Глава 8. Господские Причуды

Он поднял глаза к небу. Медленно куда-то на юг плыли облака, подгоняемые ветром с моря. Лукасу подумалось, что среди его картин нет ни одного пейзажа, только портреты. «Но это всё дорогие мне люди. Катарина, жаль, что мы так и не поняли друг друга. Родители и братья. Мы так мало времени провели вместе. По моей вине, кстати. Слава Богу, что пришёл и покаялся. Густава пристроил к работе. Может, вспомнят когда. Тетушка Матильда. Мне кажется, я до сих пор чувствую жар костра и её взгляд в день ареста. Заботливый и тревожный одновременно. Учитель. Всё, что я умею и знаю — ваша заслуга. И свой долг я с благодарностью буду выплачивать всю жизнь. Господин Мюллер. Кто мне скажет «приятного аппетити, и мои уши к вашим услугам»? Совсем не умаляя достоинств первого, я испытывал подчас острую нужду во втором. Капитан Беккер. Мы встретились всего два раза, Но каких два раза! В день казни госпожи Готтесгабе и на следующий, после бала. На кого теперь, когда вас нет, рассчитывать в трудный и ответственный час?» Лукас, раскинув руки, припал к воротам, словно пытаясь обнять — так не хотелось думать, что в последний раз! — всех тех, встречу с которыми подарил ему Город. Затем он повернулся и, не оглядываясь, зашагал прочь. Маршрут определился сразу: в Бремен. Почему именно туда, Лукас не знал, как ответить. Сначала ему очень хотелось узнать, что же связывало Луизу с Маттиасом. «А что это мне даст? Во-первых, наврёт. Во-вторых, сейчас этот вопрос абсолютно ничего не значит». Потом пришла идея посмотреть ей в глаза. «Устыдится? Покается? Что-то мне подсказывает, что вряд ли. А ведь любил же. Хотя уже сомневаюсь. Какое-то наваждение! Да и закончиться могло... Бог мой! Как представлю — вздрогну. И всё-таки. Разыграли они дуэт превосходно. В одном, правда, не сошлись. Маттиас удовлетворился бы тем, если бы меня вздёрнули. А Луизе я понадобился живой. Для чего при участии «ганноверских родственников» был организован заказ портрета жены бургомистра. Приговоры-то её дражайший утверждает. Да, хочешь-не хочешь, а версию господ Мюллера и Беккера приходится признать правильной. Ладно, отложу пока эти ребусы». Лукас вспомнил, что о готовящейся акции Маттиаса его предупредил Зигфрид. «Он ещё говорил про замок, где его дядя служит домашним доктором. Весьма кстати». Решив наконец, куда идти, Лукас прибавил шаг. Но через пять минут уверенность его покинула. «А дороги-то я не знаю. Зигфрид так спешил исчезнуть из Города, что забыл мне объяснить, как туда добраться. Я тоже хорош. Не догадался у господина Мюллера поинтересоваться. Он-то, старый плут, наверняка подсказал бы». Лукас вряд ли представлял себе, насколько длинна дорога. Если не считать неудачного визита в монастырь прошлой осенью, то он никогда не выбирался за стены Города. Да и последние полгода он передвигался чаще всего в карете Айхелей. А тут пешком да неведомо куда. Одно хорошо — погода стала его союзницей. Ясное, почти безоблачное небо, беспечный ветерок, легонько подталкивавший в спину, вселяли надежду на лучшее. И это при пустом заплечном мешке и таком же желудке. Лукас вышел из тюремного замка в том, во что был  одет во время ареста. Деньги пришлось оставить стражникам, чтобы они не покусились на бельё и самое дорогое для него: рисовальные принадлежности. «Будет чем заработать на еду, пока доберусь до замка». Примерно в полдень уставшему от неизвестности Лукасу встретилась телега с крестьянской семьёй: отец с поводьями и мать с маленькой девочкой на руках. «Знают,они или нет, а спросить всё равно не у кого. Заодно, может, поем чего-нибудь. Если получится». Словоохотливый глава семейства успокоил художника, сказав, что дорога та самая, на Бремен. И к замку Вармхоф он тоже имеет прямое отношение. «Мы из людей господина барона, — с гордостью, так показалось Лукасу, сказал крестьянин. Но щедрый на слова, он оказался скуп на угощение. «Человек барона» поспешил оправдаться тем, что он везёт продукты для продажи в Городе, за что ему надлежит отчитаться перед управляющим. «Не обессудьте, господин хороший, что ем, тем и поделюсь». Он протянул изрядно оголодавшему Лукасу ломоть уже начавшего черстветь хлеба и пучок редиски. С благодарностью приняв дары, Лукас поинтересовался, далеко ли ещё до замка.
Крестьянин ответил, что к вечеру или, что более вероятно, к ночи будет поворот к замку.

— Держитесь левой стороны. Увидите обгорелое дерево. Года три назад в него попала молния. Сразу за этим деревом сверните на тропинку. Оттуда ещё миль пятнадцать или двадцать.
— А почему продавать не в Бремене? Ведь намного ближе, — спросил на прощание Лукас.
— Если будете в замке, спросите господина барона. Мы люди подневольные. Куда скажут, туда и повезём. Прощайте, сударь, — крестьянин стегнул плетью лошадь, и телега, скрипя и шатаясь, двинулась дальше.

«Почему «если?» Вы, наверное, хотели сказать «когда»? — Лукас моментально отреарировал на показавшуюся ему очевидную нелепость. Но его случайный попутчик, не оборачиваясь, быстро удалялся. Лукасу ничего не оставалось делать, как продолжать свой путь к намеченной цели. Как и предсказал крестьянин, Лукас увидел обгорелое дерево, когда начало смеркаться. В нескольких шагах от ориентира хотя и не без труда он обнаружил и тропинку, изрядно заросшую травой. «Надеюсь, что это она и есть. По крайней мере шагах в тридцати до и после неё ничего нет, — подумал молодой человек. — Однако что же делать?  Не идти же в темноте наощупь». Лукас отошёл по тропинке на несколько шагов вглубь леса и в ложбинке между корнями большого дуба устроился на ночлег. Но спать не хотелось. Лукас вновь погрузился в размышления. «Кто же всё-таки они — Луиза, её братец, их ганноверские родственники? Что им от меня надо? А что я скажу дяде Зигфрида, домашнему доктору барона? Вот если бы Зигфрид уже находился в замке!» Отвлекаясь от гнетущих мыслей, Лукас вслушивался в звуки ночного леса. Лишь на рассвете, устав от безрезультатных размышлений, от ярких и сильных впечатлений, он уснул. Почувствовав сквозь сон, что чьи-то руки деловито обшаривают его одежду, молодой человек открыл глаза  увидел трёх дюжих молодцов.

— Доброе утро, сударь! — обратился к Лукасу один из них. — Извините, что разбудили, Работа, знаете ли.

Двое других поставили юношу на ноги и принялись обыскивать. Тот, кто поздоровался, очевидно, главный, занялся котомкой Лукаса.

— Куда держите путь, господин художник? — обратился он к молодому человеку. — Ведь вы же художник, не так ли?
— К господину барону, — спокойно ответил пришедший в себя Лукас.
— Все, кто попадает в этот лес, рано или поздно приходят к господину барону. Но бывает, что и нет, — старший лесного патрулч многозначительно усмехнулся.
— Что вы хотите сказать? — от мысли, что встретившийся по дороге в лес крестьянин имел в виду именно этот случай, Лукас испугался.
— Только то, что вы должны доказать, что вы художник.
— К вашим услугам, сударь, — лицо юноши осветила улыбка

Уверенно и точно работая карандашом, Лукас подумал, что первый же гонорар оказался самым высоким. Отдав портрет заказчику, он с удовольствием обратил  внимание на то, что тот заметно волнуется, хотя и пытается скрыть это чувство  от своих коллег.

— Прошу следовать за мной, — аккуратно сввернув рисунок, суровый заказчик пригласил художника не сопротивляться судьбе. — Убегать не рекомендую, так как не уверен, что в других караулах вам встретится такой же ценитель живописи, как я.

Довод проводника Лукас посчитал убедительным, и они вместе направились по еле видимой в траве тропинке в глубь леса. Собеседником проводник оказался отвратительным: кроме того, что его зовут Фридрихом, он о себе ничего не рассказал, и они продолжили идти молча. «Что ж, — подумал художник, — в этом есть свой смысл. Он упомянул о других группах. Значит, есть кто-то, кто их координирует, и очень возможно, что мы идём к нему. К тому же, как говорил Учитель, любое сказанное тобой слово может быть обращено против тебя. Ладно, доберёмся до места, а там будет видно». Место представляло собой лагерь, состоявшего из одного большого двухэтажного сруба, окружённого шестью срубами поменьше. Группа Фридриха вошла в центральный сруб. Там происходило нечто, напоминающее аудиенцию. Фридрих и Лукас остановились в пяти шагах от масствного кресла, в котором сидел мужчина суровой внешности, всем своим видом внушавший трепет и уважение.
Фридрих поприветствовал сюзерена и, подталкивая Лукаса в спину, сказал:

— Господин барон, этот молодой человек шёл к вам.
— Вот как! — усмехнулся сидевший в кресле мрачный господин. — Сюда и по доброй воле? Вы, юноша, часом, не ошиблись?
— Видите ли, сударь, я шёл в замок Вармхоф к барону фон Кизельбаху. 

Ровный и прямой взгляд Лукаса, его спокойный голос, умение держаться с достоинстовом вызвали у «лесного барона», как назвал сам Лукас своего хмурого визави, улыбку. Но в этот раз она была не  снисходительной, а уважительной.

— И какое же у вас дело к моему кузену?
— Собственно, не к нему, а к его врачу. Мы с его племянником до недавнегог времени состояли в гильдии художников Города. Обстоятельства сложились так, что нам обоим пришлось покинуть и гильдию, и город. Но Зигфрид, племянник врача барона, ушёл из Города раньше. Он-то и назвал замок Вармхоф как место встречи.
 
Кузен барона смотрел на Лукаса так, словно  взглядом приставил к его горлу нож.

— А что, господа, кому из вас что-нибудь известно о племяннике Доктора?

В  обрушившейся тишине Лукасу послышался стук своего сердца.

— Господин барон, если ваши подданные ничего не знают о Зигфриде, это не значит, что его нет ,— чеканя каждое слово, произнёс он.
— Допустим. А чем вы докажете, что аы художник?
— Господин барон, — неожиденно в дознание вмешался Фридрих. — Вот, взгляните.

Он протянул «лесному барону» свёрнутый в трубку рисунок Лукаса. Тот развернул его и некоторое время смотрел то на художника, то на его работу.

— Ладно, — смилостивился хозяин леса, — будем считать, что я почти поверил. Всё равно, последнее слово скажет Доктор. Он будет здесь завтра утром. А вы, сударь, подождёте его в нашей гостиннице. Фридрих, позаботься о госте. 

Фридрих и Лукас вышли.

— Господа, — обратился главнокомандующий к своему войску, — благодарю за службу. Два часа личное время, а после сбор в трапезной.

Войдя в помещение, Лукас по достоинству оценил мрачный юмор «лесного барона». Гостинница представляла собой достаточно просторный сарай с небольшим оконцем почти под потолком. Вдоль стен располагались нары, а в центре — стол. В гостиннице Лукас увидел ещё трёх постояльцев поневоле. Двое из них сидели за столом и о чём-то разговоривали, третий лежал на нарах, отвернуышись лицом к стене. Лукас поприветствовал присутствующих и занял свободные нары. Двое за столом на мгновение отвлеклись и снова погрузились в беседу. Лукас растянулся на засаленном матрасе, набитом сеном, подложив руки под голову. «Значит, доктор будет завтра утром, — размышлял он. — Получается, что жить мне осталось до его приезда. Хотя... Зачем такие мрачные мысли? У меня есть карандаш и какие-никакие умения. Но лучше бы доктор приехал с племянником. Интересно, о чём говорят за столом?» Двое бедолаг оказались крестьянами  из деревни по другую сторону от леса. Они пытались укрыться в Городе от своего хозяина. «Лесной барон» предложил им до приезда доктора самим решить свою судьбу: присоединиться к его вольнице, перейти на службу к барону фон Кизельбаху или к его доктору. Лукас рассудил так, что поскольку они все здесь в равных условиях, то это предложение касается всех. Один, видать, уже определился и успокоился, а двое ещё выясняют, куда податься. «Им, я думаю, никто не показал все «за» и «против» их выбора. Следовательно, придётся принимать решение вслепую или рассчитывать на собственные ресурсы, а их у этих двух, судя по всему, не густо». В гостинницу проникли сумерки. Двое за столом разошлись по нарам и вскоре захрапели. В эту ночь Лукас едва ли сомкнул глаза. Когда в оконце робко заглянул тонкий солнечный луч, за пределами обители начало становиться оживлённее. По лагерю разливалось многоголосье и птичье, и людское. Прошло ещё немного времени, и всех вынужденных постояльцев вывели наружу. К ним неспешно приближались двое знатных господ в сопровождении свиты. Одного Лукас узнал сразу — это был «лесной барон». «А тот, кто рядом, и есть, надо полагать, всеми ожидаемый доктор», — Лукасу показалось, что вместе с ним облегчённо вздохнули и его компаньоны. Только они вряд ли могля понимать, почему он так радуется: в свите доктора Лукас увидел Зигфрида. «Лесной барон», доктор и Зигфрид вошли в двухэтажное, административное, строение. Несмотря на бессонную ночь, Лукас всем своим существом радовался солнечному летнему дню, лёгкой прохладе, шелесту листьев и птичьим голосам. Ближе к полудню Фридрих и его люди начали подходить к уже порядком заждавшимся гостям и поодиночке уводить их в административное строение.
Лукаса забрали последним. Поэтому он видел, как его компаньонов так же поодиночке выводили и определяли согласно приговору. Того, кто лежал на нарах лицом к стене, сопроводили к повозке со свитой доктора, а двух остальных — в одноэтажное строение напротив «ставки лесного барона». «Наверное, решили остаться здесь», — высказал предположение Лукас. Когда он сам предстал перед вершитялями судеб, «лесной барон», поднявшись с места, извинился. После чего художника пригласили отобедать.

— Как ни хорошо у тебя, дорогой кузен, — обратился доктор к «лесному барону»,— но я должен быть в замке к вечеру.
— Что ж, дорогой кузен, надо значит нало. Не смею задерживать. Могу дать охрану.
— Благодарю, Карл, Тут нелалеко. Обойдёмся своими силами. Хотя... Разве что, до дороги.

Едва солнце опустилось на кроны деревьев, процессия отправилась в путь. Впереди ехала повозка, в которой находились живые трофеи доктора: один, тот, кто спал в день появления Лукаса в лагере, сидел со связанными руками, второй лежал, закрыв глаза. Перевязка на его правой руке набухла от крови. Доктор барона, Зигфрид и Лукас разместились в карете. Лукасу и Зигфриду не терпелось рассказать друг другу о том, что с ними произошло после расставания в Городе. Но их опередил доктор.

— Я вижу, молодые люди, что вы рвётесь выговориться. Поверьте, в замке у вас будет на это время. А пока, юноша, — обратился он к Лукасу, — потешьте моё стариковское любопытство.
— К вашим услугам, сударь, — улыбнулся Лукас тому, как эти слова помогли ему за столь короткое время несколько раз.
— Видите ли, молодой человек, если бы не мой племянник, то сегодняшний визит к хранителям леса ничем не отличался бы от прежних. Зигфрид рекомендовал мне вас как талантливого художника. Я смогу это проверить только в замке. К тому же Зигфрид называет талантливым или даже гениальным любого, кто в чём-то искусснее него.
— Но, дядюшка, — покраснел Зигфрид от смущения, — это действительно так.
— Однако, Лукас, — продолжил доктор, не замечая ни смущения, ни возражения племянника, — я приношу вам свои извинения за то, что до сих пор не представился. Генрих Ризенкампф, домашний доктор барона фон Кизельбаха.
— Господин Ризенкампф, — обратился Лукас к новому знакомому, — могу я задать вам вопрос?
— Пожалуйста. И прошу — без церемоний. Рекомендация моего племянника — не пустой звук.
— Вы и хозяин леса назвали друг друга кузенами. Вчера он таким же образом назвал барона фон Кизельбаха, а его подчинённый, Фридрих, тот, кто нас сопровождает, назвал Карла бароном. Вы все родственники или это такой словесный реверанс?

Лукасу стало интересно, как ответит визави. Но господин Ризенкамф, глядя молодому человеку в глаза, только слегка улыбнулся.

— У леса, друг мой, один хозяин — барон фон Кизельбах. А Карл служит у него лесничим. Родственник ли он барону? Лукас, оставьте ему эту слабость считать себя таковым. Мои отношения с Карлом... Лукас, вы заметили в раненого в повозке, что едет впереди нас?
— Да, конечно.
— Я пользую не только господина барона, но и его лесничего. Как его самого, так и его людей. У Карла есть свой доктор, мой ученик, но в особых случаях вызывают меня.
— С этим понятно, — Лукас вдруг замолчал, но вскоре продолжил. — Вчера во время моего ожидания вашего приезда я слышал разговор моих, иак сказать, соседей.
— И что? — спросил господин Ризенкампф.
— А вот что, — в начале неуверенный в  необходимости этого разговора, Лукас решил выяснить странную на его взгляд связь между увиденным вчера и сегодня. — Нам всем было предложено до вашего приезда определиться с выбором, куда пойти на службу: к господину барону, к Карлу или к вам. Двое выбрали службу у Карла, а третий у вас. И, судя по всему, не по своей воле. Его везут со связанными руками.
— Ах, вот оно что! — широко улыбнулся господин Ризенкампф. — Тот , в повозке, со связанными руками, дизертир.  Он служил у Карла. Попытался убежать, но его поймали. Карл отдал его мне на службу в качестве экспоната.
— Для опытов? — не поверил своим ушам Лукас
— Да, — равнодушно подтвердил господин Ризенкампф. — А чему вы удивляетесь? Его могли бы ещё там, в лагере, прикончить. Но ему выпала честь послужить науке.
— Упаси, Господи, от такого служения! — перекрестился Лукас
— Кстати, и отработать грех перед Господом, — в ответ перекрестился доктор барона.

Карета выехала на дорогу. Сопровождавшие её Фридрих и его люди попрощались с господином Ризенкампфом и его спутниками и отправились обратно в лагерь. Когда солнце уже готовилось коснуться горизонта показался замок. Карета и повозка остановились у входа в главную башню. Господин Ризенкампф распорядился поместить связанного дизертира в арестантское помещение во флигеле, раненого отнести в лазарет, а сам, сопровождаемый Зигфридом и Лукасом, отправился к барону. Утомительный подъём по винтовой лестнице, узкий тёмный коридор, освещаемый факелами, и вход в апартаменты хозяина замка. Дюжий стражник доложил барону о прибытии доктора в сопровождении двух молодых людей, и все трое вошли внутрь. Стоявший у окна и смотревший вдаль повернулся лицом к застывшим в поклоне доктору и его сопровождающим и быстро подошёл к ним.

— Рад видеть вас, Генрих! С приездом, Зигфрид! — барон обнял доктора и пожал руку его племяннику.

«А барон-то довольно простецкий субъект,— отметил про себя Лукас эту деталь, несвойственную, по его представлениям, для благородных господ. — Он либо не так знатен, как о нём говорят, либо самозванец, вроде своего лесничего». Барон остановил взгляд на Лукасе. Тот поклонился ещё ниже. Барон взял молодого человека за плечи, выпрямил его и посмотрел ему в глаза.

— Значит, это и есть лучший ученик самого Гуго Шёневельта. Добро пожаловать, Лукас!
— Вы знали моего учителя? — удивился Лукас

Тут же пронеслась догадка. «Меня здесь ждали! Может, я ему нужен? Но для чего?»

— Да, и очень хорошо, — ответил барон. — Жаль, что у меня мало его картин. По правде, всего одна. Но я надеюсь, что с вашей помощью их станет больше.
— Благодарю вас, господин барон.

Лукас принял изящное предложение хозяина замка, хотя оно и противоречило его планам. Уходя из Города, он рассчитывал остаться в замке на некоторое непродолжительное время, перевести дух после пережитого в Городе, окончательно определиться с планами и только потом двинуться дальше.

— И вот ещё, Лукас, — продолжил барон. — Всё, что вам необходимо для работы, будет доставлено незамедлительно. Вы только укажите, что именно, и где это взять. Следующее: оплата. Возможный недостаток монет я компенсирую необходимыми рыцарскими умениями — верховой ездой и фехтованием. У вас будут свои покои. И последнее. Мой портной позаботится о вашем платье. Кажется, всё. А теперь, господа, прошу отобедать.

За обедом барон поинтересовался у доктора, как прошёл его визит к лесничему. Господин Ризенкампф рассказал о раненом и пленном, передал барону просьбы Карла. Лукас ожидал расспросов о том, почему он покинул Город, но обошлось без них. «Наверное, Зигфрид рассказал. Даже не знаю, благодарить мне его или нет». После обеда барон приказал камердинеру показать Лукасу его комнату.

— Друзья мои,— обратился господин Ризенкампф к молодым людям, — я понимаю, что вам не терпится наговориться. Но давайте сделаем это вместе и у меня.  Наши с Зигфридом покои недалеко, этажом ниже. Надеюсь, у вас нет от меня секретов?
— С удовольствием, господин Ризенкампф, — Лукас принял приглашение доктора. — Ваше мнение для нас дорого.
— Да, дядюшка, это так. Но для Лукаса оно дороже. Дружище, я уже рассказал дядюшке мою историю, упомянув и твою. Правда, только то что мне известно. И он хочет знать подробности. Я прав, дядюшка?
— Абсолютно. Да, Лукас, я знаю вашу историю со слов Зигфрида, и она меня заинтересовала.
— Что ж, — улыбнулся Лукас. — К вашим услугам.

Спустя некоторое время господин Ризенкампф, Лукас и Зигфрид устроились в удобных креслах возле камина. Мягкий оранжевый закат заглядывал в узкое, напоминающее бойницу, окно жилища доктора. Лукас, прихлёбывая рейнское, смотрел на огонь в камине и собирался с мыслями. Господин Ризенкампф и Зигфрид терпеливо ждали, предакушая интересный рассказ.

— Итак, моя история, господа, — медленно произнёс Лукас, не отводя взгляда от огня. — Её началом послужил сон: карета с гербом, корзинка с младенцем и три буквв, LVG. Младенцем, нетрудно догадаться оказался я, а этими тремя буквами я позже подписывл свои картины.

Так же, не отрывая взгляда от огня, Лукас подробно и неспешно, словно сам стараясь понять, что с ним произошло, рассказывал внимательно слушавшим доктору и его племяннику о Катарине, её тётушке Матильде, внезапном аресте и последовавшим за ним скором и предвзятом расследовании, о чувстве вины за скорый и неправый суд и казнь госпожи Готтесгабе.

— И что удивительно, господа, — обратился Лукас к внимательным, боящимся пошелохнуться или проронить звук слушателям, — эти три буквы преследовали меня вплоть до изгнания из города.

Он вспомнил следователя и судью в одном лице, а также случайного знакомого: оба они имели эти ненавистные инициалы.

— Хочу вам заметить, друг мой, в этом мире нет ничего случайного.

Господин Ризенкампф встал, поворошил в камине горящие поленья и подкинул ещё несколько.

— А что это за история про изгнание из Города? Зигфрид говорил мне, что ему пришлось уходить из Города срочно, оставив при этом квартиру и гильдию. А причиной тому стала якобы связь с вами. Или я что-то путаю?
— Всё так, дядюшка, — подтвердил Зигфрид
— Господин Ризенкампф, вы ничего не путаете. — Лукас вновь обратил свой взор нп огонь в камине. — Но почему «якобы»? Нет, это не так. После того, как мой учитель, господин Шёневельт, покинул Город, за ним ушёл и я. Смотреть на интриги мастеров ради места главы гильдии, быть призом или разменной монетой в их борьбе — прошу покорно! Я решил стать свободным художником, а Зигфрид — моими глазами и ушами в гильдии. Но связь со мной ещё не преступление. Она стала таковым, когла меня заподозрили в том, что я якобы — теперь это слово как нельзя уместно — сын казнённой за колдовство Матильды Готтесгабе. Зигфрид каким-то сверхестественным образом почувствовал эту опасность и ушёл из Города так быстро, как смог. Вскоре меня арестовали. Представьте только! Меня допрашивал тот же господин, который отправил госпожу Готтесгабе на костёр. Он был уверен, что меня повесят, и не скрывал своего удовольствия. Но волею бургомистра смертную казнь заменили вечным изгнанием из Города. А за воротами — дорога, лес, лагерь «лесного барона». Я так называл, за глаза, конечно, вашего кузена.
— «Лесной барон»? — переспросил господин Ризенкампф. — Когда поеду к нему  в следующий раз, обязательно передам нму ваши слова. Думаю, они ему понравятся. Кстати, вы знаете его официальный титул? 

Лукас вопросительно посмотрел на господина Ризенкампфа.

— Карл Кизельбах, барон фон Ройбервальд (R;uberwald — Разбойничий лес (нем.). Вот так-то. Только мы не родственники. Обращение «кузен», скорее, из-за некоторого сходства нашего положения.
— М-да, — глубокомысленно произнёс Лукас, — чего на свете не бывает.

Внезапно воцарившаяся тишина изредка прерывалась треском поленьев к камине и порывами ветра в окно. Прекращённый разговор продолжил господин Ризенкампф.

— Лукас, — обратился он к художнику, не глядя в его сторону — что вы намерены делать дальше? Насколько я понял, у господина барона большие планы на ваш счёт.
— Я предполагал остаться в замке на неделю-другую, чтобы подготовиться к дальнейшему пути. Я наметил посетить Ганновер, Бремен и Кёльн. Надо найти кое-кого. А что после, ещё не думал. Может, навестить учителя?
— Неделю-другую? — переспросил господин Ризенкампф. — И путешествовать с одним карандашом? Послушайте, Лукас, не самого глупого человека. Вы желаете покинуть замок и следовать намеченному пути? Воля ваша. Но дорога неблизкая. Вы знаете, что вас ждёт впереди? И чем вы защититесь от опасности? Неужто одним карандашом?
— Что же делать, господин Ризенкампф? — спросил обескураженный и подавленный Лукас.
— Прежде всего, не тороптьься и подумать. Но я облегчу вам эту задачу. Что измениться, если вы отложете свой вояж на некоторое время и подготовитесь к нему должным образом?

Опережая встречный вопрос Лукаса, господин Ризенкампф продолжил.

— Примите предложение господина барона обучиться верховой езде и фехтованию. Поверьте, в дороге эти умения более надёжны, чем карандаш, которым вы, я уверен, владеете мастерски.

Слова доктора погрузили Лукаса в раздумья. Он переводил взгляд с господина Ризенкамрфа на Зигфрида, смотрел на огонь. Словно ища ответа у погоды, Лукас подошёл к окну. На чистом, безмятежном небе появлялись первые звёзды. Внезапно Лукас развернулся лицом к доктору и его племяннику. И они увидели другого Лукаса — решительного и даже жёсткого в своей решимости.

— Да, господин Ризенкампф, вы абсолютно правы. Предложение господина барона никоим образом не противоречит моим планам, но немного их корректирует.
— Отлично, Лукас! Тогда, может быть, вы примете и моё предложение — обучиться медицине и астрологии?
— Если у меня хватит времени на всё, то почему нет?
— Прекрасно, молодой человек! Предлагаю спуститься в лазарет и осмотреть раненого. Таким образом, проведём первое занятие по медицине.

Несмотря на поздний час, господин Ризенкампф, Лукас и Зигфрид спустились в лазарет. Помощник доктора, мрачный тип со шрамом через всё лицо, доложил о проделанной работе: пострадавшему промыта рана и сделана перевязка. Тем не менее, господин Ризенкампф решил сам осмотреть рану. Ему ассистировали помощник и Зигфрид, вероятно, берущий у дяди уроки. После осмотра господин Ризенкампф поблагодарил ассистентов за работу. Хотя Лукас всего лишь наблюдал за происходящим, ему тоже перепало: доктор поздравил его с первым уроком.

— Самое главное для дебютанта, — объяснил он испытывающему недоумение молодому человеку, — не бояться вида крови. И вы с этим превосходно справились. Ну что, юные мои друзья, с чувством до конца выполненного долга пора восвояси.

Оставив пациента на помощника, господин Ризенкампф направился к выходу. За ним последовали Зигфрид и Лукас, которого обуревали вопросы, на которые он безуспешер искал ответы. Эти два дня — от принудительного пробуждения до присутствия на осмотре раненого — дали ему богатую почву для размышлений. Поэтому он часто отвечал на реплики невпопад. Господин Ризенкампф и Зигфрид перестали обращаться к Лукасу и продолжили разговор между собой.

— Да, не повезло нашему пациенту, — произнёс доктор без тени сожаления. — Рана очень опасная. Если он и останется с рукой, то работник из него... Ну да ладно, попробуем всё-таки спасти ему руку.

Эти слова и в особенности то равнодушие, с которым они были сказаны, посеяли в душе Лукаса смятение. Он очень хотел спросить господина Ризенкампфа о пленном, но колебался, боясь разочароваться в докторе ещё больше. «Его похвала за то, что я стойко перенёс вид крови, плюс его же хладнокровие, с которым он говорил, что этот бедолага приговорён для опытов. И что в итоге? Неужели мне окажут честь нанести ему рану? Нет, только не это! А если всё же?.. Что же делать?» Эта мысль не давала покоя Лукасу. На пороге своего жилища господин Ризенкампф попрощался с молодыми людьми. Зигфрид предложил Лукасу провести к его комнате. Когда Зигфрид пожелал доброй ночи и собрался уходить, Лукас поведал ему свои опасения.

— Зря ты так думаешь о господине Ризенкампфе, — успокоил друга Зигфрид. — Он отличный врач. А равнодушие, в котором ты его обвиняешь... Посмотри на это с другой стороны. Это хладнокровие, присущее только истинным мастерам. Что же до пленного...  Он должен понести наказание за свой проступок. И у нас есть тот, кто выполняет эту — я с тобой согласен — неприятную работу. Это помощник дяди, тот, со шрамом. Кстати, он из бывших пациентов. И этому, нынешнему, дядя тоже найдёт работу. Если, конечно, тот захочет. А он захочет, поверь мне. Обратно в лес его  не возьмут. Идти на паперть? Такие дела. Ладно, доброй ночи. До завтра.

Утром после короткой аудиенции и завтрака барон, отпустив господина Ризенкампфа и Зигфрида, отправился с Лукасом в конюшню, где передал художника на попечение конюху.

— Он чудный малый, — сказал барон, выйдя с Лукасом наружу. — Он тебя научит всему, что знает и умеет. А этого добра у него много. Он подобно Иисусу родился в конюшне и с пяти лет на коне. А теперь познакомимся с начальником моей стражи.

Барон остановился у дверей арестантского помещения и приказал караульному позвать начальника стражи. Тот же час явился статный светловолосый молодец лет тридцати.

— Вот, Людвиг, поручаю тебе Лукаса, нашего художника. Он изъявил желание научиться боевому мастерству. И запомни: он нужен нам живым и непокалеченнвм.

Отныне пребывание Лукаса в замке подчинялось строгому режиму: один день — конюшня и казарма, другой день — лазарет и комната доктора, где тот учил художника астрологии, воскресенье — служба в замковой церкви. В свободное время — рисунки. Лукаса поражало изобилие мужских типажей и характеров, но огорчало отсутствие женских образов. Свою комнату он украсил написанными по памяти портретами Катарины и госпожи Готтескабе, к которым позже добавился и Луизы Айхель. Особое место в его галерее занимало изображение Марты Кранц, приёмной матери.Трёх он уже никогда не увидит, а четвёртую, Луизу, решил найти. Лукас изводил себя поиском ответа на вопрос «азачем это ему надо?» и ловил себя на мысли о том, что чем чаще он о ней думает, тем больше хочет о ней думать. Однажды, когда Лукас находился на учёбе, его комнату посетили невидимые гости.

— Как же бедно он живёт! — раздался недовольный женскийголос.
— Бастет, вам, так и быть, самое удобное место — на кровати, — великодушно позволил мужской голос.
— Благодарю, босс. А вы как же?
— Уж как-нибудь. Прошу вас, господа, занимайте места где кому хочется. Постараюсь недолго мучить вас.

Выждав паузу, Люциэль открыл собрание.

— Итак, друзья мои, всё идёт по плану. Впрочем, если у вас есть другие мнения, пожалуйста, высказывайтесь.

Реплика старшего демона прозвучала подобно гласу вопиющего в пустыне. Его помощник, Астериэль, хранил безучастное выражение лица. Василиск, не забывший прежние нагоняи, решил не высовываться и составил с Астериэлем безмолвный дуэт.

— Босс, — подала голосБастет, — плохо, однако, что здесь нет ни одной женщины. Так, ведь, и квалификацию потерять недолго.
— Голубушка, вам это не грозит, — успокоил её Люциэль. — Ваша Луиза Айхель — яркое тому подтверждение. Фаллетто, а вы что? Я вижу, у вас есть, что сказать.
— Да, босс

Решительный тон голоса новичка в команде демонов пробудил в сонно-равнодушной её части бурный интерес. Астериэль и Василиск, не сговариваясь, развернулись к Фаллетто вполоборота.

— Вот, вы, босс, говорите «план», — уверенно продолжил Фаллетто — А кто его знает? Только вы. Хорошо. Допустим, что и Астериэль. Мы же — я, Василиск и Бастет — лишь статисты. Так вот, моё мнение, замечание, если хотите.

Фаллетто набрал воздуха, взял паузу и, оглядев присутствующих, закончил.

— Прежде чем интересоваться нашим мнением о плане, вы посвящайте нас в его детали. А если нет, тогда и не спрашивайте нашего мнения.
— Что ж, замечание по существу, — довольный несомненным прогрессом дебютанта заметил Люциэль. — Итак, план. Но хочу начать издалека. Скажите, Фаллетто, в чём смысл нашей работы?

Вопрос босса несколько обескуражил самого неопытного из демонов.

— Наверное, чтобы душа человека попала в ад, — неуверенно произнёс Фаллетто.
— Правильно, друг мой. Но что приводит её к нам? Страшный суд, скажете вы, и снова будете правы. Но от чего зависит нужный нам приговор суда?
— От наличия грехов. Это же просто, босс, — заявил Фалллетто, удивлённый собственной смелостью.
— Правильно, но не до конца. От налмчия нераскаянных грехов. Нераскаянных, запомните. А что делает грех нераскаянным?

Теперь уже все демоны обратили взоры на старшего. Даже Астериэль решил не выделяться из коллег. На его гримасе отразилась борьба равнодушия с любопытством. Люциэль словно с кокого-то пьедестала оглядел подчинённых.

— Вот-вот, — произнёс по-менторски назидательно-высокомерно, — это будет полезно для всех. Итак, что делает грех нераскаянным?

Аудитория не рискнула ни единым предположением нарушить мысль профессора. Тот, приняв благодарность за должное, вернулся к начатому.

— Нежелание раскаиваться, основанное на том убеждении, что грехи суть продолжение добродетелей. Или на подмене понятий. Типичный пример, который прекрасно получился у Бастет, любовь и страсть.

В ответ на похвалу Бастет зарделась и потупила глаза.

— Не скромничайте, Бастет, — прокомментировал изменения в облике отличницы Люциэль. — Вам это не идёт. Итак, с грехами разобрались. Вопросы есть?

Молчание слушателей выступающий расценил как приглашение дальше развить свою мысль.

— Теперь я хочу вернуться к вашему, Фаллетто, вопросу.

Люциэль вдруг замолчал. Повисла тишина, нарушаемая пением сверчков.

— А сейчас внимание, брат Паисий. Хотя, сдаётся мне, я ничего нового не узнаю. А вы послушайте.
— Хорошо, брат Фотий.

Вдоволь насладившись и тишиной, и пением сверчков, Люциэль пристально посмотрел на Фаллетто.

— Так вот, мой неопытный друг, скажите мне, пожалуйста, как посеять и взрастить в Лукасе нежелание раскаиваться?

Фаллетто безуспешно изображал умственную деятельность, даже обратил полный отчаяния взгляд на коллег.

— Правильно, мой друг, вопрос обращён всем.

Но демоны как по команде оставили собрата в одиночестве.

— Босс, понятия не имею. Мне больше по душе конкретные задачи, нежели эти штабные штучки.
— Разочаровали вы меня, Фаллетто, — неожиданно равнодушно отреагировал на признание подчинённого Люциэль. — Кто ещё так думает?

Василиск, очевидно почувствовав, что после удаления с поля Фаллетто, он следующий, решил взять слово.

— Весьма кстати, — поддержал его Люциэль. — За вами ещё долг за госпожу Готтесгабе.
— Согласитесь, босс, что Фаллетто в чём-то прав, — мужественно снеся упрёк, сказал Василиск. — Планы разрабатываете вы с Астериэлем, но при этом спрашиваете наше мнение. Что же до вашего вопроса...
— Подождите с моим вопросом, — прервал его Люциэль. — Давайте закончим с планами. Я рискну предположить, что вам как и Фаллетто больше по душе конкретные задачи. Да, Астериэль помогает мне разрабатывать планы.  Но моя задача как руководителя подготовить вас к пониманию штабных, как сказал Фаллетто, штучек. Чтобы за конкретными задачами вы могли видеть то, что их объединяет.
— А зачем это нам надо? — спросила Бастет
— Милочка, не портите впечатление о себе, — старший демон дал волю раздражению. — Затем, чтобы все халдеи, каковыми вы вместе с Василиском и Фаллетто являетесь должны дорасти до демонов крови. Если из вас троих никто им не станет, это не есть хорошо. Я потеряю один кровный балл, с Астериэля снимут кандидата, а вас подвергнут аннигиляции, проше говоря, уничтожат.  Ротация знаете ли. Ладно, я позже займусь вашим образованием. Извините, Василиск, так что вы хотели сказать?

Под впечатлением от услышанного Василиск некоторое время не мог собраться с мыслями. Все терпеливо его ждали. Наконец, более или менее удачно преодолев закоулки мышления, Василиск выдвинул свою версию.

— Я пришёл к такому мнению, что за нашими действиями в городской, так сказать, период жизни Лукаса стояла задача взрастить в нём самомнение.
— Хорошо, — поддержал его Люциэль — а конкретно?
— А конкретно. LVG и, как следствие, уход из семьи. Отъезд господина Шёневельта и уход Лукаса из гильдии. На мой взгляд, после этого он окончательно утвердился в том, что он мастер, и никакие подтверждения этому ему не нужны.
— Пожалуй, что так, — Люциэль на мгновение задумался, и на его лице заиграла загадочная улыбка. — Василиск, а попробуйте составить Астериэлю конкуренцию и предложите свой вариант развития событий.
— Как мне видится, босс, предложенное Лукасу обучение ещё больше разовьёт и укрепит его самооценку. Возможно, что станет причиной появления в нём ощущения избранности. Это вкупе с желанием отыскать наши маски — Айхелей и Бидермайеров — заставит его покинуть замок. Но куда он поедет, когда никого не найдёт?

Прежде чем ответить, Люциэль украдкой вглянул на своего помощника. Тот, чему-то улыбаясь, крутил ус.

— Куда бы он ни поехал, наша  задача не упускать его из вида и беспокоиться о том, чтобы он шёл в нужном нам направлении.
— Здесь наши цели совпадают, — прокомментировал старший ангел слова оппонента, замаскировав свою реплику под пение сверчков.
— Босс, я всё никак в толк не возьму. Разве страсть порок?
— Хороший вопрос, Бастет. Сама по себе страсть не порок. Она как развилка или граница между пороком и добродетелью. Представьте такую последовательность падения: любовь — страсть — прелюбодеяние. При этом страсть должна быть неконтролируемой.
— Босс, а что вы думаете о Зигфриде? — подал голос Фаллетто. — Не пора ли взять его в оборот?
— Я ценю ваше стремление исправиться, но делать это сейчас нельзя ни в коем случае. Зигфрид более нужен в нынешнем качестве. Ещё вопросы? Нет? Тогда по местам. Василиск — лазарет и господин Ризенкампф. Фаллетто — сами напросились — Зигфрид. Бастет, вам более приятное задание — Лукас. Я и Астериэль — барон.

Получив задания, демоны разошлись. Первыми покинули комнату Лукаса Василиск и Фаллетто, за ними Люциэль и Астериэль. Бастет решила остаться. Вскоре в двери загремел ключ, и вошёл, сияя довольной улыбкой, Лукас. Сегодня и вчера его подвергли экзаменам учителя, назначенные бароном. Сам же барон лично проверял ученика: как он обращается с конём, как сидит в седле. Они даже выехали за стены замка на конную прогулку, где барон увидел, как Лукас владеет разными видами аллюра — шагом, рысью, галопом и как перестраивается с одного на другой. Удовлетворённый подготовкой своего протеже, барон сделал ему комплимент, заявив, что на проверке владением шпагой он вмешиваться не будет, поскольку полностью доверяет ответственному за неё начальнику стражи. И здесь барон остался довольным. Экзаменационный бой, который вёлся на тренировочных шпагах, с круглыми насадками на острие, Лукас провёл отлично, нанеся преподавателю два учебных ранения, одно из которых барон, судивший поединок, признал смертельным. Он даже осадил разгорячённого поражением начальника стражи, пожелавшего провести реванш настоящим оружием. Лукас поблагодарил барона за судейство, Людвига за науку и предложил время от времени брать у последнего уроки фехтования. В благодарность за щедрость начальник стражи пообещал своему победителю научить его владению кинжалом, мушкетом и копьём. А сегодня Лукаса экзаменовал по медицине и астрологии господин Ризенкампф. В этом барон не участвовал. Он честно признался Лукасу в том, что ничего не смыслит ни в первом, ни во втором. И поэтому ему вполне достаточно аттестации господина Ризенкампфа. Успехи Лукаса в этих дисциплинах были хотя и удовлетворительны, но не такие блестящие, как в верховой езде и фехтовании. Господин Ризенкампф рекомендовал ученику подтянуть медицину, его же познаниями в астрологии остался довольным. Хотя и посоветовал больше заниматься и тем, и другим самостоятельно. После всех проверок Лукас продолжил посещать казарму и лазарет и штудировать астрологию. И, конечно же, он писал портреты. Вместе с тем он чувствовал, что некая сила  толкает его покинуть замок, а рассказать об этом он мог только Зигфриду. Тот, выслушав Лукаса, задумался.

— Ты уверен, что тебе пора уходить?
— Сейчас или позже — не тема для обсуждения. Что меня здесь ждёт? Должность придворного художника? Нет уж. Преемника господина Ризенкампфа? У тебя шансов больше.
— Это вряд ли. Вот у Томаса, дядиного помощника точно все шансы.
— Тем более. И что мне остаётся? Казарма? Нет, сто раз нет. Но самое главное — меня беспокоят сны. Я вижу Город, Учителя, коллег по гильдии, отца и братьев. Но чаще всего — мать, госпожу Готтесгабе, Катарину и Луизу.
— Рискну предположить, чаще всего — Луизу.
— Да, это так. Засела занозой в сердце — не вытащить.
— Лукас, ты же понимаешь, что уйти тайком не получится.
— Знаю. Я и не собирался тайком. В любом случае надо поблагодарить и попрощпться.
— Ты хочешь уйти один?
— Сначала так и думал. Но сейчас хочу предложить тебе составить мне компанию.
— Ну, тогда без разговора по душам с дядюшкой не обойтись.
— Спасибо, дружище.

Лукас и Зигфрид расстались, условившись не откладывать разговор с бароном и господином Ризенкамафом в долгий ящик. Утром они встретились в лазарете. Господин Ризенкампф сразу отметил в их облике нечто загадочное.

— Так, что случилось? — обратился он к молодым людям. — Томас, погуляй немного. Я тебя позову.

Лукас и Зигфрид взглядом проводили помощника господина Ризенкампфа, но по-прежнему стояли молча. Тот предложим им сесть и повторил вопрос.

— Господин Ризенкампф, — произёс Лукас и на мгновение задумался. — Я очень благодарен вам за науку, но я должен уйти.

Придворный врач сначала внимательно посмотрел на свего ученика, потом, не сказав ни слова, перевёл взгляд на племянника.

— Да, дядюшка, — решительно заявил Зигфрид. — Я тоже покидаю замок. Прости меня, если сможешь, и отпусти.

Господин Ризенкампф задумался.

— Я знал об этом. Твой гороскоп, дорогой племянник, я знаю наизусть. В нём оставался только один непонятный мне момент — появление некоего субъекта, который повлияет на твой уход. С приходом Лукаса всё стало на свои места. Я в очередной раз перепроверил твой гороскоп и вычислил дату ухода из замка. Я ошибся на десять дней. Разве я могу препятствовать воле звёзд? Когда вы планируете покинуть замок?
— Сначала надо объясниться с господином бароном, — Лукас мысленно благодарил судьбу за благоприятный исход первого разговора. — А там не более трёх дней на сборы.

Господин Ризенкампф попрощался с молодыми людьми и позвал помощника. Друзья тут же направились к барону. После доклада стражника они вошли к хозяину замка.

— О, вы вдвоём! Чем обязан, господа?
— Господин барон, — на этот раз начал Зигфрид, — мы решили покинуть замок. Мы только что поговорили об этом с господином Ризенкампфом.

Барон подошёл к молодым людям вплотную и пристально посмотрел на них.

— Я знал... Я чувствовал... — от волнения барон подыскивал нужное слово. — Позапрошлой ночью я видел сон, как вы вдвоём выезжаете из ворот замка. С тех пор я боюсь, что этот сон станет явью и надеюсь на то, что он не сбудется. Когда вы намерены покинуть меня?
— Чем скорее, тем лучше, господин барон. У нас немного вещей, чтобы взять с собой.

Решительность в голосе Лукаса споткнулась о растерянный и какой-то опустошённый взгляд барона. За это время — без малого год — он прирос душой к «папаше Кизельбаху», как за глазв звал барона Людвиг, и находил в нём черты дорогих его сердцу люлей — приёмного отца, учителя, господина Мюллера и даже «морского волка» Карла Беккера. Но преодолев желание поселиться в замке навсегда, Лукас остался верен слову, данному себе сразу же после ухода из Города.

— Господин барон, я благодарен вам за приют и науку, но...
— Не продолжай, Лукас, — прервал его барон. — Значит, у вас немного вещей... Что ж, полагаю, что мои подарки вам очень понравятся. Пойдём, прогуляемся.

Барон в сопровождении недоумевающих молодых людей вышел во двор замка. Возле казармы к ним присоединился Людвиг, и все они пошли в арсенал. Из казармы барон и экипированные каждый шпагой и кинжалом Лукас и Зигфрид направились в конюшню. Там он предложил молодым людям выбрать по коню. Восхищение от щедрости барона не знало границ.

— Это ещё не всё. Вас ждёт особенный подарок. От него ещё никто не отказывался. Но для этого надо подняться ко мне.

По возвращении в апартаменты барона возникла сцена перед уходом, но на этот раз барон светился от собственного великодушия. Он снял с себя золотую цепь и надел её на Лукаса.

— Отныне вы барон фон Кизельбах.
— Господин барон, я премного вам благодарен за столь дорогой дар, но принять его не могу.

Лукас, отступив на шаг, снял с себя цепь и протянул её барону. Тот, надев её на себя, обнял молодого человека.

— Прощай, Лукас. Не забывай старика, —  и, чтобы унять подступившие слёзы, барон добавил. — Титул ты не принял, ладно. А деньги возьмёшь обязательно.

Барон вышел в одну из боковых комнат и вернулся с внушительным кошельком в руках

— Держи, Лукас. В дороге это лишним точно не будет. Всё, молодые люди, прощайте.

Выйдя от барона, Лукас и Зигфрид  решили не откладывать отъезд на завтра. Погода им благоприятствовала. Летний полдень ещё не распалился. Едва прогретый ветерок выпутывался из крон деревьев. Первым делом Лукас и Зинфрид зашли в конюшню. Лукас ещё раз поблагодарил конюха за науку и тепло попрощался с ним. Выведя своих осёдланных коней и привязав их возле казармы, молодые люди ещё раз навестили господина Ризенкампфа. Последним, с кем они крепко обнялись на прощание, был начальник стражи. Он же и проводил их до ворот замка. Вспомнив прощание с Голодом год назад, Лукас припал распростёртыми руками, телом и душой к закрытытм воротам. За ним наблюдали Зигфрид и Людвиг, вызвавшийся проводить до дороги на Бремен. Ехали шагом и всё время молчали. Добравшись до дороги, Лукас и Зигфрид попрощались с Людвигом. Тот подождал, когда они скроются из вида,  поскакал обратно в замок.

— А, ведь, мы никогда сюда не вернёмся, — задумчиво произнёс Лукас. — И никого  больше не увидим.
— Что за мрачные мысли? Просто жизнь состоит из этапов. Город, замок, а теперь неизвестно, какой будет новый этап. Вот это и тревожит, — философски заметил Зигфрид. — Что-нибудь обязательно будет. Поскакали!
— Да, ты прав, — поддержал друга Лукас. —   Поскакали!

И они помчались в неизвестность.