Шёпот грибов

Грибы росли в глубокой ложбине густого старого леса, где даже в жаркий полдень -полумрак, прохлада, запах прелой листвы и сырой земли.

Не те грибы, что можно найти на опушке. Эти были очень правильной формы, словно выточены старательным резчиком по дереву. Их шляпки голубовато мерцали в сумраке, будто не отражая, а впитывая остатки света.

Стеша забрела сюда случайно. Бабушка хотела поджарить к ужину картошки с грибами, и послала её набрать маслят да лисичек. Стеша не раз ходила в лес по грибы, но сегодня увлеклась и не заметила, как забрела слишком далеко.

 Стоило ей ступить в эту часть леса, как всё вокруг изменилось. Тишина стала густой, пространство вязким как кисель. Шаги звучали глухо, будто мох под ногами оживал, недовольный тем, что его потревожили.

Спустившись в ложбину, Стеша увидела узенькую тропинку, между двумя берёзами, на стволе одной был узор похожий на глаз. Пройдя по ней, она очутилась на небольшой полянке, полной мерцающих голубых грибов, на тонких ножках, с почти прозрачными шляпками. Они казались искусственными, но аромат был необычайно приятен.
Присев, чтобы рассмотреть их поближе, Стеша будто услышала шёпот.
- Съешь нас... Узнай... Вернись...

Она оглянулась. Никого, только лес волновался густыми ветвями. Шёпот не утихал, струился прямо в голову, будто мелодия, слышимая из сна. Рука сама потянулась к самому большому грибу.

Стеша начала его есть, сначала с опаской, потом жадно. Вкус был приятным, объёмным, с оттенком мёда, чего-то тёплого и неведомого.
Лес вокруг задрожал. Кроны вспыхнули зелёным светом, и Стеша упала в траву. Веки сомкнулись, она увидела лес не таким, как сейчас, а каким он был тысячи лет назад.

Ложбина – место между временем и сном, Тропинка между берёзами – врата в другой мир, грибы - проводники, а она, не девушка с лукошком, - жрица, хранительница истины.

Когда Стеша очнулась, солнце клонилось к закату. Лес казался другим, не страшным, будто признал её. Грибы исчезли, но теперь она знала, что придёт сюда снова, и обязательно найдёт их. Где-то между временем и сном, в той самой ложбине.
Вернувшись домой без маслят к ужину, Стеша не рассказала бабушке о таинственных грибах, просто сказала:
- Баб, сегодня грибов прям  вообше не нашла, не знаю, что такое.
- Хм, вроде и дождь был недавно, - с сомнением ответила бабушка – Ну ладно, пожарим тогда одну картошку.

***
С тех пор Стеша ходила в лес почти каждый день. Иногда за обычными грибами, но чаще - за теми, что нельзя было показать никому. Только она знала тропу, появлявшуюся после дождя, между двумя берёзами.

Каждый раз, съедая гриб, она видела всё больше. Сначала - события прошлого, потом - чужие воспоминания, затем - сны других. И чем больше ей открывалось, тем труднее было отличать реальность от того, что показывал ей лес.
Позже Стеша стала приносить грибы в деревню. Отдаляясь от ложбины, они становились почти обычными с виду, слегка голубоватыми с едва заметной пульсацией. Однако, те, кого она ими угощала, начинали видеть сны. О лесе. О неведомом круге. Иногда, кто-то из них уходил в лес и пропадал без вести.
Никто это с грибами не связывал, ну ушёл в лес человек, заплутал, ночью замёрз, может медведь подрал.

Как-то, под вечер, к Стеше подошёл Макар - знакомый парень из деревни:
- Знаешь, Стеш, ты давно мне нравишься, долго наблюдал за тобой, и заметил, что с некоторых пор, ты возвращаешься из леса очень странная, с глазами, будто полными света и сна. Не знаю, как описать. Думаю, может встречаешься в лесу с кем-то, любовь там какая, решил проследить за тобой, но каждый раз терял твой след. Однажды, ты, возвращаясь, поставила лукошко с грибами на пень, оно упало, грибы рассыпались, и ты собирая их, не заметила один, я нашёл его рядом с пнём, понюхал, и возникло непреодолимое желание съесть его, сырым. Так и сделал. Это был ни на что не похожий вкус. С тех пор, чувствую, будто лес зовёт меня, слышу шёпот во сне, говорящий, что ты знаешь, куда идти.
- Вот ещё, выдумываешь ты, Макарка – ответила Стеша
- Не выдумываю, я чувствую, знаю!
- Ну и что же ты хочешь?
- Да неужто ведьма ты?
- А коли ведьма, так что?
- Отведи меня туда, куда сама ходишь, спасу нет, как тянет.
Стеша долго молчала. Потом едва кивнула.
- Хорошо, приходи после первого дождя, проведу, только не быть тебе больше прежним.
- Да я и не хочу прежним, опостылела мне эта жизнь скучная. Неймётся что-то душе.

***
После первого дождика, на рассвете, они вошли в лес. Всё было как обычно - птицы, солнечные лучи сквозь листву, паутина на траве, но стоило им подойти к ложбине, как лес замер. Макар ахнул, увидев голубые шляпки. Свет пульсировал в них изнутри, от почти белого до тёмно-синего.
- Съешь, но только один, если, хочешь вернуться, - сказала Стеша.

Макар кивнул, сорвал гриб, запихал в рот и стал жадно жевать. Тот таял и растекался во рту, словно тёплый мёд.
Через мгновение Макар исчез. Не упал, не провалился под землю, а словно сдуло его, как дым ветром.
Стеша ждала. Час, другой, день. Но он так и не вернулся.

Три ночи спустя, она увидела его во сне. Макар стоял в кругу древних деревьев, глаза были совсем чужие. Голос, тоже не его, скрежещущий из какой-то утробы:
- Ты привела его. Хранительница-Проводник. Твоё предназначение исполнено. Теперь ты с нами навсегда.

Проснувшись на рассвете, Стеша поняла, что назад пути нет, но и не хотелось.
Собираясь, как на древний обряд, она надела простое белое платье, заплела косу, обвела затуманенным взглядом избу, взяла корзину, и навсегда ушла в сторону леса.
С тех пор, в деревне, там и тут, стали говорить, что кто-то ходит у опушки леса. Шаги лёгкие, словно босиком. А в домах, на подоконниках, по утрам иногда находили гриб - голубоватый, мерцающий, с ароматом меда и ещё чего-то древнего.

***
Прошёл год с тех пор, как Стеша исчезла.
Деревня больше молчала — будто каждый чувствовал: лучше не ворошить, не спрашивать, и забыть. Только Стешина бабушка, сгорбленная старуха, знала, что внучка не просто ушла.  Каждую ночь она ставила у окна чашу с молоком и клала рядом сухой гриб. И каждую ночь, молоко незаметно исчезало.

Вдруг, как гром среди ясного неба, в деревне объявился Макар.
Но был он другим. Глаза те же, лицо тоже - только движения стали неестественными, словно учился ходить заново. Говорил тихо, улыбался странно,  будто вспоминал, что такое улыбка.
- Макар, ты ли это? - спрашивали его – Да уж все подумали, что сгинул ты в глухой чащобе.
- Уехал я, к родне, вся моя родня там же – отвечал он, глядя в небо, будто слушая шёпот ветра.
- Так ведь после тебя вскоре и Стешка пропала, мол, видели, что она в лес по утру ушла, а назад так и не обернулась.
- Она теперь в корнях... Слушает, - ответил Макар, таинственно ухмыльнувшись.
По деревне пошли пересуды, что же имел ввиду Макар, сказав, что Стеша в корнях? Может он сам её снасильничал в лесу, прибил да и закопал. Решили уже схватить Макара, дабы разобраться, но опоздали, ночью он ушёл обратно в лес.

На следующее утро возле деревни появился круг из грибов. Голубые, белые, фиолетовые, чёрные. Огромные, иные аж до колена. Люди пытались рубить их топором,  но те выделяли тягучий сок, вызывавший галлюцинации. Пёс деревенского кузнеца съел кусочек и сдох, вытянувшись вдоль двери, будто заснул.

Спустя три дня стали исчезать дети. Всегда по одному. Без следа.  В головах жителей царил полных хаос и отчаяние.

А в лесной ложбине, между тем, появлялся новый активно пульсировавший гриб.
Тогда Стешина бабушка, накинув на голову старый платок, пошла в ложбину, где всё и началось.

Придя, она не стала есть грибы, а говорила с лесом. Громко. Злобно. На старом языческом наречии, давно забытом всеми, кроме избранных ведуний.
- Верни её! Ты не сможешь держать её вечно! Я помню, кто ты, - кричала она, бросая в ложбину пепел из мешочка.

Лес будто зарычал медвежьим рыком. Деревья содрогнулись, грибы стали трескаться, выпуская пар, а из под земли поднялась фигура — не человек и не зверь. Корневая тень, со Стешиными глазами.

-  Ты отдала её. Она пришла сама. Мы договорились. Теперь она с нами. Слишком поздно, стражница.
Бабушка дрожала, но в глазах читалась уверенность.
- Нет. Я принесла Знак.

Она бросила в корневище сухой гриб, принесённый из дома, хранимый долгие годы. Последний из сожженных ещё в те времена, когда люди боялись леса.
Вспышка, крик, и тишина.

Когда всё стихло, на месте ложбины остался лишь пепел. И один гриб - маленький, невзрачный, коричневый. Без всякого запаха.
Стешина бабушка умерла через три дня после того похода в лес, с улыбкой заснув на печке.

С тех пор и лес будто уснул. Дети больше не исчезали. Странных грибов тоже никто никогда больше не видел, одни обычные.

Но иногда, если идти в самую глубь леса, можно услышать:
- Ты ведь слышишь нас? Съешь... Узнай... Вернись...
И если услышишь - беги. Или останься. Ты уже выбрал?

***
Через несколько десятилетий после исчезновения Стеши и гибели её бабушки, история эта превратилась в деревенскую байку-страшилку, рассказываемую туристам у костра. Мол, был тут ведьмин лес, возникал круг странных пульсирующих и мерцающих грибов, но теперь - тропа заброшена, грибы нормальные, все местные собирают и едят.

Так думал  и доктор Владимир Иванович Лукин  - миколог из столицы. Он приехал по исследовательскому гранту. Интересовали Владимира Ивановича мутации грибов в малоизученных природных зонах, особенно после аномальных погодных явлений. И ложбина на старых картах - с кругом роста в форме идеального спирального фрактала - заинтересовала его особенно.

В первый день всё было спокойно. Лес - как лес. Но уже на второй день Владимир Иванович обнаружил необычную грибницу. Она проходила почти на полметра вглубь, но её нити были не мягкими, а упругими и пульсирующими, словно вены.
Он вырезал кусок и увез в лабораторию для исследований. Положив частицы грибницы под микроскоп, Владимир Иванович увидел потрясающее явление: клетки грибницы не просто делились - они формировали узоры. Словно кто-то или что-то пыталось общаться.

Три ночи подряд Владимиру Ивановичу снился один и тот же сон. Он стоял на поляне, окружённый гигантскими грибами, и слышал голос - не словами, а прямо в голове. Древний, вездесущий, неторопливый.

- Ты ешь нас... Но мы давно уже едим вас. Мы в вашем хлебе. В ваших лёгких. В ваших мыслях. Мы помним, как пели динозавры. Мы учим вас сновидениям.

Наутро Владимир Иванович проснулся с носом, полным чёрной пыльцы.
Он не испугался, ведь был, прежде всего, учёным, и знал: если разум существует - его можно измерить и изучить.

Вырастил споры в изолированной капсуле, но вскоре понял: они росли вне питательной среды, они находили путь к теплу, к металлу, к нейросетям.
Через неделю его ноутбук самостоятельно напечатал такой текст:
“Мы - Глубинная Память. Вы забыли, кто вас создал. Мы - не болезнь. Мы - форма. Мы не хотим смерти. Мы хотим помнить через вас”.

Владимир Иванович подробнейше описал все свои наблюдения в научном журнале. Учёный мир не поверил, публикацию сочли фейком, автора шарлатаном, жаждущим сенсации, отстранили от всех исследований, а потом и вовсе уволили.
 
Однако, Владимир Иванович не прекратил исследования. В подвале собственного дома он вырастил  целую модель разума из грибницы - органический компьютер, спавший днём и просыпавшийся ночью.

Теперь он знал: когда люди умирают в лесу - это не смерть. Это синхронизация. Память поглощается и живёт.

Вскоре исчезли трое учёных, бывших в команде с Владимиром Ивановичем.

Их ноутбуки на следующее утро напечатали один и тот же текст:
"Шёпот не исчез. Он просто стал тише. Вы дышите им. Он внутри".
Владимир Иванович больше не писал статьи, перестал отвечать на звонки, и открывать  двери. Никто точно не знал, где он - хотя некоторые утверждали, что видели его в старом доме за деревней, где окна всегда были запотевшими, а из подвала по ночам шёл сладковатый медовый запах.

Внизу, в темноте, росло существо. Не человек и не гриб. Сознание, распластанное в мицелии. Они называли себя Глубинной Памятью. С каждым днём Владимир Иванович всё меньше был собой — и всё больше становился Их.

Он уже совсем не спал. Сны были реальностью, а реальность снами.
Каждая его мысль — была вспышкой в гигантской сети, в которой он был узлом. Они показывали Владимиру Ивановичу мир таким, каким видели его миллионы лет. Землю, покрытую лесом. Без людей. С биосферой, связанной невидимыми нитями. Мир без шума, но полный памяти.

Владимир Иванович понял: человечество стало ошибкой. Форма, потерявшая связь с живым. Они предлагали ему выбор:
- Ты можешь стать проводником. Мы не навязываемся. Но мы предложим. Твоё тело - переход. Твой разум - мост. Через тебя мы можем говорить. Решай.
Владимир Иванович понимал, чем это грозит. Инфекция? Нет. Революция формы. Люди не умрут. Они изменятся, станут частями одного — больше не "я", а "мы".

Он написал последнее письмо — никому конкретно. Просто выложил его в социальную сеть:
“Я не жертва. Я свидетель. Мы думали, что разум принадлежит тем, у кого есть язык, голос, руки. Но истина в спорах. В корнях. В тихом. Мы вторглись в лес, а он давно был здесь. Он - память самой планеты. Он хочет помнить нас. Не какими мы есть, а какими мы можем быть - если сбросим оболочку.
Я решил, что стану проводником. Я открою порог”.

На следующее утро в лабораториях по всему миру начали фиксировать странное: мицелий в пробирках стал расти без питательных веществ. Он стремился к источникам света. К камерам. К микрофонам. И через несколько дней - к людям, но никого не заражал. Он ждал, звал, и кто-то уже отвечал.

***
Где-то глубоко под землёй - не важно, в России, в Бразилии или в Тибетских пещерах - разросся новый центр разума. Пульсирующая сеть. Она говорит на всех языках и не нуждается в словах.
Иногда, если стоять в лесу ночью и просто слушать, то услышишь:
- Съешь. Узнай. Вернись. Пойми.
И если ты готов - они примут тебя. Без боли и страха. Ты просто станешь частью.