Невозможное

«Сделать невозможное». Фраза, противоречащая сама себе, похожая на выпендрёж какого-нибудь умника. Или на слова начальника, решившего завысить требования, чтобы его подчинённые напряглись по полной и выдали максимум.

Но нельзя создать невозможное. Это бред! Есть предел, перейти который человек просто не способен. Не знаю почему. Наверное, сама вселенная его в этом ограничивает, потому что у неё есть свои незыблемые законы.

Я это никогда не подвергал сомнениям.

До поры. В том, что невозможное возможно, меня убедил один человек. Его звали Геннадий Рулёв. Он был архитектором и моим соседом по даче. Не сказал бы, что мы с ним дружили, но общались часто, особенно после того, как его жена погибла в автомобильной аварии.

Но об этом позже. А пока отмотаю время немного назад.

Зима и весна для нас с моей женой Зоей выдались непростыми. Мы постоянно ругались, причём нам не нужен был серьёзный повод. В браке прожили пять лет и нашу семью никогда нельзя было назвать идеальной. Разные характеры, интересы, взгляды, вкусы. Я, к примеру, люблю картошку с квашеной капустой, а ей круассаны, сыр с плесенью и какой-нибудь экзотический салат подавай. Я слушаю рок восьмидесятых, а она всяких Шостаковичей и Стравинских. Сами посудите, она — художница экспрессионист, вся такая возвышенная, воздушная. В нашей квартире куда не глянь — всюду её полотна и скульптуры. А я ценитель тот ещё, по мне так этот экспрессионизм — мазня мазнёй. Я Шишкина уважаю, потому что вот они деревья, вот речка, вот медведи — нормальные, неабстрактные.

Словом, мы с Зоей были полными противоположностями. Я однажды слышал, что такие, как мы, притягиваются и дополняют друг друга. Как болт и гайка. Так-то они разные, а соединишь — и вроде как одно целое. Ну, нас и притянуло пять лет назад, вот только одним целым мы не стали. «Муж и жена одна сатана» — эта поговорка не про нашу семью. Однако, что характерно, любили друг друга, как сказал бы один персонаж из известного фильма. Зоя как-то заявила, что наша любовь — вопреки, а не потому что. Это она так тонко пошутила. А я согласен. Именно вопреки. Мы всё-таки болт и гайка, но резьба разная. Отсюда и постоянные ссоры. А какое лучшее средство для налаживания отношений? Правильно, смена обстановки.

У меня своё небольшое предприятие по изготовлению мебели, которое могло некоторое время отлично функционировать и без моего участия. Так что отпуск я себе подарил без всякого зазрения совести. Мы с Зоей поехали на дачу, надеясь, что наши зимне-весенние скандалы развеются в памяти, как паршивые сны после пробуждения, и более того — заменятся чем-то новым, свежим и прекрасным. По большому счёту, мы ехали лечиться, а лекарством должны были стать солнце, речка, запахи трав.

Какой же это кайф, просыпаться с утра, зная, что впереди тебя ждёт сладостное безделье! Июнь выдался шикарным, каждый день для нас с Зоей был как праздник. Я ходил на рыбалку или просто валялся в шезлонге, попивая квас. Жена рисовала и, как мне кажется, её работы стали более жизнерадостными, хотя и оставались для меня такими же непонятными. Мы хорошо проводили время и с тех пор, как приехали на дачу, ни разу не поскандалили.

Однажды нас пригласили в гости соседи, Рулёвы. Геннадий и его жена Ольга — им было лет по пятьдесят. Приятные интеллигентные люди. Он — архитектор, причём заслуженный, имеющий немало наград, хотя с виду невзрачный, с жидкими волосёнками, похожий на тех клишированных бухгалтеров, что показывают в фильмах. Она — обычная домохозяйка с лучистыми глазами, которые, казалось, рады видеть всё и вся. Мы с ними познакомились ещё в позапрошлом году, когда, собственно, и купили дачу, но дружеских отношений между нами не было. А тут нате, пожалуйста: «Приходите к нам на ужин». Хотя, почему нет? Как-никак соседи.

Ольга приготовила рыбу в фольге, сделала обычный салат из огурцов и помидоров, картошку с укропчиком. Геннадий открыл бутылочку неплохого вина. По моим меркам отличный был ужин. Смеялись, болтали о пустяках. В отличии от нашей с Зоей, у Рулёвых была идеальная семья. Про таких говорят: живут душа в душу или созданы друг для друга. Такое ощущение, что они даже улыбались в унисон. Зоя с Ольгой быстро нашли общий язык — обсуждали живопись, литературу. А Геннадий мне показал эскизы и чертежи своих нереализованных проектов.

— К сожалению, это то, что никому не нужно, Илья, — говорил он с горечью в голосе. — Можно сказать, это мои мечты. Слишком смелые, чтобы стать реальностью.

Проекты действительно были смелые и я вполне понимал тех начальников, которые их не одобрили. Здания на эскизах и чертежах выглядели очень уж фантастично — какие-то броско угловатые, больше похожие на насекомых, а не на дома. От них веяло чем-то инопланетным. Чего у Геннадия было не отнять, так это неординарной фантазии.

Когда мы их рассматривали, к нам присоединилась Зоя. И знаете, что? Она пришла в полный восторг, чем не слабо так польстила автору.

— Поразительно! — расхваливала она с придыханием. — Это как образы из сна. У вас, Геннадий, большой талант.

Его лицо сияло от радости.

— Благодарю, Зоя, благодарю. Но, к сожалению, все мои награды я получил за проекты посредственные. Так обычно и бывает. Людям в основном нужна недорогая монументальность, а не странная экзотика.

Меня одно удивляло: если он так хотел странной экзотики, то почему не воплотил её здесь, на своём дачном участке? У них с Ольгой был дом с довольно скучной архитектурой. Да, большой, двухэтажный, но выглядевший, как серая коробка. Об этом я его решил не спрашивать. А Зоя мне потом сказала: «Нифига ты, Илюша, не понимаешь в минимализме».

Наверное, так и есть. Некоторые вещи мне понимать просто не хочется. Не моё.

В июне мы ещё несколько раз ходили друг к другу в гости, а однажды Геннадий с Ольгой уехали на какой-то симпозиум и пропали. Недели две от них не было никаких вестей. А потом Геннадий вернулся на своём чёрном внедорожнике. Один, убитый горем. Ольга погибла, её сбил на переходе пьяный водитель. Уже и похороны состоялись.

Для нас с Зоей это стало настоящим потрясением. Для меня уж точно, хотя Ольгу я и другом-то назвать не мог — так, хорошая знакомая. Но что-то во мне тогда надорвалось. Дело в самой семье Рулёвых. Мне казалось, что эти люди проживут до глубокой старости и умрут в один день, как в долбаной сказке. Серьёзно! Утвердилась во мне именно такая мысль, потому что, глядя на них, я думал: «Вот оно, одно целое, монументальное, как те здания, за которые Геннадий получал премии». И теперь это незыблемое разрушено. Остались одни руины. Мне гибель Ольги виделась, как нечто до ужаса неправильное, как какая-то ошибка.

 Было больно, горько, а чего уж говорить о самом Геннадии. Он в прямом смысле выцвел. Глаза стали точно мутные стекляшки, лицо омрачала тень, да и в волосах как будто прибавилось седины. Он постоянно сидел у себя во дворе в плетёном кресле — понурый, глядящий словно бы в никуда. Мне кажется, для него перестало существовать настоящее, оно утратило хоть какое-то значение. Этот несчастный человек смотрел лишь в прошлое, в те времена, когда всё было хорошо, когда Ольга ещё была жива. Но настоящее, порой, настигало его. Однажды я увидел, как он ушёл к лесу и там орал, устремив лицо к небу. Орал так, будто сама душа рвалась из него, словно с этими воплями пытался выплеснуть из себя боль. У меня мурашки бежали по коже, когда в тот момент я за ним наблюдал.

Скажу честно, мне хотелось, чтобы он покончил с собой. Кто-то наверняка осудит меня за такие мысли, но я считал, что это для него лучший выход. Ну нельзя человеку так страдать! Геннадий был ярким доказательство того, что существует горе, которое не способно излечить никакое время. Это горе может только стать страшнее, оно расширяет и углубляет душевные раны.

Мы с Зоей пытались ему помогать. Носили еду, варили кофе, уговаривали зайти в дом, когда он засиживался в своём кресле допоздна. Не думаю, что Геннадий вообще замечал наше присутствие, хотя, иногда кивал, когда мы ему что-то говорили, но это больше походило на условный рефлекс, чем на осознанные жесты.

Он угасал, глаза с каждым днём становились всё более блёклые.

Я так и ожидал, что однажды, выйдя на улицу, увижу Геннадия висящим в петле на дереве возле его гаража. Не знаю, почему именно там. Просто воображение частенько рисовало именно эту картину: гараж, ветвистый клён и труп в петле.

Но он не покончил с собой. Случилось кое-что иное.

Однажды вечером я увидел, как Геннадий вытащил во двор журнальный столик, стул, уселся и начал что-то сосредоточенно записывать в тетради. При этом он бормотал и кивал, будто соглашаясь со своими мыслями. Я подошёл к ограде, прислушался. И вот что услышал:

— Ясно. Угол тридцать пять градусов, ширина плоскости одиннадцать сантиметров, пять миллиметров… Да, да, я вас понял, благодарю. А какой материал? Неважно? Хм, тогда, пожалуй, я использую дерево. У меня неплохие столярные навыки, если хотите знать. И, думаю, надо приобрести парочку станков…

«Геннадий сошёл с ума» — вот каков был мой вердикт. Мелькнула мысль, чтобы вызвать санитаров, но… он выглядел таким воодушевлённым. Будто всё его горе рассеялось, сменившись жаждой деятельности. Ещё днём он казался ходячим трупом, а теперь я смотрел на человека энергичного, воспрявшего духом.

Геннадий делал записи в тетради, вскакивал со стула, расхаживал, отчаянно жестикулируя и что-то бормоча себе под нос, потом снова садился. Я зашёл к нему во двор. Увидев меня, он подбежал ко мне, схватил за руку.

— Я знаю, что делать, Илья! — его лицо сияло. — Предстоит много работы, но я верну Олю из мира мёртвых. Нет ничего невозможного, теперь я это знаю. Мне об это сказали они! — он указал пальцем в поле.

С недоумением я посмотрел поверх низкой ограды. Луг с диким разнотравьем, а за ним лес, выглядевший багровым в свете заходящего солнца. Кузнечики стрекотали, в воздухе роилась мошкара.

— Кто они, Геннадий?

— Насекомые, — ответил он таким тоном, словно доверял великую тайну. — Нет, нет, не думай, я вовсе не спятил. Они действительно со мной говорят. Шепчут! Нужно только уметь их слышать. Они мне сказали, что для того, чтобы вернуть человека из мира мёртвых, нужно создать особые условия. Надо изменить реальность! Это… это просто гениально! А кому как не мне это под силу? Я ведь архитектор!

Говорящие насекомые? Изменение реальности? Возвращение человека из мира мёртвых? Мне опять пришла в голову мысль о санитарах. То, что у Геннадия крыша поехала, я уже не сомневался.

— Завтра же закажу нужные материалы и приступлю к строительству! — заявил он бодро и улыбнулся.

Я и предположить не мог, что когда-нибудь снова увижу, как этот человек улыбается. Сошёл с ума? И пускай! Мне подумалось, что для него сумасшествие — это великое благо. Чёрт возьми, да он выглядел почти счастливым! И каким бы я был козлом, если бы попытался его сдать в психушку? Нет, Геннадий такого не заслуживал. Слишком настрадался, так пускай хоть какое-то время поживёт в мире своих радужных иллюзий.

Подойдя к столику, я заглянул в тетрадку. Какие-то математические формулы, геометрические фигуры, внизу страницы было размашисто написано: «Я это сделаю!»

Чуть позже мы с женой принесли Геннадию ужин. Впервые за последние недели он поел с аппетитом, а потом достал чертёжные принадлежности, лист ватмана и, сверяясь со своими записями в тетради, принялся делать чертёж. Работал сосредоточенно, явно получая удовольствие от процесса. Должно быть, так же он трудился, когда давным-давно создавал проекты своей мечты.

Кстати, по поводу его сумасшествия… Я поговорил с Зоей и, как ни странно, она со мной согласилась: то, что случилось с Геннадием — это благо и не стоит его ни в чём разубеждать. Хоть в чём-то наши с ней взгляды оказались одинаковыми.

Воплощать в жизнь свои замыслы он начал на следующий день. Нанял каких-то работяг, которые вынесли из дома всю мебель, затем они же оборудовали гараж под мастерскую. С материалами помог я, хотя мне не очень-то хотелось подкармливать его иллюзии, зная, что рано или поздно на него обрушится лавина разочарования. Но отказать не смог и распорядился привести с моего предприятия три кубометров сосновых досок, рейку и кое-что по мелочи. Не бесплатно. Геннадий всё оплатил, хотя я, в память об Ольге, и пытался отказаться от его денег.

Он взялся за работу — пилил, строгал, склеивал. Трудился как-то яростно, почти без отдыха. Через пару дней ему доставили станки — циркулярный, фуговальный и небольшой пресс для склеивания. Что Геннадий мастерил? В основном — геометрические фигуры. Кубы, параллелепипеды, пирамиды, заковыристые многогранники, названия которых я не знал. В доме же он сносил стены, лестницы, разломал камин и подоконники.

Шум от его работы стоял и днём, и ночью. Впрочем, беспокоил он только нас с Зоей. Из ближайших соседей были лишь мы и и какая-то молодёжь, приезжающая на дачу очень редко.

Не забывал Геннадий и насекомых слушать. По вечерам на закате он садился за столик во дворе и принимался делать записи в тетрадке, получая, как ему казалось, новые инструкции. А однажды — редкий случай — я застал его просто отдыхающим в вынесенном из дома кресле. Я взял табурет и примостился рядышком. Спросил:

— Как продвигается работа?

— Отлично, Илья. Просто отлично, — сказал он с лёгкой грустинкой в голосе. — Уже скоро Оля будет со мной. Мне осталось лишь закрепить объекты в доме, покрасить… Я знаю, как ты ко всему этому относишься. Думаешь, что я занимаюсь какой-то ерундой, а поддерживаешь меня только потому, что тебе кажется, что мне от этого легче. Я не слепой, всё вижу.

Вот уж не ожидал я такой проницательности от человека, который давно утратил здравый смысл. Даже как-то не по себе стало.

— Главное, ты веришь в свою затею, — мне не хотелось перед ним оправдываться, но, пожалуй, мои слова выглядели именно так.

Он улыбнулся.

— И на том спасибо. Да, я действительно верю. Знаешь, я никогда не сомневался, что там, за гранью, что-то есть. Другие миры, иные измерения. Когда делал свои проекты, часто их представлял, а иногда видел, как наяву. Но вот какая штука… когда Оля погибла, я почему-то убедил себя, что это всё, что смерть — это конечный этап и нет никакой загробной жизни. Воображение рисовало мне различные фантастические миры, но мир, куда уходят мёртвые, я представить себе не мог. Если бы не насекомые… Нет, разумеется, теперь я понимаю, что они не говорят со мной. Через них со мной общаются какие-то мудрые существа из другой вселенной. Они видели мои страдания и решили помочь. Возможно, у них свои цели, но… это не важно. Важно лишь то, что я снова увижу Олю.

Геннадий прослезился, но то были слёзы радости. И я с грустью сознавал, что скоро боль опять появится в глазах этого человека, ведь его задумка обречена на провал. Не верил я ни в какие иные миры. А у ж в то, что он воскресит Ольгу… Нет, есть вещи, которые сделать просто невозможно.

Через пару дней Геннадий принялся закреплять геометрические фигуры у себя в доме. Мы с Зоей зашли посмотреть, что он там творил. Надо сказать, это было что-то невообразимое. Какая-то сумасшедшая геометрия. Ни одной нормальной стенки — они стояли под разными углами, порой самым нелогичным образом будто бы вытекая друг из друга. Никаких лестниц и дверей, никакого разделения на комнаты. Тут и там торчали выступы из бруса, под потолком переплетались рейки. Геннадий теперь занимался тем, что дополнял весь этот хаос пирамидами, кубами, кособокими многогранниками. При этом он прикреплял их не абы как, а высчитывал всё до миллиметра.

— Ух-ты! Это потрясающе! — оценила его работу Зоя.

И это была не пустая лесть, ради поддержки одержимого навязчивой идеей человека. Уж я-то свою жену знаю, она никогда не раскидывалась комплиментами просто так и её внутренний критик, порой, бывал очень даже строг. Пару раз я ходил с ней на выставки, где представлялись полотна и скульптуры именитых художников, так вот она ругала их на чём свет стоит. А тут — полный восторг. То, что сотворил Геннадий, её сильно зацепило. Там, где я видел хаос, она видела произведение искусства.

— Могу я вам чем-то помочь? — предложила она.

Геннадий задумался.

— Разве что с покраской, — развёл он руками, будто извиняясь, что не может ей доверить сделать что-то большее. — Всё здесь должно быть покрашено в чёрный цвет.

— Вот и отлично, — согласилась Зоя.

Не нравилось мне всё это. Ещё не хватало, чтобы и моя жена участвовала в этой непонятной хрени. Но что мне было делать? Спорить? Не хотелось нарываться на скандал. Да и переубедить Зою у меня всё равно не получилось бы. Если она что-то втемяшит себе в голову, то её никто не отговорит. Желает красить? Да и чёрт бы с ней, пускай красит. К тому же, у меня возникла оптимистичная мысль: а вдруг Геннадий действительно сотворит настоящее произведение искусства, которое оценят критики? Разумеется, жену он так не вернёт, но это может его воодушевить на создание чего-то нового. И боль забудется, и жизнь продолжится. А почему нет? Мало ли на свете сумасшедших творцов? Один вон вообще себе ухо оттяпал и ничего, сейчас его работы стоят миллионы.

Так я себя успокаивал, хотя, пожалуй, в глубине души чувствовал, что ничего хорошего из затеи Геннадия не выйдет. И с каждым днём я в этом убеждался всё больше, потому что, как только сосед и Зоя приступили к покраске, начала происходить какая-то чертовщина.

Однажды вечером я вышел на крыльцо и увидел, как по стенам дома Геннадия ползают огромные тараканы. Сотни чёрных тараканов! Они копошились, составляя своими телами причудливые узоры. Я обомлел, зажмурился, не веря своим глазам, а когда осмелился раскрыть веки, то никаких насекомых уже не было. Померещилось? Мне тогда на ум пришла поговорка: «С кем поведёшься, от того и наберёшься». Я ещё долго всматривался в дом соседа, не понимая, как мой рассудок вообще мог сыграть такую подлую шутку.

А на следующий день я стал свидетелем того, как над двором Геннадия порхали чёрные бабочки и это уже не было галлюцинацией. Тысячи бабочек летали вокруг дома, словно исполняя в воздухе какой-то странный танец. И откуда только они взялись, причём в таком количестве? Впрочем, их танец продолжался недолго. В какой-то момент они резко устремились к лесу и исчезли в знойном мареве.

А что происходило в самом доме? Покраска шла полным ходом. Я как-то зашёл и увидел, что Геннадий уже прикрепил все фигуры к стенам, словно плоть нарастил. От этих фигур тянулись чёрные рейки, какие-то струны. Оторвавшись от работы, Зоя повернулась на месте, раскинув руки.

— Чувствуешь, какая тут энергетика?

О да, я чувствовал. Атмосфера была гнетущей. Я смотрел на всю эту ненормальную геометрию и глазам было больно. В прямом смысле. Мой рассудок бунтовал. И отчего-то страх нахлынул, будто среди всего этого хаоса таилось нечто зловещее. Я стоял хоть и в странном, но всё же помещении, однако меня не покидало ощущение, что вокруг бескрайнее пространство.

В тот же вечер, за ужином, я сказал Зое, что у меня паршивые предчувствия и предложил уехать в город. Она посмотрела на меня, как на полного идиота, а потом начала возмущаться. Слово за слово, и мы всё-таки поскандалили, причём конкретно. Она в меня даже чашкой швырнула и в конце концов объявила бойкот. Я уже вовсю жалел, что в своё время не сдал Геннадия в психушку. А делать это теперь… жена мне этого никогда не простила бы.

Приходилось мириться с положением дел. К тому же, покраска была почти закончена, и я очень надеялся, что всё это скоро прекратится. Надеялся, что моё предчувствие — всего лишь блажь.

Но, к сожалению, нет. Предчувствие меня не обмануло.

На следующий день Зоя не вернулась к ужину и я, обеспокоившись, отправился к Геннадию. Едва вышел на улицу, как услышат тихий гул, словно рой пчёл где-то жужжал. Когда зашёл во двор соседа, понял, что звук доносился из его дома. Но было кое-что ещё… мне было трудно двигаться, словно воздух внезапно стал густым точно патока. А сам дом Геннадия… странно, вечер выдался ясным, но на фоне этого дома небо выглядело мутным, дрожащим.

Творилось что-то непонятное. Ощущая внутреннюю дрожь, я шёл вперёд, каждый шаг давался с большим трудом. Пожалуй, я так чувствовал себя только в тех страшных снах, когда пытаешься бежать, но мешает какая-то сила. По стенам дома ползали угловатые тени, гул становился громче. Шаг, ещё шаг… Сердце колотилось, на виски давило, глаза слезились, а в голове пульсировала одна мысль: «Надо спасти Зою!»

Но вот и крыльцо. Прилагая неимоверные усилия, я поднялся по ступеням, распахнул дверь. Из проёма вырвалась волна тёплого удушливого воздуха, которая едва не сбила меня с ног.

— Зоя! — заорал я, переступив порог.

Моя жена и Геннадий стояли в центре геометрической вакханалии и тряслись, будто их било током. Все эти кубы, пирамиды, параллелепипеды, призмы… они вибрировали и вокруг них носились какие-то искрящиеся потоки. Раздался хлопок. В тот же миг в пространстве возникла дыра, из которой выскользнули две тени. Они устремились к соседу и Зое, и буквально растворились в их телах. Дыра затянулась как рана, потоки рассеялись, гул стих.

Зоя и Геннадий повернулись ко мне. Их глаза были красные, словно в них полыхало пламя, черты лиц обострились.

— Уйди, — сказал сосед голосом, в котором не было ни малейших эмоций. — Не мешай нам.

Я попятился, спустился с крыльца и застыл, чувствуя себя марионеткой. Пытался пошевелиться, но не смог. Геннадий и Зоя вышли из дверного проёма. Их движения выглядели угловатыми, а в лицах проступало что-то хищное. Это уже были не моя жена и не мой сосед. По телам существ пробежала рябь, и они изменились. Поменялся цвет волос, глаза стали почти нормальные, даже одежда стала другой — чёрные строгие костюмы. Впрочем, несмотря на всю эту маскировку, черты Зои и Геннадия, хоть и с трудом, но всё ещё угадывались.

Они спустились по ступеням, пересекли двор, уселись во внедорожник и уехали. А я по-прежнему стоял точно истукан. Единственное, что у меня получалось делать, так это вращать глазами, дышать и проклинать себя за то, что не остановил соседа ещё тогда, когда заподозрил неладное. За то, что не увёз Зою в город — пускай силой, пускай со скандалами, но в своё время я мог бы это сделать.

А теперь… Чёртов Геннадий всё же сотворил невозможное. Изменил реальность, вот только получил не то, что хотел. Впустил в наш мир каких-то чудовищ. Правильно говорят — бойся своих желаний.

В доме вдруг загрохотало, и он начал рушиться, обваливаться как бы внутрь себя, словно внутри него что-то стягивало стены, крышу. Не прошло и минуты, как от здания остались лишь развалины, среди которых виднелись покорёженные геометрические фигуры.

Пришёл в себя я лишь когда прибежали соседи с дальних участков. Они спрашивали, что случилось. А что я им мог ответить? Просто молчал, стиснув зубы, хотя хотелось кричать от отчаяния.

С тех пор прошло много месяцев. Я посвятил свою жизнь поискам тех, кто завладел телами Зои и Геннадия. Перерыл весь интернет, пытаясь обнаружить хоть какую-то полезную информацию. И вот на днях я кое-что нашёл. Репортаж о том, что в Москве планируется строительство грандиозного выставочного центра. Проектом занимаются сразу несколько талантливых архитекторов. В репортаже их показали — все с острыми чертами лиц. Двоих я узнал. Это были те, кого я искал.

Что они задумали? Даже не сомневаюсь, что в том выставочном центре будет много странной геометрии, которую архитекторы выдадут за стильный дизайн. А когда строительство закончится, случится что-то страшное.

Я должен их остановить. Как? Что-нибудь придумаю. И верну Зою, даже если придётся совершить невозможное!