Харлан Эллисон

 Автор: Харлан Эллисон


 ГЛАВА 1

 ВХОД
 Проходите, пожалуйста. Вы можете сесть вон там, в кресле-качалке.
 О, вы увидели табличку на двери и хотели спросить меня об Аардварке,
не так ли? Что ж, думаю, я лучше всех могу рассказать вам о нём, ведь
 я был с ним с того момента, как он появился в стране. Вы хотите услышать об этом или с самого начала? Ну ладно, я расскажу вам о начале, когда он встретил валькирий.

 Видите ли, трубкозубы могут жить только в самых тёплых местах. Итак, когда
Трубкозуб заблудился в Швейцарских Альпах, ему было очень неуютно. Не спрашивайте меня, как трубкозуб попал в Швейцарские Альпы и что он там вообще делал. Он никому не рассказывал, кроме, может быть, валькирий.

 В любом случае, блуждая в лютый мороз, он заблудился, но это хорошо.
Как раз в тот момент, когда он уже собирался сдаться и попрощаться с жестоким миром, он наткнулся на ледяной склеп. Спотыкаясь, он врезался в него и выбил себе два зуба.
 Этот склеп, расположенный в склоне одного из ледников, был
необычным, потому что внутри его ледяных стен, не тронутых временем,
Валькирии и большой слон. Даже слон был необычным. Он был
единственным владельцем (Валькириям, очевидно, никто не был нужен!)
красивых каштановых усов, красиво навощенных и блестящих.

Трубкозуб, любознательный, как все великие люди, подошел к
ледяному склепу так беззаботно, как только может замерзающий и умирающий Трубкозуб почувствовав голод, я высунул язык и лизнул лед. К его
удивлению, лёд был с лимонным вкусом. Подождите минутку, я расскажу вам, почему он был с лимонным вкусом, но сначала позвольте мне рассказать вам, что произошло. Прекрасно зная о последствиях вскрытия этого векового льда, но мучимый голодом, Трубкозуб продолжил вылизывать этот
склеп. После нескольких минут молниеносного облизывания Трубкозуб
утолил свой голод и в процессе освободил Валькирий.

Валькирии были бесконечно благодарны и продолжили демонстрировать Трубкозубу
это, ворвавшись в вагнеровскую оперу с развевающимися косами.

После того как с формальностями было покончено, все представились друг другу, и
трубкозуб узнал, что
практически никому не было пользы от того, что Валькирий звали Ольга и
Кетанья Шварц. Это имя очень древнего происхождения. Слона, который
сидел рядом, выглядя очень скучающим из-за всего этого, звали
Рубин.

Валькирии, кажется, доставляли упаковку лимонного соуса.
Желе, отправленное повару в Валгаллу и отправленное по дороге, замерзло в
лед. Слон был их средством передвижения, так как у всех хороших
лошадей был выходной, и они отправились на скачки в Ловалеа.

Муравьед слушал всё это довольно отстранённо, потому что
Знайте, что большинство трубкозубов не умеют ни говорить, ни писать, ни понимать человеческий
язык... Валькирии, заметившие этот недостаток,
подумывали о том, чтобы дать трубкозубу немного своей магии, номер
86112, Патент. В процессе рассмотрения, когда получатель внезапно
покраснел, задрожал и упал замертво. Это очень эффективно решило проблему. Они применили к нему магию из вторых рук, и когда он очнулся...! Что ж, в нём произошла полная перемена. Это был выход на арену Аардварка, парень, ничего себе,
и появление Кассиуса Куагмира Аардварка, человека мира.


 ГЛАВА 2

 МАССОВЫЙ ИСХОД

После того как валькирии оживили Кассия с помощью букета,
состоящего из четырёх красных цветов в жидкой форме, они посадили его
и себя на спину слона Рубина, который, как выяснилось,
за три-четыре тысячи лет бездействия окончательно осел,
и отправились в почти забытый город Ээахоэээ, Швейцария,
где они намеревались обосноваться.

Но жители города, увидев огромного
слона с усами, который нёс на себе двух прекрасных девушек и странное
животное, захотели сжечь трубкозуба и его спутников на костре,
подумав, что это плод их воображения.

Слону было совершенно всё равно, и он, встав на задние ноги,
к большому ужасу горожан, сообщил им об этом.
Они большими группами немедленно покинули швейцарскую деревню.

Кассиус, трубкозуб, оказавшись в одиночестве посреди
пустынного города с усатым слоном и двумя валькириями, решил
что здесь их не ценят, и начал готовиться к отъезду из страны.

 В опустевшем галантерейном магазине он нашёл прекрасный тёплый английский твид, цилиндр, белые перчатки, белый галстук-бабочку и пару лавандовых наушников, которые быстро надел.

 Слон был оснащён баночкой с воском для усов и шарфом, а сёстры Шварц сняли свои прозрачные платья в стиле богинь и надели два прекрасных деловых костюма.Затем, хорошо одетый и довольный, слон посадил своих спутников на спину и спокойно переплыл Атлантический океан, чтобы добраться до
в Соединенных Штатах Америки, где появлению трубкозуба было суждено
вызвать переполох и трепет в повседневной жизни каждого американца.


 ГЛАВА 3

 "... ЭТО ВЫГОДНАЯ СДЕЛКА".

Предупреждение о том, что эта тварь вскоре охватит страну, стало очевидным, когда
усатый слон Рубин с грохотом прошел по воде в
Нью-Йоркской гавани. Люди со всей округи, узнавшие об этом (он
был очень вонючим слоном), бросились в доки, чтобы посмотреть, или забрались на
крыши домов с биноклями. И когда Рубин сошёл на берег,
Остров Эллис, город был охвачен паникой.

Кажется, Кассий сразу же начал совещаться с двумя офицерами иммиграционной службы о въезде в страну. Чиновники наотрез отказались, сославшись на слабую формулировку в руководстве, которая исключала всех нецивилизованных существ; и любой мог видеть, что Кассий был нецивилизованным: кто-нибудь слышал о лавандовых наушниках с английским твидовым пиджаком?

Когда его спутники услышали это, они все как один захотели
зашвырнуть иммиграционных чиновников головой вперёд в старую гавань Нью-Яук.

Примерно в это время появился я. Да, старый добрый Чарли Смиртц, это я. Я ждал на острове корабль с животными из Африки и, будучи продюсером, увидел скрытые возможности в появлении этих, я использую этот термин в широком смысле, людей. Я только что закончил шоу на Бродвее, которое шло три года, и как раз собирал звериный цирк для гастролей по стране. Но
когда я увидел этого трубкозуба в английском твидовом костюме, в цилиндре, с галстуком и
тростью с набалдашником из слоновой кости, усатого слона в шарфе и двух
одна из самых красивых дам в мире, я знала, что это было что-то
немного необычное. Я убедилась в этом, когда увидела, что Трубкозуб был
в лавандовых наушниках.

Небрежно подойдя к тому месту, где сидели Трубкозуб и его спутники
, я представился и тихим голосом рассказал им
тот факт, что если они согласятся подписать контракт, я бы
лично прослежу, чтобы они были внутри страны еще до утра. В
Сначала Трубкозуб смотрит на меня холодным взглядом, а потом говорит: «Если вы пообещаете
и впишете в этот контракт, что мы не будем появляться ни в
Что-то вроде циркового представления, на что мы могли бы согласиться.

Прежде чем парень успел дёрнуть своим коротким коричневым хвостом, я достал
свою ручку Фостера, которая пишет под водой, в воздухе, чернилами, кровью и
деньгами, и написал в том пункте, о котором он упомянул. Затем он подписал
контракт, и так началось партнёрство Смирца, Трубкозуба, Шварца и
Рубина, Инк.


 Глава 4

 Путешествие на «Карбункуле»

После подписания контракта Кассий и его спутники отправились
в гавань, чтобы дождаться, пока я всё подготовлю. Поздно вечером
Ночью, очень поздно (около пяти часов), к острову причалил небольшой буксир, и с него сошёл Хоузер Доусон. Я могу честно сказать, что Хоузер — самое отвратительное на вид животное, которое когда-либо ступало на сушу. Или в воду, если уж на то пошло. Он настолько грязен, что его одежда сама по себе встаёт дыбом, когда он снимает её на ночь. А запах! УХ ТЫ!!!
Хоузер Доусон пахнет так, будто миссис Мёрфи не успела вовремя вернуться домой с яйцами. Он грязный, вонючий и к тому же тупой, но он преданный и один из лучших капитанов буксиров, которые когда-либо спотыкались на двухдюймовой верёвке.

Мы договорились, что завезём трубкозуба и его приятелей в страну под прикрытием, но я забыл сказать Хоузеру, насколько велика была группа. Когда Хоузер увидел слона, он чуть не упал в обморок. Его корабль, который протекал, как голова Сталина, не смог бы выдержать такой груз. Он едва мог выдержать самого Хоузера. Поэтому мы договорились подвесить трубкозуба и слона под кораблём, а сами с Валькириями поднялись наверх.

Но Доусону не только заплатили в два раза больше, чем он должен был получить, он
хотел, чтобы трубкозуб и слон Рубин тоже поработали. Он
Он что-то прошептал Кассиусу и Рубину, а затем поднялся на борт. Когда
слона и нашего героя погрузили под корабль, протекающая лодка
опустилась так низко, что на мостике было влажнее, чем под
кораблём. Вскоре мы отплыли и, пока плыли под покровом
ночи, услышали странный звук. Это был равномерный металлический
стук под лодкой. Когда мы спросили Доусона, что это за шум,
он сказал нам, что трубкозуб и Рубин пробирались к нам,
очищая дно буксира от ракушек своими зубами.
Я чуть в обморок не упала, когда услышала это. Наша будущая звезда, самая яркая новая
личность В лет ... выскабливание ракушки! О нет!

Сломав стальную трубу о голову Доусона, мы затащили Трубкозуба
в корабль и начали откалывать остатки его работы от его
двустворчатых пальцев. Именно в это время, что мы попали в небольшой причал, что
Трос сказали нам, что будет ждать. Мы вытащили слегка почившую
капитаншу с корабля, вытащили Рубина из-под неё и отправились
в Соединённые Штаты Америки, которые, как вы знаете, были переименованы
с тех пор, как некоторые люди стали называть его Соединёнными Штатами Аардварка. Одна из причин
этого — то, что произошло в ночном клубе «Пьяный таракан». О, это была странная ночь. Это случилось в тот же вечер, когда мы приехали в
Штаты...


 ГЛАВА 5

 В «ПЬЯНОМ ТАРАКАНЕ»

 Мы быстро поселили Аардварка в отеле недалеко от центра города, а затем решили куда-нибудь сходить поесть. Хоузер Доусон хотел
поехать с нами, пока не получит свои деньги, а поскольку он хотел их наличными, а
банки не работали до следующего дня, мы решили взять его с собой.
Было только одно условие: он должен был принять ванну. Это чуть не разбило
Сердце Вонючки, но он согласился, и когда через несколько часов он встретил нас в холле, он был (как он выразился) «отвратительно чистым».

Рубин выглядел довольно элегантно в арендованном смокинге 67-го размера. Девушки Шварц были просто великолепны в своих
двух вечерних платьях без бретелек, без подола, без спинки, без верха,
без низа, без лифа и с глубоким вырезом.

Но самым эффектным был Кассиус К. Аардварк. Он был разодет
в консервативном красно-зеленом костюме с желтым галстуком, гетрах, трости,
цилиндре и неизменных лавандовых наушниках. Мы никогда не могли понять,
но газеты говорят, что на следующий день, что примерно в пятидесяти случаях цвет
слепота и шока были доставлены в больницу бредят о
Муравьед с шляпа и наушники.

Это была действительно странная ночь. Мы начали в клубе "Сторк". Шерм
Биллингсли прознал о трубкозубе и забронировал специальный номер
с выбитой стеной для слона Рубина. Мужчины практически
лебезили перед Шварц-Валькириями, которые спокойно
Бутылки из-под шампанского над их головами и продолжали оставаться на своих
бывший приятель, трубкозуб. После того, как мы получили хорошо помещается
Посмотрел я на аардварк. Он господствовал как королевский Султан,
в комплекте с гаишниками. Молодой клинок был окружен
кордебалет и было нелегко с ними. Но глаза у него были только
для сестер Шварца. Они сидели, обмениваясь гортанными звуками.

После того как мы закончили в «Аисте», мы быстро прошли через
«Мокамбо», «Клубы 21, 22, 23, 24 и 25», «Клуб Нуар Пэнси» и
«Клубы Хай, Лоу, Топ и Хомбург».

Около девяти часов вечера мы уже были на грани, когда заметили, что
где-то потеряли Хоузера. Это стало для нас настоящим облегчением, так как в клубе «Нуар Панси»
он вылил на себя содержимое горшка с пальмой, чтобы почувствовать себя как дома, и начал снова источать свойственный только ему запах.

 Именно тогда Кассиус заметил: «Посмотри, в каком районе мы находимся.
Это хуже, чем плохо.

Его слова были правдивее, чем сама правда. Мы были в районе, который выглядел
как устричная раковина, пострадавшая от взрыва. Нас окружали
Разрушенные дома и здания, которые выглядели так, будто были построены в те времена, когда армия Мокси жевала гремучих змей. В конце улицы, по которой мы шли, было здание, которое выглядело чуть лучше; совсем чуть-чуть.
 Под «чуть лучше» я подразумеваю, что оно стояло. Над дверью висела вывеска, которая недвусмысленно сообщала нам, что это «Ночной клуб пьяных тараканов».

Я был за то, чтобы повернуть назад, как и Кассий К., но валькирии, Ольга
и Кетания, выпившие много вина (они научились этому в
Валгалле, как они нам рассказали), побежали вперёд, не оглядываясь
они исчезли в покосившемся здании, которое в любой момент могло обрушиться им на головы.

Пожав плечами в знак уважения к Богам Удачи, Рубин, Кассиус и я направились в «Приют духов», или, как вы его называете, «Пивную».

Внутри «Пьяного таракана» было ещё хуже, чем снаружи.

Это было похоже на ночной кошмар Дали, когда у него закончились кисти и он начал рисовать ногами.Барная стойка, тянувшаяся вдоль задней стены прокуренного помещения, была
зеленовато-голубого цвета, а стены — цвета жжёного янтаря с
бежевым оттенком. Пол был украшен пятиконечной звездой, которая
несколько ползучих тварей вроде тех, что «... бродят по ночам». Они были разных оттенков и в целом вызывали отвращение.
Бармен был хуже всех. Над дверью висела табличка, сообщавшая, что его зовут Оливер Абсент. Он был не только отталкивающим, но и вызывал тошноту. Большая лысая голова, заключенная в складки розовой плоти, была тем, что
венчало самое большое эркерное окно в стране, за пределами Rubin's.
Он был в фартуке, что показал распад многих мартини. Есть
также были спагетти, грязи, молока, кофе, соуса и пятна на фартук
кроме группы зеленых пятен, которые я не смог точно определить. Это
было похоже на остатки шпината, съеденного на прошлой неделе.

Вы когда-нибудь слышали, чтобы больной бегемот рассказывал вам о своей операции? Что ж,
если нет, попробуй представить, как бы это звучало, поскольку именно так звучал голос этого
парня. "С удовольствием", - сказал он.

— Ничего особенного, — ответил я, оглядываясь в поисках быстрого выхода на случай, если
понадобится.

Мы сели в кабинку рядом с Валькириями, которые усердно
работали, потягивая пиво. Рубин просто стоял, поставив одну ногу на латунную
перила,
который под его тяжестью прогнулся. Он заказал ещё один двойной виски и залпом выпил его. Именно тогда слон начал визжать не по-слоновьи и пинать себя в более чем объёмную задницу. Мы начали трясти его за хобот и спрашивать, в чём дело, а он кричал, что выпил слишком много. Он видел розовых людей.

После этой вспышки я вернулся в кабинку и увидел, что трубкозуб
исчез. Мои попытки найти его внезапно прервал
крик другого человека. Кажется, в тот вечер
Сезон охоты на воющих открыт. Вопил Оливер Абсент, бармен, который орал на Кассиуса, а тот, в свою очередь, орал и попеременно бил кулаками и тростью по игровому автомату, который вёл себя не так, как ожидал Кассиус. С оглушительным воем автомат взорвался, осыпав меня цветными огоньками, пятицентовиками, кусками проволоки и трубкозубом. Последнего поймала Кетания Шварц одной рукой, а другой допивала пиво. Абсент подпрыгивал
и подпрыгивал за своей зелёной барной стойкой, пока довольно сомнительные на вид
посетители тянулись за пятицентовиками.

Абсент, который методично выдергивал каждую прядь волос у себя на груди (его голова была лысой), разразился потоком ругательств, от которых у меня даже заложило уши. Кроме того, он запустил в зал целую связку бутылок из-под виски, которые пронеслись по комнате и повалили одного за другим посетителей с противоположной стороны. Тела начали накапливаться, а Оливер-бармен облысел не только на голове, но и на груди. Я в целях безопасности нырнул под стол и с приятным удивлением обнаружил, что полузасоленная Ольга Шварц всё ещё там
потягивая спиртное. Я поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как трубкозуб раскачивается
по почти разрушенному залу на теле Рубина, который сидел посреди
пола, бил себя по голове и повторял: «Уходи, уходи». Издав
звук, похожий на Тарзана с подагрой, он пролетел сквозь
мрачный, наполненный дымом воздух и с силой, которой мог бы
похвалиться Боб Феллер, ударил всё ещё ревущего бармена по
голове. Абсент упал, как подкошенный бык.

К этому времени все, кто находился в радиусе двух кварталов,
громко кричали и вопили. Вдалеке мы услышали жалобный вой
это означает, что пришли жандармы в синих мундирах. Многозначительно взглянув друг на друга, мы разбудили Рубина, чьи усы печально поникли, забрались ему на спину и под грохот и звон пивных бутылок сбежали из «Ночного клуба пьяных тараканов». Как я уже сказал, что за ночь!


 ГЛАВА 6

 НИЧТО ТАК НЕ СЛЕПО, КАК ЛЮБОВЬ

 Таковы были времена. Хорошие времена, которые я до сих пор вспоминаю, покачиваясь
взад-вперёд перед огнём. А? Что? О, да, меньше размышлять
и больше спорить. Хе-хе, это хорошая шутка, сынок, но не стоит
ты меня достал... старый Смиртц все еще может надрать задницу любому
молодому придурку вроде тебя.

Ну, в любом случае, я планировал превратить Кассиуса и его группу в
супер-пупер-колоссальную феерию, которая затмила бы Флоренца Зигфельда.
Это было примерно через шесть месяцев после той безумной ночи на таракана,
репетиции кончились, шоу было подготовлено, общественность ждала с
затаив дыхание и крючки, чтобы увидеть то, что было наиболее высоко оцениваемая
производство в десять лет.

Затем та ночь.

Я помню это так, как будто это было двенадцать лет назад. (На самом деле,
Это было двенадцать лет назад). Шатры с транспарантами
обращались к толпе, которая выстроилась в очередь _четырнадцать_ раз вокруг
квартала перед Гарденом. Нью-Йорк собрался в полном составе. И, как я уже сказал, эти
шатры!

 Безумие трубкозуба

 в главной роли КАССИУС К. AARDVARK с РУБИНОМ, ОЛЬГОЙ и КЕТАНЬЕЙ ШВАРЦ,
МИЛТОНОМ БЕРЛИ, ЛОРЕНСОМ ОЛИВЬЕ, ЛИОНЕЛОМ БЁРДБАТОМ и другими

 феерия, затмевающая все остальное!! ТОЛЬКО СТОЯЧИЕ МЕСТА

 Как вам это? SRO подписывается, _а мы ещё даже не открылись_!

Что ж, когда занавес поднялся и на сцену вышел трубкозуб на спинах семидесяти разъярённых носорогов, толпа пришла в восторг. А когда девушки из «Шварц» станцевали танец с салфетками, можно было поклясться, что стропила не выдержат. А когда Рубин изображал президента (о, эта пародия на _Мэйми_!), в «Саду»
звучало так, будто 12 миллиардов зулусов пели: «Прилив наступает,
отлив заканчивается».

Прошло тринадцать недель с двумя представлениями в день, за исключением тех
случаев, когда Кэсси уставала, и деньги текли рекой. Нам приходилось
покупать билеты в ложу каждый раз.
ночь для Импеллитери, иначе копы закрыли бы нас.
Это был не совсем шантаж, я его ни в чём не виню, это было чертовски круто.

Однако всему хорошему приходит конец.

Мы взяли на работу пару ребят по имени ... э-э ... что за ... о
да-да, вот и всё, Мартин, для заполнения пробелов между актами (нам
пришлось в конце концов их уволить. Мы застали их за тем, что они
развлекались с одной из девушек-шляпниц по имени Монро или как-то так. Ну и ладно.) и Кэсс взяла недельный отпуск, чтобы съездить в Монте-Карло подышать свежим воздухом. Вот и всё.
в этом году модой Ривьеры стали две трехголовые девочки по имени Салли
Луиза Ли Манглфутц и Гертруда Элис Роберта Хитслонгл (они
называли их SLL и GAR для краткости), и когда они увидели Кассиуса....

Что ж, это продолжалось три веселых, безумных дня, пока я не отправил телеграмму обратно в Нью-Йорк
чтобы сказать Ольге и Кетании отправиться в ле-виль-де-Мазума, чтобы спасти
Касс-бой из того, что может перерасти в перегородку.

Однажды вечером SLL и GAR развлекали Кэсс на вечеринке, попивая
борщ из его кроссовок, когда кто-то заглянул в окно
не от DC-6, а от сестёр Шварц, которые тут же принялись крушить
их парой двуручных мечей. Через пятнадцать минут и девяносто
галлонов крови место было очищено от всех разумных существ, кроме
Кэсс, меня, сестёр Шварц и пьяного таракана (что-то знакомое было в этом парне),
который тут же побрёл к берегу, упал в воду и был отравлен насмерть.

Кассий, наслаждаясь таким щедрым вниманием, а также красотой двух девушек, сразу же понял, насколько он на самом деле несчастен в цивилизованном мире. Он умолял их, стоя на коленях.
Я попросил у него прощения и, получив тёплый приём от Ольги и Кетани, стал
составлять планы по уходу из «культуры».

Я не пытался его остановить.

Какой в этом был смысл? Я заработал достаточно, чтобы уйти на пенсию, Кэсс повидал
мир, Рубина усыновила какая-то бедная семья по фамилии Дюпон, которой
нужен был домашний питомец, и в целом единственным недостатком было то, что я не хотел его отпускать.

Но в конце концов он арендовал самолёт (кажется, что-то насчёт священной коровы) и
улетел туда, где, по его мнению, был его дом, с двумя
шварцвальдскими валькириями.

Да, это было последнее, что о них кто-либо слышал. До сих пор. А?
Где они? И что я здесь делаю? Ну, видите ли, я не заплатил налоги после шоу... и через два месяца я был на мели. Вот что
я здесь делаю. А? Где они?

 Ну, просто поднимитесь, леди и джентльмены, на один-два-пять.
Я собираюсь показать вам настоящего, подлинного, стопроцентно настоящего трубкозуба и двух
девушек, замороженных в глыбу лимонного льда, прямо здесь, в самом сердце Швейцарии...

 _Конец_




 В три часа ночи

 Уолт Клейн


 Все часы идут не так,
 как надо, в этот час тайны
 ночь — тонкие руки
 блуждают бесцельно; ужасные тонкие
 руки перебирают
 разные шифры, и звёзды
 вращаются по своим орбитам.
 О время! время! время!

 Время и смерть исчезли
 в этот зачарованный миг, забытый,
 затерянный в бесконечных
 коридорах разума. Но кто —
 кто узнает завтра
 об этом ускользающем, потерянном миге?
 Плачу, плачу, плачу...

 Маятник, скрипя, опускается,
 дверь распахивается,
 и пронзительный голос кричит:
 «Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!»




 ГОТИЧЕСКИЙ УЖАС

 Автор: Джордж Ветцель


Пенрин часто задавался вопросом, почему готическое искусство было таким уродливым.
Каждый собор, в котором он побывал, каждый готический манускрипт,
который он читал, даже средневековые гобелены были прокляты этой вездесущей гротескностью.
Однажды средневековый археолог сказал ему, что, возможно, это была душа — уродливая
и деформированная — того времени, которое её терпело.  Возможно, так и было. Несомненно,
существовала шокирующая параллель между этим и практиками ведьмовских шабашей,
характерными для того периода; параллель, которая наводила на мысль о том, что многие
скрытые сатанисты вырезали изображения на дереве и камне соборов.
Разве не тот же дух насмешки и извращения мессы царит в горгульях, которые ухмыляются с парапетов соборов, с карнизов и ниш?

 Даже сейчас тимпан, который изучал Пенрин, был примером такого богохульства. Ему показалось, что в слишком тесной группе святых и веселящихся демонов сквозит хитрый, циничный намек на фанатизм. Он вспомнил, что ещё одна позорная символика, подобная этой, — Избранные и Проклятые, —
когда-то была вырезана на тимпане Реймсского собора и так шокировала духовенство XVIII века, что они приказали её убрать.

Его разглядывание каменных фигур на входной арке было прервано
служкой, педантично комментировавшим какую-то саксонскую кирпичную кладку IX века
в стене. Пенрин вошел в собор и окунулся в ощутимое море
тишины, которую даже камень звука (которым были его шаги) мог слегка поколебать
. Пробормотав что-то о церковном реликварии, служитель
направился прочь; и Пенрин, несмотря на скучное присутствие служителя,
решил последовать за ним.

Они прошли под каменными сводами, которые, казалось, не могли выдержать вес эльфийских
реберных сводов Плантагенетов. Достигнув реликвария
В полумраке западного трансепта ключарь отпер его и
вынес из сундука погребальные богатства собора —
останки прославленных прелатов и канонизированных святых,
покоившиеся в украшенных драгоценными камнями золотых урнах и контейнерах. Ключарь сухо говорил о
скучных аббатах и малоизвестных святых.

«Эта конкретная урна, — сказал смотритель, выбрав одну из тех, что ничем не отличались от остальных, — в которой находятся останки одного из первых святых, имеет необычную историю. В 1163 году здешние монахи-паписты собрали в своём саду белладонну, приняв её за разновидность петрушки».

Не проявляя воображения, он продолжил, рассказывая — несмотря на свою педантичность — интересную историю о том, как тех монахов, которые не ели, в ту же полночь разбудил колокольный звон. И, войдя в собор, они увидели на священных книгах нацарапанные слова, которых там никогда не было, а на стенах — написанные мелом богохульства и услышали непристойности, произнесённые теми, кто их разбудил.

«В архивах, — сказал привратник, — нет подробных описаний этих злодеяний.
Хотя там говорится, что одурманенные наркотиками монахи, во-первых,
высмеивали христианский ритуал, поклоняясь этой урне».

На изумленный взгляд Пенрина служка улыбнулся, немного подумал и
сказал: "О, у нас здесь были и другие несчастья, похуже этого. Почему
западная башня дошедший четыре раза, так как их время. И без пожаров
кол-всегда вспыхивают и всегда были." Служка продолжил:
рассказал о других бедствиях, постигших собор.

— «Вам не кажется странным, — перебил Пенрин, — что здесь произошло такое необычное количество
бедствий?»

Привратник на мгновение задумался, а затем торжествующе улыбнулся:
«Ну что вы, совсем нет. Мы пропустили несколько серьёзных несчастий, которые
досаждали малым церквям... Солдаты Кромвеля оставили нас в покое, когда оскверняли другие соборы вокруг нас.

«Но Кромвель был тайным сатанистом», — выпалил Пенрин. «По крайней мере,
Монтегю Саммерс так считал».

«Вот почему, — добавил привратник, — он и его круглоголовые осквернили так много британских церквей».

Пенрин воздержался от дальнейших споров. Смотритель не понял, что он имел в виду,
делая акцент на том, что Кромвель оставил _это место_ нетронутым.
 Он немного поразмыслил. Затем он задал смотрителю ещё один вопрос: «Интересно,
что делают кости в этой урне?» — он указал на ту, что
фигурировал в любопытной истории о монахах, накачавшихся наркотиками, «похожих на?»

На лице привратника появилось выражение ироничной терпимости: «Как и любые другие, если уже не превратились в пыль». Затем удивлённый привратник добавил: «Знаете, они могут быть поддельными. Это не первый случай, когда три бедренные кости святого находятся в трёх разных церквях».

То, о чём говорил настоятель, — это торговля поддельными реликвиями в Средние века, чудовищные несоответствия, которые иногда существовали наряду с кражами монахами реликвий из конкурирующих монастырей. Но
Пенрин имел в виду не это — по крайней мере, не совсем это. Лучше
ему не говорить вслух о том, что он думает об этих реликвиях, чтобы не шокировать смотрителя.
 Учитывая дух, которым были проникнуты готические украшения,
было очень вероятно, что именно _этими_ реликвиями они и были.

 В этот момент в собор вошёл мужчина в выцветшем комбинезоне, огляделся
и, заметив смотрителя, подошёл к нему. Завязался разговор о садоводстве. В конце концов садовник, совершенно очевидно, не поняв
педантичных указаний управляющего, попросил его пойти с ним
выйти и самому посмотреть на проблему с овощами. Пенрин глубоко вздохнул
вздох облегчения. Служитель был занудой, к тому же открыто считал Пенрина
нелепым, суеверным человеком.

Теперь, наконец, Пенрин мог заняться тем, ради чего он изначально пришел - осмотреть
орган собора. Когда он поднимался в галерею трифориума, у него возникло
чувство самобичевания. Он пожалел, что заметил странность этого места; неудивительно, что привратник улыбнулся. И всё же нельзя было отрицать, что в соборе царила атмосфера неправильности; это действовало на него.

Солнечный свет озарял мозаичные стёкла здесь, наверху, а там, где каменную стену не прорезало ни одно окно, царила холодная тьма. Под окном-глазом возвышался богато украшенный шпиль и трубы органа в перпендикулярном готическом стиле. Когда он прополз за орган, чтобы осмотреть его геометрический мир из квадратных и круглых труб, в нос ему ударила сухая пыль. Выйдя наружу, он остановился, чтобы посмотреть через
балюстраду на пустой неф внизу, и его охватил благоговейный трепет;
готический мастер был искусен в изображении деревьев и животных
резьба на досках скамей, поясных столиках и лепнине казалась живой.
предметы застыли в движении, ожидая какого-то таинственного призыва.
прежде чем они снова забьются в конвульсиях жизни.

Пенрин ощутила гнетущее ощущение жары; и, подняв глаза, увидела последнее,
затяжной солнечный свет, пробивающийся через окно. И святая фигура
, которая смотрела на него сверху вниз, казалось, мучительно извивалась, как будто
ее обиталище там было каким-то огненным адом. Оконные рамы были коваными
и состояли из секций, напоминающих языки пламени, — особенность, характерная для французской
пламенеющей готики, — что усиливало иллюзию того, что окно
Он открыл дверь и вошёл в огненную область. И он задумался, не было ли пламя на витражах
создано намеренно, как и гротескная готическая резьба. Ещё одна мысль об имитационной магии — по крайней мере, о желании, которое она выражала, — пришла ему в голову, когда он смотрел на огненное окно, и ему стало ещё неспокойнее. Внезапно он понял, что от окна исходит _какое-то_ обжигающее тепло — слишком сильное, чтобы чувствовать себя комфортно, — и он отошёл в темноту.

Подняв глаза к верхним окнам, он заметил
неправильное расположение продольной оси, свидетельство того, что позже здание ремонтировали
всё было неправильно спроектировано. Пока он изучал эту ошибку,
меняющийся солнечный свет отступал к крыше, а темнота заполняла
провалы внизу, и он осознал, как долго бродил здесь, надеясь, что
это было не так уж долго, чтобы смотритель забыл о его присутствии
и запер его. Эта мысль пугала его — провести здесь холодную ночь, —
но почему, он не мог сказать или не хотел вспоминать причину.

Спустившись вниз, он обнаружил, что его худшие опасения подтвердились. Входная
дверь была заперта. Его охватила беспричинная паника
он винил себя — в его теориях о готическом искусстве, — но, подражая педантичному цинизму привратника, он сохранял внешнее спокойствие. Возможно, где-нибудь он мог бы найти разбитое окно, через которое можно было бы кричать, пока кто-нибудь не пришёл бы на помощь. Пенрин едва успел принять решение, как это случилось.
 До сих пор вокруг царила мёртвая тишина, но теперь тишину нарушил звук. Это исходило из трансепта Реликвария; и когда он
повернулся в ту сторону, то почувствовал, а затем и увидел движение в почти
непроглядной тьме. Страх пробудил это существо.

После этого воспоминания были отрывочными. Какой-то шок заставил его подняться в верхние
ряды, где ещё виднелось размытое пятно света. Бесценное витражное
окно было разбито. И он упал на землю снаружи. Когда несколько дней спустя он
вышел из состояния бреда, ему не задавали вопросов. В этом не было
необходимости: в таком состоянии он бессвязно бормотал, и этого было
достаточно, чтобы собор закрыли. Были тайно осмотрены некоторые
реликвии. Позже кто-то заметил, как садовник бросил в реку
небольшой бумажный пакет. И вскоре после этого несколько человек
высокопоставленные священнослужители провели в соборе закрытую церковную службу, на которую никого не пускали. Хотя те, кто был пошумнее, говорили, что слышали звон колокольчика и тяжеловесные латинские фразы.

 В воспоминаниях Пенхрина были пробелы, и это было хорошо для него. Единственное, что не было полностью стёрто из памяти, — это «лицо, съеденное тьмой».  И ещё одна вещь, которая, когда он узнал о ней, повергла его в ужас. Исследователи, серьёзно отнесясь к большей части его бредового
высказывания, провели медицинское обследование останков. Один костный фрагмент — этовсе, что одурманенные монахи
богохульно почитали - было нечеловеческим и неосвященным; поддельная реликвия
выдаваемая за подлинную. Замена, очевидно, была произведена
скрытым сатанистом, высмеивающим Церковь, как это делали резчики по готике, и
шабаши ведьм.

 _ Конец_

 * * * * *

 ДРУГОЙ

 Голос атомного века

 возобновляет выпуск по адресу: 79-14, 266, Сент-Глен-Оукс, Флорал-Парк, Лонг-
 Айленд, Нью-Йорк. Поэзия и научная фантастика. 2 доллара в год, пятьдесят
 центов за экземпляр. Лилит Лоррейн, редактор.




 ВО ВРЕМЯ ВЗЛЁТА

 Рэймонда Л. Клэнси


 Я бы хотел улететь к звёздам из Исландии,
 Туда, где они сияют пурпурным и золотым,
 Зелёным и оранжевым, и всеми великолепными цветами,
 И северное сияние раскрывает свою красоту
 Под взглядами Венеры и Марса,
 С Северного острова я бы улетел к звёздам.




 «Свободные концы»

 Джин Риди


 Ада Вебстер испытывала чувство лёгкости, удаляясь от своего дома
тело. Зрение и слух были кристально ясными. Каждая пылинка в луче
солнечного света, проникающего сквозь оконное стекло, была чётко
различима. Звуки маленького городка отчётливо доносились до её
ушей. Звуки смеха, разговоров, проезжающих машин и автобусов. И
ближе — шорох накрахмаленной униформы медсестры, тихое
захлопывание двери, когда она вышла.

 

 В комнате раздались тихие рыдания.Двое, стоявшие у кровати, нежно потянулись за простынёй и вместе
накрыли всё тело.

Ада в изумлении наблюдала за ними. Брат и сестра! Они не виделись
другие с Девушка и мальчик. Теперь они плакали друг друга
оружие.

Ада хотела перестать плакать. Их плач заставил ее чувствовать себя виноватой.
Как бы она ни была причина их несчастья. Смягчилась ли она
по отношению к Говарду? Она знала, что он был рядом, еще до того, как покинула свое тело. Даже
тогда, в полукоме, ее возмущало его присутствие. Откуда он знал?
Как она почувствовала его присутствие и узнала его? Этот высокий, красивый мужчина с сединой в волосах не был похож на юношу, которого она пыталась забыть. Этот ухоженный мужчина в дорогой одежде
и очарование Бена, его отца, но без признаков распущенности.

Вспыхнула старая обида. Зачем Говард приехал после стольких лет пренебрежения? Он скоро узнает, что она ничего не оставила. В любом случае, она бы ничего не оставила
_ему_. Ей хотелось, чтобы что-то осталось для Элли и её
мальчиков — и Теда. Хотя бы несколько памятных вещей. Но ничего не было — ничего.

Ада посмотрела на тело под простынёй. Оно было не таким старым, как некоторые, в
свои годы. Тяжёлая работа, а не возраст, разрушила его, так что теперь оно было
согнутым и морщинистым. Да она могла видеть сквозь него! Там был
деформированная тазовая кость! Та, которую не вправили должным образом после того, как Бен
сбросил ее с лестницы в одной из своих пьяных выходок. Она была довольно
молод, когда это случилось и все оставшуюся жизнь она ходила с
хромота.

"Больше никогда, Ада," Бен всхлипнул. "Никогда больше я не пью."

Тогда она поняла, что он был слишком слабовольным, чтобы сдержать обещание. Она также
знала, что всегда будет любить его.

Дети были слишком близко. Говард. Несколько детей, которых она не смогла выносить. Двое мертворождённых. Затем Элли. Близнецы, оба умершие после
несколько недель болезненной жизни. Счета от врачей. Скудный паек. Бен, такой жестокий
когда без работы и пьющий. Бен, такой милый, когда работает и трезвый.
Бен, который умер в благотворительном отделении много лет назад.

Перед смертью Бена Говард сбежал из дома.

"Это твоя вина, Ада", - обвинил Бен, когда протрезвел. "Ты забрал
деньги, которые он заработал на рассылке газет".

"Это моя вина!" Ада закричала. "Я забрала не все его деньги. Их было немного.
достаточно. Я брал его только тогда, когда в доме нечего было есть.

- Это твоя вина. Это твоя вина, - повторил Бен, как будто цитируя
урок для себя. Он поднял затуманенные глаза и посмотрел на неё в упор. "Ты
ему не сказала, и он решил, что это воровство."

"Он вернётся, мама," успокаивающе сказала Элли.

"Лучше бы он не возвращался," яростно сказала Ада. "Сбежал из
дома! Это ещё больше опозорит нас!" Мне и раньше хватало забот.

Говард так и не вернулся, и Ада вспомнила, как в своей упрямой
горечи она не позволяла упоминать его имя.

Теперь она рассматривала колени под простынёй. Да, опухшие суставы были
заметны. Мытьё полов так сказалось на коленях, которые когда-то были
Круглая и с ямочками. Она думала, что это единственная работа, которая у неё осталась после смерти Бена. Она не привыкла ни к чему, кроме работы по дому.

  Подметать полы было не так уж плохо. Не испытывая страха, она могла смеяться и шутить с другими уборщицами, когда они встречались, чтобы перекусить в полночь в высоком здании. Она могла спать в своей тихой комнате, не опасаясь, что её грубо разбудят, чтобы успокоить пьяного мужчину и защититься от его нападок.

И она была независимой!

 Когда Элли уволилась с работы официантки, чтобы выйти замуж за Теда Хейса, они переехали в
небольшой дом, расположенный за углом от меблированных комнат, где жила Ада
жила.

"Переезжай к нам, мама, — сказала Элли. — Тед хочет, чтобы ты переехала."

"О, нет! — ответила Ада. — У меня будет своё жильё, хоть это и всего одна комната."

Несколько лет назад Элли ходила с этим письмом. То время
вспомнилось Аде. Молодые люди не торопились заводить семью. Потом были два мальчика, Карл и Альфред. Иногда Элли
приводила детей в комнату матери. Но в тот раз она была одна.

 Элли нервничала и ёрзала. «Мама, я хочу тебе кое-что сказать», —
 наконец сказала она.

"Ну, так говори, — нетерпеливо сказала Ада.

Элли вытащила письмо из кармана. «Только не сердись, мама».
Она попыталась рассмеяться.

"Хватит суетиться и переходи к делу."

Элли вытащила письмо из конверта. «Это ещё одно письмо от
Говарда», — робко сказала она.

— Ещё одно! — воскликнула Ада. — Ты уже получала от него письма?

— Д-д-да. Пожалуйста, прости его за то, что он уехал из дома и так долго не писал. Он хочет позаботиться о тебе. Он хочет, чтобы ты перестала работать.

— Откуда он знает, что я работаю?

— Я ему сказала. И что ты не поедешь с нами, потому что думаешь, что будешь
обузой для Теда. Как будто...

«О! Писать твоему брату, который не писал нам полжизни. Сколько хлопот и беспокойства он мне доставил, когда сбежал! Соседи теперь говорят о нас больше, чем раньше! Мне стыдно за тебя, Элли!
 Где твоя храбрость?»

Ада вспомнила, какой терпеливой была Элли в тот день. Как усердно она пыталась объяснить. Как она сказала: «Пожалуйста!» Говард хотел попрощаться с нами, прежде чем мы
услышим о нём. В последние годы он работал на археолога. Он путешествует по всему миру с экспедициями.

"Почему он не сказал всего этого раньше?"

- Он сказал. Но я боялась тебе сказать. Ты такая упрямая, мама. Теперь
ты стареешь, и я думаю, тебе следует...

Даже сейчас Ада помнила прилив гнева, охвативший ее. - Ты...
забери это письмо отсюда, - сказала она.

- Н-но...

«Если ты ещё раз упомянешь его имя, я запрещу тебе сюда приходить. И
не забудь об этом».

 «Я не забуду». Элли вышла, упрямо вздёрнув подбородок, как и её мать.

 Это было последнее упоминание о Говарде, и в преклонные годы Ады даже воспоминания о нём стёрлись.

 Она изучала руки под простынёй. Бугристые суставы, мозоли.

Какими умелыми могли бы быть эти руки!

Даже в младших классах школы она любила рисовать. Но у неё не было денег, чтобы развивать свой талант.

А когда появился Бен Вебстер с его красотой и обаянием, ей было всё равно.

Но позже её талант помог ей пережить много тяжёлых часов. С его помощью она
иногда могла развеять страх и тревогу своими слабыми попытками творить. На коричневом пакете для покупок появилось забавное лицо. Белая крышка
коробки превратилась в зимнюю сцену. Она вспомнила, что в те годы, когда она мыла полы,
она работала в школе. Как заманчиво
была ли это классная доска, когда в ней небрежно оставили кусок мела?
корыто! Однажды она почти закончила рисунок городской улицы.
когда коллега по работе просунула голову в приоткрытую дверь.

Ада быстро нечеткое изображение с нее тряпкой пол.

Но пришло время, когда она _had_ прекратить работу. Нет больше старого
суставы гнуться и растягиваться.

Однажды вечером Элли пришла к ней в комнату с решимостью в глазах.
"Я забираю тебя в другой дом, мама", - твердо сказала она.

Ада слишком устала, чтобы протестовать. "Куда?" она спросила.

— Давай поиграем, — сказала Элли. — Закрой глаза, и я поведу тебя.

Ада, как ребёнок, согласилась. Прежде чем они вышли из съёмного дома, который был её домом столько лет, она закрыла глаза и вложила свою морщинистую руку в руку Элли.
— Далеко? — доверчиво спросила она.

  — Не очень, мама. — Не смотри, пока я не скажу.

 — Обещаю, — рассмеялась Ада.

 Короткая прогулка и поворот за угол.  Ада сдержала обещание, даже когда они вошли в другой дом и поднялись по лестнице.

 Затем Элли сказала: «Открой глаза, мама».

 Ада открыла глаза и увидела, что стоит посреди хорошо освещённой комнаты.
На полу лежал ковёр, на стенах — яркая бумага, роскошная кровать,
просторное кресло и рядом с ним радиоприёмник.

 — Это твоя комната, — тихо сказала Элли.

 Ада уставилась на неё, не в силах вымолвить ни слова.

 Затем в комнату вошли Тед, Карл и Альфред.

 Ада переводила взгляд с одного знакомого лица на другое, прежде чем поняла,
что находится в гостиной их дома.Еще раз вспыхнула прежняя независимость. "Н-но... все это. Ты не можешь
позволить себе все это", - запротестовала она.

Тед обнял ее за плечи. "Парень может получить прибавку к жалованью".

Каким благословенным утешением для старых костей был мягкий матрас по сравнению
с комом в последние кварталы. Тонкие шерстяные одеяла,
по сравнению с грубыми неуклюжими и близких. Лоскутное платье, чтобы сохранить ее
уютно сидя на большом кресле. Тапочки на флисовой подкладке для нее.
ноги с косточками.

И теперь прошедший год отчетливо выделялся. Большую часть времени она находилась в
удобной постели, и рядом была одетая в белое медсестра, которая
оказывала ей наилучший уход. Боли не было - только слабость. Часто
там появлялся доктор. И поднос, наполненный деликатесами!
 Всё, чего она желала, в любое время года.

 Как ребёнок, она принимала всё это как должное, но с большим удовольствием
с удовольствием.

Теперь Элли и Говард медленно вышли из комнаты, и Ада последовала за ними. Она поняла, что прошло всего несколько минут с тех пор, как она начала осматривать тело и приводить его в порядок.

Маленькая гостиная на первом этаже была залита поздним солнечным светом. Элли частично опустила жалюзи, чтобы в углах комнаты было темно.

Говард подошёл к дивану. — Давай поговорим, сестрёнка, — сказал он. — Мы так давно не виделись.

 Элли села рядом с ним. — Хорошо. Мальчики скоро вернутся из школы, а Тед — с работы через час. У нас будет достаточно времени
— Я позабочусь о расходах, — сказал Говард.

"О, спасибо. Но ты и так уже столько сделал.

"Я могу себе это позволить. Я хотел..."

"Я знаю, — Элли похлопала брата по руке. — Нам пришлось обмануть её, чтобы ты мог позаботиться о ней. Это очень плохо, но так и должно было быть. Мы
никогда не смогли бы обеспечить ей ту роскошь, которую обеспечили вы.

Ада слышала в голосах металлический звон, похожий на колокольчики.
Так это был Говард! В конце концов, он позаботился о ней! Нет, если бы она
знала, её упрямство не позволило бы ей этого. Каким-то образом гордость
не сейчас. Она знала, что она потеряла много ложными
гордость. Злость, которую она чувствовала по отношению к Говарду не было есть сейчас--только
сожаление.

Голос Элли пошла дальше. "Мне жаль, что мама так далеко зашла. Я думал, она
может собраться с силами и узнать тебя в конце".

"Я приехал, как только получил твою телеграмму", - печально сказал Говард. "Я рад, что я
был в этой стране. Хорошо, что она меня не знала. Она не
хотела меня видеть". Затем он просиял. "Мне так хочется увидеть твоих мальчиков.
Сколько, ты говоришь, им лет?"

"Карлу двенадцать, а Альфреду четырнадцать".

"Они хорошо учатся в школе?"

"Справедливо. Достаточно, чтобы жить. Как обычные мальчики. Но Альфред ... я не знаю".

"А как насчет Альфреда?"

"У него талант к рисованию. Хочет заняться коммерческим искусством.
Забавно, ни Тед, ни я не можем провести прямую линию. Тед хочет, чтобы
Альфред выучился ремеслу. Он говорит, что мы не можем позволить себе давать мальчикам
дополнительные привилегии. У нас всё ещё есть ипотека на этот дом. Теду сделали операцию, и он много времени провёл на заводе. Это всегда что-то значит.

Говард потянулся к руке сестры. «Не расстраивай мальчика, — сказал он. —
Вы — всё, что у меня есть. Я позабочусь о том, чтобы мальчики получили своё
— Если вы с Тедом позволите, я бы попробовал.

 — О, Говард, ты такой милый, — Элли смахнула слёзы с глаз.

 Ада подошла ближе.  Она должна была знать о таланте Альфреда, но всегда слишком уставала, чтобы интересоваться его учёбой.  Да,
Говард позаботится об этом.  Но _она_ посеяла зерно _своего_ таланта в Альфреде. В конце концов, она кое-что оставила! И благодаря ей Говард будет близок к этой семье до конца их жизни.

"Не могу поверить, что я вернулся сюда после стольких лет, — мечтательно сказал Говард.
— Когда я уезжал, мне было очень тоскливо по дому. Но я не видел другого выхода.
Будущее в этом городе. Какие шансы были у сына пьяницы Бена Вебстера
здесь? И всё же я знал, что если напишу матери и дам ей шанс
уговорить меня вернуться, я приеду.

"У меня были амбиции, и я не хотел их разрушать, возвращаясь сюда. Я
тогда не знал, чем хочу заниматься. Но я знал, что однажды найду
своё место." Он вгляделся в лицо Элли. — «Ты понимаешь это, сестрёнка?»

«Да. Думаю, да».

Ада тоже поняла. Звонкий звук его голоса был похож на
хруст тонкого стекла. Слова звучали ясно и почти сразу же, как только он их произнёс.
Она поняла их смысл. Горечь отступала, и на её
место приходило восхищение.




 ВРЕМЯ ЛЮБИТЬ

 ДОН ГОВАРД ДОННЕЛЛ


 Кларк с наслаждением потянулся, разминая великолепные мышцы,
которые он приобрёл благодаря активной жизни на свежем воздухе. Он
критически оглядел себя. Он только что искупался в ледяном озере неподалёку,
и капли воды блестели в лучах мягкого утреннего солнца. Стоя
там и чувствуя, как ветерок высушивает его, он наслаждался красотой
Он внимательно прислушивался к птицам, которые насмехались над ним. Солнце выжимало влагу из его загорелой кожи, и он внимательно прислушивался к птицам, которые насмехались над ним. Казалось, что на птиц не повлияли события последних нескольких лет, и они пели так радостно, что Кларк на какое-то счастливое мгновение забыл о том, что произошло, прежде чем воспоминания незаметно вернулись в его повзрослевший разум. Он медленно надел свои рваные синие джинсы и устроился под дубом, наблюдая за сельской местностью. Вечно зелёная, вечно прекрасная
трава степенно колыхалась, словно длинные ряды солдат... Нет. Трава не колышется
не убивал, его нельзя сравнивать с солдатами, никогда. И всё же он маршировал, ритмично, в такт чему-то... Кларк откинул почти светлые, выгоревшие на солнце волосы с молодого, но сурового лица и поиграл с травинкой. Он выдернул её и внимательно рассмотрел. На ней сидела божья коровка; он поднёс её к пальцу. К его губам пришла полузабытая рифма, и он произнёс:

«Божья коровка, улети на небо...» Что было дальше? Он напряжённо задумался, вспоминая,
вспоминая своё детство, когда всё было...

 Он чуть не заплакал.

Из утреннего тумана показались холмы, грубые и неровные,
напоминающие пилу, но пилой их было не описать. Они были глубокого пурпурного цвета, испещрённые белыми холодными прожилками. Позади них, постепенно вырастая вдалеке, виднелись ледяные горы величественных облаков. И всё это было окружено колышущимися,
наклоняющимися полевыми цветами, слишком многочисленными и яркими, чтобы их можно было описать, с медоносными пчёлами, похожими на чёрные жужжащие точки, которые перелетали с ромашки на одуванчик, опыляя их, и птицами, порхающими над ними.
Глубокое бирюзовое небо простиралось над ним. Тёплый, активный день поздней весны
создавал ощущение безопасности, каким бы ложным оно ни было, и его голова
склонилась на грудь, и он уснул.

  Сначала это было едва заметное ощущение, поднимающееся от бёдер по
телу к нервным центрам мозга. Это было смутное чувство тепла,
которое может исходить только от...! Он резко проснулся и в следующую секунду сел прямо, глядя в это божественное лицо...

 «Ну, — сказала она голосом, которым могла обладать только она, — я _та_
— Некрасивая? — потеряв самообладание, он заикался, пытаясь что-то сказать.

"Ну... или почти. Я имею в виду..." Он замолчал, когда она рассмеялась.
"Я что, такой смешной?" — спросил он.

"Да, глупый, — хихикнул он, — ты бы видел своё лицо.
Ты не знала, что сказать, да? — Он фыркнул и сел.

"Нечего смеяться, девочка. Разбуди меня, если услышишь хоть звук..."
Последнее слово было заглушено, потому что она наклонилась и крепко поцеловала его в
губы. Когда он достаточно пришёл в себя, то заговорил:

"Ты быстро соображаешь, да?" Она мило склонила голову набок, отталкивая
коричнево каштановые волосы, у нее длинный овал лица, и улыбнулся улыбкой, которую
Сама Венера позавидовала бы.

"Может быть, ты работать медленно", - сказала она, не слишком серьезно. Она закончила
привязав ее волосы позади ее головы, и ее длинные, избирательно загорелые
оружие подобрано крайне деликатным, с красивыми ногами, которые показали
с коротким, юбка-как дело, которое она носила. Ее маленький рот был
мягко очерчен светлой помадой, которая, как он знал, была приятной на вкус.
Это была единственная косметика, которую она носила или в которой нуждалась. Он неосознанно облизнул губы.
Её глаза были глубокими, большими и такого же цвета, как
удивительно длинные волосы, собранные в хвост. Его оценивающий взгляд вскоре
превратился в пристальный, и она спросила:

 «Я тебе нравлюсь?»

 «Будучи неглупой, малышка, я скажу, что да, и это не совсем честный вопрос, я даже не знаю, как тебя зовут».

 «Диана, если тебе от этого станет легче», — тихо сказала она, поднимаясь на ноги.

Кларк мысленно сделал сальто. Ей не могло быть больше шестнадцати,
но в её груди уже чувствовалась женская аура, она вздымалась и опускалась,
грациозная и полная. Стройные контуры её юного тела были гладкими,
гибкие линии женских мышц, которые были привлекательны, проступали сквозь
тонкий материал ее одежды. Он почувствовал комок в горле,
причина этого заключалась в том, что она заполнила ту старую анкету, которая
очаровывала мужчин со времен сильно оклеветанного Адама до
Бешено колотящееся сердце Кларка.

- Будь ты проклят, если ты не симпатичная, - выдохнул он вполголоса, что было
более чем лестно.

— Спасибо, — сказала она высоким чопорным голосом, как у девочки, и, снова склонив голову набок, добавила: — И я до сих пор не знаю, как тебя зовут.

 — Кларк, если это поможет, — сказал он. — Как ты... э-э-э. Как ты догадалась?
«Случайно нашла меня?»

«Я не искала тебя, Кларк, так что немного поумерь своё эго. Ты просто оказался здесь, когда я пришла».

«Приходишь сюда каждый день, да?» Она улыбнулась широкой красивой улыбкой. Кларк заметил, что у неё есть ямочки на щеках.

 «Каждый день», — сказала она.

— Внезапно я начинаю привязываться к этому месту, — тихо сказал он, — очень сильно привязываться.
Он долго смотрел на неё молча, а потом спросил:

"Где ты живёшь, Диана?" Теперь замолчала она и
долго не отвечала. Кларк тоже посерьёзнел, догадавшись о причине её молчания.

"Плохие воспоминания?"

"Ага", - сказала она покорным тоном. "62 блиц".

"Мой ужас был первые бомбы. Я видел, как люди вокруг меня вырезать
ленточки от разлетающихся осколков." Птицы и ветер через деревья были
единственными звуками, пока, вдруг, она была в его объятиях, плачет. Он положил
его руки вокруг нее, прижимая ее ближе, успокаивая себя, а также
ее.

"Почему? Почему это произошло...? О, Кларк...". Горечь возможно
много лет утекло в потоки слез, которые, казалось, никогда не иссякает.
Молча, Кларк выслушал ее рассказ. И это не было чем-то незнакомым,
на самом деле обычным, трагически обычным.

Диана, как и многие другие бесчисленные миллионы девушек, была обычной;
типичной американской девушкой. (Кларк мог бы с этим поспорить.)
Она жила в Лос-Анджелесе, когда началась война и нарушила привычный распорядок, повседневную жизнь всех. Её родители погибли во время той ужасной бомбардировки 1962 года и оставили её без крова, когда ей было около десяти. Когда цивилизация рухнула, а её собственный мир исчез, она оказалась одной из тех немногих, кто со слезами на глазах жил на холмах вокруг разрушенных городов.
 Одной из очень немногих. Она, как и Кларк, жила в согласии с природой.
и обнаружила, что это... приятно. Время от времени она доставала
предметы роскоши, такие как косметика, мыло и хорошая одежда, из одного из
заброшенных домов среди холмов. Это была старая история... трагически старая.

 Диана вытерла глаза и выглядела прекрасно, что было нетрудно. «Я
плакса», — с горечью сказала она.

— Сколько времени прошло с тех пор, как ты была с другим человеком?

Диана шмыгнула носом. — Около четырёх лет. Точно не помню.

— Ты не плакса, детка, у тебя есть право плакать, и плакать чертовски сильно.
Он поддел пальцем её подбородок, приподнял её лицо и поцеловал.
легко. "Черт возьми! Я не видела девушку три года". Она рассмеялась.

"А как насчет тебя, Ромео", - сказала она. "Как война повлияла на твою жизнь?"
Он вроде как усмехнулся и прислонился спиной к дереву, увлекая ее за собой.


"Знаешь, я думаю, это повлияло на мою жизнь к лучшему. Если бы не война, я бы не встретил тебя. Кажется, я уже влюбляюсь в тебя.

Диана нахмурилась. «Не говори так... Не говори, что ты хотел войны,
подумай о людях, которые погибли... твои родные... мои».

«Это должно было случиться, я тогда не понимал, но это должно было случиться. Человек был слишком
он был далёк от природы, и природа хотела вернуть его...

 — Это глупо.

 — Нет, Диана, нет, это не глупо. Человек жил в своём бетонном небоскрёбе,
над землёй... сложном, а не простом. Он утратил чувство добра и
порядочности; он зависел от кого-то другого в вопросах еды и благополучия. Он
стал мягким. Это должно было случиться.

— Может, ты и прав, Кларк, может, — прошептала Диана, прижимаясь к нему.


 — Я знаю, что прав, — сказал он. Он чувствовал, как она прижимается к нему, и добавил почти неслышно: — Я знаю.

 — А когда ты был маленьким? — мягко спросила она.

— О, на самом деле ничего. Единственное, что я отчётливо помню, — это бомбёжку Хантингтон-парка, которая произошла в мой десятый день рождения.

 — День рождения?

 — Да. Когда это случилось, у нас была вечеринка на полную катушку. Я помню, как это было похоже на раскат грома и яркую вспышку в небе. Затем, среди криков моих приятелей, на меня накатила волна жара, от которой у меня защипало кожу, а летящие осколки ранили всех вокруг. Я не очень хорошо помню, что было после этого; наверное, я был в состоянии шока или чего-то в этом роде.
 После этого я бродил вокруг, жил и рос вместе с природой.  Это
было очень приятно ... Хотя я мало с кем встречалась, пока не увидела
тебя, удачный день. — Она усмехнулась.

"Ты через многое прошла, — просто сказала она.

"Мы все через многое прошли. Может, даже через большее. Кто знает? После войны
всегда бродит несколько сумасшедших и дегенератов ... они когда-нибудь беспокоили тебя? Внезапно она съежилась, сморщившись.
на ее лице отразилось отвращение, затем она тяжело сглотнула.

"Когда мне было около двенадцати ..." Она была почти готова снова заплакать. Она
Теснее прижалась к Кларку....

"Неважно, - сказал Кларк, - Теперь все кончено, не думай об этом". Снова
она изливала печаль многих лет одиночества.

"Я люблю тебя", - сказал Кларк. Это было позже в тот же день, и они все еще были
в той же позе. "Я думаю, что я тоже люблю тебя", - сказала она, откидываясь назад.
Прижимаясь к нему. "Это странно", - выдохнул он.

"Несколько лет назад это назвали бы щенячьей любовью. Я уверен, что это не так. Это не может быть так, Диана. Война всё изменила. До того, как я встретил тебя, я лежал на траве, смотрел на звёзды и думал. Может быть, с цивилизацией покончено, но не с человеком. Его трудно уничтожить. Возможно, будущее за нами, Диана.

— Ты драматизируешь, Кларк, мы не единственные, кто остался; здесь ещё много людей. На самом деле, — сказала она с подозрением, — я начинаю сомневаться в твоих намерениях. Меня зовут Диана, а не Ева.

 — А меня Кларк, рад с тобой познакомиться. Они рассмеялись и устроились поудобнее, чтобы полюбоваться закатом. — Где ты живёшь? — спросил Кларк чуть позже.

"Это пещера недалеко от гор Санта-Моника".

"Там? Она кишит множеством отступников?" Диана улыбнулась.

"Они слишком глупы, чтобы смотреть себе под нос". Она села и
потянулась. "Поднимайся, я тебе покажу". Она вскочила и побежала,
её длинные волосы развевались за спиной. Кларк бежал за ней,
удерживая темп, который могли поддерживать только молодость и сила. Вскоре он догнал её, и они оба
отдохнули, смеясь. Когда сгустились тени, они молча продолжили путь. Через час они были у пещеры.



"Ну, будь я проклят!"

"Здесь уютно."

"Не сомневаюсь. Теперь я начинаю сомневаться в ваших намерениях, юная леди.
Она улыбнулась и раздавила его.

"Надеюсь, вы привыкли к твердой холодной земле, потому что именно на ней
вы спите. Здесь только одна кровать. Или ты можешь выйти наружу.

"Не обращай внимания, у меня крепкая спина. Но позволь мне вот что: эта пещера
довольно хорошо замаскированный. Последнее было правдой. Пещера была расположена так,
что была невидимой и почти неприступной. Густая листва
закрывала вход, в то время как проход в главное помещение
изгибался так, что свет и дым рассеивались идеально.

"Где... как ты это нашел?" Диана села на импровизированную кровать и
начала заплетать волосы в косу. Она подняла глаза и сказала:

«Когда я была маленькой девочкой, моя семья приезжала сюда по воскресеньям навестить
моего дядю. Я играла на холмах, пока они были заняты
погрузившись в свой глубокий взрослый разговор. Однажды я просто нашла его.
Я никому о нём не рассказала и использовала как тайное убежище...
 когда началась война, я вспомнила о нём. Время от времени я хожу в дом своего дяди, который находится на холме, за нужными мне вещами, но большую часть времени я
провожу здесь. Она закончила заплетать волосы и откинулась на кровать.

— Я жил на улице, — угрюмо сказал Кларк. — На траве вместо матраса и под
небом вместо крыши. — Он огляделся. — Думаю, здесь мне
понравится больше. Диана приподняла бровь.

— Не сверкай глазами, а то снова получишь взбучку, —
шутливо сказала она. Он рассмеялся и сел рядом с ней.

"Где ты взяла свечи?" — Кларк указал на несколько восковых огарков, разбросанных вокруг.


"Они нравились дяде, так что..."

"Да," — она зевнула. "Устала?" — спросил он.

«Очень». Повисла тишина.

«Вы когда-нибудь читали Библию?»

«Немного».

«Я помню стих, который читал давным-давно... он как-то засел у меня в голове».

«Расскажите его мне, Кларк, пожалуйста».

«Конечно». Кларк облизнул губы и прочитал свой любимый стих в мрачной тишине комнаты:

«Всему своё время, и время всякой вещи под небом.

«Время рождаться и время умирать, время насаждать и время вырывать посаженное.

«Время любить и время ненавидеть, время войне и время миру».

«Хм, — лениво протянула она, — откуда ты это взял?»

"Экклезиаст".

"Мило". Последовало долгое молчание.

"Диана?" Ответа не последовало. Он встал над кроватью и увидел, что
она спит. Он долго стоял там, просто наблюдая за ней, упиваясь
ее красотой. Она была тем, от чего он не мог оторвать глаз. Он
Он почесал свою юношескую щетину и заметил, что свечи
горят тускло, отбрасывая красноватый свет, усиливая тени на её лице,
вырисовывая складки на лодыжках и бёдрах, подчёркивая всё, что нужно было подчеркнуть,
и делая это идеально. Её грудь поднималась и опускалась в такт ровному
дыханию. Он подошёл и задумчиво задул свечи.

Кларк вытянулся во весь рост на грубом полу пещеры, подложив под голову руки и уставившись в темноту
потолка. Земля приятно холодила спину. Он ухмыльнулся. Что-то
снова и снова проносилось в его голове.

Время любить... Время любить... Время любить...

Вскоре он уснул.

Конец




 РЕЦЕНЗИЯ


 Для выпуска за июль-сентябрь:

 _МЕСТО_ _АВТОР_ _ИСТОРИЯ_ _ОЦЕНКИ_
 1 Дон Ховард Доннелл Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, РОБЕРТА 1,57
 2 Том Ковингтон НЕМНОГО ПРЕЖДЕВРЕМЕННО 2,36
 3 Дж. С. Семенс I 2,79
 4 Терри Карр СУПЕРБОМБА 3,29

 ... и ноябрь-январь:

 1 Ларри Сондорс «Звонит телефон» 1,33
 2 Эл Леверенц «Постой здесь» 2,33
 3 Тоби Дуэйн «Колин и лепрекон» 2,83
 4 Кен Дж. Крюгер «Решение Т-400» 3,50

 На этот раз рейтинги росли, как в старые добрые времена, — благодаря моим постоянным жалобам. В этом выпуске нет оценочного листа,
который вы могли бы использовать, поэтому я не слишком надеюсь на
результаты. Однако я надеюсь, что вы обманете меня и пришлёте свои
предпочтения по рассказам. В последнем выпуске больше всего понравилось стихотворение
был "БДЕНИЕ" Изабель Э. Динвидди, а вторым был "THE
МУЖСКОЕ СЕРДЦЕ" Тоби Дуэйна.

В следующем номере вы определенно можете ожидать длинную историю Дьюиза,
которая была обещана для этого номера. Однако вмешались обстоятельства.

 --РЕДАКТОР




 НОВА


 Желтая звезда
 Тускло горел в разгорающемся рассвете,
 А потом умер.

"Привет, Джо, как там миссис?"

 "Хорошо, Билл.

Ты видел новости?"

 — Нет, а что случилось?

 — Что-то насчёт новой бомбы, коэффициент К — двести, что бы это ни значило.

 — Наверное, ничего, они всегда говорят о новых бомбах, и в любом случае, мы не на войне.

 — Ну, я не знаю, я слышал, что это что-то новенькое.

 «Вот что они говорят о любом новом изобретении. Помнишь первую атомную бомбу?»

 «Да, но мы ничего не можем сделать, и, как ты сказал, мы не на войне».

 Красная звезда
 Ярко горел в чёрной пустоте,
 А потом умер.

 — Керан О’Брайен




 МОРЕ ВЕЧЕРОМ


 Был пурпурный вечер, луна взошла над песком,
 Когда я услышал, как беспокойные воды зовут меня через всю землю;
 И я покинул болота, луга и бескрайние леса,
 Покинул продуваемые ветрами поля и спустился к морю.

 Как волны ревели, приветствуя меня, вздымались навстречу мне, когда я приближался!
 И казалось, что они звали меня громче, хором произнося моё имя.
 Когда лунный свет падал на них, сияя, как блеск жемчужины
 И сапфир, обитающий в их глубинах, я видел, как волны разворачивались
 Когда они расправляли свои хрустальные пальцы, вырезая фигуры на песке--
 Что море знало и ограничивало, рассказы с каждого далекого берега;
 И я знал, что очарование будет со мной всегда,
 Что беспокойный накат и отток разлучат меня.,
 Ибо море было в моём духе, и его песня была в моём сердце.

 — Эндрю Дуэйн




 ТАВЕРНА


 Меланхоличные
лица плывут во мраке, как бледные
фары в тумане.

 — Уолт Кляйн




 ЧТО ПРИНЕСЛА КОШКА

 Все письма для этой рубрики следует отправлять по адресу: Роберт Э. Брайни, 561
Уэстерн-авеню, Маскегон, Мичиган. Письмо не должно превышать 250
слов в длину.

Дорогой Боб: возможно, тебе интересно, как я отреагировал на «Саундерс».
история, ЗВОНИТ ТЕЛЕФОН. Что ж, я тоже всё ещё в замешательстве. Я не
знаю, понравилось мне это или нет. Я в недоумении. Прежде чем я
Однако, прежде чем я продолжу, я должен признать, что история меня заинтересовала.
 Напряжение было великолепно передано. Но когда я прочитал концовку, я был разочарован. Казалось, что в начале у Сондерса была хорошая идея... но по мере развития сюжета он о ней забыл. Похоже, он слишком торопился закончить. И концовка меня поразила... а? Я всё ещё говорю «а?» Возможно, я пропустил важный абзац
в этой истории — мне придётся перечитать её на днях, и, возможно, моё
«а?» сменится на «о!» Но я не знаю. Короткие шорты,
Мне было всё равно, а что касается колонки Леверенца... Я не понимаю, как он может считать «Багрового пирата» научной фантастикой. Он приводит аргумент, который на самом деле не является аргументом. В любом случае, «Багровый пират» был комедией, и он должен был вызывать смех, что он и делал... Я впервые слышу, чтобы его относили к научной фантастике. [Если мне не изменяет память,
то не Леверенц, а кинообозреватель, которого он процитировал, отнёс
«Багрового пирата» к научной фантастике, тем самым отразив общественное
мнение о научной фантастике. — Прим. ред.] Не то чтобы научная фантастика была «респектабельной», но Леверенц
Ему следовало бы выбрать более удачный пример, чтобы проиллюстрировать свою мысль. — Джо
Семенович, 155-07, 71-я авеню, Флашинг 67, Нью-Йорк. P.S.: В
РЕШЕНИИ Т-400 399 слов! Ты ошибаешься, Кен, я потратил время на их
подсчёт.

[Судя по следующему письму от Ларри Сондерса, мы сомневаемся, что
вы упустили важный момент в «Телефон звонит». На самом деле, вы, вероятно, заметили то, на что никто больше не обратил внимания и о чём Ларри упоминает в своём письме. — Прим. ред.]

Дорогой Боб, кажется, пришло время объяснить путаницу, которая, вероятно, возникла из-за появления «Звонящего телефона». Я
Я написал этот рассказ несколько лет назад, находясь под влиянием Лейбера, Брэдбери и Бенета. Когда я отправил его Полу, он принял его с оговорками. Другими словами, он был озадачен. Он предложил мне переписать его и прояснить некоторые моменты. Это казалось хорошей идеей. Дело в том, что я ленивый сукин сын, другими словами, типичный фанат, и я так и не переписал его для него. Таким образом, его появление в ноябрьско-январском выпуске F-F стало для меня полной неожиданностью. Я был одновременно рад и смущён. Смущён, потому что
История — это запутанный клубок. В том виде, в каком она есть, я знаю, что происходит, но
читатели не знают — и это недопустимо.
 Вместо того, чтобы предложить вам полное объяснение «Телефона», я приношу вам свои
извинения. Гху, прости меня. ### Рассказ Тоби Дуэйна «Колин и
лепрекон» был хорошо написан и умело подан. Рассказ Кена Крюгера «Решение»
T-400 — забавная игра слов. Лучшим номером было «Ты здесь, Эл Леверенц».

«Ты здесь» — неоригинально, но мастерски исполнено. «Интранзигиант» впечатлил меня своей ницшеанской горечью. Не могу сказать
что я с ним согласен... Кому какое дело, «респектабельна» научная фантастика или нет? Если я хочу почитать что-то «респектабельное», я могу обратиться к Достоевскому, Бальзаку, Диккенсу, Харди или даже к Ницше. Что касается песни «Рудольф», то я тоже её терпеть не могу, но не по той же причине. Песня просто никуда не годится — она отвратительна. Большинство коммерческих
песен так и делают. Я всю жизнь слушал эту чушь, и она никак на меня не повлияла. Я просто перерос её. Теперь вместо нынешнего хит-парада
это Брамс, Брукнер, Малер, Гендель, Нильсен, Штраус и т. д. — Ларри
Сондерс, Вашингтон-авеню, 170, Стэмфорд, Коннектикут.

Привет: по поводу красноносого северного оленя Эла Леверенца. Это
версия рождения Рудольфа, которую я где-то подслушал, не помню где, но она звучит правдоподобно. Вы можете спросить у
Боба Блоха — он занимается рекламой и, вероятно, знает подробности. ### Насколько я понимаю, эта песня была намеренно написана несколько лет назад, чтобы рекламировать товары Sears-Roebuck. [Я склонен думать, что это был Монтгомери Уорд, а не Sears — я помню
когда вышла первая партия этой ерунды с Рудольфом. — Прим. ред.] Какой-то гениальный рекламщик продал этой компании пакетный
контракт: песню для раскрутки и игрушки «Рудольф», книги, мыло, одежду и т. д. Это
тоже очень хорошо сработало: на детей и их беспомощных родителей
свалили хлам на сотни тысяч долларов. ### Подобная реклама
постоянно используется для продажи многих товаров. Когда один из межпланетных фильмов Джорджа Пала «Когда миры сталкиваются» готовился к выходу в прокат, один из журналов о киноиндустрии, на который я подписан,
Сообщалось, что «Парамаунт» договорился о публикации статьи о том, как снимался фильм, в журнале ASTOUNDING. И именно это и произошло. По крайней мере, друг Кэмпбелл напечатал её. ### Тем временем в мае следующего года выходит новый фильм «Война миров», и рекламщики снова в пролёте. Один из них связался со мной, чтобы узнать названия
и адреса как профессиональных, так и фанатских журналов, так что неизвестно,
какой пропагандистский шквал обрушится на нас!----Боб Такер,
почтовый ящик 702, Блумингтон, Иллинойс.

Дорогой Боб, я немного запутался в отношении «Коллекционеров Лавкрафта».
Библиотека. На странице содержания F-F указано, что один том уже
опубликован, а ещё шесть томов в продаже по 2,25 доллара.
 На странице 18 говорится, что набор будет состоять из шести томов и продаваться по
$1,20. Я бы хотел приобрести набор, но... не могли бы вы прояснить ситуацию? А как насчёт «Гротеска»? Я бы хотел подписаться, но сколько это стоит и как часто выходит журнал? — Ричард Биллингс, 610 E.
Стрит, Норт-Уилксборо, Северная Каролина.

[На самом деле ситуация с библиотекой Лавкрафта такова: в наборе семь томов, один из которых был
опубликован и второй из которых вот-вот выйдет. Цена за набор из семи томов — 2,25 доллара или 35 центов за том, если покупать по отдельности. Что касается
GROTESQUE: как было сказано в F-F, журнал больше не издаётся из-за
призыва редактора в армию. Однако первые три выпуска журнала
всё ещё можно приобрести у редактора FAN-FARE
 за 50 центов. Поверьте нам, они того стоят! — Эд.]

Дорогой Боб, с приятной стороны, это вымысел. ЗВОНИТ ТЕЛЕФОН —
довольно хорошо продуманная история. Определённый ресурс
Техника и воображение, безусловно, присутствуют. «ПОДОЖДЬ-КА ТУТ» — хорошо
сделано. Может, мне лучше больше ничего не говорить, кроме того, что, насколько мне известно, причина, по которой я поместил эту историю в сборник, полностью эстетическая. «КОЛИН И ЛЕПРЕКОН» — умно. «РЕШЕНИЕ Т-400» — это
история? Название было неплохим каламбуром, но это была лучшая часть всего произведения. ### Теперь о КОШКЕ. Если бы это было единственным
сообщением, которое я когда-либо получал от Эла Леверенца (прямым или косвенным),
я бы счёл его действительно ужасным человеком. На самом деле он, кажется,
довольно приятный парень. Однако я не могу оставить вызов такого масштаба
без какой-либо реакции. Случай I: Моя реакция совершенно неправильная.
Вывод: Эл сделал слишком большой вывод из моих коротких замечаний,
и его незнание моей личности в то время. Случай
II: Эл совершенно неправ. Вывод: из моих замечаний в предыдущем
ПЛАТА ЗА ПРОЕЗД для фанатов. Вероятно, я допустил ошибку в направлении благотворительности. Случай III:
Статья неудачна в той мере, в какой она привела к индивидуальным интерпретациям со
стороны читателя — интерпретациям, которые были ошибочными, но, _пожалуйста!_
злонамеренно. Вывод: Эл ошибается, перегибая палку в своей реакции. Это
Я думаю, наиболее вероятно. Может быть еще много позиций, но
Я думаю, что я достаточно изучил почву. Теперь, когда огненный
в армии, возможно, дело не только в том, чтобы по умолчанию оставить за собой последнее слово,
но, похоже, другого выхода не было. Я надеюсь, что Эл Леверанц меня простит.
— Керан О’Брайен, Эйвон-роуд, 186-29, Ямайка, 32, Нью-Йорк.