на Бородинской битве вышел один Наполеон, а остальная армия образовывала полумесяц, полуоктогон, чтобы у императора не было даже надежды на побег. Я изрядно напился, набрал горячую ванну, собрал по задворкам тысячи коридоров своего сознания всё «мужское», в общепринятом понятии этого слова, и выпалил из себя: я тебя люблю…
После чего пришло осознание самых неприятных вероятно возможных исходов, от которых я героически решил спрятаться под водой, задержав дыхание на минуту. Но, видимо, я действовал по плану Вселенной, и исход оказался положительным.
***
Я помню, как бегал к тебе во время карантина. Всем надлежало сидеть по домам, учебные заведения переведены на дистанционное обучение, мы все медленно сходим с ума. Я сидел по 4 часа за компьютером на уроках, к концу последнего ты как раз просыпалась. Собрался, тихо вышел и окольным путями бежал до станции, где мы шли вдоль железнодорожных путей и до маленького оврага - до нашего места. Электрички везли несчастных, кому суждено было работать очно даже в такое опасное для здоровья время, регулярно, и мы махали им, чтобы услышать одобрительное гудение сигнала от машиниста. Ты стелила плед и мы смотрели ролики твоих любимых блогеров. Я тоже их знал, но вырос из них раньше. Или я просто боялся перед кем-то несуществующим сказать, что мне тоже нравится? Есть вопросы, на которые мы не получим ответа даже после новомодного посещения психолога. Так глубоко внутрь себя не заглянешь ни с помощью таблетки, ни с помощью человека с образованием. Я люблю это время, просто из-за чувства спокойствия. Я по натуре человек беспокойный, чего-то остерегаюсь, пытаюсь продумать наперёд, просчитываю шаги. Сама жизнь научила и мой главный учитель в этой абсурдной и невероятно сложной игре - мать. Но в эти дни я плавился, как сырок, как бы банально не звучало. Время замирало, как будто бы, отпадала потребность думать наперёд.
***
Я помню, как мы катались в Москву. Нам повезло с тобой родиться близ столицы. До культурного просвещения рукой подать, как до яблока с самой низкой ветки, только руку протяни. И мы тянули обе с жадностью хватая все плоды. А после, насытившись вдоволь, прыгали в метро и ехали домой. Ты закидывала свои ноги на мои и принималась всем телом, а я чувствовал себя отцом. Нет для мужчины большего счастья, чем чувствовать хрупкое существо в своих крепких руках. Ну и я не исключение. Недолюбленный, недополучивший должного, ты была пластырем, способным заклеить этот «Северный поток-2». На выходе из метро ждал автобус, в котором мы прыгали на последние места. Не знаю, чьими заслугами, но в 90% случаев они были пустыми. Если это вы, граждане, негласно сговорились и уступали их нам, я отвешиваю вам самый низкий поклон из известных. Ты закидывала ноги прямо на стекло и лежала на моих коленях. А я всегда боялся осуждения и стыдился, но при всём этом чётко понимал, что каждый «осознанный гражданин», который возомнит себя достойным «поддерживать общественный порядок», найдёт лишь страдание. Если общепринятая психология определила термин «синдром самозванца», для моего случая ей необходимо было ввести подвид «синдрома защитника». Уж не знаю, зачем, но раз есть, не смей мешать. Как-то так, выходит. Я вообще ещё тогда был за все свободы, как и ты, только в тебе была смелость говорить это открыто, а я был в заложниках у комплексов и общественного мнения.
А ещё ты часто засыпала так, в автобусе, и сон твой я сторожил как пёс, прикормленный охранником стоянки, сторожил его старый Жигуль бородатого года выпуска - самоотверженно и чутко. И в этом ощущалась любовь, это и есть это удивительное чувство, описание которого с физиологической точки зрения так тупо и глухо, что кажется редкостным бредом.
***
Я помню, как мы в первый раз напились оба. Твоя комплекция, возраст и отсутствие опыта всегда давали мне невообразимо большую фору, так что тебе напиться было проще. Я же представлял из себя алкоголика в четвёртом поколении, чей прадед умер, захлебнувшись собственной рвотой. По рассказам его же дочери. А позже, когда это уже станет неважным в контексте «мы», я узнаю, что по отцу у меня ещё и шизофрения. Это, пожалуй, единственная вещь, о которой я не сожалею, что приключилась она вне этого контекста.
Я промахнулся, это очень мягко сказано, конечно, просто не хочу очернять повествование нецензурными репликами, с выбором алкоголя, поэтому плохо было до жути. Тогда ты в первый раз увидела мою вторую личность - Сатира, который ищет догонку, новых ощущений и, почему-то, патологически любит нарушать все правила ПДД. Я так надеюсь, что ты этого не помнишь и знаешь по рассказам нашей общей подруги, взявшей на себя колоссальный труд - довести нас до безопасного места.
***
Я помню, как мы расстались. Это одно из немногих письменно оформленных воспоминаний, которое я не хочу открывать, будто там дата моей смерти с мельчайшими подробностями её обстоятельств. Глупо, даже по-идиотски, но громко и больно. Перечитывать это сродни добровольной казни четвертованием, но только умереть нельзя - таковы правила сервера. К сожалению или к счастью, описать я это не могу. Не получается. Сделать сухой конспект диалога или оформить копию протокола этого преступления против самого себя и тебя можно безо всякого труда, да только всякого рода канцелярские приёмы и бюрократия в целом никогда не передадут эмоций и чувств, испытываемых описанными личностями, внесёнными в материалы дела. А без них преступление кажется проступком или вообще даже на нечто наказуемое не похоже, обычный случай «в порядке вещей». Не на что, мол, смотреть, нечего разводить из этого статью в либеральный или провластный журнал. А не было бы, я бы и не писал, по логике размышляя.
***
Прошло уже 5 лет. Я помню всё, до мельчайших подробностей, ибо воспалённый мой мозг любит раз в месяц выстрелить мне в голову свинцовый заряд воспоминаний во сне, от которого весь день коробит так, будто пил беспробудно месяц. Пока тебя не было и ты жила свою новую жизнь, я перенёс две неудавшиеся попытки суицида, так же неудавшиеся попытки отношений и сейчас, хоть немного встав на твёрдую землю, выхожу из 3 месячного запоя. И все 5 месяцев ко мне приходила эта мысль не раз: «А точно ли я пережил, именно переЖИЛ, эти две попытки?.. И, если это так, то зачем, для чего я был оставленным высшими силами, имена и образы которых не за чем раскрывать, дабы не ударяться в эзотерику?» И только теперь я могу ответить чётко и честно, в первую очередь, перед собой: «Чтобы описывать». И теперь готов ответить на эти вопросы просто и честно, двумя простыми фразами: «Жив, чтобы писать»