Шурай камень

Сегодня был один из тех последних теплых дней зимы, когда порывы влажного мартовского ветра, принеся ненастье, заставляют лампочки в домах гореть с раннего утра, а запотевшие окна - плакать от предвкушения перемен. Ночью в город заползли дождевые тучи и к утру привычная картинка за окном стала неузнаваемой. Вместо заснеженных улиц, в океане талой воды, обозначились островки глинистой земли с торчащим из них кленами. На зеркальной глади отразились бегущие облака и хребты ощетинившихся сугробов, по пикам которых потянулась муравьиная дорога учеников, указывая верный путь к школе. "Неужто снова весна?"- удивилась бабушка отдергивая крахмальную занавесочку.
После уроков вдоволь наигравшись в кораблики, я прислушалась к чавканью мокрых ботинок и урчанию в животе, унылая мелодия развернула мой парусник в сторону "Тихой гавани". Балансируя по торчащему из лужи поребрику словно юнга на рее пиратского судна, я подобралась к потемневшему от дождя крыльцу и толкнула подъездную дверь. Пахнуло квашеной капустой, жареной картошкой и бычками папирос «Беломорканал», всё вместе это создавало крепкий набор щекочущих нос ароматов взрослого праздника. «Ну всё, значит, сегодня дядь Сашин день!» - захотелось чихнуть, я было набрала воздух в лёгкие, передумала и приложила ухо к двери. Тихо, гостей нет, значит, получка. В таком случае появлялся риск стать единственным соучастником праздника жизни.
В обычные дни, отец Васька производил на соседей впечатление человека мрачного и нелюдимого, наколки на бицепсах под усталой тельняшкой отсылали наше воображение к героическому прошлому, воспетому им в сагах о морских скитаниях. Как настоящий моряк, он сохранил верность флотским традициям: сто грамм перед боем и высокую санитарную дисциплину на корабле. Нашу кухню он называл кают-компанией и категорически запрещал пить кипячёную воду из носика эмалированного чайника, интерес к которому, собственно,  кроме него самого никто не проявлял.
Метаморфоза с дядей Сашей происходила два раза в месяц: первого и пятнадцатого числа. Места общего пользования заполняла неуёмная творческая личность возбуждённая парами алкоголя. Он становился громогласным, жадным до общения, готовым поделиться всей суммой знаний, накопленных в период вынужденного воздержания.

 Сожалея, что вход в дедову комнату находится как раз напротив «банкетного стола», я немного задержалась у вешалки. Снимая промокшее пальто и тщательно распутывая шнурки, сосредоточилась на образе стеклянного колпака над головой, свела ауру до размера пульсирующей точки и уже начала было проплывать мимо кухонной двери, представляя себя невидимой для Васиного папы...
 "А вот не испить ли нам чайку, Марусь?! – дядя Саша выставил приветственно руку с дымящейся папироской. Сан Саныч — человек слова, знаний непомерных! В такие дни их неконтролируемый поток гейзером выплескивался на зазевавшихся соседей, из этой мутной жижи каждый сам мог выбрать полюбившийся пассаж на интересующую его тему. К любому обсуждаемому вопросу по требованию наивного оппонента прикладывалось доказательство, аргументированное сомнительными цитатами, стоило только этому вопросу по «неосторожности ли, по злому умыслу ли» всплыть в присутствии оратора. С появлением на кухне подвыпившего соседа, жильцы предупредительно смолкали, начинали греметь посудой и искать дела за границами досягаемости.
Вот и сейчас, обречённо меняя курс своего судёнышка на призыв адмирала, краем глаза я зацепила знакомую тень, ускользающую с места событий. Тем временем мучитель уже наливал для меня чай № 36 в свободный гранёный стакан. Три ложки сахара походили на предоплату за усидчивость и понимание.
Потеребив концы красного галстука и вспомнив об уважении к старшим, я присела на краешек стула.
— Дядь Саш, мне вообще-то в библиотеку надо…
— Молодец, молодёжь! Ученье свет, а не учёных тьма! – инквизитор гоготнул, радуясь удачному эпитету,— Сахар полезен для работы мозга, — он пододвинул стакан ко мне,
— Ну, расскажи-ка мне, Маруся, чему вас там в школах учат? - тема была тупиковая. Теперь вот и не выберешься! Где этот предатель? Тихое сопение в темноте коридора подсказало, что не всё потеряно и "друг оказался вдруг" на боевом посту. Просто поменял дислокацию для контроля над театром боевых действий. Значит, теперь нас двое и живыми мы ему не сдадимся! Здравая мысль укрепила мою веру в справедливость.
— Вот знаешь ли ты, пионерка, что такое коммунизм?
К счастью, я не знала. Таким образом, мы пропускали большой временной отрезок, отведённый на прения по данному вопросу.
— Коммунизм — это ж СИЛА! — дядя Саша воздел палец к небу, его взгляд проследил траекторию полета мысли, задержался на заявленной точке на потолке, спустился на Земю и уставился на меня, - Вот ты спроси меня, Маруся, почему я коммунист? Давай, давай спрашивай!
Я заёрзала на стуле. Заметила, что накрашенные на прошлой неделе маминым лаком ногти совсем облезли, — Ну и почему ты, дядя Саша, коммунист?
— А-а-а, вот этого никто не знает! - лампочка над столом мигнула.
Я впала в прострацию. Мой мозг отказывался функционировать в рабочем режиме.
— Теперь слушай сюда: было мне лет двенадцать...
— Маруся, тебя бабушка зовёт! — просигналил знакомый голос, предлагая шанс к отступлению. Силой воли выйдя из гипноза, я попыталась оторваться от насиженного места.
- А-а-а, Вась, и ты что-ль тут! — дядя Саша, взмахул самодельным мундштуком, словно дирижерской палочкой успокоив наши импровизации. Изящная вещичка, собственноручно выточенная мастером из волшебного плексиглаза с металлическим ободком вокруг попироски, производила на меня гипнотический эффект. Нитка ее голубого дымка,  отражалась в гранях шедевра, путалась  в дядь Сшиных усах, щурила влажные глаза рассазчика. Рука с мундштуком вдруг застыла на линии горизонта и начала двигаться в передне-заднем направлении, указывая сыну путь к моему насесту, по команде отца тот выполз из засады.
-Вась, скажи где теперь наша мамка?
-Так, сегодня ж среда, значит, в техникуме.
—Лады! Стало быть мы с тобой нынче сироты! Ни чего, прорвемся, в войну ни такое терпели: лебеду ели. Теперь вот сало, капуста на столе, чего вам молодежи еще не хватает?
-Да нормально все! Марусина бабушка просила помочь  ведро поросятам отнести, - Вася потянул меня за рукав.
- А, ничё, Никитична подождёт, у нас тут политинформация.
Пришлось, подпирая друг друга плечами вновь прирости к стулу.

 -Так вот. Мать моя, Ольга Осиповна, в войну в колхозе работала. Уйдёт, бывало, с утра на скотный двор, оставит на день нам с сестрой горшок похлёбки в печи да какую работу в огороде. Так мы сами по себе цельный день дурью маемся. Прополка — бабское дело. Сестра моя Манька, стало быть,  в огород, а я на рыбалку. Время было голодное, ну, если чего поймаю — так вместе ж съедим! Ага! Вот пошёл я как-то на речку. Ну, рыбы, понятно, в тот день не было. Камень здоровущий за деревней стоял на реке аккурат над излучиной. Сижу я на том камне, скрутил самокрутку, курю, а бабы на ту пору на покос мимо шли, — Здорово, — говорят, — Шурай (Шураем меня тогда звали)! Сидишь?
— Ага, сижу!
— Ну, сиди, сиди...
С тех пор этот камень в деревне стали звать «Шурай-камнем».
Так и говорят: "пойдём,- мол, - стираться на Шурай-камень." А ещё к Шурай-камню девки любили ходить купаться, скинут на него исподнее и ну плавать. Туда-сюда загребают, как утки, только что жуков не едят. Камень-то здоровенный, из-за него ж ничего не видать. Ага, ну мы с пацанами кустами подберемся поближе, как выскочим, и давай их пугать, а они знай визжат на всю Ивановскую, одни бошки из воды торчат. Сидят там, пока не посинеют, потом умолять начинают, чтоб мы отвернулись. Ну а мы чё, понятия имеем! Отворачиваемся, ждём, пока они на себя манатки натянут, а потом огородами вместе идём домой, песни орём. Весело!!!
Вот спроси меня, что мы пели?
— Дядь Саш, ну и что вы пели?
— Про тачанку и про Щорса. Я же самый главный запевала был! Да!
По полю, знаешь, как песня удалая разливалась! Э-э-эх!
Руки словно якоря на дно моря упали на обеденный стол. Кусочек квашеной капусты с края щербатой тарелки свалился на клеёнку, чайная лужица оплыла островок, тот приютил прилетевшую муху. Слушателей стало трое.
 -А я возьми да замолчи, так смех один, остальные-то пищат, как мыши придавленные. Ну, я, конечно, не злодей какой, потом снова вывожу оконцовку, а пущай знают, кто тут главный! — дядя Саша мечтательно подпёр голову рукой, растворился в воспоминаниях. Мы стукнулись плечами, подтверждая готовность к низкому старту.
 -Да-а-а, вот бабка, бывало, скажет: «А ну, Шурай, кликни-ка мне Маньку с огорода». Я, стало быть, гаркну — аж лампочка над столом дребезжать начинает. Во как! - энергичная реплика солиста потребовал реакции слушателей. Мы с пониманием закивали, подтверждая своё сочувствие дребезжащей лампочке.
 -Голосище у нас в роду от Бога, ну, правда, к тому времени в Бога уже верить нельзя было. Церкву нашу снесли, а че от неё осталось, переделали в клуб. Вот я и призадумался. Как жить? Что я за человек такой? — дядя Саша взял паузу, прослезился, курнул напоследок папироску и притушил её в жестянке из-под рыбных консервов, — То ли в город податься? Так паспорта ещё нету. То ли в пионеры...? Тут бабка мне и говорит: «Не верь, Шурай, записям в метриках своих. Мать что говорит? Родился ты на Пасху. Ну, так в тот год Пасха аккурат на 22 апреля приходилась. Потому как сельсовет в другой деревне был, пока доехали, пока записали, уже недели две минуло!» Так это что ж значит? Я с Лениным в один день родился? Вот! Есть Бог на свете, и меня он в темечко поцеловал!
Сан Саныч пошлёпал натруженной рукой по лысине, проверяя, цела ли отметина. Мы с Васьком переглянулись, может и правда он особенный?!
 -Решил, когда вырасту, стану коммунистом! Сам Господь Бог указал мне верный путь. Должон же человек во что-то верить?! - суровый взгляд Васиного отца пригвоздил нас к стулу. Мы салютовали!
На пороге кухни спасателем появился дед.
—Сан Саныч, у вас гвоздей 35-х не найдётся парочки, мне полочку прибить не на что?
—О, Фёдор Дмитрич, заходи, дорогой, вот скажи мне, в Америке люди грибы едят? Думаешь, нет? Так вот, я по этому поводу мнение имею. Трудовые индейцы северных штатов...
Мы с Васьком благодарно вздохнули деду в затылок и ретировались с мыслью о Божественном промысле и вере в коммунизм.