Взгляд А. Бордиги на коммунизм

Амадео Бордига, представитель так называемого итальянского левого коммунизма, запомнился в широком левом движении лишь критикой в его адрес со стороны Ленина, в связи с абсентеизмом и антипарламентаризмом Бордиги, его нежеланием блокироваться с любыми некоммунистическими, непролетарскими силами. Но теоретическое наследие Бордиги гораздо глубже.

В отличие от других левых коммунистов, Бордига вовсе не критиковал ленинизм и Советский союз с демократических позиций – наоборот, он гордо называл себя антидемократом, а фашизм считал высшей формой развития буржуазной демократии. Представительная демократия по мнению Бодриги – это доминирование буржуазным обществом, как бесформенной массой.

В противовес левым либертариям Бордига считал концепцию партии-авангарда самым ценным в ленинском наследии, и считал, что именно подобное видение является развитием идей, заложенных Марксом и Энгельсом в «Коммунистическом манифесте».

Правда стоит отметить, что Бордига видел в Октябрьской революции двойную природу: пролетарская субъективно, буржуазная по объективным задачам. И только при победе революции на Западе, где капитализм созрел для перехода к социализму, Россия могла перейти к социализму. В условиях мировой контрреволюционной волны большевики вынужденно превратились из пролетарской, коммунистчиеской в партии в партию буржуазную, якобинскую, достраивающую капитализм в государственной форме. Бордига вовсе не осуждал это, а наоборот, видел в этом великий прогресс, подобно тому, как русские марксисты в 1880-х годах приветствовали начало развития капитализма в России. Он лишь выступал против того, чтобы называть государственный капитализм социализмом.

Дело в том, что Бордига не трактовал капитализм в узких рамках, как власть отдельных капиталистов. Для него не имело значение, кто играет субъективную роль в выражении капитала – отдельное лицо, рабочий кооператив, как при синдикализме, или же государство. Вот что он писал:

«где я нахожу обмен, конкуренцию, капитал, деньги и т. д., там я имею право сказать: несоциалистическая, буржуазная экономическая форма. [1959] Общество, основанное на заработной плате, выплачиваемой деньгами, является некоммунистическим, частнособственническим обществом, и давайте добавим следствие: даже если нет землевладельцев или владельцев капитала.[1959]26

Заработная плата — не единственное положительное экономическое явление, позволяющее нам утверждать, что падение капиталистической формы еще не произошло. Мы могли бы выразить эту же концепцию, сказав, что социализм еще не существует, когда труду приписывается стоимость ; и это то же самое, когда любому другому товару приписывается меновая стоимость. [1959] 27

Где есть деньги, там нет ни социализма, ни коммунизма» - Амадео Бордига, «Таблицы непреложных ценностей коммунистической теории партии», 1974, стр.179.

Бордига подчеркивал, что любая экономика, где есть наёмный труд и товарно-денежные отношения с одной стороны, и предприятие, как экономическая единица с другой, является капиталистической. Бордига подчеркивал, что индустриализация и коллективизация в СССР – это накопление капитала в государственной форме. При этом он считал, опять же, это прогрессивным, и считал, что Сталин готовит почву для социализма, хотя он и думает, что уже его построил.

Видение перехода к коммунизму и самого коммунизма у Бордиги в общих чертах ортодоксально-марксистское:

«Следующая схема может служить повторным изложением нашей сложной темы... : Переходная стадия : пролетариат завоевал власть и должен лишить непролетарские классы правовой защиты, именно потому, что он не может «упразднить» их одним махом. Это означает, что пролетарское государство контролирует экономику, часть которой, правда, уменьшающаяся часть, знает коммерческое распределение и даже формы частного распоряжения продуктом и средствами производства (будь то концентрированные или разбросанные). Экономика еще не социалистическая, переходная экономика.

Низшая стадия коммунизма : или, если хотите, социализма. Общество уже пришло к тому, чтобы распоряжаться продуктами вообще и распределять их между своими членами посредством плана «нормирования». Обмен и деньги перестали выполнять эту функцию. Нельзя признать, что Сталину простой обмен без денег, хотя и в соответствии с законом стоимости, мог бы быть перспективой для достижения коммунизма: напротив, это означало бы своего рода возврат к бартерной системе. Распределение продуктов начинается скорее из центра и происходит без какого-либо эквивалента в обмене. Пример: когда вспыхивает эпидемия малярии, хинин бесплатно распределяется в соответствующей области, но в пропорции одна туба на жителя.

На этой стадии, помимо обязанности продолжать работать, необходимы регистрация отработанного рабочего времени и сертификат, подтверждающий это, т. е. знаменитый трудовой ваучер, о котором так много говорили на протяжении ста лет. Ваучер нельзя накапливать, и любая попытка сделать это повлечет за собой потерю определенного количества труда без возмещения какого-либо эквивалента. Закон стоимости похоронен (Энгельс: общество больше не приписывает «стоимости» продуктам).

Высшая стадия коммунизма , которую можно без колебаний назвать полным социализмом. Производительность труда стала такой, что ни принуждение, ни нормирование больше не нужны (за исключением патологических случаев) как средство избежания растраты продуктов и человеческой энергии. Свобода для всех брать для потребления. Пример: аптеки свободно и без ограничений отпускают хинин» - Амадео Бордига, «Диалог со Сталиным», 1952

Таким образом, взгляд на социализм, как низшую фазу коммунизму, а не переходный период, и абсолютное отрицание товарности и денежности при уже низшей фазе позволяет сказать, что Бордига был последовательным марксистом. Кроме того, Бордига подчеркивал, что любая собственность, которая не является собственностью всего общества в целом, является частной, и не важно, насколько большая часть общества ею владеет: отдельное лицо, группа лиц, по типу акционеров, или же рабочий коллектив отдельной фабрики. Во всех случаях это будет частная собственность, в том смысле, что ею владеет лишь часть общества.

Общественная собственность – собственность всего общества в целом, и потому синдикалисты и прочие сторонник кооперативов выступают за частную собственность, просто в групповой форме, и если пойти по пути сторонников группой-коллективной собственности, синдикалистов, анархистов и др., то общество так и останется капиталистическим, просто капиталисты примут коллективную форму.

Бордига подчеркивает, вслед за классиками марксизма, что коммунизм – это всепланетарная безденежная фабрика. Но неправы те, кто говорят, что у анархистов и коммунистов общая цель. Коммунизм – это не анархическая вольница со свободой индивида. Вот что пишет Бордига об управлении коммунистическим обществом:

«Когда международная классовая война будет выиграна и когда государства вымрут , партия, которая родилась вместе с пролетарским классом и его доктриной, не вымрет. В это далекое время, возможно, ее больше не будут называть партией, но она будет жить как единый орган, «мозг» общества, освобожденного от классовых сил. [1956-7] На более высокой стадии коммунизма, которая больше не будет знать ни товарного производства, ни денег, ни наций, и которая также увидит смерть государства... партия... по-прежнему будет сохранять роль хранителя и распространителя социальной доктрины, дающей общее видение развития отношений между человеческим обществом и материальной природой» - Амадео Бордига, «Пролетарская диктатура», 1984

Таким образом, научно организованная центральная администрация при социализме была бы, в самом реальном смысле для Бордиги, который был твердым сторонником точки зрения, что человеческое общество лучше всего понимать как своего рода организм, «социальным мозгом», специализированным социальным органом, ответственным за управление общими делами общества. Хотя она действовала бы в интересах социального организма в целом, она не была бы избрана отдельными членами социалистического общества, так же как человеческий мозг не избирается отдельными клетками человеческого тела.

Помимо принятия этой биологической метафоры, Бордига придерживался мнения, что при социализме неуместно прибегать к выборам для заполнения административных должностей или принимать социальные решения путем «подсчета голов». По его мнению, административные должности лучше всего занимать тем, кто наиболее способен выполнять работу, а не самым популярным; аналогично, лучшее решение конкретной проблемы должно быть научно определено экспертами в данной области, а не вопросом мнения большинства, которое должно быть решено голосованием.

Для Бордиги важен был не столько персонал, который будет выполнять социалистические административные функции, сколько тот факт, что при социализме необходим административный орган, функционирующий как общественный мозг, и что этот орган будет организован на «научной», а не на «демократической» основе.
Концепция социализма Бордиги была «адемократической», а не «недемократической». По сути, он определял социализм не как «демократический социальный контроль над средствами производства обществом в целом и в его интересах», а просто как «социальный контроль над средствами производства в интересах общества в целом».

Центральная администрация при коммунизме будет определять не только вопрос что производить и сколько производить, и как распределять, но и такие вопросы, как численность населения, дабы решить мальтузианскую проблему. Индивид будет полностью посвящен общественную контролю.

Бордига в противовес либертарным последователям Маркса считал, что отчужденная при капитализме личность не вернется к своей индивидуальной самости, а придет к новой форме «общественного человека», эдакий Homo communismus. Человек будет жить для общества, подчиняться обществу.


Таким образом, Бордига успешно развил видение коммунизма Марксом и Энгельсом, как общества-фабрики, охватывающей всю планету, фабрики без товарно-денежных отношений и по факту собственности вообще, ибо «потому что сама идея «общественной собственности» такова: когда общество в целом становится хозяином своих условий существования, потому что оно перестало раздираться внутренними антагонизмами, то возникает вовсе не «общественная собственность», а отмена собственности как факта и, следовательно, как идеи. Ибо как определить собственность, если не через исключение другого из использования и наслаждения объектом собственности? Когда больше нет никого, кого можно было бы исключить, больше нет ни собственности, ни возможных владельцев собственности, «общество» в меньшей степени, чем любое другое».