Конец високосного года 83

Приходится отдать должное ребятам из контроля за заболеваемостью - вскрытие они проводят быстро и без проволочек.
Сквозь сон слышу рингтон Кадди, но не могу заставить себя проснуться, пока Хаус за перегородкой не рявкает, наконец:
- Возьми чертов телефон! Кадди просто так звонить не будет.
- Да! - никогда еще мой голос так не напоминал хрип мультяшного злодея. Она даже пугается:
- Ты в порядке?
- Нет, - говорю. - У меня волдемортит, больница обезглавлена, все творят черт -те-что, одна из сестер пропала, а Хаус орёт на меня, как погонщик на верблюда.
- Тогда я тебе добавлю негатива, - говорит она, мгновение подумав. - Мне только что сообщили результаты вскрытия Айо.
- И?
- Отравление кровеостанавливающим. Он лежал - кровь сворачивалась, он встал - тромб стрельнул. Может, подскажешь, что нам конкретно искать? Синильную кислоту? Лаэтрил? Бертолетову соль?
- Попробуй, - говорю, - поискать транексамзилат.
- Почему транексамзилат? Что у вас там опять творится?
Это "опять" бесподобно, но, между прочим, совершенно справедливо.
- Знаешь, - говорю. - Было бы неплохо, если бы мне это кто-нибудь объяснил.
Хаус прислушивается к нашему разговору. Ну то есть, к моим репликам, потому что того, что говорит мне Кадди, он, понятно, не слышит, но догадывается безошибочно:
- Что они там, вскрыли нашего рогоносца? И что постановили считать причиной смерти?
- Тромбоэмболию.
- Забавно.
- Уж куда как!
- В этом свете его бред про сообщающиеся сосуды и переливание жизни и смерти ещё интереснее выглядит.
- Думаешь, что наш убийца, не зная, какая система кому предназначается, набухал коагулянта в каждую?
- Ну, если он хотел быть уверен, что отрава попадёт по назначению, ему пришлось. Думаю только, добавил он её не в готовый дозатор, который мог попасть кому угодно, а главное, не попасть тому, кому предназначался, и, тем более, не в каждый – это сколько возни, да и Орли с Хартом, похоже, не перепало. А, скорее всего, влил он эту историю в физраствор, и если бы упаковки флаконов хватало больше чем на двоих, уже и Орли, и Харт, и эти двое из соседней палаты давно лежали бы в морге.
- Если бы дозы хватило на всех.
- Пять ампул? На шестерых? Хватило бы с лихвой.
- На шестерых.... А на двоих пяти ампул не хватило с лихвой? Ты-то не в морге.
- Мог бы запросто. Но, кстати, я принимаю антикоагулянты. Ну, может, не так аккуратно, как вам с Чейзом хотелось бы, но, видимо, достаточно для непопадания в морг.
- Эй, подождите! - снова встревает Орли. - То есть, вы хотите сказать, что тут не просто умышленное отравление, но при этом ещё и безадресное? Кого попало?
- Не безадресное, а расширенное. Всех, кому не повезло с капельницей, если мы вообще в корне не ошибаемся. Вам, горячие парни, повезло, - говорит Хаус. - Кстати, а насколько вы горячие, парни? Как температура, мистер Орли, а то у тебя, похоже, лихорадка слух обостряет.
- Я не знаю. Этот датчик показывает тридцать семь - или он врёт, или я остываю, как удав в тени.
- Нет, это не ты остываешь, это мы привели свои термометры к международные метрической системе. Но вообще-то, и по ней слух у тебя уже должен притупится.
- А у меня почти тридцать восемь, хвастливо заявляет Леон.
- Всё равно вам Уилсона не переплюнуть, у него тридцать восемь и семь.
- А про свои-то достижения что молчишь? - спрашиваю. - Колись, мне не видно твой экран.
- Я – удав в тени, - сообщает Хаус.
- А у тебя, Лайза? Рубинштейн, эй! - окликает Орли.- Мы тут термометрами меряемся - подключайся.
- А у меня нормальная, - сообщает из дальней палаты Рубинштейн. - И я уже могу сгибать руки в локтях.
- Отличная новость. Вот видишь: жизнь налаживается.
- Глаза-то все равно больше нет.
- Парный орган - фигня, - повышает голос Хаус. – Особенно с торчащим из него раком. Уилсон вон с одним козлом добровольно печенью поделился, и без всякого рака. Это рак его потом догнал, восстановления справедливости ради.
- Какая же это справедливость? – возмущается вслух Орли. – За доброе дело воздаётся не злом, если по справедливости.
- Если спасать козлов – доброе дело, - добавляет Харт.
- Он искрене думает, что доброе. Тоже говорил, что по справедливости рак должен был быть у меня, а не у него.
- А ты запомнил, - замечаю укоризненно. - А говорил, простил...
- «Простил» и «забыл» - разные глаголы, панда.
Не люблю, когда он меня так называет – как-то слегка презрительно. У меня на мгновение, как пробег экстрасистолы, возникает пробег опасения, уж не ссоримся ли мы.
Но Орли переходит к опросу других "сокамерников".
- Крейфиш, а у вас как? Крейфиш, ты меня слышишь? Как температура?
- Нормальная, - вместо Крейфиша отвечает его сосед . - У обоих. Когда нас уже выпишут отсюда?
- Когда перестанете выделять вирусы - не раньше. Эй! Ты слышишь?
- Что?
- Говорю, когда вы перестанете вирусы выделять. Лайза, слышишь?
- Что?
- Не слышишь?
- Нет, Громче говори.
- Говорю, что нас всех выпишут отсюда, когда придут отрицательные анализы – так врачи говорят, - сообщает Орли. – Полезно залучить врачей в сопалатники, появляется полезная коррумпированность.
А я вдруг ясно понимаю, чего ради он затеял этот пустой трёп с соседними палатами. Он проверяет, насколько тихо нужно говорить, чтобы ни Лайза, ни Крейфишь не расслышали.
Вот почему мы с Хаусом этого не проверили в отношении него самого? Нет, всё-таки Орли слишком похож на Хауса, и не только внешне. Или это профессиональный косплей у него? Наигрался в Билдинга настолько, что перенял ухватки?
В общем, задействовав свой музыкальный слух, Орли вычисляет необходимую громкость, чтобы быть услышанным только нами, и ещё раз спрашивает: "что тут, Господи, происходит?".
К моему изумлению, Хаус даже не пытается скрытничать или темнить, и у Орли, наконец, тоже увязываются концы с концами.
- Нужно посмотреть запись с камер из вестибюля.
- Ну, а я о чём ! - восклицаю, вдохновлённый поддержкой. - Только мы здесь, как на привязи. А Чейз, которого я внятно просил...
И вот тут-то, как в дешёвой мелодраме, Чейз как раз и появляется - буквально влетает в фильтр. Без комбинезона, без маски и встрёпанный, как будто только что вынырнул из четвертого измерения.
- Посмотрел запись? - не давая ему и слова сказать, требовательно спрашиваю.
Я - святая наивность - думаю, что это запись произвела на него такое впечатление. Но нет.
- В бельевой нашли тело Саманты Клейн, - выпаливает он, но выпаливает, всё же в последнюю минуту приглушая голос.
- Ждал чего-то такого, - мрачно признаётся Хаус после приличной паузы ошеломлённого молчания. - Пробирки с кровью, надо думать, тоже там?
- Пробирки разбиты, и кровь впиталась в полотенца. Её грудой полотенец завалили - так, что не сразу и видно. Ней ведь открывала бельевую, когда перестилали палату. А тут Кэмерон пришла поменять комбинезон, не сразу нашла его на полке - и увидела.
- Кэмерон?
- Да. Там Тринадцатая отпаивает её успокоительным. Нужно звонить в полицию.
- Подожди. А причина смерти? От чего она умерла? На ней раны есть или что?
- От удушения. Лицо синюшное, язык прикушен, на шее отпечатки пальцев.
- Чьи отпечатки? - машинально и глупо вырывается у меня.
- Я тебе дактилоскопист? – огрызается Чейз. - Ещё никто не знает. Кэмерон, какеё увидела, попятилась задом и бросилась было бежать к Блавски, но наткнулась на доктора Хедли, а Тринадцать, чем ей хуже, тем хладнокровнее. В общем, они вместе решили бежать не к Блавски, а ко мне. Я, наверное, в их глазах, говорящая голова на троне.
- А Блавски – должностное лицо, - догадливо кивает Хаус. – А у должностного лица определённые обязательства, которые не обойдёшь. Ну и?
- И я отыгрываю говорящую голову. Бельевую запер, ключ у меня. Так что, вызывать полицию?
- Плохой вопрос. Уилсон – тоже должностное лицо.
- Да хоть бы и не был – что, ждать, пока завоняет мертвечиной? Вызывай. И покажи мне уже чёртову запись с камеры входа!
Прокручивать запись в реальном времени – дело многих часов, причём большую их часть в кадре будет просто неподвижно красоваться входная дверь и «прилётная площадка» перед ней, видимая сквозь стекло, поэтому я просто пролистываю запись на большой скорости, периодически резко останавливаясь, когда в кадре что-то мелькает. С самого утра – чаще, сотрудники приходят на работу, пробивают карты. Перекидываются парой-другой слов между собой, прикладывают запястья к температурному датчику – довольно глупое мероприятие, между прочим, когда снаружи около нуля и ниже. Но это – требование всё тех же контролёров, потому что добросовестно остаться дома, приболев, и не заражать других – не всегда выполнимое условие для тех, кото зарабатывает немного, а кормит такую ораву, как, например, Ней – бабушка семерых не особо благополучных внуков. Притом, что ей, по-моему, пятидесяти нет, но у темнокожих я на глаз возраст определяю с трудом, а досье не помню.
На работу она приходит пешком – одна из немногих. Но, правда, и живёт где-то поблизости.
Вижу, что Марту Чейз провожает Рики, её школа за углом, но вместо того, чтобы бежать на уроки, она цепляется за дверь и раскачивается на ней, как обезьянка. И на её ранце тоже обезьянка – кажется, из какого-то мультфильма. Сейчас в школе каникулы, но для детей занятых родителей организованы какие-то дополнительные мероприятия – экскурсии, кружки. Знаю, что и дочка Кэмерон посещает какую-то специальную дополнительную школу по облегчённой программе, но не здесь, не в Принстоне. И отвозит её туда авторитарная бабушка.
У многих сотрудников семьи, дети, родные, это мы с Хаусом живём как бы в разных квартирах, на самом деле в одной, в которой по очереди как бы спим с как бы любимыми и ругаемся на дряхлую уже белую кошку с приплюснутой мордой, к которой на самом деле оба очень привязаны.
Чтобы я, задумавшись, никого не пропустил, Хаус листает запись на своём ноутбуке одновременно со мной. Так что мы оба видим, как приходит, излучая респектабельность, наш чёрный, как гуталин, Монгольфьер, как Блавски подвозит Кадди, а Сё-Мин лысого Беста, как приходит – тоже пешком – Тринадцать, за руль она уже боится, и обычно её подвозит Сё-Мин, но Бесту она, конечно, не конкурент, как пробивает карточку, с трудом дотягиваясь до терминала, сердитый Корвин.
 В общем, все наши коллеги чредой проходят перед взором, и мы мотам, мотаем, мотаем запись, пока вдруг кадр не замирает, а до нас не доходит, что кино окончено, и никто посторонний в единственную открытую в больнице дверь не входил.