Когда расцветают звёзды

Когда расцветают звёзды.
(Подростковая драма. Семейная сага. Психологическая проза)

Я помню, как впервые увидел её глаза. Они были цвета осеннего неба – того оттенка серого, который кажется наполненным светом изнутри. Я не верил в любовь с первого взгляда. Может быть, именно поэтому она и случилась со мной.

I
Меня зовут Алексей. Мне шестнадцать, и я только что перешёл в новую школу. Мама вышла замуж второй раз, и мы переехали в большой дом на окраине города. Мне здесь не нравилось. Пустые бетонные дворы, незнакомые лица, новые правила. Всё казалось чужим и холодным.

Мой отчим, Павел Сергеевич, был хорошим человеком. Он старался, правда старался. Но между нами стояла невидимая стена. Мой настоящий отец умер, когда мне было двенадцать. Я помнил его смех, его большие руки, запах табака и мяты. Павел Сергеевич не курил и пах одеколоном.

— Алексей, ты готов? — мама заглянула в мою комнату. — Сегодня твой первый день в новой школе.
Я кивнул. Да, я был готов. Готов к скучным урокам, к любопытным взглядам, к дежурным вопросам, к дежурным вопросам , откуда я приехал и почему посреди учебного года.
— Всё будет хорошо, — улыбнулась мама. — Ты обязательно найдёшь друзей.

Я снова кивнул. Я не хотел огорчать её, но друзья меня интересовали меньше всего. Мне хотелось только одного – чтобы этот день поскорее закончился.
Школа оказалась обычной – серые стены, длинные коридоры, запах мела и старых книг. На первом уроке была литература. Я сел за последнюю парту и открыл учебник.

А потом вошла она.
— Можно? — тихо спросила, приоткрыв дверь.
— Да, Аня, проходи, садись.
 Аня. Её звали Аня. Она прошла между рядами, и единственное свободное место оказалось рядом со мной. Она села, бросив на меня быстрый взгляд, и я утонул в её глазах цвета осеннего неба.

— Привет, — прошептала она. — Ты новенький?
Я кивнул, внезапно забыв все слова.
— Меня зовут Аня, — она улыбнулась. — А тебя?
— Алексей, — выдавил я из себя. — Лёша.
— Приятно познакомиться, Лёша, — сказала она и открыла учебник.
Я смотрел на её профиль, на её длинные светлые волосы, собранные в небрежный хвост, на маленькую родинку у виска. И что-то происходило со мной. Что-то, чему я не мог дать объяснения.

После уроков она подошла ко мне:
— Хочешь, я покажу тебе школу? Тут легко заблудиться.
Я согласился. Мы шли по коридорам, и она рассказывала о школе, об учителях, о кружках. Я слушал её голос, и всё остальное становилось неважным.
— А где ты живёшь? — спросила она.
— В новом доме на Солнечной улице, — ответил я.
Она остановилась и посмотрела на меня широко раскрытыми глазами:
— Правда? А я живу в старом доме напротив. Мы соседи!
Так начался самый важный день в моей жизни. День, когда я встретил Аню.

II
Мы возвращались домой вместе. Оказалось, что наши дома действительно стояли напротив друг друга. Её окна смотрели на мои. Её жизнь – на мою.
— Я живу с мамой и бабушкой, — рассказывала Аня. — Папа умер, когда я была маленькой.
— Мой тоже умер, — ответил я. — Четыре года назад.
Она остановилась и взяла меня за руку:
— Прости. Я знаю, каково это.
Её рука была тёплой и маленькой в моей. И я чувствовал, что она действительно знает.

Мы стояли у её подъезда, и говорили, говорили, говорили. О книгах, о музыке, о снах. О том, как трудно жить, когда тебе шестнадцать, и никто не понимает, что творится в твоей душе.
— Ты читала "Ромео и Джульетту"? — спросила она вдруг.
— Конечно, — ответил я. — Мы проходили в прошлом году.
— И что ты думаешь? — её глаза стали серьёзными.
— Я думаю, что любовь не должна убивать, — сказал я. — Если она настоящая, она должна делать людей сильнее, а не слабее.

Аня улыбнулась:
— А я думаю, что настоящая любовь всегда делает людей сильнее. Даже если они умирают за неё. Особенно если они умирают за неё.
Я смотрел на неё и думал, что никогда не встречал никого подобного. Никого, кто мог бы так говорить, так смотреть, так чувствовать.
— Аня! — раздался голос из окна второго этажа. — Ты скоро?
— Иду, бабушка! — крикнула Аня. — Это моя бабушка, Вера Николаевна. Она строгая, но добрая.
— Анна! — теперь голос был жёстче. — Немедленно домой!
— Мне пора, — Аня сжала мою руку. — Увидимся завтра?
— Обязательно, — ответил я.
Она побежала к подъезду, а я остался стоять, глядя ей вслед. И внутри меня что-то росло, что-то светлое и тёплое, что-то, чего я никогда раньше не чувствовал.

III
Дома меня ждал допрос. Мама была обеспокоена тем, что я задержался.
— Где ты был? — спросила она. — Я волновалась.
— Я познакомился с девочкой из нашего класса, — ответил я. — Мы разговаривали.
Мама и Павел Сергеевич переглянулись.
— С девочкой? — переспросила мама. — Как её зовут?
— Аня, — сказал я, и само имя её на моих губах звучало как музыка. — Она живёт в старом доме напротив.
— В старом доме? — вдруг нахмурился Павел Сергеевич. — Там живёт семья Князевых. Ты говоришь о дочери Елены Князевой?
— Я не знаю, — ответил я. — Она живёт с мамой и бабушкой.

Павел Сергеевич и мама снова переглянулись.
— Лёша, — мама села рядом со мной. — Я не хочу, чтобы ты общался с этой девочкой.
— Почему? — я не понимал. — Что с ней не так?
— Её семья не очень хорошая. Её отец был... У него были проблемы.
— Какие ещё проблемы? — я начинал злиться. — Её отец умер, как и мой. Это проблема?
— Лёша, — Павел Сергеевич положил руку мне на плечо. — Есть вещи, которые ты не понимаешь. Просто послушай маму.
Я стряхнул его руку и ушёл в свою комнату. Я не понимал, что происходит. Почему они так отреагировали на имя Ани? Что за тайны они скрывают?
Я подошёл к окну. Напротив, на втором этаже старого дома, горел свет. Я видел силуэт Ани, которая сидела у окна. Она тоже меня увидела и помахала рукой. Я улыбнулся и помахал в ответ.
В тот момент я понял, что никто не сможет запретить мне видеться с ней. Никто.

IV
Следующие дни были самыми счастливыми в моей жизни. Мы с Аней были вместе везде – в школе, по дороге домой, в парке, в библиотеке. Мы говорили обо всём на свете, делились мечтами, тайнами, страхами.
— Знаешь, — сказала она однажды, когда мы сидели в парке под старым дубом, — я никогда не встречала никого похожего на тебя.
— Я тоже, — ответил я. — Ты... ты особенная, Аня.
Она улыбнулась, и её глаза засияли:
— Что это значит?
— Это значит, что ты видишь мир иначе, чем все остальные. Ты видишь его... глубже, ярче.
— А ты? — спросила она. — Как ты видишь мир?
— Я вижу его через тебя, — ответил я. — И он прекрасен.

Она покраснела и опустила глаза. А потом подняла их снова и посмотрела на меня:
— Лёша, я кажется, влюбилась в тебя.
Моё сердце остановилось, а потом забилось с удвоенной силой.
— Я тоже влюбился в тебя, Аня, — сказал я. — С первого взгляда.
Она придвинулась ближе, и мы поцеловались. Это был мой первый поцелуй, и он был идеальным. Нежным, искренним, настоящим.
Но наше счастье длилось недолго. Дома меня ждал новый допрос.
— Ты снова был с ней? — спросила мама. — Лёша, я же просила тебя...
— Мама, — я перебил её. — Я люблю её. Понимаешь? Я люблю Аню.

Мама побледнела:
— Тебе шестнадцать, Лёша. Ты не знаешь, что такое любовь.
— А ты знаешь? — я впервые говорил с ней так. — Ты знаешь, что такое любовь, когда запрещаешь мне видеться с человеком, который делает меня счастливым?
— Лёша! — воскликнула мама. — Не смей так разговаривать со мной!
— Почему вы так против Ани? — я не сдавался. — Что она вам сделала?
— Дело не в ней, — вмешался Павел Сергеевич. — Дело в её семье. В её матери. Елена Князева... она не та женщина, с которой мы хотели бы иметь дело.
— Почему? — я требовал ответа. — Что с ней не так?

Они молчали. А потом мама сказала:
— Лёша, есть вещи, которые ты не поймёшь. Просто поверь нам. Эта семья... они не для нас.
Я смотрел на неё, и мне казалось, что я вижу её впервые. Мою маму, которая всегда учила меня быть справедливым, не судить людей по внешности или слухам. И вот она сама делает то, что всегда запрещала мне.
— Я не перестану видеться с Аней, — твёрдо сказал я. — Я люблю её.
И я ушёл, хлопнув дверью.

V
У Ани были похожие проблемы. Её мать и бабушка были против наших отношений.
— Бабушка говорит, что я не должна общаться с мальчиком из нового дома. Она говорит, что твой отчим... что он как-то связан с прошлым нашей семьи.
— Каким прошлым? — я не понимал. — Что произошло?
— Я не знаю, — Аня покачала головой. — Они не говорят. Но бабушка говорит, что твой отчим знал моего отца. И что между ними было что-то... что-то плохое.
Мы сидели на крыше её дома, куда забрались по пожарной лестнице. Отсюда был виден весь город – старые дома, новые высотки, парк, где мы впервые поцеловались, и река, блестящая в лучах заходящего солнца.

— Знаешь, — сказал я, глядя на эту панораму, — мне кажется, что взрослые всё усложняют. Они создают проблемы там, где их нет.
— Может быть, — задумчиво произнесла Аня, — для них это не пустяки. Может быть, в их мире эти проблемы действительно важны.
— Но почему они не могут просто сказать, в чём дело? — я взял её за руку. — Почему всё должно быть так сложно?
Аня прижалась ко мне:
— Моя бабушка говорит, что прошлое нельзя забыть. Оно всегда возвращается, хотим мы этого или нет.
— Но мы не часть этого прошлого, — возразил я. — Мы – это настоящее. И будущее.
Она улыбнулась, и я поцеловал её. В этот момент мне казалось, что ничто не может встать между нами.
Как же я ошибался.

VI
На следующий день в школе меня ждал неприятный сюрприз. Наш классный руководитель, Маргарита Павловна, вызвала меня после уроков.
— Алексей, — сказала она серьёзно, — твоя мама попросила пересадить тебя от Ани Князевой.
Я не поверил своим ушам:
— Что? Почему?
— Она считает, что ваша дружба... мешает твоей учёбе, — Маргарита Павловна смотрела на меня с сочувствием. — Лёша, я знаю, что в вашем возрасте всё кажется очень важным, но...
— Это не просто дружба, — я перебил её. — Я люблю Аню.

Маргарита Павловна вздохнула:
— Лёша, тебе шестнадцать. В твоём возрасте...
— В моём возрасте я имею право чувствовать то, что чувствую, — я не сдавался. — Пожалуйста, не пересаживайте меня.
Она долго смотрела на меня, а потом кивнула:
— Хорошо. Но если я замечу, что ваше общение мешает учёбе, я буду вынуждена...
— Оно не будет мешать. Спасибо вам, Маргарита Павловна.
Я вышел из кабинета с тяжёлым сердцем. Мама пыталась разлучить нас даже в школе. Это было уже слишком.

Аня ждала меня у выхода:
— Что она хотела?
Я рассказал ей о разговоре с классной руководительницей. Аня не удивилась:
— Моя мама тоже говорила с ней. Просила пересадить меня от тебя.
Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. Это было так абсурдно – взрослые, которые пытаются контролировать наши чувства.
— Что будем делать? — спросила Аня.
— Бороться, — ответил я. — Мы ничего не сделали плохого. Мы просто любим друг друга.
Мы шли домой, держась за руки, и я чувствовал, что вместе мы можем преодолеть всё. Любые преграды, любые запреты.

Но когда мы подошли к её дому, нас ждал сюрприз. У подъезда стояла её мать, Елена Игоревна, и мой отчим, Павел Сергеевич. Они о чём-то горячо спорили.
— Мама? — удивилась Аня. — Что происходит?
Елена Игоревна повернулась к нам. Её лицо было бледным, глаза – полными боли.
— Аня, иди домой, — сказала она. — Немедленно.
— Но, мама...
— Немедленно!

Аня бросила на меня испуганный взгляд и побежала к подъезду. Я остался один перед двумя взрослыми, которые, казалось, забыли о моём существовании.
— Павел Сергеевич, — сказал я, — что происходит?
Он посмотрел на меня, как будто только что заметил:
— Лёша, иди домой. Мы с Еленой Игоревной должны поговорить.
— О чём? — я не двигался с места. — О чём таком важном, что вы решили запретить нам с Аней встречаться?

Елена Игоревна вздрогнула и посмотрела на меня. В её глазах я увидел что-то странное – смесь боли, страха и... узнавания?
— Ты очень похож на своего отца, — тихо сказала она.
— Вы знали моего отца? — я был ошеломлён.
— Елена, — предупреждающе сказал Павел Сергеевич. — Не надо.
— Почему не надо? — она повернулась к нему. — Сколько можно прятаться от правды? Сколько можно делать вид, что ничего не было?
— Елена, — теперь в голосе отчима появилась сталь, — мы договорились.
— Нет, Павел, — она покачала головой. — Мы не договаривались. Ты решил за всех.

Она повернулась ко мне:
— Твой отец и я... Мы любили друг друга. Очень сильно любили. Но это было давно, до того, как он встретил твою маму.
Я не мог поверить своим ушам:
— Что?
— Елена! — Павел Сергеевич схватил её за руку. — Прекрати!
— Нет, Паша, — она вырвала руку. — Я не буду больше молчать. Не буду больше жить в этой лжи.
Она снова посмотрела на меня:
— Твой отец и я были влюблены друг в друга в юности. Мы собирались пожениться. Но потом... потом он встретил твою маму. И всё изменилось.

Я стоял, не в силах вымолвить ни слова. Мой мир рушился.
— Лёша, — Павел Сергеевич положил руку мне на плечо, — пойдём домой. Это не то, что тебе нужно слышать.
— Нет, — я стряхнул его руку. — Я хочу знать правду. Всю правду.
Елена Игоревна вздохнула:
— Правда в том, что твой отец выбрал твою маму. А я... я вышла замуж за другого. За Аниного отца. Но мы никогда не были счастливы. Я всегда любила только одного человека – твоего отца.
— И он любил вас? — тихо спросил я.

Она печально улыбнулась:
— Не знаю. Может быть. Но он был хорошим человеком. Он остался с твоей мамой, с тобой. Он сделал правильный выбор.
— А потом он умер, — сказал я.
— Да, — она кивнула. — Он умер. И я осталась одна с этой болью, с этой любовью, которой никогда не было места в реальной жизни.
Я смотрел на неё, и мне казалось, что я вижу Аню через двадцать лет – такую же красивую, с такими же глазами цвета осеннего неба, полными боли и любви.
— И поэтому, — продолжила она, — когда я увидела вас двоих вместе, я испугалась. Испугалась, что история повторится. Что ты разобьёшь сердце моей дочери, как твой отец разбил моё.
— Но я не мой отец, — возразил я. — И Аня не вы. Мы – другие люди.
— Да, — она грустно улыбнулась. — Вы другие. Но иногда судьба играет с нами злые шутки. Иногда мы повторяем ошибки наших родителей, даже не зная об этом.

VII
Я вернулся домой с головой, полной мыслей. Мама ждала меня в гостиной.
— Лёша, — она встала, увидев меня, — где ты был? Я волновалась.
— Я знаю правду, — сказал я. — Знаю о папе и Елене Игоревне.
Мама побледнела и опустилась на диван:
— Кто тебе рассказал?
— Она сама, — я сел рядом с мамой. — Почему ты никогда не говорила мне?
— Зачем? — мама смотрела в пол. — Зачем тебе знать о чужих ошибках, о старых ранах?
— Потому что эти ошибки, эти раны влияют на мою жизнь, — ответил я. — На мою любовь.

Мама взяла меня за руку:
— Лёша, я боюсь за тебя. Боюсь, что ты пострадаешь. Что эта... эта история затянет тебя.
— Я люблю Аню, — сказал я. — И она любит меня. Это не имеет никакого отношения к тому, что было между папой и её мамой.
Мама долго смотрела на меня, а потом вздохнула:
— Ты так похож на него. Не только внешне. Твоё упрямство, твоя вера в любовь... Он был таким же.
— Он любил тебя, — я сжал её руку. — Он выбрал тебя.
— Да, — она слабо улыбнулась. — Он выбрал меня. И я была счастлива с ним. Но иногда... иногда я видела в его глазах тень. Тень того, что могло бы быть.

Мы сидели молча, держась за руки. Я никогда не видел маму такой уязвимой, такой открытой.
— А Павел Сергеевич? — спросил я. — Какую роль он играет во всём этом?
— Он был другом твоего отца, — ответила мама. — Он знал о них. О твоём отце и Елене. Он... он помог нам тогда. Поддержал меня, когда я узнала правду.
— чтобы ты понимал он боится, что история повторится, — закончил я. — Что я причиню боль Ане, как папа причинил боль её маме.
— Да, — мама кивнула. — Мы все этого боимся.

Я встал и подошёл к окну. Напротив, в старом доме, горел свет в окне Ани. Она стояла у окна, глядя на меня.
— Но мы не наши родители, — сказал я. — Мы не должны нести их боль, их ошибки.
— Лёша, — мама подошла ко мне и обняла за плечи, — ты ещё так молод. Ты не понимаешь, как сложна жизнь.
— Нет, мама, — я повернулся к ней. — Я понимаю больше, чем ты думаешь. Я понимаю, что любовь – это выбор. Выбор быть вместе, несмотря на всё.
Она смотрела на меня, и в её глазах я видел смесь страха и гордости.
— Ты действительно любишь её? — спросила она.
— Да, — ответил я. — Больше всего на свете.
Мама вздохнула:
— Тогда я не буду больше мешать вам. Но будь осторожен, Лёша. Будь мудрее, чем были мы.

VIII
На следующий день я рассказал Ане о разговоре с мамой. Мы сидели в парке, на нашей любимой скамейке под старым дубом.
— Моя мама тоже говорила со мной, — сказала Аня. — Она плакала. Я никогда не видела её такой.
— И что она сказала?
— Она сказала, что я вольна выбирать свой путь. Что она не будет стоять между нами.
Я взял её за руку:
— Значит, мы победили. Они больше не будут нам мешать.
Аня покачала головой:
— Нет, Лёша. Мы не победили. Мы просто... мы просто поняли, как сложна жизнь. Как много боли в ней.

Я посмотрел на неё и увидел в её глазах мудрость, которая не соответствовала её возрасту.
— Ты думаешь, мы повторим их ошибки? — спросил я.
— Не знаю, — она пожала плечами. — Но я знаю, что мы можем выбрать другой путь. Мы можем быть честными друг с другом. Всегда.
Я обнял её, и мы долго сидели так, не говоря ни слова.
Вокруг нас шелестели листья, и ветер играл в её волосах. Мир казался одновременно слишком большим и слишком маленьким для наших чувств.
— Знаешь, — прошептала Аня, не разрывая объятий, — моя бабушка говорит, что есть особый вид звёзд, которые видны только тем, кто по-настоящему любит.
— И ты в это веришь? — спросил я, вдыхая запах её волос.
— Верю, — она отстранилась и посмотрела мне в глаза. — Потому что я вижу их каждый раз, когда смотрю на тебя.

IX
Прошла неделя. Неделя хрупкого перемирия между нашими семьями. Взрослые перестали открыто противостоять нашим отношениям, но я чувствовал их настороженность, их невысказанные опасения.
Однажды вечером, когда я вернулся домой после прогулки с Аней, я застал в гостиной маму и Елену Игоревну. Они сидели рядом на диване и тихо разговаривали. Перед ними стояли две чашки чая и лежали старые фотографии.
— Лёша, — мама заметила меня первой. — Проходи, не стой в дверях.
Я вошёл в комнату, не зная, чего ожидать.
— Здравствуй, Алексей, — Елена Игоревна посмотрела на меня с тем же странным выражением — смесь боли и нежности. — Как Аня?
— Хорошо, — ответил я. — Она готовится к контрольной по физике.

Елена Игоревна кивнула:
— Она всегда была сильна в гуманитарных предметах, а точные науки...
— Даются ей тяжелее, — закончил я. — Я знаю. Я помогаю ей с физикой.
— Садись, Лёша, — предложила мама. — Мы с Еленой... мы разговаривали о прошлом.
Я сел в кресло напротив них и посмотрел на фотографии. На одной из них был мой отец — молодой, улыбающийся, с гитарой в руках. Рядом с ним — юная девушка с длинными светлыми волосами, так похожая на Аню.
— Это вы? — спросил я Елену Игоревну.
Она кивнула:
— Да. Мне было девятнадцать. Твоему отцу двадцать один.
— Вы были красивой парой, — я сам не знал, зачем сказал это.
— Да, — ответила она. — Были.

Мама взяла другую фотографию:
— А это мы с твоим отцом. Наша свадьба.
На фотографии мои родители стояли под аркой, украшенной цветами. Оба счастливые, молодые, полные надежд.
— Он любил тебя, Лена, — вдруг сказала мама, глядя на Елену Игоревну. — Я знала это. Всегда знала.
Я затаил дыхание. Я не ожидал такой откровенности от мамы.
— Но он выбрал тебя, Вера, — Елена Игоревна накрыла мамину руку своей. — И он был счастлив с тобой. Я видела это.
— Не всегда, — мама покачала головой. — Были моменты, когда я чувствовала его... отсутствие. Как будто часть его осталась где-то далеко. С тобой.
Они сидели рядом — две женщины, любившие одного мужчину. Две матери, боящиеся за своих детей.
— Почему вы мне это показываете? — спросил я. — Зачем рассказываете?

Они переглянулись, и мама ответила:
— Чтобы ты понял. И не повторял наших ошибок.
— Каких ошибок? — я не понимал. — Любовь — это ошибка?
— Нет, — Елена Игоревна покачала головой. — Любовь никогда не ошибка. Ошибка — это страх. Страх быть открытым, страх довериться, страх отпустить.
— Мы боялись, — продолжила мама. — Все мы. Твой отец боялся сделать выбор и причинить боль. Я боялась потерять его. Елена боялась жить без него.
— И что теперь? — я смотрел на них, не понимая, к чему они клонят.
— Теперь, — мама глубоко вздохнула, — теперь мы хотим, чтобы вы с Аней были счастливы. Без тени нашего прошлого над вами.

X
Через два дня была суббота. Я проснулся рано и подошёл к окну. В комнате Ани уже горел свет. Она сидела за столом, склонившись над книгами. Готовилась к контрольной, которая должна была быть в понедельник.
Я оделся и тихо вышел из квартиры. Мама и Павел Сергеевич ещё спали. На улице было свежо и тихо. Я пересёк двор и вошёл в старый дом, поднялся на второй этаж и постучал в знакомую дверь.

Открыла бабушка Ани, Вера Николаевна. Строгая женщина с прямой спиной и пронзительными глазами.
— Доброе утро, Вера Николаевна, — сказал я. — Аня дома?
— Доброе утро, Алексей, — она впервые назвала меня по имени, а не "молодой человек". — Проходи. Аня в своей комнате.
Я прошёл через маленькую прихожую в комнату Ани. Она сидела за столом, окружённая учебниками и тетрадями.
— Лёша? — она удивлённо подняла голову. — Что ты тут делаешь так рано?
— Пришёл помочь тебе с физикой, — я улыбнулся. — И принёс это.
Я достал из кармана маленькую бархатную коробочку и протянул ей. Аня недоуменно посмотрела на меня, потом открыла коробочку. Внутри лежал серебряный кулон в форме звезды.
— Это от папы, — сказал я. — Мама сказала, что он купил его перед смертью. Хотел подарить мне на день рождения, чтобы я потом подарил... кому-то особенному.

Аня взяла кулон дрожащими руками:
— Он прекрасен. Но я не могу...
— Можешь, — я взял кулон и застегнул его на её шее. — Он для тебя. Всегда был для тебя.
Она прикоснулась к звезде и посмотрела на меня глазами, полными слёз:
— Спасибо. Я буду беречь его.
Мы занимались физикой всё утро. Я объяснял ей законы Ньютона, а она смотрела на меня так, будто я рассказывал самую увлекательную историю на свете.
— Как ты можешь понимать всё это? — она вздохнула, закрывая учебник. — Все эти формулы, законы...
— Так же, как ты понимаешь поэзию, — ответил я. — Для меня физика — это способ описать мир. Другой язык.

Она задумчиво посмотрела на меня:
— Знаешь, мой папа тоже любил физику. Мама говорит, что он мог часами рассказывать о звёздах, о вселенной.
— Правда? — я не знал этого. — А кем он был?
— Учителем физики в университете, — ответила Аня. — Он умер, когда мне было пять. Сердечный приступ.
Я взял её за руку:
— Мне жаль.
— Я почти не помню его, — она грустно улыбнулась. — Только голос. Низкий, тёплый. И запах — табак и мятные леденцы.
Я замер. Точно так же я описывал своего отца — запах табака и мяты.
— Что такое? — Аня заметила моё замешательство.
— Ничего, — я покачал головой. — Просто совпадение.
Но внутри меня росло странное чувство. Чувство, что всё это — не просто совпадение.

XI
Вечером я вернулся домой с новыми вопросами. Мама была на кухне, готовила ужин.
— Мама, — я сел за стол, — что ты знаешь об отце Ани?
Она замерла на мгновение, потом продолжила нарезать овощи:
— Немного. Его звали Александр. Он был преподавателем физики.
— И он дружил с папой? — я не отводил от неё взгляда.
— Да, — она кивнула. — Они были друзьями в университете.
— И он умер от сердечного приступа, когда Ане было пять лет?
— Да, — мама поставила нож и посмотрела на меня. — К чему эти вопросы, Лёша?
— Просто интересно, — я пожал плечами. — Странное совпадение, правда? Оба наших отца умерли рано.

Мама ничего не ответила, вернувшись к готовке. Но я видел, как напряглись её плечи.
— Вы все что-то скрываете, — тихо сказал я. — Что-то важное.
— Лёша, — мама повернулась ко мне, — некоторые тайны лучше не раскрывать. Ради всех нас.
— Но это наши жизни, — я не сдавался. — Мы имеем право знать правду.
Мама вытерла руки полотенцем и села напротив меня:
— Правда не всегда приносит мир, Лёша. Иногда она разрушает его.
— А ложь? — я смотрел ей прямо в глаза. — Разве ложь лучше?
Она долго молчала, а потом сказала:
— Поговори с Павлом. Он знает больше, чем я.

XII
Павел Сергеевич вернулся с работы поздно. Я ждал его в гостиной, сидя в темноте.
— Лёша? — он включил свет и удивлённо посмотрел на меня. — Что ты делаешь в темноте?
— Жду вас, — ответил я. — Нам нужно поговорить.
Он вздохнул и сел в кресло напротив:
— О чём?
— О прошлом, — я не отводил взгляда. — О моём отце. Об отце Ани. О том, что все вы скрываете.

Павел Сергеевич долго смотрел на меня, а потом кивнул:
— Хорошо. Я расскажу тебе. Но не здесь. Пойдём.
Мы вышли из дома и направились к реке. Ночь была тёплой, звёздной. Мы шли молча, погружённые каждый в свои мысли.
На берегу реки Павел Сергеевич остановился и посмотрел на воду:
— Я познакомился с твоим отцом в университете. Мы учились вместе — я, он и Александр, отец Ани. Мы были неразлучны. Три друга, у которых впереди целая жизнь.
Он достал сигарету, закурил:
— Твой отец был особенным. Талантливым, ярким. Все тянулись к нему. В том числе Елена. Она училась на филологическом, писала стихи. Они с твоим отцом были идеальной парой — он физик, она лирик.
— А потом он встретил маму, — продолжил я.
— Да, — Павел Сергеевич кивнул. — Он встретил твою маму. И всё изменилось. Он полюбил её. По-настоящему полюбил. Но не смог сразу порвать с Еленой. Он мучился, разрывался между ними.
— И что произошло? — я чувствовал, что приближаюсь к самому важному.
Павел Сергеевич глубоко затянулся:
— Елена узнала о твоей маме. Был скандал. Она пригрозила, что покончит с собой. А Александр... он всегда любил её. Тайно, безответно. И он предложил ей начать всё сначала. С ним.
— И она согласилась? — я был ошеломлён.
— Не сразу, — Павел Сергеевич покачал головой. — Сначала она отказала ему. Хотела вернуть твоего отца. Но когда поняла, что это невозможно, что он действительно любит твою маму... она согласилась попробовать с Александром. И постепенно полюбила его. По-своему.

Я молчал, переваривая услышанное. Над нами мерцали звёзды — далёкие, холодные, безразличные к нашим земным страстям.
— Твой отец женился на твоей маме, Елена вышла за Александра, — продолжил Павел Сергеевич. — Казалось, всё наладилось. Родился ты, потом появилась Аня. Но прошлое не отпускало их. Они пытались избегать друг друга, жить отдельными жизнями. И это почти удавалось.
— Почти? — переспросил я, чувствуя, что приближаюсь к самой тёмной части истории.
Павел Сергеевич бросил окурок и растоптал его:
— Твоему отцу диагностировали болезнь сердца. Врачи сказали, что ему осталось не больше года. Он... изменился. Стал задумываться о том, что действительно важно. И однажды вечером поехал к Елене, когда Александр был в командировке.
— Зачем? — мой голос звучал глухо.
— Попрощаться, наверное, — Павел Сергеевич пожал плечами. — Сказать то, что не было сказано. Но Александр вернулся раньше. Он застал их вместе.
— И что произошло?
— Они поссорились. Александр был вне себя от ярости. Твой отец пытался объяснить, что между ними ничего не было, что он просто хотел поговорить. Но Александр не слушал. Они подрались. И в пылу ссоры... Александр толкнул твоего отца. Тот упал, ударился головой о каминную решётку.

Я почувствовал, как земля уходит из-под ног:
— Хотите сказать, что мой отец погиб не от болезни сердца?
— От болезни сердца тоже, — тихо ответил Павел Сергеевич. — Удар вызвал сильный сердечный приступ. Скорая не успела приехать.
— И что потом? — я едва мог говорить.
— Александр был раздавлен чувством вины. Он не хотел убивать твоего отца. Это был несчастный случай. Елена была в шоке. Я... я помог им скрыть обстоятельства. Мы сказали, что твой отец пришёл к ним в гости, и у него случился приступ. Никто не стал проводить тщательное расследование — у него и так было больное сердце.
— А через год умер и отец Ани, — я вспомнил слова Ани. — Тоже от сердечного приступа?
Павел Сергеевич кивнул:
— Он не смог жить с этим грузом. Вина съедала его изнутри. Но перед смертью он взял с меня обещание позаботиться о Елене и Ане. И я сдержал его. Когда их дом сгорел, я помог им с новым жильём — в вашем доме. Я следил, чтобы у них всегда было всё необходимое.
— И поэтому вы не хотели, чтобы мы с Аней были вместе, — я наконец понял. — Вы боялись, что правда всплывёт.
— Да, — он не стал отрицать. — Эта правда может разрушить вас обоих. Как она разрушила ваших отцов.

Мы стояли на берегу реки, и тёмная вода уносила наши отражения. Я чувствовал себя потерянным, разбитым, преданным всеми, кому доверял.
— Кто ещё знает? — спросил я.
— Все, — ответил он. — Твоя мама, Елена, бабушка Ани. И теперь ты.

XIII
Я не пошёл домой той ночью. Не мог смотреть в глаза маме, зная, что она лгала мне всю жизнь. Я бродил по городу до рассвета, пытаясь осмыслить услышанное. Отец Ани убил моего отца. Случайно, в порыве ярости, но убил. А потом и сам умер, не выдержав груза вины.
Наши семьи были связаны не просто общим прошлым — они были связаны трагедией, кровью, смертью. И в центре этого водоворота оказались мы с Аней — двое детей, которые полюбили друг друга, не зная истины.

Когда первые лучи солнца коснулись крыш домов, я пришёл к реке. К тому месту, где мы вчера разговаривали с Павлом Сергеевичем. Я сел на берегу и смотрел на воду, не зная, что делать дальше.
— Лёша?
Я обернулся. Позади стояла Аня. В джинсах и свитере, с растрёпанными волосами и покрасневшими от слёз глазами.
— Как ты меня нашла? — спросил я.
— Павел Сергеевич сказал, что ты можешь быть здесь, — она села рядом со мной на траву. — Я всю ночь ждала тебя.
— Ты знаешь? — я посмотрел ей в глаза, ища ответ.
Она кивнула:
— Мама рассказала мне. Всё.

Мы молчали, глядя на реку. Что можно было сказать? Какие слова могли бы исцелить эту рану?
— Что теперь? — наконец спросила она, и в её голосе звучала боль.
— Не знаю, — честно ответил я. — Я не знаю, Аня.
Она коснулась серебряной звезды на своей шее — подарка моего отца:
— Мы не виноваты в том, что сделали они. Это не наша война, не наши ошибки.
— Но это наша жизнь, — возразил я. — И наша боль.
— И наша любовь, — она взяла меня за руку. — Лёша, я не могу изменить прошлое. Не могу исправить то, что сделал мой отец. Но я могу выбрать будущее. И я выбираю быть с тобой. Если ты всё ещё хочешь быть со мной.

Я смотрел на неё — хрупкую, сильную, прекрасную. В её глазах отражалось восходящее солнце. И впервые за эту долгую ночь я почувствовал, что могу дышать.
— Я не знаю, сможем ли мы, — сказал я. — Не знаю, получится ли у нас. Но я хочу попробовать.
Она обняла меня, прижалась всем телом, и я почувствовал, как она дрожит. Или это дрожал я сам? Мы держались друг за друга, как будто боялись утонуть в этом море горя и лжи.
— Мы справимся, — прошептала она. — Мы сильнее, чем они. Сильнее их ошибок и их страхов.
Я хотел верить ей. Всем сердцем хотел.

XIV
Прошло три дня. Три дня тишины, одиночества, размышлений. Я почти не разговаривал с мамой, избегал Павла Сергеевича. Большую часть времени проводил один — в своей комнате, на пустыре за домом, в библиотеке. Пытался разобраться в себе, в своих чувствах.
Аня тоже держалась в стороне. Мы договорились дать друг другу время. Время на то, чтобы принять правду, смириться с ней. Или не смириться.
На четвёртый день после разговора с Павлом Сергеевичем я вернулся домой и обнаружил в гостиной всех — маму, Павла Сергеевича, Елену Игоревну, бабушку Ани и саму Аню. Они сидели за столом, тихо разговаривая.

Когда я вошёл, разговор прервался, и все посмотрели на меня.
— Что происходит? — спросил я, остановившись в дверях.
— Мы ждали тебя, — ответила мама. — Нам нужно поговорить, Лёша. Всем вместе.
Я хотел уйти. Хотел сказать, что мне нечего обсуждать с ними, что я не прощу их ложь. Но Аня посмотрела на меня с такой надеждой, с такой болью, что я не смог. Я сел за стол, как можно дальше от матери.
— Мы должны были рассказать вам правду давно, — начала Елена Игоревна. — Но мы боялись. Боялись, что вы возненавидите нас. Что эта правда разрушит вас.
— Но она разрушает нас сейчас, — тихо сказала Аня. — Разрушает тем, что стоит между нами.

Бабушка Ани, Вера Николаевна, покачала головой:
— Этот груз слишком долго лежал на наших плечах. Мы думали, что защищаем вас, но на самом деле мы просто не могли найти в себе мужество посмотреть правде в глаза.
— И что теперь? — я смотрел на них по очереди. — Вы рассказали нам правду, и что? Это должно всё исправить? Сделать вид, что ничего не произошло?
— Нет, — мама покачала головой. — Ничего не исправить. Но может быть, это поможет нам найти путь вперёд. Вместе.
— Вместе? — я горько усмехнулся. — После всей лжи вы говорите о единстве?
— Лёша, — Павел Сергеевич подался вперёд, — мы все совершали ошибки. Твой отец, Александр, Елена, твоя мама, я. Мы все виноваты. Но вы с Аней — вы невиновны. И вы не должны расплачиваться за наши ошибки.
— Но мы уже расплачиваемся, — возразил я. — Каждый день, каждую минуту.
— Поэтому мы здесь, — сказала Елена Игоревна. — Чтобы сказать: мы отпускаем вас. Отпускаем от груза нашего прошлого. Вы вольны выбирать свой путь. Вместе или врозь — это ваше решение, не наше.

Я посмотрел на Аню. Она сидела, опустив голову, её пальцы нервно теребили серебряную звезду на шее. Внезапно я осознал, что боюсь. Боюсь не прошлого, а будущего. Боюсь, что история наших родителей повторится, что наша любовь обернётся такой же трагедией.
— Я не знаю, смогу ли я, — честно сказал я. — Не знаю, смогу ли я каждый день смотреть на Аню и не думать о том, что её отец убил моего. Не знаю, смогу ли я забыть, простить.
— Тебе не нужно забывать или прощать, — внезапно сказала Аня, подняв голову. В её глазах блестели слёзы, но голос был твёрдым. — Тебе нужно решить, сильнее ли наша любовь, чем прошлое. Сильнее ли она, чем боль, чем страх, чем сомнения.
Я смотрел на неё, и в моей голове проносились воспоминания: Аня на пустыре, смеющаяся над моими шутками; Аня на подоконнике, читающая стихи; Аня в моих объятиях, такая хрупкая и такая сильная одновременно.
— Я люблю тебя, — сказал я, и эти слова прозвучали как клятва. — Я люблю тебя, Аня. И я хочу быть с тобой. Несмотря ни на что.
Она встала, обошла стол и опустилась передо мной на колени, взяв мои руки в свои:
— Я тоже люблю тебя, Лёша. И я буду с тобой. Что бы ни случилось.

XV
Я стоял на крыше нашего дома и смотрел на звёзды. Прошёл месяц с того памятного разговора. Месяц новой жизни — жизни с правдой, какой бы горькой она ни была.
Это было непросто. Иногда я просыпался среди ночи, думая об отце, о том, что случилось с ним. Иногда ловил себя на том, что рассматриваю фотографии Александра Петровича — отца Ани, пытаясь найти в его чертах злодея, убийцу. Но видел лишь обычного человека — с добрыми глазами, с мягкой улыбкой. Человека, совершившего страшную ошибку.
Дверь на крышу открылась, и появилась Аня. В свете полной луны её волосы казались серебряными.
— Звёзды сегодня особенно яркие, — сказала она, подойдя ко мне.
— Да, — я обнял её за плечи. — Словно специально для нас.

Она прижалась ко мне:
— О чём ты думаешь?
— О будущем, — ответил я. — О том, что будет дальше. О нас.
— И что ты видишь? — она посмотрела на меня с лёгкой тревогой.
Я улыбнулся:
— Нас. Вместе. Несмотря ни на что.
Она вздохнула с облегчением и крепче прижалась ко мне:
— Знаешь, я иногда думаю... может быть, всё это было не зря? Может быть, вся эта боль, все эти потери были для того, чтобы мы нашли друг друга?
— Возможно, — я не знал, верю ли я в такую судьбу. Но я точно верил в нас. — Или, может быть, нас просто свела случайность. Но теперь мы сами творим свою судьбу. Сами выбираем свой путь.
— Вместе, — она подняла лицо к звёздам, и я увидел, как в её глазах отражается их свет.
— Вместе, — подтвердил я. — Всегда.

Мы стояли на крыше, под бесконечным звёздным небом, и я думал о том, как странно устроена жизнь. Как переплетаются судьбы, как из боли рождается любовь, из горя — надежда. Мы с Аней были детьми трагедии, но мы отказались стать её продолжением.
Впереди нас ждало будущее — неизвестное, непредсказуемое, полное испытаний. Но я знал, что мы справимся. Потому что мы были сильнее, чем наши родители. Сильнее их страхов, их ошибок, их прошлого.
Мы были детьми нового времени. И мы сами выбирали, когда расцветают наши звёзды.

Конец