Аннотация
Я была великой и могущественной черной жрицей, а стала лягушкой, ведь мой храм разрушен, лес заболочен, а тело запечатано в саркофаге. Все, что я теперь могу, так это летать над гробницей и вселяться в жаб, чтобы доскакать до каменного круга и призвать на помощь Чернобога, который вызволит меня из заточения. Чтобы вернуться в свое тело, я должна провести черный обряд, а для этого нужно заставить царевича поцеловать себя в образе лягушки и выйти за него замуж покойницей. Но как мне это сделать, если мой избранник такой же злой и жестокий, как и я?
#1 книга цикла "(Не) Сказки" [однотомник]
Глава 1. Побег из болота
Раньше я была великой черной жрицей, которую боялись гигантские хищные рептилии.
Теперь же я с трудом могу подчинить своей воле лягушку, чтобы оседлать ее брюхо и на мгновение выбраться из подземного склепа.
И что же я вижу?
Прошли тысячи лет, мой храм разграблен, дом затоплен, а дух – до сих пор не упокоен.
Смертные больше не молятся мне, мои алтари в лесу пусты, а мое имя – забыто.
И это очень злит. Очень.
Из-за этих ленивых рабов мой дух теперь не может вознестись в мир богов. Я застряла в этой илистой луже, где единственными моими подданными являются пауки и змеи, чтобы вечность гнить в земле, потому что, кажется, я умерла.
Но это не точно.
Почему-то я не могу покинуть склеп, словно привязана к своему гробу невидимой веревкой. Если бы я была по-настоящему мертва, то летала бы по всему миру, словно ветер, но я ограничена, скована, заточена.
И самое обидное – я не помню, как я умерла.
Это был самый обычный день: я легла спать и больше не проснулась. Точнее, проснулась только моя душа, а тело переместилось из пуховой кровати в свинцовый гроб, который навеки отделил мой дух от вечно молодого и прекрасного тела, которое невозможно было ни отравить, ни убить, ни заколдовать.
Я ведь самая грозная и могущественная черная жрица! И предусмотрела все, чтобы любой ценой оставаться вечно живой, пока не накоплю достаточно духовных сил, чтобы вернуться обратно в мир богов.
Но ничего, я со всем разберусь.
С течением времени я немного удлинила свою невидимую веревку и научилась сплетать ее с нитью жизни других существ, чтобы вырваться из подземного заточения.
Проклятие!
Сколько лягушек и жаб я переморила, пока научилась грамотно вселяться в их скользкие и противные тельца, зато теперь я могу удаляться от своей гробницы на целых тринадцать локтей, хотя раньше висела мешком рядом со своим телом.
Более того, за годы плена я заметила, что на убывающую луну веревка, связывающая меня с гробом, становится тоньше и длинней, а в новолуние поводок ослабляется настолько, что я могу допрыгать до соседнего болота, где раньше стоял мой храм, чтобы запрыгнуть в расколотую ритуальную чашу для жертвоприношений и гневно квакать, проклиная всех вокруг.
Но если я задержусь хоть на миг, и острый светлый серп новой луны застанет меня вдали от гробницы, то мой носитель мгновенно умрет – нить жизни порвется, и меня со страшной силой швырнет в мое илистое логово.
Сегодня в ночь новолуния я совершу еще одну дерзкую попытку побега и доскачу до каменного круга возле руин храма, чтобы призвать на помощь темные силы и освободить себя, великую черную жрицу Храма Змей, имя которой боялись произносить в ночи.
***
Я мужественно оседлала лягушку, отобранную мной также тщательно, как в свое время и ингредиенты для зелья вечной молодости и красоты – это была салатного цвета самочка с выпученными красными глазами, mortale ugara, которая выделяла яд, если оказывалась в зубах хищника.
Прямо, как и я, когда меня загоняли в угол, правда, на этот случай у меня всегда был припасен с собой отравленный клинок.
Сжавшись в черную злобную горошину, я втолкнула свою темную душонку в голову лягушки, проникнув через левый глаз. Теперь я была ядовитой прыгуньей-смертницей, которая будет скакать всю ночь до каменного круга, чтобы призвать на помощь Чернобога.
Надеюсь, он понимает язык лягушек! Я даже готова принести себя в жертву, лишь бы он сказал мне, что надо сделать, чтобы разорвать эти проклятые узы!
Мой отчаянный бег начался ровно в полночь, когда в силу ступил двадцать девятый лунный день.
Лягушка прыгала, словно сумасшедшая, насекомые в страхе шарахались от меня по сторонам, ведь я грозилась наслать смертельную порчу на любого, кто станет на моем пути. Я даже съела парочку назойливых мух – для острастки, чтобы эти жалкие смертные таракашки боялись меня, словно чумы.
Эх, если бы у меня было хоть немного больше личной силы, то я могла бы вселиться в более благородного и подходящего для меня носителя – в змею, например. Или в дракона. Жаль, что они все вымерли, и погубили их не смертные, а холод.
Как же все это унизительно.
Когда я верну былую мощь никто и никогда не должен узнать, что я была жалкой болотной лягушкой.
Тем временем я уже одолела десять локтей. Мой путь теперь пролегал по заболоченной храмовой площади, густо усеянной кувшинками и палой листовой, среди которой терпеливо затаились ужи. Если бы не моя плотная черная аура, окутывающая мой носитель, то меня бы давно убили и сожрали. Хвала темным силам, что хоть кто-то где-то помнит обо мне, иначе от моей личной силы вообще не осталось и следа.
Тридцать локтей преодолены!
До каменного круга осталось всего ничего – каких-то два-три локтя, но что, Тьма подери, там происходит?
Перед моими выпученными красными глазами вдруг пронеслась черная тень. Запахло кровью, потом и смертью. Черную болотную дрему разорвал звук летящей стрелы, которая пригвоздила бы меня к земле, если бы я, как сумасшедшая, не отпрыгнула в сторону каменного круга, умостившись на алтарной руне, символизирующей Чернобога.
– О, Боже! Дай мне знак! Помоги! Я застряла в мире людей! – что есть силы заквакала я, стараясь вложить в свой магический призыв всю свою оставшуюся личную силу.
– Он там! – крикнул мужчина. – Убей его! Он не должен вернуться!
Свистнула еще одна стрела и раздался приглушенный стон. Вдруг на меня рухнул ствол трухлявого дерева и заживо погреб в грязи. Я хотела выругаться и яростно заквакать, но внезапно мой рот наполнился горячей человеческой кровью.
Это было не дерево. На мне лежал мужчина. Молодой и полный сил, хотя жизнь его плавно иссякала, ведь он был ранен.
О, черные боги! Как же это волнительно. На мне уже тысячи лет не лежал мужчина.
– Переверни его, – снова приказал мужской голос. – Он еще жив?
– Да, но сейчас мы это исправим, – едким тоном произнес другой мужчина и вдруг схватил меня и поднес к раненому, в груди которого торчало древко стрелы, и сдавил так, что меня несколько раз вывернуло наизнанку.
Мой яд смешался с кровью. Моя жизнь смешалась со смертью.
Вдруг каменный круг полыхнул алым пламенем, и я почувствовала, что невидимый канат, тянущийся к моему телу, наконец, лопнул.
Глава 2. Злой царевич
– Как спалось, красавица?
Я открыла выпученные красные глаза и по-лягушачьи уставилась на перепачканное сажей лицо какого-то бродяги, от которого так нестерпимо разило нечистотами, что я чуть не заплакала.
– Отвали от меня! – яростно проквакала я, отчаянно вырываясь из его мертвой хватки, передавившей мне брюхо так, что я опять чуть не выблевала свои потроха.
Мужлан задрал голову и открыл рот, словно удав, готовый вот-вот меня проглотить, и вдруг мои внутренности перевернулись, и я выдавила из своей пасти ядовито-зеленую слизь, которую дикарь жадно проглотил, после чего оставил меня в покое.
– Так-то лучше. Если бы я не пил твой яд, давно бы сдох, – с ухмылкой произнес вонючий разбойник и со стоном прикоснулся к бурой повязки на груди, в которой совсем недавно торчала стрела, обломки которой теперь лежали на окровавленном каменном круге. – Стрела была отравлена. Тобой, между прочим. Но я снова выжил. Откуда ты вообще здесь взялась?
Мне тоже было интересно узнать, откуда он взялся в моем лесу? Когда я была великой и могущественной черной жрицей, всех проходимцев скармливали рептилиям по моему приказу!
Я надула пузырь, чтобы грозно квакнуть, как вдруг осознала, что сквозь крону почерневших дубов пробивается солнечный свет, а я до сих пор сижу на каменном круге в теле этой проклятой лягушки, вместо того, чтобы парить в сумраке подземной гробницы.
Неужели я свободна?
Я осторожно отпрыгнула в сторону, потом сделала еще три прыжка и замерла, прислушиваясь к своим ощущениям.
Ничего.
Я больше не чувствую свое тело, словно оно по-настоящему умерло, но почему я тогда до сих пор здесь, в теле этой мерзкой жабы? Где же мой торжественный переход в мир богов?
– Иди сюда, – вдруг ласково произнес немытый мужлан и ловко поймал меня, ткнув в мое брюхо лезвием складного ножа. – Пора нам с тобой искупаться. Я нырну в озеро, а ты – в суп. Яда в тебе больше нет, а вот мякоти – достаточно, чтобы поддержать мои силы до обеда.
О, нет!
Да у меня одна кожа да кости! Накопай червей или разори муравейник, дикарь!
Я, конечно, хотела совершить великий переход, но не так. Быть заживо сваренной, а потом съеденной – это еще хуже, чем быть навеки заточенной в гробнице.
Тем временем бродяга уже поднес меня к бурлящему закопченному котелку, в котором плавала какие-то ветки и зеленые клубни.
Я изо всех сил вцепилась в его руку, стараясь выделить столько липкого яда, сколько смогу, но мое брюхо давно переварило мух, поэтому я сделала то, что делают все девицы, оказавшиеся в беде – позвала на помощь.
«О, Великий Отец Тьмы, Чернобог! Не дай мне умереть так позорно! Я была самой сильной и могущественной черной жрицей, залившей кровью храмы твои и погубившей тысячи врагов твоих! Останови его! Я тебе еще пригожусь!» – произнесла я пылкой скороговоркой, квакая, словно безумная, пока бродяга, грязно ругаясь, пытался отодрать меня от своей ладони, чтобы запихнуть в котел.
Наверное, моя лягушачья молитва была услышана, потому что немытый вдруг оставил меня в покое и замер, к чему-то настороженно прислушиваясь, затем ударом ноги отправил котелок в болото, в бешеной пляске затоптал угли и нырнул в густой куст осоки, прикрывшись корягой.
***
Моя лягушачья жизнь была спасена, но я затаила обиду и месть, поэтому несмотря на нестерпимое отвращение, которое питала к дикарю, запрыгнула к нему на живот и возбужденно заквакала, словно у моего сосуда начался период спаривания и я вот-вот отложу икру.
– Заглохни, – шикнул на меня оборванец, но я и не думала сдаваться.
Зуб за зуб, глаза за глаз – так говорят смертные, поэтому сейчас я наведу на след этого проходимца двоих головорезов, которые мягкой кошачьей походкой приближаются к нашему укрытию.
– Пусто! – хрипло гаркнул убийца и смачно сплюнул. – Где труп? Мне нужно его поганая башка, чтобы получить выкуп у его папаши.
– Его, наверное, утащила болотная ведьма, – дрожащим голосом отозвался его напарник. – Местные говорят, что это проклятое болото. Покойница наслала моровую порчу, и теперь мертвецы здесь оживают, чтобы вечно его охранять. А еще здесь спрятан храм, сложенный из черепов, и золота в нем столько, что можно вымостить дорогу через Мертвый лес с востока на запад…
– Заткнись, болван! Ищи след! Он не мог далеко уползти! Его подстрелил старший царевич Здебор – лучший охотник Тарнхолма, а отравил средний царевич Мстивой, мастер ядов, поэтому дни его сочтены.
– Почему же тогда они сами не отрезали ему голову? – жалобно спросил тощий убийца, с опаской ступая по болотистой почве.
– Не могут. Какая-то ведьма заколдовала их, чтобы не поубивали друг друга. Царь междоусобицы боялся, да все зря. Царевичи руками наемников друг другу поубивали. Только двое из семи выжило.
– Трое! – испуганно пискнул наемник. – Царевич Хотен еще жив.
– Не жилец он, говорю. Вот же проклятая душа, – с досадой процедил здоровяк, обнаружив разбросанные еле теплые угли. – Это падла даже пожрать успела. Надо было его в младенчестве грохнуть. Жрец предсказал, что он станет братоубийцей. Это из-за него вся эта резня началась. Царь поздно одумался. Только сложно его убить. Хитрый, как змей. Злой, как волк. А это что за дрянь?
Крупный головорез склонился над багровыми каплями, ведущими к кусту осоки, и настороженно обнюхал их, словно пес, взявший след.
– Кровь? – дрожащим голосом предположил тощий напарник.
– Вижу, что кровь. Я мясником батрачу. Какого Лешего? Это что, угарка квакает? Ее же лет как десять извели. За нее триста рубиев дадут, не меньше…
Я усилила дикие кваканья в надежде, что толстяк догадается поискать меня в зарослях осоки, но грязный царевич решил, что лучшая защита – это нападение, и первым бросился на мясника, зарезав его, словно борова.
Тощий приятель бросился наутек, но успел сделать только пару шагов – в его затылок вонзился нож, и он плашмя рухнул в болото, которое проглотило его с довольным утробным чавканьем.
– Это все из-за тебя, – с укором сказал мне царевич-оборванец, снова вцепившись в мое брюхо. – Вот же болван. Не догадался продать. Мешок золота выручу. Тогда и на зелья хватит, и на корчму.
– И на шлюх, – с усмешкой добавил он.
Глава 3. Магическая связь
Он назвал меня «болотной старухой»?
Меня, великую, могущественную и прекрасную черную жрицу, повелительницу сил хаоса и тьмы, владычицу Храма Змей, способную одной силой мысли обратить время вспять и оживить армию мертвецов?
Какой-то грязный царевич-оборванец в вонючих обносках посмел запихнуть меня в нагрудный карман своей засаленной куртки, чтобы продать на какой-то толкучке, словно жалкую рабыню?
О, Чернобог! Ты слишком суров ко мне!
Этот человек испытывает мое каменное терпение, но месть – это блюдо, которое надо подавать холодным, поэтому я обязательно отплачу этому гадкому, мерзкому…
– Хватит квакать, красавица, – тихо пробормотал бродяга и похлопал себя по карману. – Не привлекай внимание. Меня вообще-то ищут. Будь умницей.
Быть умницей?!
Да я сейчас надорву жилы, но сделаю так, чтобы тебя схватили и отрубили голову, проклятый смертный!
Еще какое-то время и дико и яростно квакала, мерно покачиваясь в темноте, а потом погрузилась в некое подобие сна, из которого меня вырвал гул вопящих голосов:
– Покупаем свежую кровь! Свежая человеческая кровь! Для черных обрядов, порчи и злобного колдовства!
– Чудесное зелье! Омолаживает с первого глотка. Правда, есть побочный эффект – кожа может отвалиться, старая, конечно. Новая потом отрастет. А вот и мазь, которая усилит ее рост!
– Говорящий попугай, одержимый духом злобной болотной ведьмы! Предскажет будущее всего за один рубий! Подходи, налетай, судьбу узнавай!
Высунув голову из кармана, я потрясенно квакнула.
О, черные боги.
Я впервые была на этой самой толкучке, и этот балаган напомнил мне табор бродячих шутов, которые по ошибке забредали в мои леса, чтобы бесследно сгинуть на жертвенных алтарях.
Мы были в деревянном городишке, построенном на болоте, улицы которого были вымощены почерневшими от сырости досками. Со всех сторон нас окружили грязные дырявые палатки, в которых хромые, косые и горбатые смертные продавали хлам, на который не позарится даже нищий.
Закопченные желтые фонари с трудом разгоняли клубы плотного тумана, клочьями висевшего над землей. Сквозь марево были едва видны луковичные деревянные купола прижавшихся друг к другу резных перекошенных домишек.
Да уж, в мое время даже крысы жили лучше.
Вдруг царевич-оборванец схватил меня за лапу и отдал уродливой старухе в черной палатке, которая с интересом обнюхала меня горбатым пупырчатым носом, а потом лизнула синюшным языком.
– В ней нет яда. Сто восемьдесят рубиев, – прошепелявила она.
– Э, нет, бабуля. Я самолично осушил, – с усмешкой возразил бродяга и скрестил на груди руки. – Двести.
– Какая же я тебе «бабуля»? Я вообще-то моложе тебя. Это все чернуха и откаты. Яды тоже красоты не добавляют, поэтому за намек на мой возраст – сто пятьдесят рубиев.
– Э, нет, шельма…
– Меня вообще-то Шемахой зовут.
– Не важно! – потерял терпение немытый царевич. – Это чистокровная угарка! На себе проверил!
– Врешь. Ее яд смертелен, – возразила старуха.
– Я запойный отравник. Напоминаю, угарки – вымирающий вид.
– Поэтому ценный и дорогой, – пробормотала в ответ Шемаха и хитро прищурила один глаз. – Его может позволить себе только царь. Или его беглый сыночек.
– Не придумывай, бабуля. Я обычный наемник.
– Как и все мы, – хмыкнула в ответ старая женщина.
– Я сказал, что нашел ее на Морильском болоте? Она сидела на каменном алтаре твоего божества. Того самого, чей идол ты регулярно окропляешь кровью в лесу, поэтому сто девяносто рубиев и точка.
– Сперва я должна ее проверить. Если серебро почернеет, то сделка, – деловито прошепелявила женщина и вонзила иголку в мою правую лапу.
***
– Твою ж мать! – выругался царевич и вдруг подпрыгнул на левой ноге.
Боли я не ощутила – так, легкий укол, словно комар укусил, зато левый сапог царевича-оборванца моментально набряк кровью, словно кто-то пробил его невидимой стрелой.
Серебряная игла почернела и упругий мешочек, набитый рубиями, перекочевал из морщинистых рук старухи к вонючему бродяге, который, ругаясь, старательно перевязывал рану на ступне.
Вдруг, довольно хмыкнув, Шемаха ткнула мне в правый глаз желтым сломанным ногтем, и я возмущенно квакнула, но мой крик заглушил поток отборной мужской брани.
– Мой глаз! Прекращай, иначе кишки выпущу, – пригрозил старой женщине немытый.
– Глаз. Точно. Один красный, а другой черный… это не лягушка, – прошепелявила в ответ Шемаха и с интересом уставилась на царевича, яростно трущего правую глазницу.
– И кто же? Леший? – зло отозвался беглый.
– Ведьма.
– Сама ты ведьма!
– Я говорю, ведьма на тебя порчу поставила, сынок. Очень сильную. Через эту лягушку. Кто ей вред причинит, тот и тебя убьет. Любопытно, наоборот действует? Надо проверить, – пробормотала старуха, схватила оборванца за руку и уколола иглой его указательный палец.
На моей лапе вспучилась кровавая горошинка.
О, черные боги. Только не это.
– Так это ты, наверное, порчу и поставила? – с ухмылкой спросил вонючий царевич, пронзив лицо старухи убийственным взглядом.
– Зачем же такой ингредиент на глупости тратить?
– Тогда сними ее!
– Не я ставила, не мне и снимать.
– Я заплачу.
– Я сама заплачу, чтобы узнать, кто это сделал. Это очень древнее и сильное колдовство. Люди так уже не умеют, – со вздохом ответила Шемаха и задумалась.
Конечно, не умеют!
Ни одно ведьме не под силу заколдовать меня даже в теле лягушки! Эти чары наложил на меня Чернобог, и только он может их снять!
Проклятие.
– Квакни один раз, если ты слуга ведьмы, – вдруг пробормотала старуха, и я молча выпучила на нее глаза, хотя мне было что ей сказать о своем высоком статусе.
– Квакни два раза, если считаешь меня красавчиком, – передразнил Шемаху беглый царевич.
Каменный круг, конечно, не порча, но свою гиблую роль сыграл – теперь я связана не со своим телом в гробнице, а с этим идиотом.
– Квакни три раза, если обладаешь человеческим разумом, – прошепелявила старая женщина, и я послушно три раза квакнула, хотя разум у меня определенно божественного происхождения.
– Вот видишь, сынок, это мудрая лягушка, колдовством наделенная.
– Да ты с ума сошла, старая! Это просто совпадение! – воскликнул оборванец и раздраженно прикусил губу.
– Тогда квакни тринадцать раз, если понимаешь мою речь, – сказала мне Шемаха, и в гробовой тишине я тринадцать раз квакнула:
– Как. Же. Меня. Достало. Быть. Лягушкой. Любой. Ценой. Я. Разорву. Эту. Связь. Клянусь.
Глава 4. Корчма Боли
– Бродягам нельзя, – прогрохотал здоровый охранник и схватил царевича-оборванца за грязный рукав куртки, перекрыв вход в приземистую деревянную нору, над которой висел кусок облупившейся таблички «Корчма Боли».
О, черные боги!
Что еще за корчма боли? Здесь пытают гостей? Еда настолько отвратительна, что лучше умереть от голода?
– «Болиголов», – вдруг с ухмылкой пробормотал оборванец, словно прочитал мои мысли. – Местечко для воров и убийц, где отравлено все: хлеб, вино, мясо и даже бумага в нужнике. Понятно, жаба? Квакни, что поняла.
Когда беглый царевич выкупил меня у Шемахи, пригрозив ее сжечь, если она не найдет способ разорвать со мной связь, то стал крайне общительным, но я упорно молчу, ведь не разговариваю с животными.
– Что ты сказал? – взбеленился охранник, но рубий, ловко нырнувший в его карман, сразу же превратил его в любезнейшего из смертных. – Называй меня, как хочешь, парень, но со своей едой – нельзя.
Едой? О, боги!
Мой лягушачий взгляд упал на почерневшую доску, на которой был нацарапан перечень местной стряпни, и суп с жабьими потрохами был первым.
– Это не еда, а мой... талисман. И если я обнаружу его в котле, то отрежу тебе хрен. Усек? – раздраженным тоном произнес оборванец, тыча мной в лицо здоровяку.
– Пусти его, – вдруг тихо произнес хозяин корчмы.
– Так он же того, – сказал охранник и выразительно покрутил пальцем у своего виска.
– Эй, хозяин! Мне нужен стол в углу на двоих, – бесцеремонно перебил перешептывающихся мужчин вонючий царевич, бросил на деревянную стойку мешочек с деньгами и направился к лавкам за каменной печью.
– Ждете гостя, милейший? – залебезил корчмарь, суетливо протирая стол замызганным передником и расставляя глиняную посуду.
– Это для жабы, – спокойно ответил царевич.
– Ты есть будешь? – спросил он уже меня, посадив на тарелку. – Квакни раз, если хочешь, и два, если считаешь меня козлом.
Я еле сдержалась, чтобы не квакнуть дважды, и выдавила из себя сдавленное бульканье.
Мухи уже давно переварились, поэтому я была не прочь чем-нибудь перекусить, да и в горле пересохло.
Интересно, здесь подают вино «Змеиная кровь»?
Оборванец довольно хмыкнул, перевел развеселившийся взгляд на корчмаря и серьезным тоном произнес:
– Жаба хочет есть. Принеси горшок с водой и тухлое мясо. И чтобы мух побольше. И личинок. А мне – то же самое, только свежее. И кувшин вина.
Беглый царевич перевел на меня ошалевший взгляд и вдруг сокрушенно покачал головой.
– Нет, тащи бочонок. Здесь тяжелый случай, – добавил он.
Корчмарь побледнел, как мертвец, уронил нож на пол, быстро поднял, а затем пролепетал:
– Да-с, милейший. Конечно. Все будет в точности исполнено.
***
Вечер начинался не так уж и плохо.
В корчме было полным-полно смертных, но никто и близко не подходил к столику беглого царевича, словно он был огорожен забором из черепов.
Пока оборванец опустошал кувшин за кувшином, я слопала с десяток мух и даже пару личинок.
О, Чернобог!
Никто и никогда не должен узнать, как низко я пала, иначе моей славе великой, могущественной и прекрасной черной жрицы – конец.
Кто будет бояться и уважать меня, если узнает, что я сидела на куче тухлятины в дырявом горшке?
– Итак, жаба, я достаточно пьян, чтобы начать разговор, – с усмешкой сказал грязный царевич и громко икнул. – Квакни, если поняла.
Я смерила его презрительным лягушачьим взглядом.
Мне не понравилось, что он дал мне такое унизительное прозвище.
Жаба!
Я великая и могущественная черная жрица! Владычица Храма Змей! Богиня тайн и черного колдовства! Хозяйка смерти! Мать ужаса! Жена мести! Сестра гнева!
Видимо, в порыве ярости я все же квакнула, потому что немытый с гадкой улыбочкой продолжил:
– Имя у тебя есть? – спросил царевич и опрокинул в себя чарку вина. – Квакни раз, если да.
Мое имя.
Я дико выпучила глаза на ухмыляющегося бродягу и поймала его испытывающий взгляд, словно нырнула в зеленую топь, покрытую ряской.
Вдруг из моей лягушачьей головы вылетело все, что я с таким достоинством и гордостью хотела сказать.
Мое имя?
О, черные боги. Кажется, вселение в лягушку чревато одним серьезным недостатком – короткой памятью. Как же меня, Тьма подери, зовут?
Мое имя!
Ну, такое яркое и сильное, внушающее ужас… Его все знали и боялись произносить в ночи...
Мое имя...
Я забыла.
– Проклятие! – выругался царевич, окончательно потеряв терпение. – Чтобы снять порчу, я должен узнать твое имя, ведьма!
Ну, что за глупый смертный?
Я вообще не занимаюсь причинением мелкого личностного вреда.
Мое предназначение – мор, чума и проказа, а также воскрешение мертвецов. Все это сделал с ним Чернобог, чтобы я, наконец, выбралась из болота. Жалкие людишки меня не интересуют.
– Постой-ка, не так быстро, – вдруг перебил поток моих кваков оборванец. – Так, может, ты злая ведьма, что лет двадцать назад жила на Мертвом болоте? Местные утопили ее. Как же ее звали? Точно. Бабка Суханка! Она присухами баловалась, мужиков губила. Так-так. Завтра отнесу тебя к Шемахе порчу снять. Мне забот и без жаб хватает.
Что за бред!
Я не бабка Суханка! На моих глазах Храм Змей оброс лесом и опустился на дно болота на двести локтей! Мне несколько тысяч лет!
– Не ори на меня, жаба! – крикнул царевич и грозно стукнул кулаком по столу, пронзив мою тушку свирепым хмельным взглядом. – Хватит на меня квакать!
О, Чернобог, вразуми этого пьяницу.
Грязный царевич внезапно успокоился и задумчиво почесал подбородок. Мне даже показалось, что он, наконец, что-то понял.
– Плохо дело. Совсем рехнулся. Спорю с жабой. Надо проспаться. Утро вечера мудренее. Эй, хозяин! Отведи меня в комнату. И жабу захвати. И ночной горшок, а то мне что-то совсем хреново…
Вдруг дверь в корчму с грохотом распахнулась, и в комнату ворвались два воина с мечами наперевес.
– Взять его, – приказал третий в кольчуге, войдя следом.
– Доброго здравия, царевич Мстивой, – заискивающим тоном произнес корчмарь и согнулся в раболепным поклоне. – Вот он здесь, как вы и предсказали. Мы подмешали дурман-траву в еду и напитки, как вы и велели. Теперь он совсем готовенький. С лягушкой, вот, сидит-разговаривает.
Голос... Кажется, я узнаю его.
Это он отравил немытого на болоте.
Глава 5. Неизбежная смерть
Оборванец успел спрятать меня в нагрудном кармане, когда его схватили воины Мстивоя, невысокого худощавого смертного с пепельными волосами и жуткой улыбкой, застывшей на его лице, словно маска. Люди в корчме шептались, что он злоупотреблял ядами, поэтому его так и перекосило.
А как перекосит оборванца, когда он проснется и узнает, что его везут на казнь?
Четыре тысячи восемьсот двадцать три удара его сердца – столько мы тащились в телеге по ухабистой склизкой дороге, окруженной стенами темного леса, а потом еще две тысячи четыреста пять ударов – по деревне, похожей на большой муравейник, в центре которой на холме стоял большой деревянный терем.
Когда-то давно он, видимо, был разукрашен яркими красками, а теперь – облез и покосился.
Пять тощих башенок венчали коричневые луковичные купола, из-за чего постройка больше смахивала на засохший букет тюльпанов.
Моя лягушачья морда, наверное, стало еще зеленее, когда я увидела, что весь царский двор завален навозом.
– Великий Тарнхолм, – с гордостью сказал возница, когда телега остановилась возле грубо сколоченных деревянных ворот, после чего беглого царевича швырнули в темницу, похожую на обитый железом коровник.
О, черные боги! Неужели все так и закончится?
– Мы все умрем, – вдруг задумчиво произнес немытый царевич, придя, наконец, в сознание. – Спаси нас. Ты же вроде мудрая жаба, колдовством наделенная. Проквакай и призови нечисть. Я хочу жить. А ты? Чего молчишь? Жить не хочешь?
Хорошая попытка, смертный, но я уже несколько тысяч лет как мертва. Если умрет этот носитель, я вселюсь в другой. Какая разница? Одной лягушкой меньше, одной лягушкой больше.
Его слова вдруг заставили меня задуматься.
О, черные боги, а вдруг я растратила всю свою личную силу?
Я не могу так рисковать своим бессмертием! Не для того я пролила реки крови и разрушила десятки царств, чтобы в итоге сгинуть навеки! Небытие подождет!
Итак, смертный, слушай меня, великую и могущественную черную жрицу!
Я никому и никогда не помогаю просто так, творить добро – ниже моего достоинства, но сегодня я сделаю исключение.
Ты отравник, поэтому выпей мой яд. Он временно превратит тебя в труп, а потом очнешься где-нибудь в помойной яме и сбежишь. Если тебя, конечно, не расчленят.
Оборванец, конечно же, ничего не понял из моих кваков, поэтому я прыгнула ему на лицо – прямо на рот, чтобы этот тупица догадался опустошить мой ядовитый желудок.
Вдруг произошло нечто чудовищное.
Его губы скользнули по моему липкому животу, и это было воистину отвратительно.
Надеюсь, Чернобог, ты сотрешь это воспоминание из Чертогов моей памяти.
***
– Твою ж мать! – выругался немытый царевич и сбросил меня с лица, после чего брезгливо отплевался и несколько раз вытер рот полой грязного кафтана.
Как будто мне было приятно.
Есть, конечно, шанс, что я выживу, но если ошибаюсь, то скоро нас живьем закопают в землю.
Или как сейчас принято у смертных? Сожжение заживо? Утопление? Четвертование?
– Из моей отрубленной головы точно сделают кубок, – вдруг насмешливо сказал оборванец, и я раздраженно квакнула.
В мои времена из головы царственной особы делали мяч, и две группы ритуальных смертников должны были забить его в ворота Чернобога или Белбога, после чего проигравших – убивали, а победителей – убивали с большими почестями.
– Ты постоянно квакаешь. Да у тебя язык без костей, – проворчал царевич.
– Что это с ним? – спросил один стражник другого, заглянув в зарешеченное окно темницы.
– Спятил на болотах, когда скрывался, – ответил ему кто-то.
Лязгнул замок, скрипнула дверь и в темницу вошли двое рослых мужчин в доспехах.
– Вставай. Пора на выход, царское высочество, – сказал один из них и вывел пленника на улицу.
Я обреченно поскакала за ними следом, чтобы не пропустить свою очередную смерть.
Перед облезлым деревянным теремом уже возвели помост, на который нужно было подняться оборванцу, чтобы положить голову на плаху – трухлявый багровый пень, и бесславно сгинуть под унылым пепельно-серым небом.
Я едва успела запрыгнуть на сапог царевича, прилепившись животом, иначе меня растоптала бы нарядно одетая шумная толпа, в мгновение ока заполонившая площадь, ведь смерть – это всегда праздник, особенно если она – не твоя.
О, боги! Что же мне делать?
И вдруг мой взгляд упал на высокого златовласого мужчину в черном кафтане, стоящего рядом с плахой. Он словно сошел с фрески Храма Змей, на которой изображен солнцеликий белый бог, спустившийся с небес на землю.
Я настолько увлеклась созерцанием этого мужчины, что внезапно громко и призывно заквакала.
Немытый царевич глянул на свой сапог, и глаза его удивленно округлились.
– Точно, желание, – пробормотал он, уже стоя на коленях и положив голову на плаху. – Согласно древним законам Тарнхолма я имею право на последнее желание! – крикнул оборванец так, чтобы его услышали даже танцующие на площади скоморохи.
Стало тихо, как на поминальном пире.
– Верно, – нехотя подтвердил златокудрый царевич. – И чего же ты хочешь, брат? Только не проси жизни или свободы. Ты – преступник, и вина твоя доказана. Ты убил младших братьев. Из-за тебя отец болен, поэтому не моли о пощаде.
Брат? Так этот красавчик – старший царевич Здебор?
О, Чернобог, совсем не тот царевич упал на меня на каменном круге! Лучше бы ты соединил меня со старшим сыном, от которого так и веет темной силой!
Гудящая, словно улей, толпа снова затихла, чтобы услышать, что скажет перед смертью преступник, который все молчал, будто ему отрезали язык.
– Если предсмертного желания нет, то на счет «три», – хладнокровно приказал палачу старший царевич Здебор и занял деревянный трон у основания помоста, откуда открывался изумительный вид на казнь, после чего начал отсчет. – Один! Два! Три!
Палач взмахнул топором, и перед моими глазами пронеслась вся моя лягушачья жизнь.
– Вылечу отца! – со всей мочи гаркнул оборванец. – Это желание!
Волна криков и ругани прокатилась по толпе, и в беглого царевича полетели гнилые клубни, овощи и яйца, что означает только одно – в Тарнхолме никто не голодает.
– Так и быть, – милостиво согласился царевич Здебор, едва заметно ухмыльнувшись, и махнул палачу, чтобы тот опустил топор, после чего оборванца под свист и улюлюканье толпы отвели обратно в темницу.
Глава 6. Моровая порча
Еще мгновение назад я была на волосок от гибели, а теперь опять сижу в нагрудном кармане оборванца.
Так и быть, за проявленную смекалку и спасение наших жизней я буду назвать его Хотеном, хотя «Немытый» – подошло бы ему больше.
– Отец неизлечимо болен. Я бы даже сказал – смертельно. Ни один из лекарей не смог ему помочь, но вдруг за годы скитаний ты стал целителем? – с тенью издевки сказал царевич Здебор и пронзил лицо брата холодным сапфировым взглядом.
Смертные шли по темному коридору, украшенному тусклой потрескавшейся росписью, изображающей птиц с человеческими головами.
Пол жалобно скрипел под их ногами, с высокого стрельчатого потолка свисала паутина, оглушительная тишина резала слух острее, чем мое обоняние – запах чесночной похлебки, которой пообедал сопровождающий нас воин из стражи царевича Здебора.
В мертвенной тишине, достойной моей болотной глуши, мы дошли до крепкой двери, на которой висел массивный замок.
– Добро пожаловать, – с легкой ухмылкой произнес старший царевич и отпер дверь, за которой, по ощущениям, был склеп.
Но нет.
Это был царский чертог, такой же грязный и пустынный, как дворцовые палаты, с потолка которого свисала не паутина, а длинные багровые отрезы ткани.
Вдруг лязгнула цепь.
Здебор бросил взгляд на стражника, и тот, поклонившись, быстро вышел из спальни, заперев за собой дверь на засов.
– Пойдем, брат, поздороваемся с отцом. Ты же его давно не видел, верно? – спросил златокудрый царевич и вдруг обнажил меч, осторожно раздвинув им в стороны красные шторы, от которых пахнуло сладковатым тошнотворным запахом крови. – Его болезнь усилилась, поэтому мы держим его здесь. В заточении. Так безопасней.
– Удобно, – перебил Здебора младший царевич. – Можно править от его имени, пока он, наконец, не умрет. Это ведь ты его заразил?
– Все не так просто, брат, – со зловещей усмешкой отозвался красавчик, осторожно пробираясь через лабиринт кровавых полотен. – Для чего мне это? Трон и так мой, ведь я старший царевич.
– Но не наследный, – сказал Хотен и хмыкнул.
Снова лязгнула цепь. Послышалось рычание. Пахнуло трупной гнилью.
– Что это? Кого здесь держишь? Пса? – напряженно спросил младший царевич, настороженно оглядываясь по сторонам.
– Сам ты – пес, – ответил Здебор и вдруг резко толкнул брата в спину.
Хотен упал на пол, точнее, на колено, ловко вскочил и едва увернулся от зверя. Он выпрыгнул из темноты, клацая зубами, и разорвал в клочья наручи на руке, которую выставил царевич, чтобы защитить шею.
– Отец, – ахнул младший.
Царь Тарнхолма, покрытый гнилостными струпьями, дико оскалился и снова бросился на сына.
– Это я! Хотен! – крикнул царевич, едва увернувшись от его размашистого удара, исполосовавшего на ленты штору, и вдруг поскользнулся на луже крови, чуть не рухнув в кучу того, что когда-то было, по-видимому, человеком.
О, теперь все встало на свои места.
Мне была хорошо известна эта болезнь.
– Беги, идиот! – со всей силы квакнула я, но смертный и без этого сообразил, что надо делать ноги, и в два прыжка очутился рядом с Здебором, который с мрачным любопытством наблюдал за развернувшимся в царской опочивальне боем.
***
Царь бросился следом за Хотеном и вдруг застыл в шаге от него, бешено клацая окровавленным ртом.
Железная кровать, к которой был прикован цепью владыка Тарнхолма, грохотнула, вынудив того ходить по кругу.
– Что это? – кипя от гнева, спросил младший царевич.
– Ты ослеп? Это наш отец, – ответил Здебор и направил лезвие меча на Хотена.
– Ложь!
– Увы, но это он, – невозмутимым тоном ответил златовласый царевич. – Ты сам вызвался исцелить его, чтобы искупить свои грехи перед смертью, и я, как старший брат, решил тебе помочь. Так ты уже выяснил, чем он болен? Или хочешь еще раз внимательно осмотреть?
Хотен сжал кулаки и грязно выругался.
К сожалению, не такой он уж и злодей. Я бы на его месте накормила бы царя старшим братом и заняла бы трон.
– Может, это особый яд? Что он ел в последний раз? – успокоившись, спросил младший царевич.
– Мясо.
– Жареное?
– Он предпочитает живое. С кровью, – с легкой усмешкой ответил Здебор.
– Отец… мертв?
– Как видишь, нет. Иначе как бы он так резво бегал?
– Когда он заболел?
– Около трех месяцев назад. Я и Мстивой прочесывали болото в твоих поисках. Он захворал, а потом превратился в «это».
– Что говорят лекари?
– Уже ничего.
– Почему?
– Он их съел.
– Как?
– Живьем. Я уже все сказал тебе, брат. Теперь мой черед задавать вопросы. Так что это за болезнь?
Здебор упер острие меча в грудь младшего брата, вынудив того сделать шаг назад – к обезумевшему царю.
О, черные боги!
Я как раз сидела в нагрудном кармане! Близость смерти меня сильно возбудила, поэтому я громко заквакала. Хорошо, что царь ревел, как вепрь, поэтому мое присутствие осталось незамеченным.
– Ты уже знаешь, чем он болен на самом деле, верно? – с угрозой в голосе повторил свой вопрос Здебор и воткнул меч в плечо брата, лезвие которого проделало в нем меньшую дыру, чем полный злобы взгляд красавчика.
Мою лапу пронзил болезненный укол. Хвала черным богам, что лягушки – живучие создания.
Я знала ответ на этот вопрос, ведь эту болезнь создала я, когда была великой и могущественной черной жрицей, имя которой боялись произносить в ночи именно по этой причине.
Это моровая порча. Не совсем болезнь, больше – проклятие.
Тысячи лет назад у меня не было армии. Чтобы защитить свои земли, пришлось ее создать. Но как объяснить это царевичу?
Я громко квакнула, чтобы привлечь внимание Хотена.
Темные брови царевича Здебора удивленно приподнялись, и он вдруг с ухмылкой спрятал меч в ножны.
– Говорят, ты живешь с лягушкой, брат. Разговариваешь с ней и даже ешь, – задумчиво произнес старший царевич, прищурив голубые глаза. – Что скажешь на это?
– Я не только ем с лягушкой, но еще и сплю, – не моргнув и глазом, выдал Хотен.
Повисла напряженная пауза.
– Меньшего я от тебя и не ждал, – надменным тоном произнес Здебор. – У тебя три дня, чтобы вылечить отца. Не справишься, скормлю ему лично. Живьем. А вот, кстати, и ужин.
Дверь с грохотом открылась, и в затхлый покой вошел царевич Мстивой, ведя за руку испуганную девушку в белом переднике, после чего Здебор и Хотен, переглянувшись, молча покинули царский чертог.
Глава 7. Мертвая вода
Нас заперли в темном пыльном чулане, который оказался покоями царевича Хотена.
О, черные боги, какой же здесь бардак.
Это не комната, а склад заплесневелой рухляди. Вот для чего здесь чучело медведя? Или ширма для переодевания? Или кровать с мечами?
– Меня пытались убить во сне, но я выжил, – довольным голосом сказал Хотен, бережно вынув меня из нагрудного кармана и посадив в деревянный кубок с водой. – С тех пор я не живу здесь. Только храню вещи, которые напоминают мне о неудачных покушениях.
– Здесь меня чуть не утопили, – добавил царевич, указывая рукой на деревянную бадью для купания.
Теперь ясно, почему он так редко моется.
– А тут – чуть не задушили поясом, – сказал Хотен, кивнув в сторону алого кафтана, украшенного вышитым кушаком.
– Из этого самовара чуть не отравили, – с ухмылкой произнес царевич, не сводя взгляда с какой-то ажурной ржавой бочки, и развалился на скрипучей лавке, у которой тоже, наверное, была своя история, о которой мне, хвала богам, ничего пока неизвестно. – На нем раньше висела связка отравленных баранок, но ее сгрызли мыши и сдохли. Их трупы я тоже храню – внутри самовара.
О, Чернобог.
Зачем ты свел меня с этим помешанным?
Я нетерпеливо заквакала, ведь хотела как можно скорее вылечить царя, а уже потом слушать истории о двухстах способах умереть в собственной опочивальне.
– Не злись, жаба. Думал, тебе будет интересно. Ты такая же убийца, как мои родственнички. Все думают, что это я зарезал братьев и наслал болезнь, но это ложь, – продолжил вести со мной задушевные беседы Хотен. – Думаешь, я слабак, раз не убил Здебора? Я слышал, как ты квакала, мол, выхвати меч и прикончи этого ублюдка, но я не могу. У него моя мать, царица Седава. У нас разные матери, жаба. Мою – он держит в плену, а своей, княгине Руже, молится на погосте. Если убью его или Мстивоя, то ее постигнет судьба младших царевичей...
Любопытно.
Пожалуй, этот смертный не так уж и плох, но политикой мы займемся чуть позже. Сперва вылечим царя.
Вдруг я, как бешеная, выпрыгнула из кубка, дико заквакала, стала метаться по столу, прыгать по кругу, набрасываться на предметы.
В общем, старалась вести себя так же, как ведут себя зараженные моровой порчей смертные.
И да, нужно обязательно прыгнуть на Хотена и попытаться его укусить, иначе он не поймет, каким образом эта зараза передается: через кровь или слюну.
Удивительно, что Тарнхолм до сих пор не обнесли забором и не сожгли.
– Твою ж мать, – потрясенно выругался царевич, когда я прыгнула ему на лицо и яростно квакнула в ухо, после чего скакнула на стол и опрокинула кубок с водой. – Неужели жаба подцепила эту дрянь? Но как?
Царевич задумчиво почесал подбородок, внимательно наблюдая за тем, как я одержимо плещусь в луже воды и издаю зловещие булькающие звуки.
О, Чернобог! Помоги ему понять, что я именно имею в виду!
***
– Вода? – с сомнением предположил Хотен, и я громко квакнула в ответ. – Отравленная вода? – с интересом спросил царевич и прищурил глаза цвета позеленевшей бронзы, вдруг став похожим на змея.
Нет, так дело не пойдет.
Дико выпучив глаза, я прыгнула на ажурную ржавую бочку, в которой этот сумасшедший хранит мышиные останки.
– Вода в самоваре? Вода с мышами? Вода ржавая? – забросал меня вопросами Хотен. – Квакни, если я прав.
Я терпеливо молчала, пока царевич озвучивал все свои мысли о воде, мышах, ядах и самоварах. Наконец, он сказал:
– Вода, отравленная мертвыми...
Я так резко и громко квакнула, что Хотен чуть не рухнул с лавки на пол, так и не закончив свою глубокую мысль.
Надеюсь, он понял меня.
После я провела ночь в ночном горшке, и даже мое гневное кваканье не разбудило смертного, который спал, как убитый, а зря, ведь я затаила месть.
Утром царевич снова кормил меня мухами и личинками, но уже не в корчме, а возле самой большой помойной ямы Тарнхолма, куда сбрасывали все, что нельзя было сжечь по тем или иным причинам: ошметки еды, глиняные черепки, порванную одежду, содержимое нужников, и, конечно же, трупы «нечистых» покойников – опойцев, преступников, утопленников и самоубийц.
Я сама привела его туда, стерев свои лапы до колен, и руководил мной не голод, а желание втолковать этому бездарю, что моровая порча – это жуткая магическая смесь чумы обыкновенной и порчи на смерть, идеальным сосудом для которой является вода.
– Не хочу тебя расстраивать, жаба, но у нас всего два дня. Здебор вчерашний тоже посчитал, – сказал царевич и прижал к носу полотно, которым замотал лицо, чтобы не задохнуться от ядовитых испарений. – Что мы, Тьма побери, здесь делаем?
Я уже закончила свою лягушачьи трапезу и квакнула, чтобы царевич взял меня на руки и посадил в нагрудный карман, откуда я сегодня буду править миром.
Что-то темное было в этой отравленной нечистотами земле, и дело было не в том, что Яма – это рассадник лютых болезней.
Я чувствовала, что на ее дне находится источник огромной силы, похожей на каменный круг на моем болоте.
Это мог быть только идол.
Или храм.
Не могли же люди превратить древнее капище в свалку?
Или могли?
Впрочем, у смертных разум с горошину, от них можно ожидать чего угодно.
Единственный способ все выяснить – прыгнуть в эту вонючую яму и начать бешено квакать, чтобы царевич Хотен в моих поисках перекопал ее вдоль и поперек, ведь если я умру – умрет и он.
Так я отомщу за ночной горшок.
Вдруг гнилостное месиво зашевелилось, словно из глубин выполз огромный червь, из горы нечистот вынырнула сморщенная человеческая голова, не отрубленная, а вполне крепко сидящая на горбатом искореженном туловище, которое с трудом поднялось по отвалам мусора на поверхность.
– Шемаха! – в один голос воскликнула я и царевич.
– Что ты здесь делаешь? Мы же вроде договаривались встретиться на болоте? – уже шепотом спросил царевич старуху, настороженно озираясь по сторонам.
– Ингредиенты собираю для разрыв науз, – прошепелявила старуха. – Слышала, тебя скоро казнят? Жаль твою жабу. Нравится мне она. Только из-за нее тебе пособляю.
– Лучше мне пособи: как вылечить отравленного мертвячьей водой человека?
– Жабу отдай, тогда скажу.
– Наузы сними, тогда отдам.
– Договорились, сынок, – проскрипела Шемаха и вдруг хищно улыбнулась, словно мысленно уже сварила меня в супе и съела.
О, Чернобог, помоги!
Глава 8. Огненная баня
Когда Хотен приказал натопить баню возле царского чертога, я мысленно порадовалась.
Наконец-то я увижу, как выглядит царевич без толстого слоя грязи, сажи и еще Чернобог знает какой дряни, но, оказалось, париться будет не он, а обезумевший царь.
Так велела сделать Шемаха, чтобы вылечить зараженного моровой порчей смертного, сказав, что зараза эта не любит сухой и горячий воздух и после такого «перепекания» больной временно придет в себя.
– На сколько? – нервно уточнил Хотен, и старуха ехидно прошепелявила в ответ:
– Хватит, чтобы удрать, сынок.
Меня крайне заинтриговал такой способ лечения моровой порчи, ведь в мое время ее уничтожали вместе с носителем, которого просто сжигали. Живьем.
Убивать зараженного нельзя, иначе он превратится в живого мертвеца, остановить которого сможет только лед.
Надеюсь, царь Тарнхолма еще жив, иначе править здесь будет некем.
Пока шла подготовка бани к растопке, царевич Здебор и Мстивой не спускали глаз с младшего брата, а их лучники – стрел с тетивы, готовые в любой момент нашпиговать ими Хотена, если он попытается сбежать.
У нас остался всего день, и он закончится, когда лес проглотит солнце.
Запихнув меня в глиняный кувшин, младший царевич отправился в нужник, видимо опасаясь, что я прыгну следом за ним в выгребную яму.
Вдруг я услышала шум приближающихся шагов.
– Это безумие, брат. Останови его. Люди не должны видеть отца таким, – сквозь зубы тихо произнес мужчина голосом Мстивоя.
– Если он справится, к царю Дробну вернется разум, и он объявит меня наследным царевичем. Если не справится, царь Дробн сгорит в бане по вине младшего сына. Так мы и объявим народу, – холодным тоном ответил царевич Здебор, голос которого я узнаю из тысячи. – У моих стрелков просмолены стрелы, а у твоих?
– Ты же сам прекрасно знаешь, в чем я хорош.
– Яды его не берут. Мы проверили.
– Может, порча?
Тебе отца мало? – раздраженно спросил Здебор. – С ним и так трудно справиться. Представь, что будет, когда заразиться…
Больше я ничего не услышала. Царевичи резко замолчали, а потом куда-то ушли.
Хотен вернулся, достал меня из кувшина и положил в нагрудный карман.
Квакать и предупреждать его о заговоре бесполезно. Думаю, он и так знает, что его хотят убить.
Если мы переживем этот день, я заставлю его перетащить баню в хранилище покушений.
– Выводите, – приказал младший царевич воинам, закованным с ног до головы в листовую броню, и теперь я знаю почему.
Двор опустел, отряды стрелков заняли места на галереях, опутывающих деревянный терем, словно клубок ниток.
Тишину мертвенного полдня нарушил лязг цепей и дикий рев. Двое воинов в железных доспехах с трудом вели к бане рвущегося на свободу царя Тарнхолма, на голову которого был предусмотрительно надет белый мешок.
На лбу Хотена выступила испарина, когда он вошел следом за отцом в раскаленную баню и увидел, что остался с ним один на один.
– Надеюсь, его покормили, – сказал младший царевич, изучая взглядом хлипкий деревянный столб, к которому приковали царя. – Что скажешь, жаба?
«Нам конец», – хотела квакнуть я и вдруг уловила стук заколачиваемой досками входной двери.
***
– Вот теперь нам точно, конец, – сказал царевич, не сводя взгляда с отца, который догадался убрать с головы тряпку, чтобы лучше рассмотреть свою жертву, что означало только одно: разум стал к нему возвращаться, как и дикий неутолимый голод.
Царевича, казалось, совсем не волновало то, что его живьем замуровали в бане, которая скоро превратится в окровавленный могильник, или то, что ее вот-вот подожгут лучники Здебора.
Все-таки незнание – это тоже сила.
Сила творить глупости.
Вот чем он сейчас занят?
Внезапно Хотен начал что-то искать, и этим чем-то оказалось ведро со студеной водой, которое он, видимо, заранее спрятал под лавкой.
– Нам точно, конец, если ты сваришься, жаба, – проворчал царевич и бесцеремонно швырнул меня в ледяную бадью. – Не беспокойся, я вытерплю жар. Отец, надеюсь тоже.
Услышав голос Хотена, безумец перевел на него белесый невидящий взгляд и алчно клацнул зубами, бросившись на источник звука.
За царевича я не беспокоилась, даже царь Дробн меня не волновал, а вот деревянный столб, к которому он был прикован – да.
Эта хлипкая деревяшка уже треснула в двух местах, и если нас не убьет безумец или огонь, то это будет крыша.
Вдруг Хотен зачерпнул из моего ведра пригоршню воды, вымыл лицо и начал раздеваться. На пол упал затертый плащ, дырявый кафтан, нательная рубаха, грязные сапоги и вонючие обмотки.
Я открыла от удивления рот и громко квакнула.
– Раз такое дело, попарюсь, – сказал голый царевич и повернулся ко мне передом, а к царю – задом. – Где, Тьма подери, веник? Если умру в бане, стану банником и буду драть Здебора.
Вот же олух!
– Я хорош собой, жаба? – игриво спросил царевич и упер руки в боки, чтобы я в полной мере оценила его преимущества, но царь Дробн опередил меня и набросился на сына, едва не задев его покрытую шрамами спину.
Тупица!
Ты заразишься! Надень обноски и дуй отсюда! Из-за тебя я стану одержимой жабой! Что мне тогда делать? Кто догадается меня сжечь? Или заморозить? Вечность в желании убить всех мух – вот что ты мне готовишь!
Я так долго и громко квакала, что перетянула на себя внимание царя, который резко потерял интерес к Хотену и теперь искал взглядом мое ведро.
О, черные боги!
Теперь он видит, и глаза у него такие же голубые, как у царевича Здебора, а это значит, что его разум скоро прояснится!
Старая ведьма была права. Пожалуй, не стоит недооценивать некоторых смертных.
Не сдержавшись, я квакнула, и царь бросился на меня.
Столб с треском рухнул, проделав дыру в потолке, через которую пахнуло холодом, свежестью и тьмой.
Уже закат!
Голый царевич схватил доску и швырнул под ноги царю, и тот, полетев кубарем, упал навзничь.
Жар начал покидать баню, а разум – царя Дробна, который снова заревел и выгнулся дугой, как падучий.
И тут в бревно вонзилась огненная стрела.
Хотен схватил ведро, достал меня и окатил водой стену. На миг огонь погас, но только для того, чтобы вспыхнуть еще сильнее.
Больше десятка стрел одновременно вонзились в баню. Затрещал огонь, повалил дым. Пламя окутало нас, словно кокон.
Теперь нам точно конец.
Вдруг в ногу царевича вцепилась окровавленная мужская рука.
– Сы-н, во-ды, – прохрипел царь Дробн и, закатив глаза, потерял сознание.
Глава 9. Выбор невесты
В спальне царил полумрак.
Возле постели на жертвенниках горела еда богини Живаны, которая, по-видимому, питалась яблоками, зерном и сыром.
Неудивительно, что Тарнхолме бардак. Я бы тоже игнорировала такое подношение.
Богам нужна кровь. И зрелища.
И Царь Дробн теперь понимает в этом толк – после трапезы, состоящей из куска сырого мяса и кубка свежей крови, он потребовал к себе на разговор сыновей.
Выглядеть он стал лучше, хоть лекари и забинтовали его, как покойника.
Болезнь отступила, но не жажда крови. У царя мало времени, и он это понимает, поэтому мы здесь.
Справа от ложа стоял задумчивый и прекрасный царевич Здебор и неизменно ухмыляющийся Мстивой, а слева – Хотен, которого я никогда бы не узнала без густой щетины, грязных волос и подранного кафтана.
Теперь он выглядел, как настоящий царский сын – высокий, статный, чернявый, зеленоглазый, одетый в расшитый золотыми нитями кафтан, в нагрудном кармане которого сидела я.
Признаюсь, в глубине души я надеялась, что когда с него смоют грязь, он будет выглядеть, как царевич Здебор, но нет.
Единственное, чем они схожи – это рост. И, пожалуй, ум.
Когда баня загорелась, Хотен запихнул меня в рот, выломал дверь, вынес на руках отца из огненного пекла, затем выплюнул меня и что есть мочи заорал:
– Лекарей! Живо! Царь здоров!
И это все нагишом.
Пожар быстро потушили.
Царский знахарь нашел меня первым, и чуть не сделал из меня мазь, но Хотен меня спас, а после заснул прямо в спальне отца, которую, наконец, вымыли и превратили в настоящие хоромы.
Младшего царевича спасло от неминуемой расправы только появление царицы Седавы, которой надоело томиться в светлице в ожидании новостей от Здебора.
Она пригрозила вздернуть любого, кто преградит ей путь и таким образом тоже оказалась здесь.
Когда царь Дробн закончил свою жуткую трапезу, царица осторожно вытерла его окровавленный рот белым платочком и горько вздохнула.
– Дети мои, – с трудом произнес владыка Тарнхолма и обвел взглядом сыновей, задержав его на Хотене. – Слушайте мой наказ: женитесь. Хочу увидеть внуков прежде, чем умру.
Царевич Здебор и Мстивой быстро переглянулись, а Хотен насмешливо покачал головой.
– Отец, – первым нарушил тишину старший царевич. – Морана дышит тебе в спину, а ты все о детях толкаешь...
– Объяви наследника, батюшка, – вкрадчиво добавил средний сын. – И тогда мы все сыграем свадьбу...
– И ни один царевич больше не умрет. Верно, братья? – обратился Хотен к детям княгини Ружи, и те глянули на него так, словно мечом полоснули.
– Дерзишь, сын, – прохрипел в ответ царь Дробн, и на его бледном лице промелькнула тень. – Власть, она в детях. Чей род больше, тот и правит миром. Приведите завтра невест, иначе казню, – невозмутимо добавил владыка и закрыл глаза.
Царевичей тут же выпроводили из чертогов, разрешив остаться только царице Седаве.
***
Хотен вернулся в свой захламленный покой расстроенным и угрюмым.
Я хотела подбодрить его дружеским кваком, но он лишь отмахнулся от меня.
– Уйди, лягушка, я в печали, – мрачным тоном сказал он.
С какой это стати я вдруг стала лягушкой? Всю жизнь была жабой и тут такое грубое отношение.
Эй, царевич, не горюй! Неужели в твоем захолустном царстве нет подходящей невесты?
– Ты не понимаешь. Отец испытывает нас. Это он нарочно придумал. Бьюсь об заклад, Здебор явится не то, что с невестой, а с женой и годовалым внуком. Мстивой договорится со знатью: возьмет в заложники семью какой-нибудь княгини, и та будет делать все, лишь бы ее спасти. Я же хочу быть холостым. Насмотрелся на царских жен и детей. Отец после матери сразу трех наложниц взял, а потом царевичами их сыновей признал. Здебор, наверное, тогда умом и тронулся. Сыт я по горло. Жениться не буду. Пусть хоть голову отрубают, хоть на дубу вешают.
Вот же болван!
Думаешь, тебя спросят? Загонят, как дракона в пещеру, и будешь там греть свои яйца.
Не думала, что Хотен такой слюнтяй. Он может из горящей бани голым выйти, огненную стрелу на лету отбить, а вот жениться – нет.
Тоже мне злодей.
Уверена, что у красавчика Здебора любовниц, как грязи под ногами, и эту ночь он проведет с одной из них, чтобы опробовать ее в деле и завтра показать отцу.
Эта мысль заинтриговала меня, и, раз уже меня выгнали, решила навестить старшего царевича. Мы были в мужской половине дворца, значит, его палата была где-то рядом.
Улучив момент, я выпрыгнула из кармана и поскакала в сторону полуприкрытой двери, а после – куда-то вперед по длинному коридору.
Меня влек зов темной силы, которая привела меня в пыльную каморку, освещенную лучиной. Я прыгнула на деревянный стол и застыла, как статуя.
Передо мной во мраке стоял красавчик Здебор в расстегнутой на груди рубахе.
О, черные боги, держите меня!
Этот царевич слишком хорош для смертного, пожалуй, я отравлю всех его жен и любовниц, чтобы завладеть им.
– Раздевайся, – вдруг тихо произнес осипший мужской голос, и Здебор нехотя обнажил свой крепкий мускулистый торс.
Твою ж мать, как говорит Хотен, это что ж получается?
– Нагнись. Я не такой высокий. Не достаю, – глухо добавил все тот же мужчина.
Вдруг Здебор подошел к моему столу и уперся руками о столешницу.
– Давай, быстрей. Не тяни, – раздраженно ответил златовласый красавчик. – Едвига ждет.
– А меня – Удеса. Ничего, подождет. Из-за этой бабы я охрип. До заката под окном стоял, все сватался, как челядин. Нынче царская семья не в почете.
В круг света шагнул Мстивой, остановился за широкой спиной брата и начал тщательно ее натирать терпко пахнущей мазью.
– Не был бы ты кровником, убил бы, – нарушил звенящую тишину средний царевич. – Зачем вырезал на спине Чернобога? Отец узнает – казнит, как мать. Ты как с женой спать будешь?
– Лежа, – ответил Здебор и сжал скулы.
– А в баню ходить?
– Один.
– И что, помогает?
– Да.
Вдруг старший царевич остановил свой задумчивый взгляд на мне.
– А ты откуда здесь? – ласково спросил он меня и посадил на свою жесткую ладонь. – Пришла исполнить мое желание?
Я робко квакнула и выпучила глаза на свой идеал смертного мужчины.
– Хочу править миром, – прошептал златокудрый царевич и крепко поцеловал меня в спинку, после чего бережно усадил на каменный алтарь рядом с деревянным идолом.
И это был не Чернобог, а жаба.
– Великая Богиня Тара, молю, услышь меня, – горячо прошептал Здебор и окропил алтарь своей кровью.
Глава 10. Первый указ
Когда услышала молитву Здебора, мой разум пронзила молния.
Я вспомнила свое имя!
Оно пробудило забытые ужасы мира людей, ведь я – древнее, хищное и кровожадное существо, которому поклонялись, как божеству!
Я великая и могущественная черная жрица Храма Змей – Ишхун Зе Тара! Богиня Тара! Владычица Тартарии! Мать всех пресмыкающихся, ведь я – рептилия, а они – мои дети.
Точнее, мои детища, к тому же очень прожорливые, которых надо было постоянно кормить, поэтому я занялась разведением расы людей, обучив их строить жилища, выращивать еду и молиться черным богам.
Я также построила множество жертвенных пирамидальных храмов – зетаров, где люди приносили мне кровавые жертвы, чтобы мои детища оставили их в покое, хотя бы на время.
И в этой навозной глуши под названием Тарнхолм до сих пор стоит одно из моих святилищ, правда, глубоко под землей, на дне вонючего болота, ставшего моей темницей на тысячи лет.
Нет! Я обязательно верну себе тело, ведь я – древняя рептилия, которая не может умереть!
Спрыгнув со стола, я помчалась в сторону покоев Хотена, чтобы каким-то чудесным образом донести до него мысль, что меня надо срочно откопать и воскресить.
Если потребуется, я даже помогу ему стать царем Тарнхолма, лишь бы он вернул меня к жизни.
Я даже невесту ему найду, отца вылечу, годков жизни прибавлю, если моя лягушачья башка не расплещет колдовские знания по местным болотам.
О, черные боги!
Хоть бы не забыть то, что я так сейчас отчетливо помню!
Я в такой горячке скакала к царевичу, что даже не заметила его стремительно приближающихся сапог – красных, как мои лягушачьи глаза.
Хорошо, как мой один лягушачий глаз.
Более того, я не сразу поняла, что меня преследует такая же пара красных сапог, только подкованных, которые носит только один царевич в этом царстве.
– Что ты здесь делаешь, Здебор? – с угрозой спросил Хотен и остановился в двух шагах от меня.
– И тебе доброй ночи, брат, – с усмешкой ответил старший царевич и тоже застыл на месте. – Ищу кое-кого, а ты?
– И я, – мрачно ответил Хотен, и я отчетливо услышала, как лязгнул доставаемый из ножен меч. – Отойди.
В ответ скрипнуло лезвие другого меча.
Проклятие! Это очень не вовремя! Мне нужно срочно разорвать наузы, а потом можете поубивать друг друга, смертные!
– Жаба? – вдруг дрогнувшим голосом спросил Хотен, шагнул ко мне и наклонился, чтобы взять.
Я гневно квакнула, и над моей головой просвистел меч, едва не разрубивший запястье царевичу.
– Она моя, – сказал Здебор.
Он тоже шагнул ко мне, присел на корточки и вытянул руку, чтобы посадить на ладонь, и Хотен ответил ему братской взаимностью, рубанув того по плечу.
Лезвие врезалось в выставленные наручи, мечи звонко скрестились, и я в ужасе шарахнулась в сторону от свирепо топающих ног.
– Беги! – крикнул мне Хотен, и я, дико выпучив глаза, поскакала по темному коридору.
***
Тысячи лет живу, но никогда за меня не дрались смертные мужчины, да и бессмертные тоже.
Стоило только стать лягушкой, как теперь у меня нет отбоя от женихов.
О, Чернобог, у тебя, определенно, такой же черный юмор, как и ты сам.
Хотен вернулся чуть позже, грязно ругаясь на старших братьев, дурных баб и непослушных жаб, от которых зависела его жизнь.
Я чувствовала себя так, словно мы женаты сто лет, и поняла, что не хочу выходить замуж.
Хорошо, что в свое время я стала великой жрицей Храма Змей, ведь мужчины – раздражают.
Уж лучше пойти на зелья, которые уже варит за тряпичной перегородкой ведьма Шемаха, тайно обосновавшаяся в покоях младшего царевича.
– Не ругайся, сынок, – прошепелявила старуха и озорно подмигнула. – Скоро-скоро я вас расколдую. Ниточка порвется, и будете, как соколики.
Мне стало любопытно, как именно Шемаха разорвет магические наузы Чернобога, поэтому я, увернувшись от Хотена, пытавшегося меня поймать, ловко запрыгнула на ведьмовской стол.
– Проклятая жаба! – снова выругался царевич, и старуха глянула на него исподлобья.
– Запомни, сынок, ведьм нельзя обижать. Уж очень они злопамятны, – прошамкала старуха и вдруг коснулась пальцем моей спинки. – Это ведь не простая лягушка, а царевна-лягушка. Видишь, какая умница? И мордочка красивая, и глазки разноцветные.
Я польщенно квакнула.
– Царевна-лягушка? – снова взбеленился Хотен. – Да это Лихо Одноглазое! Столько бед я пережил, словно проклял кто! Здебора чуть не убил! Из-за жабы чуть войну не развязал!
Тысячи лет живу, но войн из-за меня еще не развязывали.
Черные боги, как же приятно осознавать, что мир намного безумнее, чем ты сам.
На следующее утро царевич в одиночестве стоял перед сидящим на троне царем Дробном.
Его старшие братья привели с собой беленьких и розовощеких девиц, откормленных, как на убой, да к тому же похожих друг на друга, как две капли воды.
Обе с длинными косами, большими глазами, такими же выпученными, как у меня, только синего цвета, в красных платьях и рогатых шапочках, украшенных бусами и камнями.
– Где твоя невеста? – хмуро спросил Хотена царь, зябко кутаясь в подбитый мехом плащ. – Слово отца ни во что не ставишь? Жизнь не дорога?
– Жизнь дорога, а свобода – дороже, – спокойно ответил младший царевич. – Зачем помиловал? Казни, раз решил. Я же убийца и вор? Пора и честь знать.
Казнить?
Это что еще за новости? Я для чего из лягушачьей кожи вон лезла? Чтобы так глупо умереть? Скажи отцу, что женишься, увалень!
Вдруг тишину позолоченного царского чертога разорвало мое гневное кваканье.
Хотен нервно похлопал себя по нагрудному карману и сделал вид, что кашляет, но было уже поздно.
Слух у царя был, как у лисицы, а взгляд, как у орла, поэтому он спросил:
– Что это у тебя квакает, Хотен? Лягушка что ли?
– Да, – нехотя признался младший царевич. – Это мой… помощник, – нашел походящее слово младший царевич и бросил убийственный взгляд на Здебора, который не сводил с него ледяного прищура.
– Ну что ж, – сказал царь и вдруг сменил гнев на милость. – Сыновья мои! Слушайте мой указ! Пусть невесты ваши или помощники, – с нажимом добавил он, – испекут мне хлеб, да такой, чтоб его съесть мог. Кто к завтрашнему утру справится, получит благословение, а кто не справится…
Владыка Тарнхолма вдруг умолк и раздраженно махнул рукой, прогоняя царевичей.
Настало время обеда, и слуга принес окровавленный кусок мяса, на который с жадностью набросился царь.
Глава 11. Белый хлеб
– Мы уходим! – крикнул младший царевич Шемахе, окутанной клубом едкого зеленого дыма.
Ворвавшись в спальню, он начал собирать вещи в котомку.
– Что не так, сынок? Зелье почти готово, осталось кинуть полынь-траву и настоять, – прошамкала старуха.
– Отец приказал к утру испечь хлеб, – нервно ответил Хотен и провел рукой по лицу, отгоняя какие-то мысли.
– Так в чем беда? Возьми да испеки, – буркнула ведьма и продолжила хлопотать над булькающим чугунным котлом. – Охота по болотам зябнуть?
– Ты не понимаешь, старая! Не ест он ничего, кроме сырого мяса! И крови! Это невыполнимый приказ! Погубить меня хочет! Совсем из ума выжил!
– Есть он хочет, сынок, – со вздохом ответила Шемаха. – И ты бы с головой недружен был, если бы пил кровь, как упырь. Испеки хлеб с мясом и кровью, делов-то.
– Да как же это сделать, если мясо в хлебе прожарится, а кровь спечется?
Старуха бросила на царевича жалостливый взгляд и сокрушенно пробормотала:
– Вроде царевич, а дурак дураком.
Я была согласна с этой мудрой женщиной.
Неужели трудно догадаться?
Сперва надо испечь хлеб, а потом нафаршировать его сырым мясом и кровью. Такое блюдо точно придется по вкусу царю.
Шемаха слово в слово озвучила мои кваки, словно понимала лягушачий язык, добавив, что поварихой не нанималась, и пусть он со своим хлебом катится в... печь.
Хотен швырнул на пол котомку и бросился к двери, столкнувшись со Здебором, который по какой-то загадочной причине вдруг пришел навестить младшего брата.
– Проваливай, – сквозь зубы сказал царевич и скрестил на груди руки, загородив вход в комнату.
– И тебе доброго здравия, брат, – с насмешкой ответил старший царевич. – Помощница? – спросил он и кивнул в сторону ведьмы.
– Невеста. С чем явился?
– Узнать, не хочешь ли ты присоединиться ко мне и Мстивою. Мы хотим испечь для отца пекельный хлеб, чтоб с горячий паром душа вышла, – тихо сказал Здебор и положил руку на плечо царевича. – Ты с нами, брат?
Хотен напряженно замолчал, а потом мелко затрясся, словно в горячке, и это была не болезнь, а смех.
Сбросив руку Здебора, он грязно выругался, пригрозив надругаться над ним, если он хоть пальцем тронет царя или кого-то из его людей.
К смертным я не относилась, поэтому меня трогать можно, о чем я и сообщила громким кваком.
Вдруг старший царевич упер левую руку в косяк двери и, прищурив глаза, в которых метался вопрос, скороговоркой произнес:
– Чернобоже ледяне, во море-окияне, во бездонных пучинах, во всемногих личинах, во Велесовых падях, во Кощеевых ратях, в имени несказанном, во погосте нежданном, во нощи мраколице, яко уголь в оковице, тайноликий наш Боже, гой еси, Чернобоже.
Это было смело. И глупо.
Вот так открыто признаться в том, что исповедуешь запрещенный культ Чернобога?
Эх, Здебор, Здебор. Твоя жажда власти погубит, но не тебя, а этого болвана!
– Сегодня я глух и слеп, – сказал Хотен и попытался закрыть дверь, но старший царевич просунул в щель сапог.
– И я, – отозвался златокудрый. – Ты же знаешь как отец не любит ведьм.
***
Какой же дурак этот Хотен.
Права была Шемаха.
Сам Чернобог в лице златокудрого Здебора предложил ему силу и власть, а он отказался. Неудивительно, что удача отвернулась от него.
Теперь во всем царстве не сыскать ему муки, ведь был неурожай, людской мор и падеж скота.
К тому же печи во всех домах облупились, а лучины отсырели, и все потому, что не надо злить старших братьев, которые держат в страхе Тарнхолм.
С горем пополам Хотен нашел одного смерда, который после недолгих уговоров, а точнее, приставленного к горлу ножу, отдал царевичу припрятанный мешок муки.
– Нельзя из нее печь, царевич Хотен! – лепетал смерд, дрожа от страха. – Плохая это мука! Здорового погубит, а больного убьет!
– Сказки не рассказывай. Здебор и Мстивой велели ее спрятать? Отвечай! Или глаз выколю!
– Никак нет! – воскликнул смерд. – Неурожай был! Рожь почернела! И пшеница! Болото все сгубило!
– Да не трясись, мужик, не убью, – с улыбкой вдруг сказал Хотен, поигрывая ножом и мрачно добавил. – Не убью, если к рассвету испечешь хлеб. Из этой муки. И без глупостей: ни яда, ни гада. Усек?
Смерд обречено кивнул, сказав, что дочь выпечет, но деньги отказался брать, заверив, что к утру все будет готово.
С первыми лучами солнца младший царевич уже стоял перед троном отца, держа под мышкой замотанный в рушник хлеб.
Здебор и Мстивой явились чуть позже, а их невесты – следом, неся на деревянных блюдах пышные караваи: красный и коричневый.
Царский чертог заполонил аромат горячих ковриг, и если бы я была человеком, а не лягушкой, мой рот наполнился бы слюной.
Впрочем, судя по недовольному выражению лица царя Дробна и его плевка на пол, он тоже не находил запах и вкус хлеба приятным.
– Это еще что за дрянь? – без обиняков спросил царь, вынув из каравая царевича Здебора красную ягоду, которая на самом деле оказалась куском окровавленного мяса. – Над отцом издеваешься? Мочи нет эту падаль есть, так ты ее в хлеб затолок, ащеул!
Ах, вот оно что. Это все объясняет.
Хитромудрый царевич Здебор подслушал разговор Шемахи и Хотена и сделал так, как посоветовала ведьма, но, увы, пути Чернобога неисповедимы.
– А это что за борканник? – зловеще спросил царь Дробн и швырнул на пол кусок коричневого пирога царевича Мстивоя. – С мясом на помин хлеб пекут, но я еще жив, собачий сын! Здебор по недомыслию, но все же здравия мне желал, а ты на покой решил меня отправить!
Средний царевич бросил полный злобы взгляд на старшего брата, красивое лицо которого сияло ледяным торжеством.
Полагаю, союз детей княгини Ружи на этом разорван.
– А ты чем травить отца намерен? – грозно спросил царь младшего сына, оторвал шмат от его хлеба и раздраженно запихнул в рот.
Владыка Тарнхолма не выплюнул хлеб и даже не разразился дикими ругательствами, а просто закатил глаза и начал биться в судорогах. Изо рта пошла кровавая пена, а тело выгнулось дугой, как это было в бане.
– Лекарей! – крикнул Хотен, бросившись к отцу, но в царском чертоге никто не шелохнулся.
Царевичи с любопытством наблюдали за предсмертной агонией царя, и я, признаюсь тоже.
– Стража! – властно приказал царевич Здебор, когда владыка Тарнхолма окончательно затих. – Схватить цареубийцу!
– Стойте, – вдруг хрипло отозвался с пола царь Дробн, которого не я одна уже считала покойником. – Я жив. И чувствую себя хорошо. И есть хочу. Несите хлеб и вино!
Глава 12. Второй указ
Болезнь, смерть и воскрешение царя Дробна смертные посчитали чудом, поэтому через три дня во дворце будет пир, на котором все гости будут есть и пить – до упаду.
Дикари.
На моих пирах люди были привязаны к жертвенникам и падали на пол только их головы, а не тела.
Владыка Тарнхолма во второй раз созвал царевичей в свой чертог, чтобы сообщить, что ему совсем нечего надеть, и я его хорошо понимаю.
На моих пирах одежда служила магическим целям – защищала от белого колдовства, а когда врагов не осталось, совращала мужчин. Их страсть питала мои алтари не хуже, чем кровь.
Только царю Дробну одежда была нужна по другой причине – скрыть уродливые шрамы, оставшиеся на теле после моровой порчи.
Сшить праздничную рубаху царь приказал невестам (или помощникам) своих бестолковым сыновей, добавив, что, если кто принесет ему саван, сам в нем к праотцам и поплывет.
– Что же делать, старая? – спросил царевич ведьму, окопавшуюся в его захламленном покое. – Шить и ткать я не умею...
– А я при чем? – прошамкала в ответ старуха. – Могу только крадник на иголку поставить, сынок. Поищи кого другого.
– Может, купить или украсть рубаху? – с сомнением произнес Хотен и покачал головой. – Во второй раз, как с хлебом, не повезет. Кто ж знал, что мука была со спорыньей? Если бы отец не болел моровой порчей, умер бы от горячки.
– Клин клином вышибают, огонь огнем выжигают, – прошепелявила Шемаха и беззубо улыбнулась. – Видать, угоден ты старому богу, раз тебя бережет.
– Лучше бы он помог одежду найти, – мрачным тоном произнес Хотен и пододвинул ко мне ковш с засушенными мухами, добытыми из колдовских запасов ведьмы.
О, Чернобог.
Судя по всему, мой пир уже начался.
– Пойди-ка лучше прогуляйся, сынок. Мешаешь зелье цедить, – недовольно буркнула Шемаха.
Хотен вздохнул, засунул меня в нагрудный карман и вышел из покоя, заперев дверь.
И вдруг во тьме дворцового коридора мелькнул кафтан царевича Мстивоя, быстро скрывшегося в закуте.
Убедившись, что никого больше нет, Хотен пошел за ним следом и, осторожно открыв дверь, очутился в пыльном чулане, заваленном березовыми метлами, деревянными кадками и горами ветоши.
Другого выхода из комнатки не было.
– Куда же он делся? – спросил меня Хотен, и я раздраженно квакнула, чтобы он проверил подпол, но царевич меня не услышал.
***
Вдруг меня начало клонить в сон.
Царевич завертелся на месте, словно волк, пытающийся укусить себя за хвост, и рухнул камнем вниз в огромный черный колодец, который вел куда-то вглубь земли.
Неужели он упал в яму?
Вот же болван! Из-за него меня вырвало!
Внезапно я очутилась в сыром и мрачном подземелье, выложенным огромными глянцевыми камнями, сверкающими, как змеиная чешуя.
Потолок чертога терялся в темной выси, а пол был покрыт толстым слоем мха.
Возле широкого прямоугольного колодца, на дне которой я почему-то сидела, стоял задумчивый царевич Здебор.
Вдруг он улыбнулся мне и бросил кусок мяса, который я жадно проглотила, а затем лениво оторвала свое огромное туловище от пола и посмотрела на царевича сверху вниз.
Тьма Земная!
Это же мой Храм Змей! Точнее то, что от него осталось за тысячи лет прозябания под землей!
– Ты знал, что Тарнхолм построен на могильнике? – спросил у кого-то красавчик Здебор и отвернулся от меня. – Тара на Холме – так он раньше назывался.
Теперь он стоял ко мне спиной и внимательно смотрел на кого-то прямо перед собой.
– Нет, – ответил Мстивой, бесшумно возникнув из тьмы. – Я думал, это бабкины сказки.
– Мать рассказывала, что давным-давно боги основали змеиный город, заточив в нем верховную жрицу. Великая княгиня Ружа приехала в эту глушь и вышла замуж за отца, чтобы овладеть тайными знаниями древних богов. Но за это она должна была заплатить – мной. Я был рожден, чтобы умереть на алтаре Чернобога, но мать не смогла убить сына, поэтому умерла.
– Я много раз слышал эту историю, – с ухмылкой ответил средний царевич и скрестил на груди руки. – К чему ты клонишь?
– К тому, что я пошел в отца, – сказал Здебор и достал из ножен меч.
Он грозно шагнул к брату и вдруг застыл на месте, словно идол.
– Это так ты извиняешься за свое предательство? – с презрением спросил Мстивой, и его перекошенная улыбка стала еще более жуткой.
– Ты слишком глуп. И мелочен. Если бы мы сделали одинаково, отец бы нас заподозрил. Ты же знаешь, как жестоко он убил мать. Нас бы он тоже не пощадил. Не мы – его любимые дети.
– Складно говоришь, Здебор, но я больше тебе не верю. Ты одержим властью! И одурачен какими-то сказками!
– О, да, о да, – ледяным тоном подтвердил златокудрый царевич и направил на брата меч. – Скажи об этом отцу, который наложил чары, чтобы мы друг друга не поубивали. Это ведь я родился под звездой братоубийцы, а не Хотен. Мать скрыла это и подговорила жреца, чтобы он оклеветал царицу Седаву, но отец выбрал ее, а не великую княгиню Ружу. И сегодня, брат, я выбираю Чернобога, а не тебя. И нет для него приятней жертвы, чем убийство родича по крови, – сказал царевич Здебор и вдруг рассмеялся.
Мстивой вздрогнул, но не отступил.
– Ты болен! Как наша мать! – в отчаянии крикнул он. – Богов нет! В этом мире нет никого, кроме людей, Здебор!
– Разве? – спросил он с ухмылкой и взмахнул мечом.
Горячая кровь обагрила холодный камень.
Опешивший Мстивой схватился за раненую грудь, а потом – за рукоять меча, но было уже поздно – Здебор рубанул наотмашь и распорол ему живот, затем схватил за ногу и еще живого потащил к яме, в которой сидела я.
Тело упало вниз с глухим стуком.
Моя огромная туша зашевелилась, пасть широко распахнулась, и я начала медленно заглатывать кричащего царевича Мстивоя.
– Надо предъявить отцу доказательства: тела убитых Хотеном царевичей, – с улыбкой сказал Здебор, внимательно наблюдая за моей трапезой. – Ты же их не полностью сожрала, Ишхун?
Ишхун! Это мое тайное имя, которое знает только великий Чернобог.
Нет, не может Здебор быть его воплощением...
О, черные боги, или может?
Я смотрела на прекрасного, как лунный серп, царевича глазами огромной черной змеи, в чреве которой медленно переваривался Мстивой, и мечтала опять стать лягушкой.
Хотен, умоляю, найди меня и забери обратно в свой карман!
Глава 13. Новая рубаха
Бойтесь своих желаний, они имеют свойство сбываться.
Я так хотела вселиться в более благородного и подходящего для меня, великой и могущественной черной жрицы, носителя, и вот теперь обитаю в теле огромного нага.
Ума не приложу, как это вышло.
Может, лягушка умерла и я переместилась в змею? Или Шемаха отравила мухами? Или Хотена убили, поэтому я вселилась в другую рептилию?
О, нет!
Я не хочу прожить остаток бесконечности в теле этой неповоротливой змеиной бочки!
Также меня расстроило, что боги заточили меня в собственном храме. Это явная ложь. Зачем им от меня избавляться? Только благодаря мне наступила эпоха темных сил!
Больше, чем сомнение в верности союзников, меня расстроило то, что я почти ничего не помню о своем прошлом.
Может, меня оглушили ударом по голове, а потом где-то замуровали? Но почему тогда не в Храме Змей? Где на самом деле лежит мое тело?
О, черные боги!
Если продолжу здесь торчать, не получу ответы на свои вопросы. Пора выбираться из этого логова.
Я усилием воли оторвала свою тушу от каменного пола и заставила выглянуть из ямы, чтобы осмотреться.
Такой громадиной было сложно управлять, но моя личная сила значительно выросла, раз я смогла подчинить себе этого древнего змея.
Думал наг медленно, поэтому я с большим трудом восстановила в памяти расположение всех каналов, по которым в Храм Змей поступала вода и заползали внутрь гигантские змеи.
Конечно! Огромные колодцы!
Я поползла в сторону люков, оставляя за собой огромный черный след, затем осторожно встала на хвост, и, качаясь из стороны в стороны, как дерево на ветру, вонзилась мордой в круглый черный проем и поползла вверх.
Где-то посередине я застряла.
О, Чернобог!
Здебор нарочно раскормил эту змею, чтобы она не вылезла на поверхность!
Я нащупала кончиком хвоста пол и, оттолкнувшись им, словно ногой, вытолкнула себя на поверхность, затем с треском проломила носом хлипкий деревянный пол кладовой, куда последовал за Мстивоем младший царевич, разнесла в щепки дверь и выползла в темный и широкий дворцовый коридор.
Раз я уже оказалась здесь, то обязана навестить Хотена! Я хочу узнать, что произошло!
С громким шуршанием я поползла к его покоям, думая о том, смогу ли влезть в проем, затем толкнула огромным раздвоенным языком дверь и засунула морду в палату.
***
– Ты сказала, что разорвешь наузы! – возмущался царевич, тыкая пальцем в тело безвольно лежащей на столе лягушки. – Почему она мертва?
– Она жива, просто в обмороке, – невозмутимо прошамкала ведьма и задумчиво почесала горбатый нос. – Что не так с зельем? Оно разорвало связь, но не с царевичем, а с собственным телом, – не обращая внимания на крики Хотена, пробормотала старуха.
– Верни, как было! Моя жизнь зависит от этой жабы! Говоришь, не знаешь, во что она вселилась? Да это может быть кто угодно! Я могу умереть в любой миг!
– Да, – коротко подтвердила Шемаха и вдруг замолчала, бросив невозмутимый взгляд на дверь, словно каждый день видела огромных черных нагов.
– Что «да»? – сердито переспросил царевич.
– Я переделаю зелье. Это не работает. Все надо опытным путем, непросто это, непросто… Закрой дверь, сынок, а то дует что-то, – задумчиво сказала ведьма и снова загрохотала горшками с травами.
– Змей! – вдруг что есть мочи заорал Хотен, тыкая дрожащей рукой в мою улыбающуюся морду, а затем нырнул в груду хлама, спрятавшись за дубовым сундуком.
– Точно, сынок. Нужно добавить змеиные потроха, – прошепелявила старуха, продолжая безотрывно что-то помешивать в чугунке.
– Ненавижу змей! – продолжил орать царевич. – Огромная! Чудовищно! Ужас!
– Ты просто не умеешь их готовить, – нравоучительно пробубнила Шемаха. – Чем змея больше и жирней, тем вкусней.
– Что делать? Она здесь! Громадная! Тварь!
– Возьми сапог да убей ее, сынок.
– Сапог? Нужно копье! Нет! Армия!
– Я, может, и подслеповатая, но не глухая. Прекращай голосить и отруби ей голову, – сердито прошамкала ведьма.
Царевич осторожно встал на ноги и сделал пару глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться.
О, черные боги!
Если этот болван убьет меня, то сам умрет! Надо ему объяснить, что я – это я! Меня нельзя и пальцем трогать!
Я решительно вползла в комнату, превращая в кучу трухи все, через что пролегал мой путь, и обвилась черными кольцами вокруг Хотена, стараясь не задушить и не сломать ребра, после чего устало положила голову на хвост.
Так, по крайней мере, он не наделает глупостей.
Надо дать время Шемахе разобраться с последствиями неумелого колдовства!
Вдруг по коридору эхом разнесся топот бряцающих шагов, и в палату ворвался отряд вооруженных пиками стражей во главе с царевичем Здебором, и, словно мне этого было мало, следом за ними вошел царь Дробн, облаченный в кольчугу.
Придется сражаться, хотя у меня нет желания проливать кровь людишек, а у нага – лакомиться человечинкой.
В покое они меня не оставят. Надо выползать отсюда!
– Убить змия! – приказал царь и от моей толстой шкуры отскочило с десяток пик, мечей, ножей и стрел.
Наг внутри меня разозлился, и я с большим трудом заставила его замереть на полу, чувствуя, что начинаю медленно и верно терять над ним власть.
Я едва успела освободить Хотена!
Змей вытолкнул меня из своего разума и, грозно шипя, набросился на людей.
Деревянный пол залила кровь. Трупы растерзанных воинов разъела кислота, обнажив выбеленные кости.
– Что за шум? Вон отсюда! Вы мешаете готовить! – крикнула Шемаха, окончательно потеряв терпение, и уставилась на людей и нага почти невидящим взглядом.
– Бабушка! Как убить этого гада? – вдруг крикнул ведьме царь.
– Глаза б мои вас не видели! И его тоже! – сердито ответила старуха и продолжила варить зелье.
Вдруг Здебор подлетел к моей голове и вонзил меч в змеиный глаз.
– Прости, Ишхун, – прошептал он и воткнул кинжал в другое око.
Меня окутала тьма.
О, нет!
Кажется, я ослепла.
Послышалось громкое шипение, людские крики боли, а потом множество сильных глухих ударов и громкий влажный стук об пол в конце.
– Благодарю, сын, – довольным тоном произнес царь Дробн. – Всегда хотел рубаху из змеиной кожи! Отличный выйдет доспех! И голова змия украсит пиршественный чертог, как это было во времена моих прадедов!
– На здоровье, – дрогнувшим голосом ответил царевич Здебор. – Рад, что угодил тебе, отец.
Глава 14. Третий указ
Когда смертные распотрошили тушу великого нага, нашли тело царевича Мстивоя, а следуя по пути разрушения, которое я учинила, будучи в теле змея, – обглоданные кости и изрубленные тела младших царевичей в каменной яме.
Царевич Здебор хладнокровно возглавил спуск отряда воинов в подземные руины, чтобы найти и уничтожить всех потомков древних змеев, которые когда-то давным-давно были проклятием Тарнхолма, пока царский род их всех не искоренил.
Хотен был, наконец, оправдан, Мстивой и младшие царевичи – сожжены и оплаканы.
Я опять стала лягушкой-путешественницей, которую без устали носил в нагрудном кармане младший царевич, продолжив разговаривать со мной вслух, из-за чего за ним окончательно закрепилась репутация царевича-дурака.
– Сегодня между нами все будет кончено, жаба, – воодушевленно сказал Хотен. – Ведьма закончила варить зелье. Надеюсь, оно сработает, и не так, как в прошлый раз! Я вчера от страха чуть не помер, когда увидел тебя мертвой, а после чуть с ума не сошел, когда меня скрутила огромная змеюка. Святые небеса! Хоть бы сегодня день спокойно прошел, и отец не выдумал бы новую причуду.
Я равнодушно квакнула.
Почему-то мне сегодня было особенно тоскливо на душе, точнее, в черном омуте моей злобной духовной горошины.
Кто, в конце концов, будет меня кормить мухами и личинками? Или купать в деревянном ковшике с болотной водой? Гладить по спинке и говорить, что я умница и красавица?
О, черные боги!
Надеюсь, Шемаха сдержит обещание и заберет меня с собой, и я, наконец, избавлюсь от этого назойливого и болтливого царевича!
Царь Дробн в третий раз созвал сыновей, чтобы сообщить им скорбную весть – вместо пира за здравие будет пир за упокой.
– Боль разъедает мне сердце, а горечь – глаза, – бесстрастно с сухими глазами сказал царь. – Стар я и немощен. Слаб. Не смог сберечь детей, поэтому хочу объявить на пире имя наследного царевича. Сниму тяжкую ношу и возложу ее на плечи достойнейшего из сыновей. Здебор, останься.
Хотен чуть не подпрыгнул от радости, когда услышал, что остаться попросили не его, а старшего брата, и, почтительно склонив голову, что для него не характерно, покинул царский чертог.
Вот же идиот.
Сегодня он лишится не только связи со мной, великой и могущественной черной жрицей, но и своей дурной башки, ведь царь Дробн провозгласит наследным царевичем Здебора, который при первой же возможности отправит брата в могилу.
Нет, я должна остаться и послушать, что ему скажет отец.
Приняв решение, я иду до конца, поэтому, изловчившись, выпрыгнула из кармана и села возле светильника в виде птичьей ноги.
– Сын мой, я должен возложить на твои плечи тяжелое бремя, – торжественно произнес царь, и глаза его увлажнились, возможно, из-за едкой гари сгорающих на жертвеннике целебных трав. – Я выбрал тебя, как самого волевого и сильного из царевичей. В темный час ты не оставил заботой ни царство, ни семью, поборол голод, укротил чуму, отвадил врагов, вылечил отца, но самое главное – доказал свою доблесть в битве с древним змием. Я горжусь тобой, сын, поэтому отправляю в дальний поход в опасные земли – в Вийморскую пустошь. Истреби всю погань, что там обитает, и без победы – не возвращайся. Это мой приказ.
Владыка Тарнхолма испытывающе замолчал, но царевич Здебор даже не изменился в лице, сдержанно поклонился и молча вышел из чертога.
– Весь в меня. Такой же упрямый и злой. Истинно мой сын, – задумчиво произнес царь и покачал головой. – Неважно, кого я выберу. Он все уже решил. Нет, это не правитель. И даже не человек...
– Пусть лучше сгинет в походе, – мрачно добавил владыка Тарнхолма и закрыл глаза.
***
Я что есть мочи поскакала по коридору в поминальный зал, где уже полным ходом шла тризна по Мстивою и царевичам.
Моему возмущению не было предела – царь только что изгнал самого толкового из царевичей, и к тому же – самого красивого.
Вийморские пустоши.
Вот же хитрый и подлый царь.
Даже мне, лягушке, известно, что эти гиблые земли покрыты древними курганами, в которых веками стынет ледяная нежить, поднятая не безобидной моровой порчей, а самим Белбогом Дыем.
Там, за границей снегов, Здебор должен сложить голову, чтобы о его безумном походе сложили песню, под которую смерды в корчме будут пить вино и щупать девиц.
Ну-ну.
Не стоит обольщаться.
Этот царевич – холодный снаружи и злой внутри, и сейчас внутри него клокочет буря, готовая разразиться великим бедствием.
Я знаю это, потому что иду по следу его ненависти, который тянется за ним, словно черный бархатный шлейф.
О, черные боги, задержите его!
Позвольте этому болвану, Хотену, живым и невредимым покинуть дворец, а пусть Здебор делает с этими смертными все, что захочет.
Я даже запрыгну к нему на сапог и поддержу грозными кваками!
Время шло, а я все безостановочно прыгала, словно одержимая Чернобогом.
Наконец, впереди замаячил поминальный чертог. Играли гусли, гремел топот, звучали песни.
Эту традицию смертных я могу понять. Смерть – это всегда праздник, особенно когда она – не твоя.
Я была у порога, когда вдруг что-то пошло не так.
Сначала люди хором пели и танцевали, а затем начали кричать и бегать, как дикие звери.
Билась посуда, падали лавки, ломалось дерево. Толпа смертных бросилась к двери, резко замерла и рухнула на пол.
Из-под двери рекой потекло густое красное вино. Запахло железом.
Я брезгливо отскочила от растекающейся по полу лужи, и вдруг дверь со скрипом открылась.
На фоне изрубленных, изувеченных и обезглавленных тел стоял царевич Здебор, одетый в белый кафтан, покрытый алыми разводами.
Он вытер лицо окровавленной рукой и рассмеялся, как безумец.
– Что еще изволите, владыка Тарнхолма? – спросил воин в доспехах, равнодушно добивая мечом раненых.
– Сожгите все, – сухо приказал Здебор и вытер лезвие меча о голенище белого сапога, ставшего багровым, как царский плащ, который накинул на его плечи какой-то военачальник.
И вдруг он бросил взгляд на пол и увидел меня, зеленую лягушку в кровавом пруду, и наклонился, чтобы сжать в руке.
– Ждите меня во дворе, – сказал Здебор, и его красивое лицо исказила жуткая усмешка, после чего он решительным шагом направился к покоям младшего брата.
Глава 15. Лягушачья кожа
Здебор ударом ноги распахнул дверь. В комнате никого не было.
Хотен ушел? Без меня? Где Шемаха? Все обо мне забыли и бросили меня, так получается, великий Чернобог?
А как же магическая связь? Она уже разорвана? Или нет?
– Он не мог далеко уйти, – сквозь зубы сказал царевич и стиснул кулаки так, что у меня изо рта чуть не вылезли кишки. – Найти его. Любой ценой, – приказал Здебор своим воинам, следовавшим за ним, словно тень, от самого кровавого чертога.
Хищно осмотревшись, царевич опрокинул светильник с горящей лучиной и по деревянному полу поползла огненная змея.
Развернувшись на каблуках, Здебор поспешно направился по темному коридору к выходу из дворца, и вдруг в стену вонзилась стрела, ловко отбитая им на лету.
Из тьмы выплыл мужской силуэт, и, судя по отросшим волосам, это был младший царевич.
Он вернулся!
В глубине души я знала, что он не бросит меня.
При виде Хотена мое сердце бешено забило, и если бы Здебор не стиснул меня в руке, я бы радостно квакнула.
Хвала черным богам, он, наконец, догадался спрятать меня за пазуху, иначе я бы померла от удушья.
– Так ты левша? – с усмешкой спросил младший царевич, целясь из лука в грудь брата. – Отец рассказывал, что ты в детстве писал, как курица лапой, поэтому и отдал тебя в мечники. Зачем скрывался? Боялся, что будут дразнить? Или руку отрежут? Поэтому ты стал последователем «левой руки»? Чернобогу посвящают всех леворуких козлов?
Вдруг с грохотом обрушилась стена, и пламя вырвалось в коридор, заполнив его багровыми отсветами и черным дымом.
– Много болтаешь, – ответил Здебор, – для трупа.
Свистнула стрела, он уклонился, рухнул на колено и метнул нож, спрятанный за голенищем.
Хотен дернул плечом, швырнул лук, достал меч и бросился вперед.
Мечи со звоном скрестились.
Здебор отбил удар и наотмашь рубанул воздух, ведь Хотен уклонился, пнул брата и выбил меч.
Златокудрый отступил и оглянулся.
Алое зарево отрезало ему путь назад. Жар дышал в спину, словно огненный змей. Вспыхнули искры, пропалив черные оспины на белом кафтане.
О, Чернобог!
Он не может здесь умереть! Пусть они оба выживут!
Вдруг Здебор выдрал из стены цепь, на которой висел жертвенник, и начал бить, как плетью, Хотена, который сперва потерял меч, потом – равновесие, а затем – ногу.
– Я хочу, чтобы ты умер в муках. Как отец, – отрывисто сказал златокудрый и раздробил колено брата ударом подкованного сапога, затем поднял с пола меч и с жутким смехом нанес себе несколько страшных ран.
– Белены объелся? – прохрипел с пола Хотен. – Давай помогу…
– Ты уже и так помог, брат, – с усмешкой ответил Здебор и вытер со лба пот. – Сегодня на пире царь объявил меня наследным царевичем. Ты пришел в бешенство и убил его, чтобы занять трон. Я тебя остановил, но был смертельно ранен. Почти смертельно. Меня, лишенного чувств, нашли стражники. Тело царя сгорело, как и всех убитых гостей.
Вдруг старший царевич достал меня из рубахи, расковырял ножом рану брата на плече и выдавил в нее весь мой яд.
– Складно, да только было наоборот, – отозвался Хотен. – Верни жабу и катись в Пекло...
– Я уже там, – с ухмылкой ответил Здебор и, бросив на меня безумный взгляд, со всей силы швырнул в огонь.
***
Последнее, что я помню – это красивое лицо златокудрого убийцы.
Меня поглотила кромешная тьма, полная сомнений и разочарований.
Да уж, ну и конец.
Это самая мерзкая из всех моих смертей и самая удивительная из всех моих жизней.
Если бы не горький привкус сажи из-за чувства, что меня предали, я бы сохранила эти воспоминания в чертогах своей памяти, но, нет.
Я хочу провалиться в небытие и все забыть.
О, Чернобог!
Как же обидно, что я, будучи лягушкой, не сделала ничего плохого, а меня бросили и сожгли!
Только этот болван, царевич Хотен, помнил обо мне до самого конца!
Жаль, что в посмертье я с ним не встречусь, ведь в загробном мире пути богов и людей расходятся, хотя…
Вдруг он станет неупокоенным духом, который будет вечность слоняться по пепелищу, ругаясь отборным матом?
Пожалуй, как-нибудь навещу его могилу в теле очередной рептилии и заодно проведаю царевича Здебора, который, несмотря на все свои достоинства, сильно меня расстроил.
Из-за него я лишилась шанса на долгожданное воскрешение.
О, черные боги!
Единственный урок, который я извлекла из этой жизни: смертным нельзя доверять.
Их жалкие умы не могут вместить тысячелетнюю мудрость таких древних божеств, как я.
Эх, Здебор, Здебор.
Ради чего ты так неистово сражался за этот глинобитный трон, когда мог обрести вместе со мной господство над миром?
Ты еще об этом пожалеешь, но будет уже поздно.
Я уже все решила.
В следующий раз, когда выберусь из своей зловонной гробницы, буду сеять хаос. Не зря смертные говорят «не делай добра, не получишь зла», поэтому сосредоточусь на причинении самого наичернейшего вреда, на который только искусна, чтобы пожать благие плоды мести и разрушения.
Черная горошина моей гиблой душонки кубарем понеслась обратно к болоту, подхваченная быстрым, холодным и злым богом ветра.
В будущем надо будет принести ему в жертву парочку смертных, чтобы он помог мне развеять по миру чуму и проказу.
С высоты птичьего полета я видела туманные холмы, дремучие леса, неторопливые реки и островки крепостей, окруженных частоколом. В некоторых из них теплились огоньки, в других было темно и пусто, как в жальнике, были среди них и такие, в которых клубилась тьма, заставляющая мертвецов вставать и грызть землю.
Блеснула гладь болотных пустошей, оправленных в черную кайму елового леса, и я рухнула камнем вниз, словно пущенная с неба стрела, глубоко вонзившись в свой тесный свинцовый гроб.
Ну, здравствуй, вонючая, гиблая и затхлая лужа, кишащая разнообразной мерзостью.
Ты стала моим домом.
О, Чернобог, клянусь, что больше не буду пытаться из него сбежать.
Я начну все сначала и вспомню все, что случилось со мной в конце.
Изучу каждую пылинку и камешек, спрошу каждого червяка и личинку, залезу в земные щели и ямы, но узнаю, что со мной случилось тысячи лет назад на самом деле, кто и для чего обрек меня на эти вечные муки.
И когда найду ответы на все свои вопросы, обязательно воскресну и жестоко отомщу.
Убить лягушку может каждый, а великую и могущественную черную жрицу Храма Змей – ничто.
Глава 16. Проклятый клад
Прошло три лунных месяца, и я кое-что узнала о месте своего погребения.
Во-первых, согласно моим воспоминаниям, я была захоронена вдали от основного храмового комплекса в месте, где раньше располагалось хранилище.
Во-вторых, оно было теперь на значительной глубине, став грудой камней, в то время как я витала не так уж далеко от поверхности.
Выяснить это помогли мне болотные черви и ужи, в тела которых я время от времени вселялась. Я заставляла их ползать по кругу, чтобы выяснить ширину и длину своего предполагаемого саркофага, ориентируясь на внутренние ощущения.
Итак, его ширина – половина взрослого желтого ужа, длина – целая взрослая черная гадюка, а глубина – три дождевых красных червя.
О, Чернобог!
Он крайне мал. Это ящик, а не гробница. Неужели меня расчленили и закопали по частям?
Проклятие.
Я выяснила, на сколько мой сундук с костями далеко от поверхности: если принести в жертву рослого смертного мужчину, закопав его в землю стоя, он упрется ногами в мой могильник.
Чтобы узнать состав ящика, я переморила с десяток пиявок, заставив их присасываться к гробу, поэтому с уверенностью могу сказать, что он сделан из металла, возможно, свинца.
К сожалению, я ничего не смогла разузнать у обитателей об истории этого места.
За тысячи лет моего подземного заточения полностью исчезли подвластные мне виды, а те, что выжили, дали потомство маленьких размеров, лишившись половины лап, ртов, глаз и напрочь – разума.
Думаю, во всем виновата гиблая аура каменного круга Чернобога, который, несмотря на свою тысячелетнюю историю, до сих пор виден на поверхности земли.
Точнее, видна его внешняя кайма.
На самом деле – это огромный гранитный колодец, в котором хранилась особая вода, с помощью которой я наводила чары, чтобы скрыть земли за стеной морока. Возможно, из-за него поглупели не только люди, но и животные.
Это все, что я пока сделала, и мне неспокойно. Я сотни раз исколесила местность, и если бы у меня были на руках цепи, в бы отчаянии начала ими греметь.
Начинаю понимать неупокоенных духов, ведь, по-видимому, я принадлежу к их числу.
Меня ужасает мысль, что меня похоронили в маленьком железном ящике на территории хранилища, хотя по всем канонам, которые я же и установила, мое бессмертное и прекрасное тело должно лежать в Храме Змей – в склепе Богини Ишхун Зе Тары, в холме под этим деревянным коровником – Тарнхолмом, где глупые смертные перерезали друг друга за честь испражняться в царский ночной горшок.
Постойте.
А что, если царевич Здебор уже знает, что я там спрятана, поэтому и поджег дворец? Расчистил, так сказать, землю для пашни, щедро удобрив кровью?
Тогда все бы имело смысл.
Он поклоняется идолу в образе жабы, которая носит мое имя. Знать его могли только резчики по камню, которых я убила сразу же после возведения храма.
Если имя не назвали Здебору мертвецы, то это сделали люди из числа посвященных, а это могли быть только храмовые рабыни, потомки которых пережили свою повелительницу на тысячу лет.
Допустим, это так.
Эти бестолковые женщины сохранили память обо мне и передали ее по роду, став ведьмами. Или княгинями. Или княгинями-ведьмами местных земель, как Ружа.
На эту роль она подходит.
Княгиня хотела принести в жертву Чернобогу сына, не понимая, что для него это жертва – бессмысленна.
В свое время я ритуально убивала крепких, сильных и воинственных мужчин, чтобы создать из них армию живых мертвецов, способное дать отпор северу.
Люди забыли об этом, значит, никто до сих пор не вскрыл мою гробницу с каменными скрижалями, а жаль.
Тогда бы они узнали, что сделали это на свою погибель.
***
– Хмырь, сюда иди! – крикнул гундосый мужской голос, который сразу вывел меня из мрачного оцепенения. – Это здесь! Вот – дуб, а вот – каменная елда!
– Дай сюда карту, придурок! – гаркнул на него другой мужчина.
Зазвучала цветистая перебранка и через мгновение из-за скрученных узлом деревьев вышли двое смертных в вонючих грязных обносках.
– Где эта гнида? Утоп что ли? – набросился с вопросами на гундосого Хмырь.
– Жив я! Но иду с большим трудом, как живой мертвец, – вдруг насмешливо отозвался знакомый до боли голос. – Нога из-за сырости болит.
О, черные боги, это же Хотен!
Он выжил, значит, его не убил ни Здебор, ни пожар, ни разрыв связи со мной.
Этот царевич живуч, как ящер, и меня это радует.
Из зарослей черной ольхи вышел Хотен в грязном и подранном облачении, неся на плече связку лопат.
– Хватит ныть! Тебе еще обратно на себе все тащить, – прикрикнул Хмырь и нахмурился, внимательно изучая кусок обугленной выделанной кожи.
– Так и где это место? – осторожно спросил Придурок, настороженно озирая мои топкие владения. – Далеко еще?
– Тут, – ответил главарь и смачно плюнул на землю и нарисовал сапогом на земле крест. – Это здесь.
Царевич тихо выругался, швырнул на землю лопаты, вырвал из рук Хмыря карту, перевернул ее вверх ногами и ткнул пальцем в меня, словно увидел парящую над землей тень.
– Клад закопан под старым дубом. Так на карте написано, – сказал Хотен.
– Тоже мне ученый, – раздраженно буркнул Хмырь и опять завладел куском кожи. – Нет там дуба. Копаем, где сказал.
– Гляньте! Пень торчит! – заступился за носильщика Придурок и направился ко мне, осторожно прощупывая землю палкой.
О, черные боги!
Что задумали эти смертные? Не дают спокойно подумать о том, как выбраться из этого проклятого ящика.
– Хмырь, это точно здесь, – убедительно сказал Придурок и вырезал лопатой на земле крестик. – Тут дерево было, да сгнило на корню.
– Будь по-твоему, – недовольно буркнул Хмырь, тоже взял лопату и встал рядом с царевичем, который вдруг достал из-за пояса фляжку. – Чего вошкаешься?
Вдруг Хотен вылил на землю крестом вино и скороговоркой произнес:
– Дух клада, жертву приношу: отдай мне клад, тебя прошу. Кровь на сокровище меняю, замок на кладе открываю. Дух клада, жертву ты прими, замок проклятья отопри. Оставь свой пост, двоих возьми, сокровище освободи.
Вспыхнула стальная молния. Кинжал царевича обагрился кровью, и двое мужчин с распоротыми шеями упали на землю.
Хотен пнул тело Хмыря и усмехнулся, затем взял лопату и начал копать, но через некоторое время резко остановился.
– Вот же дурак! – выругался царевич и устало оперся на древко. – Неправильно сделал. Надо было выкопать, а потом убить. До утра здесь торчать буду.
Глава 17. Золотое яйцо
– Вот же дурак. Надо было притащить, а потом убить, – устало проворчал Хотен, с трудом волоча за собой на веревке мой ящик.
Я плыла в воздухе следом за ним, внимательно изучая окрестности.
Это была холмистая местность, покрытая зарослями серой ольхи и низкорослых берез. В покрытых мхами лужах оглушительно квакали лягушки, в кустах осоки – трещали сверчки. Туман клочьями висел над землей, разбивая пейзаж на осколки, как образ в калейдоскопе.
– Ненавижу болото, – проворчал царевич. – Когда свергну Здебора, заставлю осушить топи. И ноги сломаю, чтобы помучился, как я, гад.
Любопытно.
Значит, старший царевич тоже выжил и стал царем. Хоть у кого-то сбылись все мечты.
– Тьфу-тьфу! – вдруг отозвался из белесой пелены голос Шемаха. – Не поминай лихо, пока оно тихо, сынок. Что так долго? Достал ларчик?
Царевич остановился перед сгорбленной ведьмой, замотанной в черную шаль, и красочно объяснил, где именно он видал торфяные клады, и что ноги его там больше не будет.
– Гибло, да надежно, – хмыкнула в ответ старуха. – Только по карте можно сыскать. – Мертвица за тобой идет, так что иди и не оглядывайся, – меланхолично добавила ведьма и, кряхтя, вошла в лачугу, из которой пахнуло горячей мясной похлебкой.
Царевич нервно оглянулся, но меня не увидел, поэтому тихо рассмеялся.
– Все шутишь, старая, – с усмешкой добавил он, затаскивая ящик внутрь избушки, в которую мне мешал влететь какой-то черный барьер в виде шляпки гриба.
– Входи, разрешаю, – вдруг сказала мне Шемаха, резко обернувшись на пороге дома. – Давненько тебя жду.
Невидимое облако расступилось, всосав меня в жарко натопленное пространство землянки, терпко пахнущее сушеными травами, куриным пометом и немытым царевичем.
Я недовольно сжалась в маленькую черную и злобную горошину и закружилась над сундуком, как огромная невидимая муха.
– Что хранишь там, бабуля? – с любопытством спросил Хотен, наблюдая за тем, как Шемаха трет ветошью крышку ящика.
– То, что свергнет твоего брата, – ответила ведьма с хитрой улыбкой.
– И что там? Оружие?
– Сейчас увидишь, сынок. Только сходи в баню, помойся, а то мертвица не любит нечистых людей.
– Что еще за мертвица? – спросил царевич и нахмурился.
– Она в жабе твоей была, пока ты ее не спалил, – сердито ответила ведьма и грозно сверкнула взглядом. – Я же сказала ее мне вернуть. Да что уж там. Ты даже царство свое не сохранил, что уж говорить о лягушке. Вот же дурень. Зря из пекла вытащила, надо было зажарить и съесть, – проворчала она и выпроводила Хотена на улицу.
– Ну что, больше не воняет смертным, жрица-мертвица? – спросила Шемаха и бросила на меня лукавый взгляд.
***
Я была приятно удивлена, что хоть кто-то видит и знает меня, великую и могущественную черную жрицу Храма Змей.
Мои догадки, что Шемаха не так уж и проста, подтвердились.
Скорее всего, она потомок моих людей, которые сохранили культ змеиных богов и великой богини Тары.
О, Чернобог, я благодарна, что ты свел меня с этой мудрой женщиной. Но почему здесь опять этот глупый царевич?
Ведьма и Хотен уже склонились над моим ящиком, на крышке которого был выгравирован какой-то черный лохматый зверь.
А это еще что такое? Это знак не мой, ведь символ Храма Змей – ящер!
– Твое великое тайное оружие – медведь? – с ухмылкой спросил младший царевич ведьму, продолжив ковырять ножом ржавый замок. – Или утка? – с недоумением добавил он, когда распахнул крышку ларца и увидел в нем короб поменьше, на крышке которого была нарисована какая-то белая птица.
– Да это просто издевательство какое-то! – возмутился Хотен, когда во взломанном им втором ящике оказался третий, на этот раз с вырезанной на крышке зеленой рыбой.
– Ну а это еще что? – удивленно спросил царевич, осторожно достав, наконец, из третьего короба золотое чешуйчатое яйцо, к которому и была прикреплена горошина моей злобной души.
О, черные боги!
Да что же со мной произошло? Почему я живу в яйце? Что случилось? Где мое вечно прекрасное и молодое тело?
Я заметалась над яйцом, как обезумевший шершень.
– И это и есть твое могущественное оружие, бабуль? – с издевкой спросил Хотен, крутя в руке искрящееся золотое яйцо. – Надо разбить его о голову Здебора? Или сделать яичницу?
– Вот же дурень! Сюда давай! Оно хрупкое, поэтому в три короба и положила, – проворчала Шемаха и забрала у царевича яйцо. – Его согреть надо. В теплое место положить. А ну-ка, сынок, засунь его в штаны, погрей в промежности…
– Ну уж нет! Сама «это» и грей! Давай его лучше в огонь бросим – так надежней будет…
– Болван! Старая я, ноги трясутся, так и разбить недолго. Ему тепло нужно человеческое, а не жаровня, – нравоучительным тоном сказала ведьма, и Хотен, грязно и цветисто выругавшись, нехотя запихнул мое яйцо в то самое место.
О, Чернобог!
За что мне все это? Сколько унижений я должна еще вынести, чтобы, наконец, воскреснуть?
Моя горошина души неизбежно последовала за яйцом в штаны царевича.
Хвала богам, что Шемаха заставила его сходить в баню и надеть чистую одежду, а также натереть сломанную ногу разогревающей мятной пастой на основе змеиного яда, поэтому мое пребывание в промежности Хотена нанесло ущерб только моему самолюбию.
Никто и никогда не должен узнать, что я там была!
– Ну и сколько мне его высиживать? – ворчливо спросил царевич.
– Пока не вылупится василиск и не откусит у тебя кое-чего, – невозмутимо ответила старуха и вдруг хохотнула, увидев, наверное, как вытянулось лицо у Хотена. – Да шучу я, сынок. Когда позеленеет, тогда и доставай.
Царевич тут же с опаской заглянул в свои штаны и встретился с моим полным лютой ненависти невидимым взглядом.
– Готово! – с облегчением воскликнул он и положил яйцо в сморщенные дрожащие руки Шемахи, которая начала осторожно крутить его над тлеющими углями жаровни, пока внутри яйца не проявился вертикальный черный стержень.
– Это еще что за хрень? – с интересом спросил Хотен и задумчиво потер подбородок. – Игла? Я должен пришить ею Здебора?
Шемаха сокрушенно покачала головой, думая, наверное, о том же, о чем и я.
Во-первых, Хотен – идиот, и это не подлежит сомнению.
Во-вторых, это не яйцо, а огромный змеиный глаз.
И, в-третьих, какого Чернобога я в нем торчу!
Глава 18. Храм Змей
Рано утром Шемаха выпроводила царевича на поиски квадратной плиты за огородом, на котором выращивала клюкву, бруснику и какие-то грибы, из-за которых Хотен всю ночь смеялся, как шальной.
– Там вход в подземелье, – напутствовала ведьма. – Только не утопни. Там воды полно. И змей.
– Ненавижу змей, – сказал царевич и нервно убрал со лба прядь темных волос.
– Это Храм Змей, сынок, и гады – не самое ужасное, – насмешливо прошамкала старуха. – Когда была молодой, ходила туда разок. Пошла красивой, а вернулась уродливой и слепой. Но ничего, мертвица тебе поможет.
Вдруг лицо Хотена покрыла испарина.
Ты уж определись, царевич, кого боишься – змей или меня!
– Факел не бери. Эти твари огня боятся, поэтому нападают, – посоветовала Шемаха и вырвала из рук Хотена просмоленный пучок бересты. – Яйцом свети.
– Чем, бабуль? – переспросил царевич.
– Яйцом! Погаснет, спрячь под мышкой и согрей. Что странное будет, в яйцо смотри.
– Что за странности? – настороженно спросил царевич, с трудом отодвигая массивную плиту, поросшую мхом, за которой открывался вертикальный спуск вниз – в черный сырой колодец, от которого тянуло зловещей темной силой.
– Ловушки. Всех уж и не припомню, – со вздохом ответила ведьма и привязала к ржавому крюку, торчащему в плите, веревку. – Огонь там, вода и что-то железное. Запомни: станцуй вприсядку, высоко подпрыгни и поклонись царю. Яйцо нашла, кстати, в третьем зале. Дальше не ходила. Ранена была, ногу сломала, от яда ослепла, но ты не бойся, сынок. Там спрятано оружие такой мощи, что сам Чернобог в земле перевернется, когда ты его достанешь. Только обряд родства проведи, иначе оружие тебя не признает…
– Бабуль, зачем ты вообще туда ходила? – вдруг насмешливо перебил старуху Хотен и обвязался веревкой, после чего уперся ногами в стену колодца.
– Власти хотела, – с недобрым прищуром ответила Шемаха. – Я ж княгиней была. Мой род издавна правил Тартарией, пока Дробн всех не убил…
Вдруг Шемаха заглянула в колодец и сердито плюнула.
– Вот же червь! Я от старости умру, пока ты спустишься, – проворчала ведьма и перерезала веревку.
Царевич рухнул вниз.
Раздался утробный плеск и на поверхности появилась его мокрая голова, которая исторгла поток отборной ругани.
– С ума сошла! Как я вернусь, старая! – орал в колодце Хотен.
– Молча, – ответила старуха. – Шевели ногами, дурень.
Вдруг клочок серого неба заволокла черная туча. Шемаха задвинула плиту, и в колодце стало темно, как в могильнике.
– Твою ж мать! – выругался царевич и начал плескать руками, что-то ища.
Он, наконец, достал мое яйцо, которое сияло во тьме, словно луна, и вдруг начало медленно гаснуть.
Вдруг Хотен глубоко вдохнул и исчез под водой.
Я устремилась следом за ним и увидела, что он опустился на глубину и поплыл в боковой вертикальный колодец, после чего быстро заскользил по мутной холодной воде и, почти задыхаясь, стремительно вынырнул в квадратной яме, похожей на ту, в которой жил огромный наг.
***
Мы были в подземелье, но шел дождь.
Конечно.
Сквозь массивные потолочные гранитные плиты просачивалась вода, поэтому здесь беспрестанно капало, что действовало на нервы не только мне, но и царевичу.
– Ненавижу сырость, – зло пробормотал Хотен, смачно выжимая одежду. – Но Здебора ненавижу больше, поэтому я в этой жо…
Вдруг что-то грохнуло, словно вбок отъехала огромная каменная плита – так оно и было.
На царевича упал золотистый луч света, который через мгновение также со скрежетом погас, оставив нас в кромешной тьме.
Когда глаза Хотена снова привыкли к мраку, каменная плита опять с душераздирающим скрипом отодвинулась, кокетливо приглашая войти, а затем опять раздраженно захлопнулась.
– Вот же шлюха, – проворчал царевич и поднял свой мокрый зад, направляясь к навечно заевшей дверной створке.
Это был центральный вход в Храм Змей, к которому тысячи лет назад вел подводный мост – длинный и узкий бассейн, заполненный хищными гадами, которые испуганно расползались при виде меня.
Если в святилище проникал смертный, от него оставалась кровавая дорожка, ведь только древняя и могущественная раса черных змеиных богов могла войти в зетар.
Увы, время, сырость и холод разрушили все, кроме базальтовых дверей и стен, которые, наверное, смогут выдержать даже небесный огонь.
– Эй, куда дальше? – спросил у меня царевич, когда благополучно просочился сквозь узкий дверной проем, украшенный барельефами гигантских ящеров.
Теперь он держал яйцо над головой, освещая пространство узкого и высокого арочного коридора, пол которого был покрыт черной маслянистой слизью, а стены – изображениями змеиных голов, потемневших из-за толстого слоя копоти.
Я вздохнула.
Хотен увлеченно рассматривал потолок и совершенно не смотрел под ноги, поэтому неудивительно, что, сделав три шага, он поскользнулся и упал.
Рухнула железная решетка в виде мечей и перекрыла выход из галереи. Из змеиных ртов вырвалось пламя. Запахло жареным. Выплеснув ярость, змеи втянули огненные языки и затихли.
Царевич с трудом потушил дымящийся плащ, еще больше перемазавшись горючей жижей, которая сочилась из множества щелей на потолке, наподобие черных слез.
– Твою ж мать, – ошарашенно прошептал он, догадавшись, наконец, приложить к глазу яйцо, чтобы ясно узреть все прелести ловушки, в которую угодил. – Это еще что за дерьмо?
Я удовлетворенно хмыкнула.
Это Чертог Огня или Первый зал Храма Змей, который гостеприимно принимает входящих в свои пламенные объятия.
Мы, древние змеиные боги, любим тепло, поэтому отапливаем зетары с помощью подземной черной крови, которая горит на наших алтарях.
Но только не я запустила эту ловушку, ведь тогда не смогла бы покинуть Храм Змей.
Это сделал кто-то другой, чтобы навеки заточить меня здесь.
Вдруг царевич тихо выругался, спрятал яйцо, отстегнул фляжку, которую нервно опустошил, после чего, лежа, швырнул на пол.
Тут же с потолка рухнул огромный железный клык и пробил ее насквозь, после чего со скрипом поднялся и угрожающе замер, блеснув лезвием.
Хотен поднял голову и снова выругался: потолок был усеян скелетами людей и невиданных им существ, которых я сразу узнала.
Меня заперли, когда змеиные боги в последний раз посещали зетар, и это сделал кто-то из них, поэтому тела всех остальных висят здесь – наверху.
Глава 19. Путь вверх
– Месть – это блюдо, которое подают холодным, но почему мне так жарко? – спросил царевич и вытер со лба пот.
Не уверена, что он разговаривал со мной, возможно, это было сказано яйцу.
Хотен успел не только подпалить макушку, но и отдать на растерзание потолочным шипам наручи, выяснив методом проб и ошибок, что если он встанет в полный рост, превратится в головешку, а если шагнет в сторону, станет трупом на вертеле.
– Тьма Земная, да мне конец, – продолжил ворчать царевич, намертво прилипнув спиной к полу. – Как Шемаха проскочила? Что она сказала? Что же там было?
Некоторое время Хотен напряженно молчал, пытаясь вспомнить напутственные слова ведьмы.
Я начала волноваться.
Если этот глупый царевич здесь умрет, я на тысячи лет застряну в подземелье!
– Она сказала «огонь там, вода и что-то железное… станцуй вприсядку, высоко подпрыгни... поклонись царю», – пробормотал Хотен и задумчиво почесал нос. – Бред какой-то. Вприсядку? Подпрыгну, чтоб прожарило. Что за поклон? В любом случае сдохну. Была не была.
Царевич, кряхтя, сел на корточки и широко расставил ноги, оказавшись почти вровень с головами змей, а затем глянул на потолок и начал внимательно что-то считать.
Я тоже посмотрела вверх.
Ну, конечно!
Железные шипы, украшенные скелетами, крепились через одну напольную плиту, значит, выход из ловушки есть – для этого только надо «станцевать вприсядку», умело перепрыгивая «зоны смерти», которые, по сути, были огромными напольными весами, реагирующими на шаг.
Также нельзя было вставать в полный рост, поэтому весь путь надо было проделать на карачках.
– Твою ж мать! – выругался царевич, распластавшись на полу в позе жаба, и прыгнул на точно выверенный кусок пола.
Если бы я могла закрыть глаза, то сделала бы это.
Выругавшись, Хотен опять задрал голову и уставился на потолок, после чего совершил второй прыжок, третий, но потом удача бросила его, и он приземлился в черную лужу, проехав немного дальше, чем хотел.
С грохотом упал штырь и вонзился между широко расставленных ног царевича, но, судя по облегченному выдоху, беда миновала.
Переведя дух, Хотен продолжил свой путь по коридору, пока, наконец, впереди не замаячил узкий арочный проход, впрыгнув в который, царевич оказался в просторном и широком зале.
Рухнув на влажные плиты, он с ужасом уставился на потолок, с которого свисал корень ветхого дерева, сумевшего прогрызть себе путь к воде даже сквозь гранит.
Ну, что ж, царевич, добро пожаловать в Чертог Воды или Второй зал Храма Змей, в котором тысячи лет назад был прямоугольный каменный пруд, кишащий огромными рептилиями.
Судя по всему, он давно пересох, а все его обитатели – вымерли.
Это помещение было полной противоположностью Чертогу Огня, узкому и вытянутому вверх, как стрела, ведь располагался в ширину, словно лежащий на подставке меч.
Высота потолков была небольшой, ничего примечательного в нем не было, кроме гладко отшлифованных гигантских блоков с узкими оконцами.
Все самое интересное в этом зале располагалось внизу, куда Хотен, как обычно, не соизволил посмотреть.
Если бы он достал яйцо и посветил себе под ноги, то заметил, что пол покрыт особым узором, наступив на который можно стать участником настоящего мирового потопа, который я однажды устроила с помощью этого самого зетара.
***
– Что за дерьмо, – пробормотал Хотен, услышав, как за его спиной с грохотом закрылась дверь, перекрыв дорогу в коридор.
У меня не было желания в него возвращаться, но лучше играть с огнем, чем захлебнуться в каменном мешке.
Когда царевич наступил на резной пол, сперва ничего не произошло.
Наверное, дело в том, что все защитные механизмы в зетаре износились, но не сломались, поэтому Хотен успел обойти все углы, прежде чем пол залила грязная и мутная вода.
Сапоги царевича промокли, а рот наполнился бранью, ведь выхода из зала не было.
Так и было задумано.
Моя раса могла свободно жить как под водой, так и на поверхности земли.
Эта водная ловушка предназначалась исключительно для людей, и, судя по отсутствию характерных скелетов, ни один черный бог здесь не погиб.
Любопытно, куда делись змеиные останки?
Царевич начал метаться по ловушке, словно ящер в клетке, и зря. Чем больше кругов он нарезал по залу, тем больше желобков наполнялись водой.
На его месте я бы застыла, как статуя, но уже слишком поздно.
Хотен в панике достал золотое яйцо и снова приложил к глазу, чтобы отчетливо увидеть небольшие круглые отверстия в полу и стенах, к которым он с опаской прикоснулся.
Через мгновение из них тоже начала литься вода.
Вот же, идиот.
Теперь в зале ее в два раза больше.
– Этого не может быть. Не может быть. Отсюда должен быть выход, – в отчаянии бормотал царевич, замерев в центре зала. – Ведьма смогла, и я смогу. Нужна подсказка, да, нужна подсказка. Что там было? Станцуй вприсядку, высоко подпрыгни, поклонись царю. В Пекло вприсядку… прыгнуть высоко! Прыгнуть высоко? Но куда? В потолок?
Вода уже была Хотену по грудь, когда он бросил взгляд на торчащий в потолке корень.
Откуда он вообще здесь взялся?
Царевич подплыл к нему, держа над головой яйцо, а когда внимательно рассмотрел, чуть не захлебнулся от страха.
Это была шкура огромного черного нага, которую он сбросил, чтобы выбраться из своего узилища.
Теперь понятно, почему здесь нет змеиных тел – эта тварь сожрала их, а потом прогрызла себе путь наверх, точнее, втиснула свою тушу в узкое квадратное окно, которое расширило зубами и головой.
– Только не змеи! – воскликнул царевич, бултыхаясь в ледяной воде.
Дурень! Хватайся за кожу и лезь вверх! А лучше залезь в шкуру и ползи внутри, как гусеница! Чешуя задержит воду!
– Я лучше умру, – пробулькал царевич, упираясь макушкой в потолок.
Давай, шевелись, болван!
Хотен в последний раз глубоко вдохнул, нырнул в воду и вцепился в шкуру нага, затем нашел дыру в хвосте, залез в чешуйчатый мешок и стал карабкаться вверх.
Я полетела следом, удивляясь находчивости древней рептилии, которая часами стояла на хвосте, а потом вцепилась в потолок, чтобы пропихнуть свое тело в эту дыру.
О, черные боги!
Благодарю за беды, которые настолько измотали царевича, что он стал тощим, как жердь.
Глава 20. Око тьмы
Мы были в Чертоге Мечей или в Третьем зале Храма Змей.
Точнее, я была.
Царевич лежал на полу без сознания, вымотанный борьбой с огнем, водой и ужасом перед огромным нагом, в шкуре которого побывал.
То ли еще будет!
Встреча с повелителем змей еще впереди, поэтому, очнись и взгляни на огромную базальтовую статую Чернобога, Хотен!
Проклятие.
Этот царевич меня не найдет, если будет так лежать.
Во-первых, это сакральный центр Храма Змей, напичканный смертоносными ловушками, во-вторых, мы здесь не одни. Я чувствую, как злобно шевелится тьма. Надо его разбудить, но как?
Метнувшись черной горошиной к Хотену, я раздраженно крикнула.
Не знаю, что именно сработало – холод, голод или моя ярость, но царевич открыл глаза и громко выругался, инстинктивно схватившись за рукоять меча, который так и не добыл.
О, черные боги!
Я ведь и есть то самое волшебное оружие, которое он ищет, поэтому втолкуйте ему, что надо спешить! Мое тело где-то рядом!
Вдруг мрак сгустился, став ближе и злее.
Хотен встал, оглянулся, достал из-за пазухи яйцо, на которое подышал, словно огненный змей, а когда оно засияло, поднял над головой, чтобы осмотреться.
Это был квадратный зал с высоким потолком, который подпирали четыре колонны в виде огромных ледяных мечей, парящих над узкими колодцами.
Царевич удивленно присвистнул и подошел к ближайшей колонне, чтобы громко по ней стукнуть и убедиться, что она вырезана из горного хрусталя.
– Дорого-богато, – глубокомысленно произнес Хотен. – А это что за урод? – добавил царевич, заметив, наконец, массивный черный постамент верховного змеиного божества в виде мужчины с головой ящера.
О, Чернобог, будь снисходителен.
Этот человек слишком глуп, чтобы его наказывать. Он уже идет навстречу своей гибели по красным гранитным плитам, давление на которые включит ловушку, которая станет для него последней.
Царевич, завороженный мягким сиянием, идущим от лица статуи, вдруг остановился и задумчиво посмотрел на яйцо, потом снова на единственный золотой глаз божества и усмехнулся, а затем быстрым шагом направился к змеиному владыке.
Твою ж мать!
Он что не знает, что почтительное расстояние до любого повелителя – девять шагов, иначе – смерть?
Похоже, нет.
Взвизгнула струна, и во тьме молнией блеснул меч, рухнувший плашмя. Он вонзился в каменный пол за спиной Хотена, оставив глубокую трещину.
Если бы он шел медленней, царевичей на одного стало больше.
Этот зал назван Чертогом Мечей не из-за хрустальных колонн!
Хотен замер и бросил испуганный взгляд на черную статую, после чего начал бормотать, словно полоумный:
– Огонь, вода, железно… Танец вприсядку, высокий прыжок, поклон царю… Поклон царю. Поклон царю. Поклон царю!
Вдруг опять звонко лопнула струна, и мрак разрезала серебряная вспышка.
Царевич побледнел, как мертвец, и упал ниц, распластавшись на полу перед Чернобогом. Он даже зачем-то поцеловал каменную плиту.
Я бы и не то сделала, если бы увидела свои волосы, срезанные мечом, вылетевшим из стены, как стрела.
Хвала черным богам, что я лысая, как яйцо.
***
– А это еще что за хрень, – прохрипел Хотен и дрожащей рукой поднял с пола белый обломок, похожий на изрядно обглоданную кость и вдруг резко замолчал, прислушавшись.
Царевич встал, посветил яйцом и убедился, что увиденное ему не померещилось – основание постамента украшала коллекция изувеченных вытянутых черепов, которые явно не принадлежали человеческой расе.
Зря он это сделал.
Шемаха предупреждала – эти твари не любят свет.
Вдруг от стен, пола и потолка отделились шипящие тени, которые, дико извиваясь, поползли в сторону Хотена, пронзив мрак сотней зеленых огоньков. Лязгнув зубами, они бросилась вперед.
Мне кажется, я знаю кто это: одичалые рептилии, потомки запечатанных на тысячи лет богов, лишенные зрения, разума, но далеко не аппетита.
Вместо того, чтобы спрятать яйцо за пазуху, этот дурак решил поиграть в догонялки со смертью и со всех ног побежал к статуе, на которую тут же ловко залез, бесстыдно умостившись на коленях Чернобога, а затем, словно этого оскорбления было не достаточно, забрался к нему на плечо.
Вот же болван!
Рептилии поползли следом, облепив своего владыку, словно мухи кусок падали, но их, неразумных детей своих, Чернобог уже простил.
Выругавшись, Хотен бросил взгляд на одинокое змеиное око статуи и вставил золотое яйцо в пустующую глазницу.
– Да будет свет, – сказал царевич и вдавил глаз в каменный череп.
Вдруг что-то щелкнуло, и меня с дикой силой втянуло в этот проклятый глаз, который внезапно почернел, став оком тьмы.
Мрак осветила вспышка, будто солнце заглянуло в этот забытый всеми чертог, ослепив не только меня и царевича, но и всех одичалых змеев, корчащихся теперь от боли.
Из глаз Чернобога хлынули два луча, которые вонзились в стену напротив. Она треснула пополам, как спелый орех, и с грохотом раздвинулась, образовав узкий проход, из которого, словно кровь из раны, хлынула темная сила, стремительно засосавшая меня в бурлящий водоворот.
Поглотив меня, она заставила вспомнить то, кем я была, и то, чем так и не стала.
Последнее, что увидела – царевича, который лихо спрыгнул с постамента и что есть мочи помчался к двери, створки которой начали медленно закрываться, грозя превратить его в пир для рептилий, если он не успеет добежать, или в кровавую лепешку, если его зажмет стенами моей гробницы.
Шевели ногами, дурень!
Внезапно я ощутила давно забытую тяжесть своего холодного и сильного тела, которое все эти долгие тысячи лет неподвижно лежало на жестком каменном ложе, где я в последний раз накапливала мощь для полного и окончательного разрушения этого жалкого и никчемного мира, кишащего смертными и глупцами, посмевшими свергнуть меня.
Меня! Великую и могущественную черную жрицу Храма Змей, имя которой боялись произносить в ночи!
Послы Чернобога явились в мой зетар и объявили о моем низложении, которое я отказалась принять, после чего украсила их черепами алтарь.
Тогда я начала приносить в жертву не людей, а змеиных богов, после чего они заперли меня в храмовой спальне, воспользовавшись моей слабостью, поэтому я так и не закончила свое великое дело, но обязательно воскресну, чтобы отомстить.
Мир, в котором нет меня, великой и могущественной черной жрицы, не должен существовать.
Глава 21. Воскрешение жрицы
Да уж, выгляжу я не очень привлекательно.
Надеюсь, Хотен при виде меня не сбежит к рептилиям, предпочтя смерть моему пробуждению.
Судя по тому, как он в ужасе смотрит на меня и хватается за рукоять несуществующего меча, я угадала.
Надеюсь, этот болван не испортит наш союз попыткой самоубийства, ведь меня убить невозможно.
За тысячи лет сна в гробнице одежда на мне истлела, обнажив стройное и худощавое тело с зеленой кожей.
Волос у меня, отродясь, не было, не говоря уже о груди, которая нам, змеиным богам, не нужна для кормления потомства, ведь оно вылупляется из яиц.
Мои большие раскосые глаза красивы, когда открыты, а вот тонкие маленькие губы, наоборот, когда закрыты, ведь мой рот нашпигован острыми зубами.
Надеюсь, царевич догадается оживить меня с помощью воды. Любой. Даже вода из лужи пойдет.
Все равно об этом позоре никто не узнает, потому что я тут же его съем.
После такого долгого сна мои силы восстановит только человеческая кровь, точнее, океан человеческой крови…
– Об этом Шемаха не говорила, – вдруг задумчиво пробормотал царевич и тихо выругался. – Что это? Ящерица? Человек? Оборотень?
Царевич с опаской приблизился к моему каменному ложу и несколько раз обошел его по кругу, а затем осторожно потрогал мою ногу, и, видя, что я никак не реагирую, с ухмылкой по ней постучал.
Вот идиот.
Мое тело оцепенело и стало твердым, словно камень, но я все равно ощутила удар.
– Эй, ящерица, ты спишь? Или померла? – задал очередной вопрос царевич.
Как мне на него ответить?
Если я сплю, то, видимо, настолько крепко, что окоченела, а если умерла, то подтвердить это не смогу, ведь мертвецы обычно не разговаривают.
– И что мне надо сделать? Где мое оружие? – задумчиво спросил Хотен, с любопытством рассматривая мой чертог, стены которого были покрыты рунами, описывающими историю прибытия на землю черных богов, а также эпоху моего легендарного правления в образе черной жрицы Ишхун Зе Тары.
Проклятие!
А мне что делать?
Эти предатели запечатали мой дух в этом проклятом оке Чернобога, который сглазил меня в прямом смысле слова, наблюдая за тем, как я планирую уничтожить все, что с таким усердием для него создавала.
Ты первым отказался от меня, владыка.
Хотя, может, ты хотел предложить мне вотчину побольше? Не этот затхлый и дикий мирок, а целую вселенную, наполненную упитанными и разумными существами?
В любом случае, я никогда об этом не узнаю, ведь зашла слишком далеко, поэтому, царевич, не тупи, и просто напои меня.
– Вот же дрянь, – выругался Хотен, только сейчас заметив набрякший кровью рукав кафтана, с которого струилась кровь. – Все-таки добрались, твари. Хорошо, что я пью яд угарок, иначе…
Тут царевич покачнулся и оперся рукой о мое ложе, борясь с внезапно нахлынувшей слабостью.
Одичалые рептилии – это не лягушка на болоте, царевич. Боюсь, тебе осталось недолго. Сперва у тебя почернеет рука, а потом отвалится. Так мы обычно маринуем жертв, чтобы было вкуснее есть.
Единственное твое спасение – это я.
Ну, же! Ну, же, придумай что-нибудь.
Ты самый толковый смертный из всех, что я встречала, а за тысячи лет своего бытия я встречала, убивала и съедала очень и очень многих.
Хотен кивнул, пошатнулся и внезапно рухнул на меня, залив кровью мою кожу.
***
Кровь, конечно, не водица, но действует не хуже.
Моя окаменевшая плоть жадно впитала все до единой капли.
Если бы так было можно, я бы принимала кровавые ванные, но Чернобог запретил, ведь это делает нас слабее.
Обессилевший царевич лежал на мне, словно мешок.
Надеюсь, он пробудет в беспамятстве достаточно долго, чтобы напитать мое сухое тело живительной влагой, и не умереть.
Я хочу, чтобы он выжил.
Может, из-за терзающего дикого голода?
Или потому, что в этом мире я осталась совсем одна?
Даже Чернобог отвернулся от меня, не говоря уже о предавших меня храмовых слугах, которые должны были охранять мой сон ценой своей жизни.
Царевич вдруг очнулся и глухо застонал. Его сердце бешено застучало при виде меня. Это было очень волнительно, ведь он продолжал на мне лежать, обильно истекая кровью.
Я ощутила, как мое тело затягивает черную горошину души, словно камень – болото, и вдруг открыла глаза и посмотрела на Хотена.
– Сгинь, нечисть, – едва выговорил он, откатившись в сторону.
Вот же болван.
Как только ты меня не называл, и самое приятное имя – Жаба.
И вдруг мои губы раздвинулись в жуткой улыбке.
Я с трудом оторвала от каменной постели руку и с удовольствием пошевелила пальцами с длинными черными ногтями, но и этого мне было мало, поэтому с глухим треском я сперва села, а затем встала на ноги, чувствуя себя ссохшимся деревянным идолом, покрытым облупившейся краской.
Отвратительное чувство, сразу неудержимо захотелось кого-нибудь убить.
Царевич упал на пол и перевернулся на спину, с ужасом наблюдая за моими нелепыми попытки опять научиться ходить.
Надеюсь, он забудет это, как и то, что я споткнулась и растянулась во весь рост на каменном полу.
Вдруг Хотен издал какой-то булькающий звук, и я вперилась обеспокоенным взглядом в его посиневшее лицо, думая, что началась агония, но нет.
Он смеялся.
Животное!
Я, значит, ползу к нему изо всех сил, чтобы спасти, а он смеется.
Ничего.
Хорошо смеется тот, у кого есть рот, а ведь я планирую его отгрызть тебе, Хотен.
– Убью! – грозно зашипела я, с трудом ворочая онемевшим раздвоенным языком.
Не знаю, что он там услышал, но смеяться вдруг перестал и попытался уползти, но не смог.
Я подбиралась к своей жертве все ближе и ближе, вонзая в каменной пол ногти, оставляющие глубокие борозды, а после вцепилась рукой в его нечесаную гриву и широко открыла свой клыкастый рот, искусственно вызвав у себя рвотный позыв, и выблевала ему в лицо целебную змеиную слизь, заставив ее проглотить.
Теперь он выживет и переживает многих смертных, ведь получил крупицу моей жизненной силы.
Возможно, у него даже вырастет хвост.
– Я умер? – прохрипел ошарашенный царевич, когда с довольным видом я разорвала рукав кафтана, чтобы убедиться, что рана мгновенно затянулась. – Это и есть Пекло? И вечные муки? Ты Чернобог?
– Нет, – прошипела я в ответ. – Пока еще нет. Но скоро стану. С твоей помощью, Хотен.
И снова осклабилась в хищной улыбке.
Глава 22. Прекрасная царевна
– Иди на хрен, тварь! – любезно ответил Хотен, прячась за каменным ложем. – Где меч? Я должен тебя убить, чтобы его найти?
Порой смертные очень раздражают, как сейчас, например.
Они видят меня, великую и могущественную черную жрицу Храма Змей, и просят об услуге, но делают это без уважения и даже не называют своей богиней.
Я прикрыла выпученные желтые глаза, чтобы вытянуть из недр земли темную силу и наложить на себя ослепительно прекрасный морок.
Все-таки царевич – мужчина, и разговор с красивой смертной девушкой пойдет намного легче, чем с зеленокожей рептилией, да и шипеть вслух не придется – мои слова будут звучать в его сознании, как божественная музыка.
– Меня зовут Василиском, то есть, Василисой Премудрой, – мысленно сказала я Хотену, представляя себя белокожей девицей в зеленом блестящем платье и кокошнике с длинной черной косой. – Я была великой и могущественной царевной, но меня превратил в лягушку Чернобог Бессмертный, потому что я отказалась подчиниться его воле. С тех пор я жила на болоте, пока ты не спас меня возле каменного круга и не принес в Тарнхолм. Когда моя лягушачья шкурка сгорела, я снова вернулась на болото в ожидании царевича, который освободит меня и поможет... вернуться к батюшке.
В конце я невольно запнулась.
Отца у меня, отродясь, не было. Пришлось соврать.
– Говоришь, была моей лягушкой? – настороженно спросил Хотен и упрямо насупился. – Докажи.
Я мысленно усмехнулась, ведь знала о царевиче столько, что могла опозорить на весь мир.
Он же видел иллюзию, где я смущенно залилась краской.
– Ты прятал меня в ночной горшок и называл Жабой, а еще я сидела в нагрудном кармане и подсказывала кваками как вылечить твоего отца, – сладким голоском пролепетала я.
– Допустим, – недоверчиво продолжил царевич и прищурил глаза. – Кто твой отец? Я его знаю?
– Белбог! – выпалила я первое, что пришло в голову.
Небесный владыка, наверное, поперхнулся светлой силой, когда это услышал, ведь нашу расу создал Чернобог, и всем это прекрасно известно, кроме глупых смертных.
– За дурака меня держишь? – спросил Хотен и нахмурился. – В Тарнхолме не было такого князя или царя.
– Мой батюшка живет за Вийморской пустошью на Белом острове. Я царевна заморская, – соврала я, не моргнув и глазом.
Такой ответ царевича, видимо, убедил. Он кивнул и пробормотал, что это объясняет, почему я так странно выгляжу.
Что странного в моей иллюзии? Люди сейчас не носят длинные и блестящие платья? Или мой кокошник настолько высок, что царапает потолок? Или я слишком красива для местных обитателей?
Скорее всего, последнее.
– И что я получу, если тебе помогу? – вдруг с ухмылкой спросил Хотен. – Чем откупишься?
Да уж, царевичи уже не те, но я знаю, что он хочет.
– У меня есть волшебное оружие, – тоненьким голоском пропела моя иллюзия и невинно захлопала ресницами. – Меч-кладенец.
– И где он? – сухо поинтересовался Хотен и обвел взглядом пустую камеру с единственным ложем. – Ты спрятала его между ног?
Не так уж он и глуп.
Ухмыльнувшись, я повернулась к стене и прикоснулась к ней рукой, ожидая, что она вот-вот откроется, но то-то пошло не так.
Проклятие!
Видимо, моей темной силы недостаточно, чтобы управлять зетаром. Морок высушил меня до дна. Нужно время, чтобы восстановиться. Придется использовать грубую змеиную силу.
Я сконцентрировалась на черных ногтях, которые мгновенно выросли, превратив мои руки в вилы, и наотмашь резанула каменную стену, которая с шипением расплавилась, открыв проход в Чертог Мечей.
***
Все опять пошло не так.
Одичалые рептилии бросились на меня, не признав свою владычицу.
Вот же неразумные твари! Хуже людей, честное слово.
Я располосовала всех этих обезумевших гадов, залив пол черной кровью.
Жаль, у меня не было хвоста, иначе я бы с радостью использовала его, как третью руку или ногу, чтобы размазать их по стенам.
Главное, не потерять контроль, иначе впаду в змеиное бешенство и вернусь в эпоху, когда мои предки-ящеры охотились в огромных тропических лесах.
Готово!
Последнего одичалого я с диким шипением забросила на голову Чернобога, сверлящего меня дурным взглядом. Чтобы выразить всю меру хулы, я начертила когтем на его постаменте руну «Х».
И вдруг мой ноготь сломался.
Боль прояснила мой разум, и я осознала, что царевич смотрит на меня, открыв рот.
Твою ж мать!
Я же прекрасная и милая царевна! Как я объясню боевые навыки? Скажу, что древняя воительница.
Превращение иссушило меня. Мне срочно нужна вода, чтобы не окаменеть.
– А вот и меч-кладенец, – звонким голоском сказала я, надеясь, что морок встал крепко.
– Это колонна. Я проверил, – недовольно ответил царевич, с интересом рассматривая меня, словно впервые увидел.
– Нет. Это великое оружие. Четыре хрустальных меча-кладенца избавят мир от болезней, войн, голода и смерти. Если их опустить в колодцы, они напитают воду. Каждый выпивший ее, обретет вечную жизнь…
В этом месте я запнулась, пытаясь скрыть ухмылку, тенью мелькнувшую на моем лице.
– Безумие какое-то, – недовольно проворчал царевич. – Зачем спасать мир? Пусть катится в Пекло. Я хочу отомстить за смерть родителей и братьев, а для этого надо убить одного гада, а для этого надо мощное оружие. У этой падлы есть войско, а у меня – только штаны.
Проклятие!
В политических вопросах царевич Здебор намного дальновиднее. Порой я скучаю по его уму и беспощадной жестокости.
– Если ты поможешь народу, он признает тебя царем, – сладко пропела я и мило улыбнулась.
– Ты как всегда права, жаба, – наконец, согласился со мной Хотен. – Все думают, что я убийца и злодей. Спасу людей и развею ложь. Как опустить мечи?
Моя личина томно вздохнула, хотя внутри я скрипнула от досады зубами.
У меня сейчас нет темной силы, чтобы пробудить разрушительную мощь зетара.
Хорошо, что на крыше святилища лежит черный камень, который, накопив достаточно света, опустит мечи в колодцы.
Осталось только выбраться на поверхность и раскопать Храм Змей – об этом я и сообщила царевичу, который решительно заявил, что пойдет со мной хоть на край света, только не знает, где выход.
Придется все опять взять в свои змеиные руки, точнее, ноги.
Хоть у меня не осталось силы для колдовства и превращений, но рептильской дури не занимать, поэтому я подошла к стене и ударом своей хрупкой и аккуратной белой ножки проделала в ней громадную дыру – так, по крайней мере, это увидел остолбеневший царевич.
Глава 23. Два брата
Встреча братьев – всегда это кровавая рубка, которая сейчас мне была не нужна, поэтому, когда я поднялась по запутанному лабиринту коридоров и встретила землекопов во главе со Здебором, разбросала царевичей по разным углам.
Безоружного Хотена я швырнула влево, а вооруженного до зубов Здебора – вправо.
– Ты что творишь, жаба! – крикнул младший царевич, с трудом вставая. – Ты на чьей стороне! Убей его! Я видел, как ты разбросала этих тварей внизу! А твой удар ногой! Ты можешь проломить им череп!
Старший царевич остановил подоспевших на помощь воинов и молча встал передо мной на колено, низко склонив златокудрую голову. Его примеру последовали его стражи и смерды.
Хотен так и продолжил стоять, недовольно потирая ушибленный бок. Мысль склониться передо мной никогда не приходила в его немытую голову.
– Встаньте, – приказала я, отбросив все церемонии, понимая, что у меня осталось мало времени и скоро я превращусь в каменный столб. – Я великая и могущественная черная жрица Храма Змей, Ишхун Зе Тара, древняя богиня тьмы и колдовства. Вы открыли гробницу и потревожили мой покой, осквернили меня своим нечистым присутствием и за это будете наказаны, ибо я в гневе. Утолить мою ярость сможет только кровь. Все рабы должны быть обезглавлены в мою честь. Все воины должны стать моими слугами, а царь Тарнхолма – моим воином-стражем, иначе я всех здесь убью, – зловещей скороговоркой произнесла я.
Вдруг гнетущую тишину разорвал недовольный голос Хотена.
– А я кем буду?
– Моим рабом. Водочерпием, – сухо ответила я. – Найди глубокую купальню и заполни водой. Мне нужно смыть грязь человеческой скверны. Быстро!
Надеюсь, Здебор не будет чинить ему препятствий на пути к деревянной бадье, ведь это все было сказано ради нее, родимой.
– Нет, – решительно сказал златокудрый царевич и встал. – Никуда он не пойдет.
О, нет! Сейчас они начнут драться, все подожгут, и я буду смотреть на это безмолвным истуканом.
– Я стану водочерпием, – вдруг пылко добавил Здебор и пронзил мое лицо сапфировым взглядом. – Он не достоит быть твоим рабом, великая богиня, поэтому я принесу его в жертву вместе с остальными.
Старший царевич жестом поднял с колен воинов, и те немедленно скрутили землекопов, а затем выволокли по деревянным настилам на поверхность, откуда через мгновение послышались дикие крики и гул мужских голосов, на все лады повторяющих мое имя:
– Ишхун Зе Тара. Черная жрица. Злая ведьма.
Я хищно улыбнулась.
Пусть хоть как называют, только в гробницу не кладут.
Конечно, глупо было убивать этих полезных людей, но мне нужна была темная сила, заключенная в их страхе перед болью и смертью.
Здебор бросился к брату, чтобы его схватить, но я отбросила его в сторону усилием воли.
– Это мой раб. Я саму решу, когда его убить, – сказала я, плотнее кутаясь в морок, чтобы никто не увидел, как нелепо я ковыляю на прямых, словно палка, ногах.
И вдруг кто-то поднял меня на руки, крепко прижал к своей груди и понес. Я была уверена, что это…
Хотен?
Проклятие!
– Ох! Ну и тяжелая! Разжирела ты, жаба. А все почему? Мухи. Я кормил тебя, как на убой, поэтому ты стала убийцей, – с ухмылкой сказал младший царевич и дерзко мне подмигнул.
***
Здебор шел за нами по пятам.
Я опасалась, что он ударит Хотена в спину, но он, видимо, знает, когда отступать, а когда – наступать.
Такой помощник мне и нужен.
Я все еще слаба. Мне нужна армия слуг, тысячи алтарей и раскопки храма, и старший царевич может это устроить. Правда, алчность толкнет его избавиться от меня, как он это сделал с отцом, но я готова. Держи союзников близко, а врагов еще ближе.
Но Хотен мне тоже нужен.
Кто будет меня кормить, готовить ванные и подпиливать ногти? Он и раньше с этим неплохо справлялся. К тому же это прекрасный способ отомстить за все унижения, которым я подверглась в образе лягушки. Нет, я не злюсь, просто свожу счеты.
Вывод такой: сейчас мне нужны оба, а потом я разом ото всех избавлюсь.
Меня принесли в сруб, который возвели недалеко от сгоревшего дворца.
– Подвинься, жаба, – сказал мне Хотен, когда опустил в большую деревянную лохань, заполненную теплой водой. – Ты не одна хочешь помыться.
Не успела я зашипеть, как царевич скинул тряпки и забрался в мою купальню.
Я бросила взгляд на дверь, за которой стоял Здебор, и пожалела, что тот его не прикончил.
– Вон! – злобно крикнула я и превратила руку в вилы.
– Убери это, а лучше сделай что-нибудь полезное, например, щетку для спины или черпак, – насмешливо проворчал царевич и вылил на себя ушат воды. – И не надо так стесняться. Во-первых, я в могильнике уже все рассмотрел. Во-вторых, ты настолько страшная, что у меня даже не стоит. Вообще. Хоть бы прошло, а то жуть берет...
Страшная?
Я?
Да я великая и могущественная черная жрица Храма Змей!
Нет такого смертного, который бы устоял против моих чар, если только… если только...
Если только не моя слизь, которая сделала его невосприимчивым не только к змеиным ядам, но и чарам.
Проклятие!
Как я могла об этом забыть? Все потому, что редко лечу, ведь обычно убиваю.
– Тебе поэтому отец запер? Шибко уродливая? Женихов распугала? – участливо продолжил расспросы Хотен. – Да не переживай ты так. Местные бабешки лицо мукой красят, сено в титьки кладут и накладные косы носят. И ничего, замуж выходят. Так и быть, подыщу тебе кого-нибудь, раз от Здебора спасла. Лихо же наврала, чуть сам не поверил. Вот же даешь, жаба…
Довольно с меня этого унижения.
Темной силы хватит с избытком, чтобы создать черную тунику и змеиный капюшон, и не для того, чтобы скрыть внешность.
Выскочив за дверь, я столкнулась с царевичем Здебором, лицо которого исказила безумная решимость убить любого, кто встанет на пути, но только не меня.
Он покорно склонил голову и коротко отчитался, что со дна ямы уже поднят змеиный алтарь и на раскопки храма отправлены все дети, женщины и старики.
Это все было хорошо, но меня сейчас волновало совсем другое.
– Я красивая? – прошипела я, сверля царевича недобрым взглядом.
Если соврет, пойму это и убью, а затем и всех кто видел меня настоящую.
– Нет, – ответил Здебор и ласково провел рукой по моему лицу. – Ты не просто красивая, а божественно красивая, моя царица, – с волнением добавил он и вдруг крепко поцеловал.
Глава 24. Роковой выбор
Этот поцелуй все решил – я выбираю старшего царевича, и дело здесь не в любви, а в расчете.
Хотен мне больше не нужен. Он вывел меня из темницы и тем самым исполнил свое предназначение.
Здебор хочет власти, его брат – мести, я же хочу всего и сразу, поэтому хрустальные мечи скоро навсегда изменят этот мир, если солнце когда-нибудь выглянет из-за туч.
– Крыша раскопана, моя царица, – тихо сказал мне Здебор.
– Лгунья! – крикнул закованный в цепи Хотен. – Ведьма! Я верил тебе, жаба! Ты предала меня! Дрянь! Сперва я убью этого ублюдка, а потом и тебя, гадкая, мерзкая…
Я оглянулась и пронзила младшего царевича убийственным взглядом.
Жаль, что мои чары на него не действуют, иначе он бы свалился замертво.
– Закройте ему рот, – сухо приказал Здебор.
– Кляпом, – добавила я, и стражи разочарованно спрятали мечи в ножны.
Послышалось гневное мычание, и мир снова погрузился в тишину.
Мы стояли на краю огромного котлована, выкопанного на месте сгоревшего дворца, под которым все эти долгие тысячи лет таился мой зетар.
На дне ямы лежал квадратный черный камень, возле которого роились изможденные люди. Они откапывали лестницы, уходящие вглубь земли. Тех, кто падал без сил, уносили к яме поменьше, в которой стоял мой змеиный алтарь. Они умирали в муках во имя меня, великой и могущественной Ишхун Зе Тары.
Кровь лилась, словно вино, поэтому я была полна темных сил и дурного настроения, которое после пробуждения в гробнице стало изменчивым, как эта проклятая погода.
Я опять посмотрела на клубящееся тучами небо, которое исторгало то дождь, то снег, то град, то противную морось.
Нет, с этим надо что-то делать.
– Нужно больше рабов, – распорядилась я и хищно улыбнулась Здебору. – Надо откопать вход в Чертог Мечей и очистить храмовые каналы, чтобы заполнить нижний зал водой.
– У нас больше нет людей, моя царица, – тихо ответил царь Тарнхолма, но, поймав мой недовольный взгляд, тут же быстро исправился. – Но мы разграбим соседей и уведем всех в полон. Заодно пополним запасы – они нужны для строительства нового дворца.
Я молча кивнула и сердито глянула на черную тучу, лениво ползущую к нам с болота, и вдруг услышала жужжание.
Проклятие! Только этого не хватало!
Насекомые перестали радовать мою душу, когда я избавилась от образа лягушки. От них нет больше пользы, хотя…
Внезапно я воздела руки к небу, словно жрица Белбога, и мысленно вгрызлась в земную твердь, повелевая всем подземным гадам выползти из своих нор.
Земля задрожала и исторгла утробный гул.
Вдруг люди в яме побросали лопаты и начали дико плясать, ведь котлован наполнился змеями, ящерицами и слепыми шипастыми тварями, которые никогда не выползали на поверхность днем.
Воины схватились за мечи, готовые броситься вниз на помощь, но внезапно над головами землекопов заклокотало черное жужжащие облако, которое начало раскручиваться по огромной спирали, острие которой вдруг ударило в дно ямы.
Смертные, оказавшись между гадами и москитами, истошно завопили, безуспешно пытаясь выбраться из смертельной ловушки.
Здебор приказал своим людям не вмешиваться и, не отрывая взгляда, наблюдал за творившимся безумием, пока марево над черным камнем окончательно не развеялось.
***
Выглянуло солнце.
Я прищурила глаза и обвела змеиным взглядом людей, стоявших передо мной на коленях.
Теперь даже те из них, кто не верил в меня, воочию убедились, что я великая богиня, ведь я разогнала тучи.
Глупцы.
Я перевела взгляд на Хотена, который упорно отказывался выказывать мне знаки почтения, чем очень сильно раздражал.
С тех пор, как вышла из гробницы, постоянно чувствовала себя так, будто меня освежевали.
Кожа беспрестанно зудела, словно хотела слезть клочьями, глаза с трудом переносили свет, кровь не лезла в горло, не говоря уже о том, что слух настолько обострился, что я слышала биение сердец всех присутствующих.
Только сердце Здебора равномерно отмеряло ход времени, словно это он был рептилией, а не я.
Оно стучало также, когда он меня поцеловал, ведь им двигал не менее хладнокровный расчет, чем мной.
Почему меня это задевает? Может, я старею?
– Моя царица, – тихо произнес Здебор.
– Я еще не твоя царица! – вдруг перебила его я, внезапно ощутив дикий прилив ревности. – Какая я у тебя по счету царица? Третья? Пятая? Сколько у тебя вообще жен? – едким тоном спросила я и снова бросила ядовитый взгляд на Хотена, который с ненавистью смотрел на меня.
– Только одна, – ответил златокудрый царевич и тихо приказал кого-то срочно привести.
– В этой жизни я хочу получить все и не хочу ни с кем ничего делить, – недовольно прошипела, снова уставившись на Хотена, который яростно мне что-то мычал.
Похоже, он пожелал мне сдохнуть.
Мое настроение стремительно ухудшилось, и причина была в диком голоде, который снова терзал мое тело.
Да что вообще надо этой проклятой оболочке?
Вдруг к Здебору робко подошла закутанная в шаль девица, которую он представил своему отцу в качестве невесты.
Едвига, кажется.
Я с завистью скользнула взглядом по ее белой коже и густым волосам, невольно поведя рукой по лысому зеленому черепу, который не видел никто, кроме глупого Хотена.
Хорошо, что у него закрыт рот, иначе он уже что-нибудь сказал.
В моем сознании звенел его голос, который беспрестанно повторял, что я жаба, что я его жаба, что я только его жаба и ничья больше.
Тьма Земная!
Да что со мной? Я схожу с ума? Или это какое-то проклятие?
Видимо, мое выражение лица выдало мои чувства, потому что Здебор вдруг нахмурился, достал меч и отрубил невесте голову, которая со стуком покатилась по склону котлована, оставляя за собой кровавый след.
– В моем сердце была, есть и будет только одна царица, – сказал златокудрый владыка Тарнхолма и со всем жаром, на которое было способно его спокойно бьющееся сердце, поцеловал мою руку холодными, как лед, губами. – И это ты, о, великая и могущественная богиня. Согласна ли ты стать моей женой?
Мое сердце вдруг бешено заколотилось, а затем рухнуло вниз и покатилось в черную бездну, как отрубленная голова смертной красавицы.
Я никогда не чувствовала подобного.
Наверное, это и есть то, что люди называют любовью, но почему мне тогда… плохо?
– Да, – с трудом ответила я и почувствовала одиночество, словно опять витала черной горошиной над бескрайними мертвыми болотами.
Глава 25. Змеиная свадьба
– Свадьбы не будет, – сказала я и выгнала девиц, принесших белое платье невесты. – Скажите Здебору явиться ночью, – злобно прошипела я и швырнула им вслед кубок с вином.
Он тоже был частью этого нелепого ритуала – нужно было выпить одну чашу на двоих, чтобы разделить горе и радость, жизнь и смерть, да еще на глазах у толпы, которая разнесет эту новость, как чуму.
Если Здебор переживет эту ночь, так и быть, я позволю смертным повеселиться, и тогда ни одна армия не приблизится к Тарнхолму, ведь страх – лучший сторож.
Это мой свадебный подарок.
Правда, в колдовстве дары взаимообратные, поэтому этой ночью я потребую свой – яйцо.
За годы заточения в подземелье мое тело обветшало, поэтому я и чувствую себя так ужасно.
Когда отложу яйцо, перемещу в него душу и продолжу жить в своей копии на руинах старого мира, с тем, чтобы создать новый, в котором я буду Чернобогом.
Все, что мне сейчас надо – это кровь сильного и молодого мужчины, и Здебор как нельзя лучше подходит на эту роль, именно поэтому я его так хочу.
Хоть бы справиться с искушением и не сожрать его, но это как пойдет.
Главное, что храм откопан, солнце светит и каналы очищены. Все идет, как нельзя лучше. Теперь ничто не сможет мне помешать.
С этими приятными мыслями я погрузилась в ванную, которую согревали для меня три раза в день.
Что-то не так с моей жизненной силой, она вытекает из меня, как вода из решета, да и черная магия дается тяжело…
И вдруг я резко проснулась.
Вода остыла, тело онемело, но самое ужасное – мне приснился кошмар, в котором я была снова лягушкой и прыгала к каменному кругу, возле которого стоял Хотен и целился в меня из лука.
Выскочив из бадьи, я глянула в окно – ночь.
Здебор скоро придет, а я не готова.
Внезапно мой взгляд упал на зеркало, и я чуть не потеряла сознание, ведь моя изумительно блестящая зеленая кожа побелела, глаза уменьшились, а клыки – исчезли.
Я вцепилась руками в деревянную раму, чтобы не упасть из-за слабости, а затем открыла рот и высунула язык.
Хвала Тьма! Он был на месте!
Я грозно зашипела, но прозвучало это так, будто я подавилась комком шерсти.
Вдруг дверь в спальню открылась, и на пороге возник Здебор в белых штанах и рубахе, опоясанный мечом.
Проклятие!
Его что, не учили стучаться?
Только его здесь не хватало.
Не успела я его выгнать, как царевич уже с изумлением рассматривал мое лицо, нежно поглаживая белую кожу.
– Ты сегодня выглядишь иначе, моя царица, – тихо произнес он и улыбнулся. – Но мне нравится. Очень.
– Иначе? – злобно спросила я. – Разве обычно я выгляжу не так?
Молчание Здебора сказало мне больше, чем тысяча слов.
Он видел меня сквозь чары и, в отличие от Хотена, притворялся.
Да что не так с этими царевичами? Вот же гады! Убью!
Царевич ухмыльнулся, снял рубаху и прошептал:
– Только не убивай. Мать говорила о тебе, Тара, и я знаю, что с тобой делать. В спальне.
Я хотела отшвырнуть его, но не смогла. У меня больше не было сил.
***
– Кусай, – сказал мне Здебор и убрал с шеи золотистую прядь волос, слегка наклонив голову.
Я хотела не то, чтобы укусить, а даже свернуть ему шею!
Царевич прикрыл глаза, продолжая наблюдать за мной из-под ресниц, а затем, видя, что я замерла на постели, как змея, ухмыльнулся и повалил меня на кровать.
Проклятие!
Я, в конце концов, не человек, чтобы с ним совокупляться.
Или уже нет?
Вдруг я превратилась в это слабое кожаное существо? Осталось у меня хоть что-нибудь от рептилии?
Чтобы это выяснить, я ловко выскользнула из могучих объятий Здебора, забралась на него сверху и распласталась на нем, крепко обняв руками и ногами.
Царевич испытал немалый прилив возбуждения, ведь я начала елозить по нему, чтобы ощутить связку, которая возникает у рептилий в момент готовности к размножению, после чего надо выпить кровь друг друга, и тогда змеиная свадьба состоится.
Этот смертный идеально подходит мне, но мое тело на него не реагирует, будто я уже с кем-то сцеплена.
Но как? С кем?
Желание Здебора достигла пика, поэтому он подмял меня под себя и придавил к кровати, а затем…
В спальню ворвался страж из числа охранников царевича Хотена и сообщил, что у него крайне важное дело.
– Дай мне причину тебя не убить, – произнес с раздражением Здебор и ослабил хватку, чем я тут же воспользовалась, чтобы выскользнуть.
– Узник сбежал! – отчитался страж и рухнул на колени, увидев, как владыка Тарнхолма сердито обнажает меч. – Сила его так огромна, что он разорвал цепи, проломил стену, разбросал с десяток часовых и бежал так быстро, словно за ним гналась Смерть!
Через мгновение я видела только обнаженную спину удаляющегося Здебора, на который был изображен ухмыляющийся Чернобог.
Это из-за него чары не встали! Проклятый оберег!
А ведь все так хорошо начиналось.
Что вообще происходит? Откуда у Хотена такая сила?
Я снова бросилась к зеркалу, чтобы изучить превращение, которое не только изменило внешность, но и лишило мощи.
Это в голове не укладывалась, но я выглядела как лысый человек! У меня даже грудь выросла, будь она неладна!
Гнев, ярость и страх затопили мой разум.
В отчаянии я попыталась усилием воли поглотить мощь земли, но тщетно.
Меня аж затрясло от бешенства.
Собрав остаток сил, я закрыла глаза и начала мысленно рыскать по земле, ища подходящего носителя, но на мой зов не откликались ни змеи, ни ящерицы, ни лягушки.
Вдруг в сознании вспыхнул огонек, словно в ночном лесу разожгли костер, на свет которого я полетела, а потом вошла в двуногого ящера, который стоял возле покрытой травой землянки и нетерпеливо стучал в дверь.
Я не могла управлять этим телом, оно было сильнее меня. Все, что мне оставалось, так это недоумевать, откуда здесь взялся змеиный бог.
– Чего тебе? – прошепелявила старуха, выглянув за дверь, которую тут же попыталась закрыть.
– Не так встречают гостей, Шемаха, – хриплым голосом ответила я и просунула в дверную щель сапог. – Не ждала меня? Думала, сдохнул в гробнице?
Тьма Земная! Это Хотен!
Я нахожусь в его теле, но это просто невозможно, ведь я змеиное божество и вселяюсь только в рептилий.
– Входи сынок, – со вздохом проскрипела ведьма и подслеповато прищурилась. – Ты не один, с тобой мертвица.
– За этим и пришел, – угрюмо ответил царевич и переступил порог. – Хочу узнать, как ее убить.
Глава 26. Четыре меча
Хотен был краток – достал меч и направил на Шемаху.
Она хлопотала над бурлящим котелком, совсем не обращая внимания на царевича.
– Зачем отправила в склеп? – спросил Хотен.
– Сам знаешь, – ответила старуха и улыбнулась. – За твоей местью. За моей. И за ее.
Царевич крепче стиснул рукоять и даже скрипнул от досады зубами.
– Значит, ты с ней в сговоре, – зло произнес Хотен и замахнулся на ведьму мечом.
– Стой! – крикнула Шемаха и проворно отскочила в сторону. – Я пригожусь!
Стул, на котором он сидела, разлетелся в щепки, а котелок с зельем намертво застрял в глиняной стене.
– Дурень! – ругнулась ведьма и сердито плюнула на пол. – Там зелье было, чтоб жрицей управлять! Собачий сын! Олух! Здебор просил! Чтоб он тебе башку срубил, пень! Только жрать умеешь!
– Так ты и с ним в сговоре, ведьма? – опешил царевич и яростно пнул корзину, из которой выползла змея, из-за чего Хотен вскочил на приземистой стол.
– Бойся обидеть хранимого мной человека, ведь он попросит о помощи, и я помогу! Так говорит мой владыка! – яростно прошамкала Шемаха, сверкнув черными бусинками глаз. – Мне все равно кому помогать: тебе, Здебору или купеческому сыну, лишь бы веретено жизни вращалось, и Чернобог был доволен. А он хочет, чтобы жрица подчинилась...
– Постой-ка, – насмешливо перебил царевич. – Здебор хочет ее укротить? Он спятил? Это невозможно! Она еще больший упырь, чем он!
– В зелье купать надо! – продолжила ругаться Шемаха, опять разойдясь не на шутку.
Вдруг она схватила метлу и начала яростно лупить Хотена.
– У нее брешь! Кожа! Потому она в воде, как рыба! Дурень! Нет зелья! Как ее остановить?
Царевич, видимо, не привык к побоям, поэтому отшвырнул ведьму легким движением руки, после чего с ужасом уставился на свою ладонь.
– И давно ты так можешь, сынок? – вдруг тихо спросила Шемаха, словно и не было никакой ссоры.
– Как из гробницы вышел, – недовольно проворчал Хотен и сел на стол. – Чувствую себя то вошью, то богом, но вошью – чаще.
– Ты со жрицей спал? – без обиняков спросила ведьма.
– Нет! Она же мертвая была!
– А если репой подумать? – настаивала старуха.
И царевич вдруг задумался, вспоминая день, когда с ужасом меня увидел на каменном ложе.
– Я ранен был, кровь лилась, как из ведра. Упал на нее. Но между нами ничего не было! – зачем-то начал оправдываться Хотен.
– А выжил как? – с улыбкой спросила Шемаха и тут же ответила на свой вопрос. – Ясно. Спасла. Иначе ты бы тут не сидел, сынок. Это все объясняет, – пробормотала старуха и начала сосредоточенно мести пол.
– Что? Что объясняет? – спросил царевич, потеряв терпение.
– Поженились вы. По-змеиному. Делите все пополам: горе, радость, жизнь, смерть. Навеки связаны, – задумчиво прошепелявила ведьма, опираясь на метлу.
– Так развяжи! В прошлый раз твое зелье помогло!
– Тогда я его для себя варила, чтоб сильнее быть. Чуть не померла, когда вас расколдовала, – снова проворчала Шемаха. – Нет у меня сил. Последние истратила, а ты все изгадил, – сказала ведьма и ткнула метлой в торчащий в стене котелок.
– Что же делать, старая? – в отчаянии спросил царевич и закрыл лицо руками.
– Дурень! – снова выругалась Шемаха. – Поздно! Она все знает! Пригрел змею на груди! За порог принес!
Старуха вдруг сорвала с крючка деревянный ковш и со всей силы ударила царевичу по лбу, и меня выбросило обратно в мое тело.
***
О, да.
Теперь я все знаю и буду действовать.
Я схватила первое, что попалась под руки – простыню, замоталась в нее и выбежала на улицу.
Смертные при виде меня испуганно расступались, зная, что могут отправиться на корм червям.
Надеюсь, черный камень скопил достаточно солнечного света, чтобы пробудить зетар.
Раньше мне не хватало темной силы, чтобы опустить хрустальные мечи, сейчас мне не хватает терпения, ведь Хотен идет по мою душу, а Здебор – по мое тело.
Искупать меня в зелье.
Да лучше я покроюсь коркой грязи! Не буду мыться, как мой змеиный муженек!
Нет, нет.
Об этой катастрофе я подумаю позже. Сперва – разрушение мира, а потом – семейные драмы.
Я застыла на краю ямы и посмотрела на дыру в тучах, в которую с любопытством заглядывала толстая луна.
Жаль, что не кровавая, но мы это сейчас исправим.
Перебирая ногами, как жук, я спустилась по отвалам земли, а затем пошлепала к главному входу в Чертог Мечей. С опаской приложила ладонь к каменной стене и без труда вошла. Видимо, рисунок на руках остался змеиным, хоть я теперь и выгляжу как человек.
Когда глаза привыкли к мраку, я подошла ближайшей хрустальной колонне и встала под острием, чтобы пропустить через себя подземную мощь.
Хоть я была по-прежнему слаба, во мне жила уверенность, что все получится.
Хвала Тьме!
Первый меч вспыхнул и опустился.
Проделав эту процедуру еще три раза, я легла на пол в центре зала и уснула, что было странно, ведь змеиные боги не спят, и теперь я знаю почему – они никогда не устают.
Я с трудом встала и, кряхтя, вышла из Храма Змей.
Был полдень.
На дне ямы толпилось множество людей, хотя раскопки уже закончились.
Откуда они вообще здесь взялись? И раз уж пришли, почему стоят без дела и не работают?
– Мойте ступени, бездельники! – крикнула я этим зарвавшимся смертным, которые вдруг, как один, повернули в мою сторону головы.
О, нет.
Наверное, я проспала несколько дней, ведь зетар превращает обычную воду в живую далеко не сразу, а эти люди, точнее то, что от них осталось, уже выкопали себя из земли.
– Повинуйтесь! – грозно приказала я, но прозвучало это, как писк.
Голос подвел меня, как и тело, которое внезапно пронзил животный страх.
Какая нелепость! Я бесчувственная рептилия, поэтому ничего не боюсь!
Люди шли на меня толпой, и сердца их не бились, но не это пугало меня, а то, что они не подчинялись.
– Стоять! – приказала я дрожащим голосом. – Я великая и могущественная черная жрица Храма Змей, Ишхун Зе Тара!
Вдруг в мою лодыжку вцепилась костлявая рука, выросшая прямо из-под земли, следом за которой появилась клацающая челюсть, которая чуть не отгрызла мне пол ноги.
Я с визгом запрыгнула на лестницу и начала подниматься все выше и выше, пока не очутилась на самом верху зетара.
Живые мертвецы послушно шли за мной, но не потому, что признали владычицей. Они хотели крови.
В этот миг я осознала, что стала человеком, ведь рептилий они не едят.
Глава 27. Живые мертвецы
Я стояла на крыше Храма Змей, окруженная толпой живых мертвецов.
Моя заветная мечта сбылась – теперь не выживет никто, и я в том числе.
Я оглянулась.
За моей спиной был черный камень, квадратное основание которого было последней ступенькой, на которую мне суждено подняться.
Какая нелепая смерть. Да и смерть ли?
Я буду вечно мотыляться по миру, пока очередной змеиный бог не устроит потоп или не сожжет дотла землю.
Не так я себе представляла конец всего.
Это крах!
Мне уже нечего было терять, поэтому я помолилась Чернобогу, ведь враг моего врага – мой друг.
Змеиный владыка не любит пустоту, поэтому дарует темную силу, чтобы поддерживать жизнь – вечно.
Правда, я немного увлеклась и сосредоточилась на поддержании вечной жизни, а это не одно и то же.
Я шагнула на черный постамент, ставший островом в бушующем океане кровожадной нежити.
Мертвецы, словно муравьи, заполонили все лестницы и проходы зетара, не оставив мне ни единого шанса на спасение.
Закрыв глаза, я обречено ждала смерти, но...
Время шло, и ничего не происходило.
Я открыла глаза и увидела стену нежити, заключившую меня в кольцо.
– Уйдите, – робко сказала я, чуть не добавив в конце «умоляю», но вовремя спохватилась, ведь была великой и могущественной черной жрицей Храма Змей, по крайней мере – раньше.
И вдруг по армии мертвецов прокатилась волна, и они отступили, как море во время отлива.
Не веря своему счастью, я осторожно спустилась с черного камня и шагнула на лестницу, и вдруг на меня снова набросилась голодная толпа.
Я снова забралась на постамент и упала ниц, как Хотен в Чертоге Мечей.
Мертвецы опять послушно замерли.
Что-то было не так. Это было не совпадением.
Я глянула на черный камень, на котором распласталась, как лягушка, и ухмыльнулась.
Конечно!
Это огромный источник темной силы, равный мне по мощи. Видимо, мое тело стало проводником. Пока я стою на камне, живые мертвецы признают меня, ведь подняты его силой, но стоит мне отойти, как я снова превращаюсь в обед.
Хвала Тьме, что я сюда забралась!
Выходит, я должна свить гнездо на зетаре и навсегда здесь поселиться?
Это просто смешно. Так не пойдет.
– Прочь! – злобно гаркнула я, и мои поданные откатились волной назад. – Отойдите от меня на сто тысяч шагов! – яростно крикнула я, и нежить кубарем покатилась вниз на дно котлована.
***
Я с нетерпением ждала, пока мертвецы расползутся, словно черви, на все четыре стороны.
Хоть меня и соблазняла мысль навсегда остаться на пике могущества и вечность стоять на черном камне, но я благоразумно выбрала жизнь, а не смерть от истощения и солнечных ожогов, которые теперь обильно покрывали мое лицо и тело.
Безжалостное солнце, наконец, коснулось лесистых черных холмов, когда я спрыгнула с постамента и бросилась вниз по ступеням.
Я должна выжить любой ценой, а для этого нужна крепость!
Единственным ближайшим дворцом был новый Тарнхолм, который был обнесен хоть и хлипкой, но стеной.
Проклятие!
Почему я не отправила нежить на край света или на морское дно?
Хорошая идея всегда приходит слишком поздно. Надо было их послать за тридевять земель в тридесятое царство или за тем, не знаю чем, туда не знаю куда.
Тогда мир будет временно спасен, пока они его окончательно не сожрут.
Кода я, грязная и уставшая, добежала до стен крепости, меня посетила гениальная мысль, которая напрочь вылетела у меня из головы: надо вернуться в Храм Змей и поднять мечи, тогда новые закопанные мертвецы не восстанут, ведь их пробуждает живая вода близ зетара.
Я плотнее замоталась в грязную простыню, чтобы никто из смертных меня не узнал, забыв, что меня теперь и сам Чернобог не признает, ведь я стала человеком, да к тому же лысым.
– Больным чумой и проказой – нельзя! – рявкнул на меня сердитый воин из стражи Здебора.
Крепость заполонили испуганные беженцы, среди которых толкалась и я.
– Это не мор! Ожог на солнце! – крикнула я и попыталась втиснуться в поток входящих людей, но стражник грубо меня оттолкнул.
– Бродягам и нищим тоже нельзя.
– Да ты знаешь, с кем разговариваешь!
– Знаю. С безумной, – ответил воин.
– Я Богиня Тара! Впусти меня, иначе пожалеешь! – крикнула я, потеряв терпение из-за дикого страха, что мертвая рать скоро обратно вернется к своей кормушке.
О, боги! Тогда зачем я сюда ломлюсь?
– А я тогда царевич Здебор, – со смехом ответил стражник и вдруг ткнул куда-то рукой. – А вот и он сам. Расскажи-ка ему, что ты его пропавшая царица. Вот он обрадуется.
Сквозь толпу шел мрачный Здебор, расталкивая особенно ретивых беглецов, сшибавших все живое и неживое на своем пути.
– Что за шум? – грозно спросил он и вдруг бросил на меня тревожный взгляд, после чего резко изменился в лице. – Тара... Таран несите! – вдруг приказал он стражникам и те, пожав плечами, ушла.
Проклятие!
Меньше всего я хотела, чтобы мой несостоявшийся муж видел меня в таком неприглядном виде.
Вопреки здравому смыслу я попыталась сбежать, но Здебор схватил меня за руку и потащил во дворец, а потом крепко обнял, несмотря на мою грязь, вонь и дикую слабость.
О, Чернобог!
Еще чуть-чуть и я расплачусь, как смертная девица.
– Где ты была? Не ушиблась? Что с лицом? – забросал он меня вопросами, а затем, глянув по сторонам, повел во внутренний покой.
– Жди здесь, – приказал он. – Я соберу отряд, и мы уйдем через тайный ход. – Ты же знаешь, как это остановить?
Я молча кивнула, испуганно выпучив глаза на Здебора, которого уже почти любила.
– А как управлять? – вдруг с жуткой улыбкой спросил он и вцепился мне в плечи. – Я знаю, это твоих рук дело, Тара, ведь только ты могла их воскресить…
– Здебор. Они мне больше не подчиняются, – с глупым смешком пробормотала я, словно лиса, пойманная за кражей кур.
– Тогда кому? – яростно спросил царевич и зло меня встряхнул, испепеляя безумным ледяным взглядом.
Тьма Земная!
Я слишком хорошо знаю это выражение лица. Мне конец. Он даже на гору трупов во дворце смотрел ласковей.
– Мне! – вдруг ответил невесть откуда взявшийся царевич Хотен и обнажил меч. – Теперь они повинуются мне, но если хочешь к ним присоединиться, то я тебе помогу. Брат.
Здебор резко оттолкнул меня и тоже достал меч.
Да они с ума сошли! Нашли время сводить счеты!
Глава 28. Второе рождение
В зал ворвались стражи Здебора и тоже схватились за оружие.
Да, конечно, давайте устроим резню, чтоб встретить живых мертвецов хлебом-кровью.
– Это между нами, – сказал Здебор и приказал. – Защищайте Тару.
Теперь я стояла в окружении закованных в броню рослых мужчин, из-за которых мне ничего не было видно!
Проклятие!
Я встала на цыпочки и выглянула из-за плеча гада, который не впускал меня в крепость, и увидела братьев, кружащихся в пляске смерти.
Одного из них сегодня вынесут ногами вперед, а, может, и обоих.
Кто защитит меня?
Это надо остановить.
Здебор напал первым. Его мощный удар Хотен отбил без труда, а затем последовала серия ожесточенных атак, которая давно свалила бы с ног царевича, если бы не моя темная сила.
Ворюга!
Над Хотеном клубились черное облако, которое накрыло его, словно плащ.
Здебор ухмыльнулся и яростно обрушил на брата меч, который тот, играючи, отбил, после чего оружие с гулом скрестилось, выбив искру, которая зажгла пол.
Только не это! Мне хватило одной огненной смерти!
Хвала Тьме, пламя было затоптано, и бой продолжился.
Когда мечи опять скрестились, Здебор вдруг ударил Хотена ногой в пах, но честно сворованная мощь сделала царевича неуязвимым.
Беги! Этот дурень вышибет тебе мозги!
Нет. Я не могу этого допустить, иначе следующей умру я.
Вдруг Хотен припечатал брата к стене. Из рук Здебора выпал меч, и младший царевич плашмя рубанул, чтобы отсечь голову.
От неожиданности я крикнула, и бурлящая во мне смесь гнева и ужаса сорвала с Хотена плащ силы, вернув мне былую мощь.
Я отшвырнула царевича от Здебора. С трудом удерживая в себе темную силу, я сосредоточила волю на живых мертвецах.
А это еще что? Они копают землю?
Не может быть! Этот дурень заставил их вспахивать поле!
Здебор поднял меч и с искаженным злобой лицом бросился на брата, который снова превратился в худощавого царевича.
На Хотена обрушился вихрь смертоносных ударов, от которых он едва уклонился, и когда, наконец, раненый, упал, моя душа возликовала.
– Ты такой же слабак, как и наш отец, – с ухмылкой сказал Здебор и пронзил брата мечом, резко провернул лезвие и выдрал клинок, сияя, как полуденное солнце.
Хотен покачнулся и упал, бросив на меня тоскливый взгляд.
Вдруг мне стало плохо, настолько плохо, что я рухнула на пол, и внезапно царевич встал, крепко стиснув рукоять меча.
Я ощутила, как в моя жизнь влилась в него алой рекой, а темная сила впилась, словно доспех.
Здебор отступил и вдруг содрогнулся от удара.
На его груди расплылось кровавое пятно. Он упал на колени, выронил меч, остановил на мне свой взгляд, а затем его глаза превратились в два кусочка льда.
Крик застрял у меня в горле, ведь Хотен бросился ко мне, и воины расступились, признав его главой по законам этого дикого царства.
Я уже приготовилась кануть в холодное небытие, как вдруг Хотен поднял меня на руки, и все стражи еще не остывшего Здебора встали на одно колено, хором объявив его новым царем.
***
– Здебор мертв. Не притворяйся, что тебе его жаль. Ты думаешь только о своей шкуре, жаба, – раздраженно сказал Хотен, закованный с ног до головы в черный змеиный доспех, изготовленный для его отца.
Я лежала на кровати, а угрюмый, словно туча, царевич стоял надо мной, сверля грозным взглядом.
В моей груди разверзлась черная дыра, из которой хлестала жизненная сила вкупе с бушующей тьмой. Она стягивалась к Хотену, закручиваясь вокруг него спиралью, как тело огромного древнего нага, готового задушить добычу.
– Вор, – еле слышно произнесла я, и царевич склонился к моему лицу.
– Что она сказала? «Боль»? – переспросил он у испуганного лекаря.
– У царицы жар. Она бредит. Я дам ей успокоительного отвара, – ответил врачеватель и благоразумно исчез за дверью, за которой толпилось множество людей, покорно ждущих владыку Тарнхолма.
– Вот только не надо слез, – недовольно проворчал Хотен и сел на кровать, растерянно взяв меня за руку. – Змеи не плачут, а ты еще та гадюка. Но я жив благодаря тебе, и… прощаю, – дрогнувшим голосом добавил он и вытер мою щеку платком.
Это слезы ярости, болван!
Я потеряла все, без чего моя жизнь не имеет смысла – бессмертие, силу, власть и Здебора.
Ты ему и в подметки не годишься, хоть и сильно похорошел на моих магических щах. Стал толще и шире, отмыл лицо от грязи, приоделся в шкуру моего нага, и глаза теперь горят, как два болотных огня.
– А это что? – вдруг ласково спросил царевич и провел рукой по моему черепу. – Волосы? Пока я сражался на болоте с мертвецами, ты стала красавицей. Хотя жабой ты мне нравилась больше.
Я закатила глаза, чтобы выразить меру своего презрения, и Хотен вдруг позвал лекаря, думая, что у меня начались предсмертные судороги.
Не дождешься.
Мы связаны узами нерушимого змеиного брака, поэтому ни один из нас не умрет, пока жив другой.
Теперь мы будем разделять не только одну жизнь и смерть, но и колдовство, поэтому ты сейчас так и силен, царевич.
Благодаря мне.
Упырь!
Вытянул из меня все соки, а теперь беспокоишься, что я умру?
Да никогда.
По сравнению с ящерами, лебеди нервно выщипывают друг у друга перья.
Вот такие у нас союзы – никакой личной жизни. Даже умереть по желанию не можем, поэтому браки не заключаем.
– Владыка! Беда! – с криком ворвался в спальню воин. – Тело Здебора пропало!
– Докладывай, – сурово приказал Хотен и встал, скрестив на груди руки.
– Его отнесли в баню, чтобы обмыть и переодеть в саван. Когда сложили костер, хватились нести, а его нет! – с жаром рассказывал воин. – Дворовой сказал, что видел, как покойник встал и ушел. Клянется, что правда! Даже под пыткой от слов не отказался! Так ведь невозможно это! Мы видели, как он умер и бездыханный на полу лежал!
– Я тоже лежал, – перебил его царевич.
– Так вы – другое, владыка! Разочек упали, а потом вскочили, как новенький! Ни разу бездыханным не лежали! Не могут же мертвые цари по Тарнхолму расхаживать?
– В последнее время – могут. Принеси воду, в которой его купали, – со вздохом приказал Хотен.
– Так она же порченая! Мертвячья! К худу это!
– Мы не пить ее будем. Найди труп с ногами. Из числа павших. Живых не трогай. Я – не Здебор, – сказал царь Тарнхолма и вышел из комнаты.
Глава 29. Последний шанс
В центре зала перед сидящим на троне Хотеном стоял закованный в цепи человек, точнее то, что от него осталось – живой мертвец с оторванными руками, но уверенно стоящий на одной ноге, как цапля.
– Все дело в воде, – сказал мне царевич и повернув в мою сторону голову. – Она отравлена.
– Я так и сказала, – отозвалась я, с трудом повернув в его сторону корпус, чтобы смерить насмешливым взглядом. – Или ты оглох?
Его кресло стояло рядом с моим стулом, в котором я дремала, пока обмытый живой водой труп не воскрес.
– Нет. Я тебе больше не верю, – ответил Хотен и приказал расчленить мертвеца, а потом сжечь.
– А тому, что их убивает огонь, веришь на слово? – ехидно спросила я, стукнув деревянной клюкой, с помощью которой передвигалась теперь по дворцу.
– Тоже нет. Сегодня за стеной я это выяснил сам, – сказал царевич и ухмыльнулся, вдруг став похожим на статую Чернобога в Чертоге Мечей. – Мне трудно их сдерживать, Тара. Моя голова раскалывается от боли, но стоит только отвлечься и подумать о чем-то другом, как эти твари расползаются, как тараканы. Их армия растет быстрее, чем моя. Помоги это остановить. От этого зависит и твоя жизнь тоже, ведь ты – человек, по крайней мере, внешне. Внутри ты все такая же злая ведьма.
И это правда.
Я до сих пор была зла на Хотена за убийство Здебора, тело которого так и не нашли.
Странно было не то, что он воскрес, а то, что не оставил дорожку из трупов. Он мог превратить крепость в могильник, но что-то пошло не так. Даже после смерти он не перестает меня удивлять.
Довольно хмыкнув, я, кряхтя, встала, чтобы отвести царевича в Храм Змей. Теперь он, как временный обладатель моей силы, должен поднять мечи и остановить это безумие, ведь быть смертным, больным, уставшим, слабым, голодным и терзаемым страхом человеком и без того сложно.
Теперь я знаю, для чего боги создали людей – чтобы в минуты самого черного отчаяния смотреть на них и радоваться, что кому-то еще хуже.
– Ну, ты идешь в храм? – спросила я, со скрипом обернувшись к своему мужу, который изучал мою согбенную фигуру задумчивым взглядом.
– Признайся, ты сестра Шемахи? – вдруг спросил он и взял лук со стрелами.
– Мне восемь тысяч шестьсот сорок два года, поэтому нет, – со смешком ответила я.
– Проклятие! Я женат на старухе, – сказал Хотен и с ухмылкой приказал принести носилки, на которых я теперь передвигалась на большие расстояния.
Да уж, мой паланкин уже не тот.
– Ты сам выбираешь женщин постарше, – проворчала я.
– И пострашней, – добавил царевич, когда я, наконец, умостилась на переносном ложе.
– Я обязательно тебя переживу, хотя бы на миг, – злобно прошипела я, когда наш вооруженный отряд направился к вратам крепости.
– И не надейся. Сегодня мы все умрем, – со вздохом сказал Хотен и дал команду открыть ворота, а лучникам – зажечь стрелы, после чего обеими руками вцепился в голову, словно хотел ее оторвать, и что-то забормотал.
Ну, как «что-то»?
Это был поток неразборчивых ругательств, звучащий со стороны, как заклинание.
– Царь-колдун. Укротитель нежити, – суеверно зашептались люди на стенах, когда ревущая толпа голодных мертвецов начала отступать, теснимая невидимым тараном.
Так мы доползли до котлована, из которого, хвала черным богам, все мертвецы уже вылезли.
– Может загнать их туда и сжечь зетар? Если черный камень взорвется, на месте этих холмов появится океан, поэтому для начала поднимем мечи, а потом придумаем, как угомонить мертвецов, – задумчиво пробормотала я.
– Хороший план, Тара, – вдруг ответил мне Хотен, сдерживая волевым усилием толпу нежити.
Не отвлекайся, болван!
***
– Увы, – сказала я, прижав ладонь к двери Храма Змей, которая так и не открылась.
– Твою ж мать! – выругался Хотен и невидимый пузырь, сдерживающий натиск, вдруг лопнул, впустив с десяток кровожадных мертвецов, которых сразу же убили воины-стражи, после чего царевич восстановил контроль над преградой. – Как ты его тогда открыла?
– Я тогда не превратилась, – с ухмылкой ответила я, проведя рукой по голове, покрытой короткой густой шерстью. – Окончательно.
Царевич, видимо, расстроился, ведь заслон снова прорвали мертвецы, превратившие кольцо обороны в щербатый рот.
Это все, на что был способен Хотен.
Кода мы начали делить силу, контроль над разумом нежити был утрачен.
Эх, если бы снова постоять на черном камне и ощутить власть бездонной тьмы.
Пустые мечты.
Меня гложет предчувствие, что он больше не откликнется на мой зов, ведь зетар – единое целое, подвластное только змеиным богам.
– Я больше не могу! – крикнул в отчаянии Хотен. – Отступаем!
– Но куда, владыка?
Хороший вопрос.
Действительно, куда?
Мы стояли на дне котловины, стремительно заполняющейся нежитью. Вряд ли царевич сможет отбросить их волной, как это сделала я, поэтому нам, скорее всего, конец.
Мысль эта почему-то меня не расстроила.
Ну, похожу я живым мертвецом, пока кто-нибудь меня не сожжет, ну поем я кричащих людишек.
Чем это отличается от жизни в теле лягушки и охоты на мух?
Такая же скука.
Человеком быть и то веселее – постоянно трясешься за свою никчемную жизнь и куда-то спешишь.
Почему я вообще об этом думаю? Из-за этого чувствую себя уставшей старой ведьмой...
И тут меня осенило.
– Шемаха! – крикнула я, и Хотен, кажется, меня понял, потому что наш отряд начал подниматься по косогору в сторону болот.
Пожалуй, из царевича со временем получится неплохой колдун. Надо намекнуть ведьме, чтобы взяла его в ученики, если она до сих пор жива.
– Эта ведьма переживет нас с тобой, – сказал Хотен, прокладывая путь по болотному редколесью, когда я поделилась мыслями о ее вероятной смерти.
Вдруг из-под земли вылезла дюжина гнилых рук, похожих на черные грибы, и схватили за ноги воинов. Следом за руками выползли головы, хищно клацающие челюстями.
Грязно выругавшись, Хотен ударом ноги отправил голову одного мертвеца в далекий полет, с трудом избавившись от мертвой хватки его клешни, как вдруг на месте одного мертвеца появилось еще с десяток.
Царевич крикнул и стиснул голову руками, и первые мгновения кровавого боя стоял, как истукан.
Воины яростно отбивались от вылезающих из болота мертвецов, потоку которых не было конца.
Мы были обречены.
– За мной! – вдруг приказал Хотен, и, схватив меня в охапку, помчался по остаткам утопленной в земле дороги, ведущей к домику ведьмы.
Глава 30. Отвар забвения
Я смотрела назад и видела, как один за другим умерли все воины.
К хижине ведьмы Хотен прибежал один.
Из дыры в лачуге ведьмы струился дым, что означало – она была жива, ведь мертвецы не топят печь.
– Зачем же дверь было ломать! Дует! – недовольно проворчала Шемаха вместо приветствия, когда царевич ворвался в ее жилище, выбив ногой дверь.
– Родная и милая бабуля, я все починю, только скажи, что знаешь способ, как остановить нежить! – скороговоркой выпалил Хотен и усадил меня на деревянную колоду. – А раз ты до сих пор жива, значит, точно его знаешь.
– Нет его! Старая я! Эти душегубы не чуют гнилую кровь, поэтому одни старики и остались, – с усмешкой сказала Шемаха и налила в глиняные чашки терпко пахнущий травяной отвар. – Попейте, коль пришли.
Я опасалась пить ведьмовское пойло, да и сил у меня не осталось, даже взять в руки чашку, и это меня дико разозлило, ведь я жутко хотела пить.
Вдруг я снова ощутила сильное возбуждение и даже мрачный восторг из-за грянувшего конца света.
Хотен внезапно побледнел и осунулся, как только что воскресший мертвец.
– Все понятно, – прошепелявила ведьма. – Вы, голубчики, делите одну жизненную силу, только на двоих ее маловато, а всему потому, что какой-то дурень чуть не помер, – со смешком добавила Шемаха, наблюдая за безуспешными попытками царевича оторвать от стола чашку.
Первым делом я мысленно приказала мертвецам повиноваться, и мою голову вдруг пронзила острая боль.
Как Хотен это терпел? У меня сейчас кровь из глаз хлынет!
– У армии мертвецов только один хозяин, а вас теперь двое, да и какой дурак будет еде подчиняться? – сказала ведьма, будто увидев меня насквозь.
– Если я встану на каменный круг и призову Чернобога, все изменится, – с угрозой в голосе сказала я и сжала кулаки.
– Ну-ну, попробуй, милочка. Я десятками лет силу копила, чтобы единожды его призвать, но и этого оказалось мало. Надо убить то, что любишь, а это тяжело. Сходи-ка на круг, только мертвецов собой не корми, – с недоброй ухмылкой прошепелявила старуха, взглянув на Хотена.
Я тут же выскочила за порог и побежала в сторону древнего святилища.
Хвала черным богам, на пути мне не встретился ни один живой мертвец.
Встав на поросшую мхом руну Чернобога, я отчаянно взмолилась, но впервые ничего не ощутила, словно мои глаза были замазаны краской, а уши – заткнуты воском.
Конечно!
Не он создал людей, и не ему им помогать. Шемаха была права.
Проклятие.
Я так сильно расстроилась, что снова обессилила, и вдруг увидела окутанного темной силой Хотена.
Нас разделяло девять шагов, а также лук с наложенной на тетиву стрелой.
– У меня нет выбора, Тара, – дрогнувшим голосом сказал он. – Мне нужна вся сила, чтобы спасти Тарнхолм.
– Дурак, – злобно прошипела я. – Тогда мы оба умрем!
– Нет, – глухо ответил Хотен и прицелился мне в сердце. – Если убью на алтаре Чернобога, он снимет узы, но я должен... отдать то, что люблю.
Стрела с болью пронзила мою грудь, и я упала, заполнив каменные выемки кровью.
Последнее, что я увидела, был плачущий царевич, а затем меня проглотила тьма.
***
Прошло уже три года.
Тарнхолм отстроен, и дворцовые башенки выкрашены в зеленый цвет, как и стены, пол и потолок.
Теперь я очень люблю этот цвет и ношу мантию, украшенную изображениями лягушек и змей.
Люди меня называют Змеиным царем.
Знали бы они, как я ненавижу змей, то вместо голов живых мертвецов мне бы приносили трупы гадюк.
Всех умерших сжигают на кострах, а на болотную нежить идет охота.
Хрустальные мечи до сих пор отравляют воду, которая стала не только проклятием этих мест, но и благословением.
С ее помощью раненые исцеляются, дряхлые молодеют, слабые мужают, а мертвые, увы, воскресают.
Я закопал подземные каналы и затопил котловину, создав озеро с живой водой. На его дне в ясные дни можно увидеть черный камень и уходящие вниз ступени, по которым когда-то поднималась на вершину великая и могущественная черная жрица Храма Змей...
Где она сейчас?
Я даже не успел с ней попрощаться, так спешил на помощь людям в крепости.
Потом искал ее тело на болоте и среди мертвецов, но тщетно.
Стали ли она лягушкой или вернулась в мир богов?
На всякий случай я целую всех жаб, которых встречаю на своем пути в надежде, что...
– Прибыло свадебное посольство из Беледона, – сказал царский советник, вернув меня на берег Озера Змей – так называлась теперь котловина, где я каждый вечер слушал пение лягушек.
– Откажите. И верните дары, – приказал я, зная, что совершаю ошибку, ведь этот союз защитил бы Тарнхолм от северного князя, который захватил царство ледяных курганов – Виймор.
Нет.
Так больше нельзя. Я должен отпустить прошлое.
Решительным шагом я направился к домику болотной ведьмы.
– Доброго здравия, бабуля, – сказал я, осторожно переступив порог.
– Доброго, сынок, – ответила Шемаха. – Давненько тебя не было видно. Чайку или, может, грибочков?
– Отвар забвения. Есть у тебя такой? – спросил я и сел, как в старые добрые времена, на колченогий стул.
– Конечно, – довольно прошамкала ведьма. – Забыть-то что хочешь? Небось, одну злую девицу? – с хитрой улыбкой спросила Шемаха.
– Все ты знаешь, старая, – с мрачной усмешкой ответил я. – Душа болит. Тоскую. Хочу забыть, иначе руки наложу.
– Неси отвар, – вдруг сказала ведьма кому-то в темном углу. – Только не разлей. Редкий он.
– У тебя помощница? – недовольно спросил я, невольно чувствуя волнение.
– Ученица, – ответила Шемаха.
По глиняному полу зашлепали босые ноги. Краем глаза я увидел простоволосую девицу в льняном платье.
– Где нашла? – безразлично спросил я, массируя звенящие виски.
– На болоте. Какой-то дурень ее подстрелил. Девять месяцев выхаживала, пока не вырвала с того света, – сказала ведьма и вдруг, как и я, уставилась на дрожащую руку, наливавшую мне отвар, большая часть которого растеклась по столу.
– Эх, Таруса, – недовольно пробурчала Шемаха и покачала головой.
Я резко обернулся, увидел, вскочил и крепко обнял ее.
– Не может быть. Я же убил тебя, – охрипшим голосом сказал я и вцепился в ее хрупкую фигурку, как огромный черный клещ.
– Болван! – злобно прошипела Таруса. – У змеиных богов сердце с другой стороны.
И вдруг она меня поцеловала, но только для того, чтобы больно укусить.
I Не Царевна-лягушка
© Copyright: Мора Крайт, 2025
Свидетельство о публикации №225041901129
Свидетельство о публикации №225041901129
Рецензии