Цепные псы самодержавия. Глава 45

 

 
                Глава сорок пятая

 Варвара заставила Грабовского выпить порошок. Он был омерзительным: горьким вкусом  и запахом мыла.

 Потом Николаю захотелось пельменей. Варвара их быстро налепила, сварила.
 Грабовский с наслаждением уплёл большую глубокую тарелку. «Хорошо! Выздоравливать начал!» - с удовлетворением подумал он.
 
Увы! К вечеру у Николая начался жар. Он лежал в кровати,  обильно истекая потом.
 Варвара приготовила ему горячую ванную, раздела и отнесла его.
Потом она всю ночь сидела у изголовья кровати, прислушиваясь  к дыханию Грабовского.
 
Утром  сходила за врачом, вновь приготовила ванную. Целый день поила Николая чаем с малиновым вареньем или горячим молоком.
 
Грабовский  три дня бредил, кашлял и стонал. Всё это время Варвара не сомкнула глаз и находилась рядом с ним.

 На четвёртый, утром, Николаю стало лучше. Он осознанно разговаривал  с прислугой и даже шутил.
 - Вы на поправку пойдёте, Николай Васильевич!  Я это чувствую! - из воспалённых от бессонницы её глаз потекли слёзы.
 - Ты что это, Варя? - испугался Грабовский.
 Он впервые увидел, как она плачет  и поэтому в первый раз назвал её Варей.
 
 В этот же день, к обеду, из штаба Отдельного корпуса жандармов пришла шифрованная телеграмма.
 Сердюков с какой-то опаской развернул лист бумаги.
   » Секретно
 Полковнику Сердюкову
 Начальник Департамента полиции сообщил мне ЗАП что аналитическая справка предоставленная вами детально характеризует объём работы проводимый Самарским управлением ЗАП нацеленный на предотвращение государственных преступлений ТЧК На личном приёме у государя буду докладывать о том, что возглавляемое вами управление является одним из лучших в империи ТЧК благодарю вас за службу ТЧК генерал-майор Шебеко командир отдельного корпуса жандармов».
 Михаил Владимирович  быстро пробежал текст шифровки. Затем медленно, с наслаждением, прочитал. Потом повторил чтение, но уже вслух
 «Так я смогу в отставку и генералом выйти! Это же какая разница в пенсии? Значительная!» - у Сердюкова стало колоть в груди.
 Он встал из-за стола, снял с полки, стоявший там толстый пузатый пузырёк с сердечными каплями и принялся  не цедить, а наливать из него прямо в стакан. «Это же серьёзно! Ещё как серьёзно! Грабовский - молодец! Даже не молодец, а талант!» - думалось ему.
 
Настроение у Михаила Владимировича настолько улучшилось, что  ему захотелось выпить пару рюмок водки.
 » Какая водка! У меня же сердце!» - он, вдруг, представил себя в голубом мундире с погонами генерал- майора и зажмурился от охватившего его чувства восторга.
 
Грабовский вернулся на службу через две недели вопреки совету доктора.
 Николай ещё чувствовал слабость в теле. Иногда у него подрагивали даже колени. Для того, чтобы ходить уверенно и случайно не упасть, Грабовский купил себе модную щегольскую трость из красного дерева с набалдашником из слоновой кости.
 - Николай Васильевич! Николай Васильевич! Как я рад видеть вас на службе! - Сердюков пожал ему руку и продолжил, - вы устраивайтесь! Вот на столе почта входящая не секретная. Потом вы сможете её разобрать, а сначала зайдите ко мне в кабинет! - полковник почти бегом выбежал в коридор.
 
 Грабовский решил сделать по своему: сначала он просмотрел лежащие горкой конверты, а только потом постучался в двери кабинета своего начальника.
 - Входите! Входите, Николай Васильевич! - Сердюков даже встал из-за стола. - Спешу  сообщить о том, что я приготовил приказ о выдаче вам солидного денежного вознаграждения за беспорочную службу.
 Грабовский молчал...

 Полковник, не услышав  от поручика слов благодарности, растерянно смотрел на адъютанта.
 - Михаил Владимирович, я давно мечтаю об «Анне» или «Станиславе», - негромко произнёс Грабовский, смотря в глаза своему начальнику.
  - Орден хотите? «Святой Анны» или » Святого Станислава»? - переспросил Сердюков и принялся приглаживать ладонью правой руки свои пышные бакенбарды.
 - Очень хочу! - подтвердил Николай.
 Наступила пауза... Оба молчали. Грабовский стоял, а Михаил Владимирович расхаживал по кабинету.
 - Хорошо, Николай Васильевич! Я лично подготовлю все необходимые документы на представление вас к награждению. Вы этого заслуживаете,  - наконец выдохнул Сердюков.
 - Благодарю вас! Разрешите идти? - улыбнулся Грабовский.
 
Теперь Николаю нужно было разгребать документы, скопившиеся за время его отсутствия на службе.
 Если секретные письма и циркуляры из Департамента полиции и штаба Отдельного корпуса жандармов  Сердюковым регистрировались, то они им  подшивались в не те папки, которые были для этого предназначены.
  Обыкновенная почта пачками лежала в самых неожиданных местах: под столом, наверху книжных шкафов...
 Грабовскому приходилось делать полную "инвентаризацию" документов.
 
 Его служебный день увеличивался ещё на несколько часов.
 Вот и сегодня он пришёл в управление в начале седьмого утра. Было морозно и темно. Уличный фонарь скудно освещал часть тротуара у входа в управление.
 Высокий городовой с покрытыми инеем усами бодро отдал ему честь:
 - Здравия желаю вашблагородь!
 - Здравствуй, уважаемый! Всё спокойно? - ответил Николай и начал открывать дверь.
 - Так точно, вашблагородь! Зябко вот только, - городовому, очевидно, было скучно.
 - Так зима уже! Зимой всегда холодно! - наставительно произнёс Грабовский и дёрнул дверь.

 Она не открывалась. »Примёрзла что-ли?» - Николай сделал шаг назад, чтобы его тень не падала на вход в управление и сразу же увидел, что внизу дверь заклинило пачкой  каких-то листов.
 Он нагнулся и с трудом вытащил их вытащил. Поднёс к глазам.
 «Прокламации! Целая пачка! Обнаглели вообще! Обнаглели! Под дверь управления засунули! Городового не испугались, а скорее всего его отвлекли. Вот сволочи!»

 В кабинете он разделся, попросил дежурного унтер-офицера поставить самовар, ведь дома позавтракать не удалось. Не было времени.
 Затем сел за стол и принялся рассматривать листовки. Они пахли свежей типографской краской. » Сколько их?» Грабовский, не спеша, тщательно пересчитал прокламации. «Сорок две штуки, размер тетрадного листа, все имеют один и тот же текст. Что же пишут господа революционеры»?

 Николай взял самую верхнюю и подкрутил фитиль в керосиновой лампе. Стало светлее.
 - К гражданам Самары и Самарской губернии! Мы призываем вас, граждане, вступать в борьбу за лучшую долю.
 Готовится забастовка типографских  рабочих. Мы требуем, чтобы были подняты расценки наборщиков, чтобы было сокращено время  их труда, чтобы им была обеспечена врачебная помощь.
 Работа наборщика очень тяжёлая. Он целыми днями глотает вредную свинцовую пыль от букв, отравляясь этой пылью и умирает молодым. - Тихо, вслух, читал Грабовский.
 - Товарищи, не надо бояться жестоких мер, принимаемых преступным правительством против рабочего класса. Царский режим при помощи жандармов - этих цепных псов самодержавия может разгонять ваши собрания, вырывать из вашей среды наиболее смелых и активных товарищей. Всегда помните, что победа будет за вами! За народом!
  Оргкомитет.
 
 «Чудненько! Частью этих листовок я покрою недостачу, которую мне оставил Александрович. Несколько штук оставлю себе для будущей личной коллекции подрывной литературы и остаток, сегодня же, вручу Сердюкову».
 
Николай ещё раз быстро пробежал глазами текст.»Вновь его покоробила фраза «Жандармы - цепные псы самодержавия». Она давно уже стала расхожей и «затёртой». Однако сейчас Грабовский разозлился: «Почему  это я цепной пёс самодержавия? Я - злой и страшный пёс самодержавия! За государя, за Россию я буду рвать зубами и ногтями  всех этих гнусных революционеров, которые повсюду хотят посеять хаос.»
 К Рождеству Николай одарил  крупными суммами деньгами всех, кто ему был дорог: Зинаиде - 100 рублей, Варваре - 100, Вахрамееву 50 рублей, Степану 50 рублей.
 Городовой, дворник  получили по 10 рублей.
 
Воробьёв впервые в жизни держал в руках две ассигнации по 25 рублей и от благовейного ужаса, охватившего его, не знал, что же с ними делать.
 -Стёпка, деньги нужно спрятать немедленно! Чего сидишь и глазеешь на них! Так и голову потеряешь, и деньги тоже! Давай их мне! Я в секретное место спрячу, только мы  с тобой будем его знать! - прикрикнул на него Акинфий Петрович.
 
Рождественский сочельник как и праздник Рождества Христова - это семейный праздник. Однако откуда семья у Грабовского?
 Раньше в доме на праздники оставалась Варвара, но месяц назад,на базаре, она познакомилась с неким Кузьмой.  Пожилым вдовцом, с грубым рябым лицом, большим носом, покрытым волосатыми бородавками. Теперь Варвара на выходные уезжала ночевать в Засамарскую слободу, где у Кузьмы был деревянный домик, расположенный среди салотопенных заводов.
 - Николай Васильевич, вы не смотрите на то, что у Кузьмы лицо суровое. На самом деле он очень хороший человек! Не лодырь какой-то! Уже много лет на паровой мельнице купца  Шихабалова работает,  - неоднократно говорила ему Варвара.
 Грабовский соглашался, но оставаться ночевать  в комнате у прислуге Кузьме не разрешал.
 
 Николай выходные проводил у Зинаиды.  С ней ему было очень спокойно и даже как-то уютно.
 Сочельник они провели вдвоём у Зинаиды, а на следующий день, уже после обеда, Грабовский засобирался на службу.
 - Николаша, какая работа в такой святой день? - чуть не плакала Зинаида. - Ты же купец! Сам себе хозяин! Останься со мною! До завтрашнего утра! Николаша!
 «Я, к счастью, не купец! - подумал Грабовский, - и ехать нужно в управление! Гору документов к завтрашнему дню нужно отработать»!
  - Зина, деньги сидением дома, не зарабатываются! Ночью вернусь! Жди! Никого не вздумай привести! - грубо пошутил он, надевая свой короткий тулупчик.
 
В коридоре управления стояла жара. В кабинете было душно.
 - Ратиев, - ты прекращай топить! Не в бане же мы с тобой! - приказал Грабовский дежурному унтер-офицеру, открывая окно.
 - Слушаюсь, Николай Васильевич! Погожу чуточку поленья подбрасывать, хотя холодает на улице.
 
Грабовский сел за стол, положил перед собой лист бумаги «Только документы пишу! Забыл когда в последний раз книгу читал! - вздохнул он. - В отличии от Стёпки».
 
Николай был очень доволен Степаном. Умный, с хорошей памятью, честный юноша  делал поразительные успехи в обучении. Грабовский на прошлой неделе дал ему подшивку журнала «Библиотека для чтения» за 1845 - 1846 год, где был напечатан роман Александра Дюма «Граф Монте Кристо».
 Теперь Степан каждый вечер вслух, с выражением, при свете керосинового фонаря около часа читал роман Вахрамееву. Только потом они ложились спать.
 
Грабовский же, встречаясь с юношей по воскресеньям в трактире, требовал подробного пересказа всего, что тот прочитал в течение недели.
 Также Николай задавал Степану  арифметические задачи или примеры и тут же, за столом, требовал  от того их решения.
 - Хочешь иметь хорошую работу? Не ленись учиться грамоте! Серьезно учись! - постоянно напоминал Грабовский.
 Ему было невероятно интересно, как неграмотный парень очень быстро превращается в человека, способного разумно отвечать на вопросы, как улучшается качество его словарного запаса.
 
Перед Рождеством, когда Грабовский, был в гостях у Акинфия он устроил Степану диктант,  в котором тот допустил всего две ошибки. »Я воспитаю из парня для себя хорошего помощника! Верного помощника! Он мне понадобится. Когда вот только?»
 
Грабовский закончил писать документ и тут же принялся отвечать на письмо из канцелярии Самарского полицмейстера. «Ничего, Николаша, потерпи ещё и станешь ты русским Видоком. Асом политического сыска,» - успокаивал он сам себя.
 
В первую неделю после Крещения был опубликован высочайший приказ о награждении  Отдельного корпуса жандармов  поручика Грабовского Николая Васильевича  орденом Святого Станислава третьей степени.
 Николая поздравили все: от Сердюкова и уездных жандармских начальников  до унтер-офицеров, за исключением поручика Бердникова. Он сделал вид, что ничего не произошло.
 
Грабовский бывл уверен, что орден пришлют со специальной почтой. Однако получилось иначе: из штаба Отдельного корпуса жандармов, в начале февраля, прибыл полковник Колыванов- хороший знакомый Сердюкова и объявил , что по приказанию командира Отдельного корпуса жандармов он обязан лично вручить награду поручику Грабовскому.
 
Награждение состоялось в кабинете полковника Сердюкова в присутствии офицеров Самарского жандармского губернского управления  и начальников уездных управлений.
 После вручения ордена Николай пригласил всех на обед в ресторан «Большой центральной гостиницы».
 - Господа офицеры, жду вас всех в банкетном зале в 16 часов! - пояснил он.
 - Господа, прошу вас быть, разумеется, только в цивильной одежде! - добавил Сердюков. - Все могут быть свободны! Поручика Грабовского прошу остаться!
 
 У Николая давно уже не было такого прекрасного настроения. Он при удобном случае старался наклонить голову так, чтобы был виден его первый орден: маленький золотой крест с красной эмалью, прикрепленный к кителю.
 - Николай Васильевич, я вас прошу только об одном: никаких цыган! Торжество должно пройти чинно, как и полагается нам - офицерам Отдельного жандармского корпуса! - проникновенно попросил полковник Грабовского.
 - Конечно! Разумеется! - успокоил своего начальника Николай. - Всё будет именно так, как вы, Михаил Владимирович, желаете!
 
В просторном банкетном зале самарской «Большой Центральной гостиницы» был накрыт всего один  стол на десять персон.
 
 Со стороны могло показаться, что обедали члены учётной комиссии Самарского отделения Волжско-Камского Коммерческого банка. Все гости одеты в строгие тёмные костюмы, белоснежные сорочки... Чопорное поведение: ни громких разговоров, ни роняемой на пол посуды. Десять вышколенных половых вовремя наливали водку в рюмки, меняли блюда. Вполголоса произносились тосты.
 
«Скучновато как-то, - подумалось Грабовскому, - ну что поделаешь? Нельзя привлекать внимания! Особенно врагов, которые, возможно, находятся рядом! Самое главное, что выбор блюд довольно обширный. Сослуживцы, судя по их лицам, довольны. Полковник Колыванов уже отложил в сторону нож с вилкой и принимается  за десерт «Московик». Сердюков добро улыбается. Значит тоже доволен».
 Обед продолжался всего три с половиной часа, и потом все разъехались, поблагодарив Николая за прекрасный обед.
 
Полковник Колыванов не только привёз в Самарское жандармское губернское управление орден для Грабовского, но и очень важную новость для Сердюкова.
 Два полковника, уже после обеда в ресторане, сидели в кабинете Сердюкова и курили, вспоминая свою учёбу  на курсах при штабе Отдельного корпуса жандармов.
  - Михаил, у меня есть очень интересная информация, которая на сегодняшний день является секретной, - неожиданно прервал разговор Колыванов. - Однако тебе, моему старому другу,  я могу сказать, - он выпустил в потолок кольцо голубого папиросного дыма.
 
- Говори, Георгий! - добродушно усмехнулся Сердюков.
 - В штабе Корпуса  планируют этой весной прислать тебе нового адъютанта, - Колыванов потёр указательным пальцем переносицу своего тонкого с горбинкой носа.
 - Да ты что! Да ты... - закашлял Михаил Владимирович, поперхнувшись дымом своей папиросы. - Кха! Кха! Кха! Почему? Грабовский у меня только год...
 - Не знаю, Михаил! Нужны способные люди! Грабовского планируют прикомандировать  для работы с агентурой. - Пожал своими узкими плечами Колыванов.
 - А куда? Георгий, куда планируют Грабовского... - Сердюков от неожиданного охватившего его волнения не смог закончить фразу. «Как же это так? Как же? » - забилась паническая мысль.
 - Ну этого я не знаю. Думаю, что ещё не решили. Есть вакансии в ... - хотел было объяснить Колыванов.
 - Георгий, нет! Подскажи, что я могу сделать, чтобы оставить Грабовского здесь? Можно ли вместо него отправить другого, а его оставить для работы с агентурой здесь в Самаре? - Сердюков принялся нервно поглаживать свои роскошные бакенбарды.
 - Увы, нельзя! - вздохнул, криво улыбаясь Георгий Иванович.
 - Дружище, подскажи что можно сделать? Георгий, ты же хорошо знаешь штабную «кухню»! Подскажи! Грабовский мне нужен здесь! - Сердюков подскочил со стула.
 Колыванов молчал... Сердюков быстро ходил по кабинету, поглаживая бакенбарды.
 - Есть, конечно, вариант... - прервал наконец молчание  Колыванов. - Насколько я знаю, Самара значительно выросла. Населения, наверное, уже сто тысяч. Фабрики и заводы возникают, как грибы после дождя... Нужно штат пркомандированных офицеров увеличить. Хотя бы на одного человека, но для этого нужно обоснование. Тебе, Михаил, необходимо подготовить докладную записку, где ты убедительно всё изложишь. Если подпишут, то тогда ты должен подать следующий документ: рапорт о необходимости оставить Грабовского в Самаре. Я тебе, Михаил, в Петербурге, в штабе помогу. Замолвлю слово, так сказать.  Что скажешь?
- Если это возможно, то я срочно выезжаю в Питер! - Вздохнул с облегчением Сердюков и сел за стол.
 - Срочно не надо, а вот недели через две приезжай! Думаю, что сможем решить твой вопрос, - Колыванов достал из кармана пиджака носовой платок и принялся вытирать лоснящиеся щёки.
 
На следующий день Грабовский появился на службе после обеденного перерыва на полтора часа позже. Николай посетил самое престижное в Самаре фотоателье на улице Панской, которое принадлежало известному и модному фотографу Александру Петровичу Васильеву.
 Грабовский сфотографировался в парадном мундире с шашкой и орденом Святого Станислава на груди стоя в пол-оборота, сидя в кресле. Заказал дюжину фотографических карточек. «Родителям пошлю да и себе нужно оставить,» - размышлял он, вновь усаживаясь за письменный стол в своём кабинете.
 
 Николай работал над докладной запиской о срочной необходимости увеличить штат прикомандированных офицеров в Самарском жандармском губернском управлении.
 К вечеру она была готова и заняла всего четыре страницы. Полковник Сердюков, внимательно  прочитав докладную записку, остался очень доволен.
 
Через десять дней он выехал по делам службы в Санкт-Петербург в штаб Отдельного корпуса жандармов.
 Замещать его должность был назначен  начальник Новоузенского жандармского уездного управления подполковник Джанкели И.И.
 Джанкели, невысокий, жгучий брюнет с тонкими усиками, особенно не утруждался. Он показывался в губернском управлении раз в два дня. Всегда ближе к вечеру. Брал  у Грабовского папку с документами и уединялся в кабинете. Через три часа он, не задавая никаких вопросов, возвращал папку с отработанными документами Николаю и уезжал.
 
Грабовский даже не успел ощутить отсутствия Сердюкова. Михаил Владимирович вернулся через две недели. Был он бодр и воодушевлён. Всё получилось! С мая месяца в Самарском жандармском управлении вводится ещё одна должность прикомандированного офицера, и занимать её, наверняка, будет поручик Грабовский.
 Об этом полковник по секрету рассказал Николаю, чем поверг того в волнительное состояние.
 «Надо уже начинать работу по подбору кандидатов на вербовку! Пора! Нельзя тянуть! Нет, нужно подождать! Нет уже пора!» - его голова пульсировала от мыслей..
 
В воскресенье они со Степаном, как всегда, обедали в трактире.
 Воробьёв от сытой и спокойной жизни поправился, лицо его округлилось, и под глазами уже не было синих «мешков». На вид  он выглядел восемнадцатилетним юношей.
 Не успел Воробьёв закончить тарелку щей, как Грабовский резко спросил у него:
 - Степан, а сколько будет семь умножить на семь?
 - Сорок девять, Николай Васильевич! - не отрываясь от еды, мгновенно ответил Воробьёв.
 - Молодец, Стёпка! А восемь умножить на семь и прибавить два?
 - Пятьдесят восемь, Николай Васильевич! - не раздумывая, произнёс юноша.
  Таким образом Грабовский проверял его знания арифметики последние две недели.  А ещё они играли в «сочини устный рассказ». Николай называл дюжину различных слов, и Степан после нескольких минут, обдумывания должен был поведать ему маленькое сочинения с употреблением всех названных слов.
 Воробьёв с этими «экзаменами» справлялся очень успешно и заслуженно получал от Грабовского премию: десять, а иногда двадцать копеек.
 
- Степан Ильич, слушай меня внимательно! Второе воскресенье марта встречаемся с тобой в номере гостиницы «Большая Центральная»! - Николай внимательно смотрел за реакцией своего собеседника.
 - А зачем? - удивился юноша и перестал жевать.
 - Вопросов не задавать! Человеку за стойкой назовешь свою фамилию, и он тебе расскажет в какой номер идти. Не забудь принести мне твой паспорт! - приказал Грабовский.
 - Так у меня, паспорта никогда и не было? Где мне его взять? - у юноши округлились от удивления глаза.
 «Этого я не предусмотрел! Плохо, Николаша! -  мысленно выругал себя  Грабовский. - Значит срочно надо будет сделать через Вахрамеева. Фальшивый! Он же добыл мне «липовый» на фамилию Осипов!»
 - Понял! На работу на лесопилку тебя, Стёпка, взяли без документов?
 - Ага! - Воробьёв придвинул к себе тарелку с котлетой и макаронами, которую только что принёс половой.
 - Вот, Степан Ильич, держи деньги! - Грабовский вынул из кармана пиджака затёртый старый бумажник и достал из него несколько ассигнаций. - Пятнадцать рублей! Отдашь их Петровичу и попросишь, чтобы он тебе «добыл» паспорт! На твою фамилию разумеется, со всеми твоими приметами. Только, чтобы возраст до восемнадцать лет увеличил. Скажешь, что это моя нижайшая просьба.
 - Хорошо, Николай Васильевич! Сделаю! - Стёпка аккуратно сложил ассигнации пополам и   бережно спрятал их в карман своих тёплых штанов.