Тварь

Тварь. Начало


Приходит тьма, а с нею страх.

И нет места, чтобы спрятаться…



Татьяна Москвина приближалась к своему пятидесятилетию с грацией и

достоинством, которые могли бы позавидовать и тридцатилетние.

Ежедневные тренировки на беговой дорожке стали для нее не просто

рутиной, а священным ритуалом, способом удержать ускользающее

время в узде и сохранить ту точеную фигуру, которой она некогда

так гордилась. Сегодняшний вечер не был исключением.

— Еще пятнадцать минут и достаточно на сегодня.

Несмотря на то, что уже была почти полночь, Татьяна продолжала

заниматься. Тренажер был установлен прямо в кабинете. «Маленький

уголок фитнеса, который всегда с тобой» — пошутил ее муж.

Николай расположился в салоне у телевизора размером с половину

стены и смотрел свой любимый комедийный сериал. Периодически до

Татьяны доносился дружный смех, указывающий зрителям на смешные

моменты. Татьяна не любила, когда ей вообще кто-то что-то

указывает, тем более, где ей следует смеяться. Поэтому она

предпочла еще раз «пробежаться», чем валяться на диване.

К тому же, ей срочно надо было скинуть пару килограмм — через

неделю будет торжественный прием у Верховного Лидера. Надо быть в

форме. Она слишком долго шла к этому дню и хотела, чтобы все

прошло замечательно.

В какой-то момент ей показалось, что звук сериала стал громче.

Она уже не слышала музыки в наушниках.

— Ваше величество! — Крикнула она. — Можно немного потише?

«Ваше величество» — шутка, тоже принадлежащая Николаю. Он был

вторым мужем у Москвиной, первого тоже звали Николай. Вот и

получился Николай Второй.

Но тише не стало, а даже наоборот, грохот смеха стал просто

невыносим. Татьяна нажала на кнопку Stop и подождала, когда лента

остановится. После этого сошла с беговой дорожки.

В гостиной царил полумрак. Предметы мерцали в отблесках

телеэкрана.

— Почему торшер не включишь? — Татьяна почти кричала. — Так

можно зрение испортить.

Муж не ответил. Николай сидел на диване, уронив голову на грудь.

— Как можно спать при таком шуме? — Татьяна пытаясь достать

пульт, коснулась его плеча и… голова мужа скатилась на пол

под дружный гогочущий смех. Тело безвольно повалилось на бок,

из открывшейся раны хлынула кровь.

Татьяна истошно закричала, ее сердце закололась с удвоенной

силой, и казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Татьяна бросилась к

телефону. Дрожащие пальцы не слушались, не в состоянии нажать

2

кнопку включения. Позади женщины раздалось звериное рычание. Она

обернулась и оцепенела от ужаса.

— Кто вы? Что вам надо?

Ее лицо, гладкое и ухоженное, побледнело. По вискам катился

холодный пот. Татьяна сделала ещё шаг и поняла, что дальше отступать некуда.

Письменный стол преградил ей путь. И тут она вдруг вспомнила

что-то. В сознании мелькнул лучик надежды. Она быстро открыла ящик

и вынула пистолет.

— Сдохни, тварь!

За секунду до смерти, она вспомнила, что не сняла пистолет с

предохранителя. Ее последний крик слился с очередным приступом

искусственного смеха.

«Тело главы управления по делам бездомных детей, Татьяны

Москвиной было найдено сегодня утром в своем доме на Рублевке. -

Ведущая бесстрастным голосом сообщила подробности. — Ее муж также

оказался мертвым, у него была отрублена голова. Для тех, кто не

следил за новостями последнюю неделю, сообщаю. Это очередная

жертва Твари. Так прозвали существо, совершившее убийство семьи

Кабановых. В понедельник был найден Геннадий Кабанов — известный

тележурналист. Тварь запихала ему в горло бутылку водки, бедняга

скончался в жутких мучениях. Его жена и напарник по кулинарному

телешоу «Русский сбитень», была привязана к телевизору, где по

кругу шла их передача. Матрена Кабанова была вынуждена смотреть на

экран, где блистал ее еще живой муж, в то время, как его

бездыханное тело покоилось у ее ног. Матрену Кабаеву нашли во

вторник. Как только ее отвязали, она выпрыгнула в окно и разбилась

насмерть. В среду произошло новое убийство. Всеми любимая актриса

Милена Никитина должна была появиться перед публикой в спектакле

«Чайка», где она, несмотря на возраст — тут по лицу ведущей

пробежала еле заметная ухмылка — играла Заречную. В нужный момент

все ждали ее выход, и она «вышла». Точнее, сверху на сцену упало

ее изуродованное тело. И вот вчера Москвина и ее муж. Кто

следующий?»

На экране появилась уродливая морда зверя с окровавленными

клыками. Вероятней всего, изображенная искусственным интеллектом.

Вадим Андреевич Соловейчик выключил телевизор.

— Бред какой-то. Неужели люди в это верят?

В этот сентябрьский вечер ему не хотелось портить себе

настроение глупыми передачами. Он был в предвкушении свидания. К

нему должна была прийти гостья. Ей звали Аглая. Вадима Андреевича

привлекало в ней многое — удивительные светлые волосы, благородные

черты лица и обворожительная улыбка. В ней ощущалась редкая

породистой, присущая потомкам аристократов. Стройная фигура

сводила с ума плавностью линий и грацией движений. От нее пахло

свежестью майского утра.

Ей было не больше тридцати. Разница в возрасте почти двадцать лет.

Это, конечно, серьезная причина, чтобы лишний раз подумать, а

3

стоит ли все это затевать? Ведь она годилась ему в дочери, но

Вадим Андреевич потерял голову. С тех пор, как он развелся, это

было впервые. После расставания с женой у него были мимолетные

знакомства без обязательств. Женщин привлекает слава, а Вадим

Соловейчик был знаменит. Каждая, кто искала с ним встречи, хотела

приручить и обуздать богатого вдовца, но никому это не удавалось.

И вот он сам захотел быть прирученным. Аглая притягивала его, она

проникла в его кровь, как вирус и полностью завладела сознанием.

Они познакомились в издательстве. Аглае поручили отредактировать

его новую рукопись. Это было пару недель назад, и с тех пор он не

мог найти себе место.

Вадим делал ей намеки, два раза шутливо пригласил на свидание, но

она так же шутливо отказала. Она кокетничала с ним, но держала на

расстоянии. Чем еще больше распалила его желание.

Он выяснил, что она свободна, но не готова к отношениям. Вадим

Андреевич не терял надежды. Вчера он попросил ее привести ему

рукопись домой, так как немного «приболел», а по интернету

работать не привык. Вадим Андреевич решил поразить ее широтой

своей души и роскошью своего жилища.

Особняк Вадима Андреевича был выполнен в стиле средневекового

замка, но с современными элементами — больше стекла и воздуха.

Монументальные каменные стены, увенчанные зубцами и башенками,

контрастировали с огромными панорамными окнами, заливающими

внутренние помещения светом. Портик украшала бронзовая скульптура

горгульи, обвивающая своим чешуйчатым хвостом одну из колонн.

Внутри, массивные дубовые двери вели в просторный холл, где на

голых стенах висели старинные гобелены, а над камином совсем не

старинный, а очень даже новый портрет Вадима Андреевича кисти

модного отечественного художника. Мраморную лестницу на второй

этаж охраняли рыцари с алебардами.

Пол, выложенный мозаикой, отражал свет чугунной люстры, висевшей

на толстой цепи. К услугам гостьи была внушительная библиотека и

кинозал. В подвале располагался бассейн. Как говориться, все, что

душе угодно.

Вадим Андреевич поселился в этом замке недавно. Многое еще

предстояло переделать, что-то он решил оставить, от чего-то

избавиться.

— Так что делать с этой картиной? — В дверях кабинета стоял его

дворецкий Парфен Иваныч, держа в руках женский портрет. Юная

красавица в платье восемнадцатого века.

— Отнеси пока в кладовку… Хотя, подожди. Который теперь час?

— Почти десять.

— Потом разберемся с этим барахлом. Лучше ступай домой… Да, ты

все приготовил, как я тебя просил?

Парфен Иваныч кивнул седой головой.

— Конечно. Столик накрыли внизу у камина. Закуска, шампанское,

свечи… Все, как вы просили. На кухне жаркое, в холодильнике

есть готовые салаты… Зина приготовила.

4

— Да зачем мне эти салаты? Надеюсь, мне будет не до них.

— Как скажете. Ладно, я пошел. А то автобус через пятнадцать

минут отходит.

— Да, спасибо. Зина уже ушла?

— Ждет меня на остановке.

Вадим Андреевич чувствовал радостное возбуждение. «Прямо как

подросток перед первым свиданием. На меня это непохоже». Время

тянулось неимоверно долго. С минуты на минуту должно было

подъехать такси.

Вадим Андреевич выглянул в окно. За стеклом, в вечерних сумерках

бронзовая горгулья блестела чешуей. На мгновенье Соловейчику

показалось, что застывший монстр повернул свою морду. Круглые

глаза ящера блеснули адским светом, а пасть раскрылась, обнажая

окровавленные клыки.

Вадим Андреевич отшатнулся, тяжело и прерывисто дыша.

— Что за наваждение. — Молвил он, нервно улыбаясь.

Потер виски, пытаясь прогнать остатки кошмарного видения.

"Старею, наверное," — пробормотал он, чувствуя, как холодок

пробегает по спине. Он снова взглянул на горгулью. Скульптура

стояла неподвижно, безжизненная и холодная, как и всегда. Лишь

игра света и тени заставляла ее казаться живой.

Двор осветился светом фар, у подъезда зашуршал гравий, мотор

затих, послышались шаги. Приехала! Вадим Андреевич бросил быстрый

взгляд в зеркало. Смахнул с плеча своего азиатского френча

невидимую пылинку и пошел открывать.

Как только он повернул ручку двери, на него набросились. Их было

двое в масках. Повалили на пол. Надели наручники.

— Ладушки-оладушки. — Услышал он мягкий мужской голос. — Я

полковник Исаев.

Те же руки легко подняли его, словно он был пластмассовой куклой,

и развернули лицом к полковнику.

Исаеву было под пятьдесят. Невысокого роста, коренастый, с

широким тяжелым подбородком и лысым черепом. Взгляд был острый,

как клинок. Он вонзился в Соловейчика по самую рукоятку и стал

погружаться все глубже и глубже.

Вадим Андреевич почувствовал почти физическую боль.

— Что вам надо? — Не выдержал он.

От полковника пахло дорогим табаком. Соловейчик последнее время

сильно ограничил себя в курении, хотел бросить, поэтому очень

чутко реагировал на этот запах.

— Здесь вопросы задаю я. — Тон был все такой же мягкий, но эта

обманчивая дружелюбность могла в любой момент превратиться в

лютую ненависть.

— Это какая-то ошибка.

Соловейчик хорошо знал многих влиятельных людей. Оправившись от

первого шока, он решительно и даже с вызовом заявил:

— Я сейчас позвоню Верховному Лидеру, и у вас будут серьезные

неприятности… если вы мне все не объясните.

5

— Верховный Лидер сейчас в Китае с отчетным визитом, поехал

продлевать ярлык на власть. — Ответил полковник. — Ему сейчас

не до вас.

— Вы знаете, кто я?

— А как же… Известный писатель, «рупор современной эпохи»,

«Булгаков и Толстой двадцать первого века», как пишут о вас в

прессе. — Полковник окинул взглядом холл. — Ладушки-оладушки…

У вас тут просторно. Один живете?..

— Один.

— Знаю. Были женаты, развелись. Двое детей. Верховный Лидер

лично наградил вас этим замком за высокие заслуги перед

отечеством. Раньше здесь жили Воронцовы.

— Живу, на вполне законных основаниях. — Добавил Соловейчик.

— Разумеется. — Усмехнулся полковник.

Несколько человек в масках вошли в холл и заперли дверь. Все они

были вооружены автоматами, предназначенными для элитных

подразделений спецназа. Один человек остался у двери, другие

рассредоточились по дому.

— Что здесь происходит? — Соловейчика возмутила такая

бесцеремонность.

— Нам лучше быть подальше от входной двери. Какое здесь самое

безопасное помещение?

— В кабине толстая дубовая дверь. Узкие окна, так, что не

пролезть. — Сказал подошедший спецназовец.

— Вот. — Сказал Исаев. — Добрыня, прошу любить и жаловать.

Разведчик от природы. Ходил и, на медведя, и на человека… Во

время войны в Прибалтике попал в плен. Без оружия перебил

пятерых, одного буквально загрыз зубами, но вырвался…

— Мне не нравится кабинет. — Добрыня стянул маску с лица. Ему

было около сорока. Тонкие губы, волевой подбородок и тоже

лысая голова — точная копия своего командира.

«Их на одном принтере печатают, что ли?» — Подумал Вадим

Андреевич.

— Чем тебе не нравится кабинет?

— Мало места для рукопашной схватки. Здесь есть подвал, можно

там укрыться, но там только один выход. Если припрут,

окажемся в ловушке. Думаю, лучше всего оставаться здесь и

действовать по ситуации. Накрайняк, поднимемся на башню и

вызовем «вертушку».

— Здесь можно посадить вертолет? — Поинтересовался Исаев.

— Что, вертолет?! — Вадим Андреевич буквально взвизгнул от

возмущения и негодования. — Может, будет проще пригнать сюда

пару танков?

— Послушай, ты! Если бы у меня были танки, я бы пригнал. -

Сказал, еле сдерживая раздражение полковник. — Но у меня

всего взвод солдат. Правда, они стоят целой роты. Так что… -

Он тяжело вздохнул, видимо, вспомнив, с кем имеет дело. — Так

что не волнуйтесь. — Он сменил тон и превратился в само

6

дружелюбие. Полковник удивительным образом сочетал в себе

злого и доброго полицейского. — Все будет хорошо. Мы

справимся.

— С чем вы собираетесь справиться?

Полковник заметил накрытый стол.

— Ждете кого-то?

— Нет. — Замотал головой Вадим Андреевич.

— А второй бокал для кого? Или вы из двух сразу?

— Послушайте… — Соловейчик уже набрал воздуха, чтобы

возмутиться, но полковник его прервал.

— Ба! Сколько у вас тут всего интересного! — Исаев провел

пальцем по корешкам книг, стоящих на каминной полке. — Даже

Чарльз Дарвин «О происхождении видов…» издание 1868 года!

Дадите почитать? Я верну, обещаю. Всегда хотел прочесть ее в

оригинале.

— Да, конечно… — Растерянно пожал плечами Соловейчик.

— Вы вчера убили Татьяну Москвину? — Сказал Исаев и пристально

посмотрел на Вадима Андреевича.

Соловейчик от возмущения потерял дар речи. Полковник усмехнулся.

— Какое красноречивое молчание! Ладно, перейдем к делу. На

трупе мы обнаружили воткнутый кинжал, а под ним фото. И

знаете, кто был на нем изображен?

— Просветите меня.

— Вы.

У Соловейчика пересохло в горле от волнения.

— Что за… Вы на что намекаете?

Полковник выдержал паузу, за которую Вадим Андреевич успел

пожалеть за свой вопрос.

— Не знаю. — Сказала Исаев. — Вы мне скажите.

— Разумеется, это сделал не я!

— Я вам верю. — Сказал Исаев и кивнул своему человеку. Тот снял

с Вадима наручники. — Не надо смотреть на меня так враждебно.

Моя работа — всех подозревать. Вчера, когда была убита

Москвина, вы участвовали в записи передачи на телестудии.

Вами повезло — у вас есть алиби.

— Тогда… — Осмелев, Соловейчик опустился в кресло. — Зачем вы

пришли?

— Просто зашел по соседски. — Полковник приветливо улыбнулся. -

Я живу здесь недалеко. Наши участки соприкасаются в одном

месте.

— Кто бы мог подумать... - Без особого энтузиазма заметил Вадим Андреевич.

— Я ведь хорошо знал прежнего хозяина. Мы служили с ним вместе.

Правда, недолго… Вы ведь не воевали, правда?

— Нет, но я часто бывал на местах боевых действий. Говорил с

солдатами, собирал материал для книги…

— Ладушки-оладушки. — Сказал Исаев.

— Снаружи движение. — Донеслось из рации, висевшей на груди

Добрыни.

7

Исаев до боли сжал руку Соловейчика. Добрыня нажал кнопку:

— Что там, Пеликан?

Через минуту ему ответили:

— Ложная тревога. Должно быть, кошка…

— Так, слушайте! — Соловейчик вырвал свою руку из тисков

Исаева. — Или вы говорите, что здесь происходит, или… или я

буду вынужден попросить вас отсюда.

Исаев нервно дернул щекой.

— Следствие показало, что Тварь сегодня ночью придет сюда.

— Зачем?

— Чтобы убить вас, разумеется. — Эти слова прозвучали так,

словно Соловейчик сообщает о самых очевидных вещах.

— Меня?! Я-то здесь причем? И что вы заладили, Тварь, Тварь?

Нет никакой Твари, это все фейк, выдуманный вражескими

странами, чтобы раскачать лодку… дестабилизировать наше

общество… И знаете, что я ещё вам скажу?

— Это Пеликан! — Рация опять заработала.

— Да, слышу тебя, Пеликан. — Отозвался Добрыня.

— Она здесь!

— Повтори…

— Она здесь… Сдохни, Тварь!

Снаружи донеслись выстрелы. Затем душераздирающий крик и все

смолкло.

— Пеликан… — Попробовал вызвать бойца Добрыня. — Пеликан!

Но боец с позывным "Пеликан" не отвечал.

Где-то совсем рядом послышалось звериное рычание. Солдаты тут же

направили оружие на входную дверь.

Позади них, прямо в центр холла мягко опустилась чья-то странная

тень. Силуэт не выглядел устрашающим, даже наоборот. Это была

молодая женщина в короткой кожаной юбке и топе коричневого цвета.

Невысокого роста, фигуристая, она повернулась и все увидели, что у

нее волчья голова. Вместо лица звериная морда с глубокими

складками кожи у носа, руки, больше похожие на лапы, от локтей

покрыты шерстью, пальцы длинные узловатые с черными острыми

когтями.

Тварь обвела всех присутствующих взглядом и остановилась на

Вадиме Андреевиче. Что-то в этих желтых, сверкающих нечеловеческим

огнем, глазах показалось Соловейчику знакомым.

— Подождите, полковник. Я с ней поговорю…

— Стойте там, где стоите. — Приказал Исаев.

Бойцы замерли в ожидании приказа. Их лица выражали предельную

концентрацию. Автоматы были наготове, прицелы наведены на монстра.

Они знали, что их ждет, знали, что этот зверь — не просто дикое

животное, а нечто гораздо более опасное.

Тишина в зале была оглушительной, прерываемой лишь тихим

потрескиванием огня в камине.

— Полковник, я смогу с ней договориться… — Тихо молвил

Соловейчик.

8

Оглушительным треском тишину разорвали выстрелы. И тут же

оборотень метнулся в сторону с яростным рыком.

В зале развернулась ужасная картина. Бойцы стреляли со всех

сторон, превращая интерьер великолепного замка в хлам. Экран

телевизора расколола ломаная паутина трещин, портрет Вадима

Андреевича покосился, от толстой золотой рамы полетели щепки,

рыцари задергались, как живые, осыпанные градом пуль. Но Тварь

двигалась с такой невероятной скоростью, что ни один выстрел не

достиг своей цели. Добрыня вскинул автомат, прицелился и выпустил

длинную очередь, пытаясь стрелять на опережение. Одна пуля все

таки попала в плечо Твари. Но та не обратила на это никакого

внимание. Казалось, наоборот, эта рана только разозлила ее пуще

прежнего. Монстр молниеносным прыжком перелетел через зал и

приземлилась перед стрелком. Через секунду смертоносная когтистая

лапа полоснула его по лицу. Добрыня рухнул замертво, обливаясь

кровью.

Тварь уничтожала одного бойца за другим. Клыки и когти с

одинаковой легкостью рвали и плоть и бронежилеты. Части тел

разлетались в стороны, оставляя за собой кровавый след из

человеческих органов.

Через несколько минут пальба прекратилась. С омерзительным

чавканьем Тварь пережевывала чью-то руку.

Когда наступила тишина, от спецотряда осталось семь изуродованных

трупов. Все люди полковника были мертвы.

Исаев видел смерть, он жил с ней бок о бок, но никогда прежде не

встречал ничего подобного. Это был не человек, и даже не зверь –

это было нечто иное, что-то, пришедшее из самых темных уголков

преисподней.

Он толкнул Соловейчика и прошипел:

— Бегите в кабинет! Там дубовая дверь.

— А вы?

— Бегите…

Вадим Андреевич последовал его совету, стараясь двигаться

беззвучно, но Тварь услышала его шаги, повернула морду и оскалила

зубы. Соловейчик прижался к стене, оцепенев от страха.

Полковник попытался поднять пистолет, но руки дрожали настолько

сильно, что он едва мог удержать оружие. Он уже знал, что это

бесполезно. Пистолет не сможет остановить эту машину смерти.

Внезапно им овладела сумасшедшая ярость. Он ощущал, как каждая

клетка его тела наполняется адреналином, как сердце бьется в

бешеном ритме, отдаваясь гулом в ушах. Да, это именно то, знакомое

ему чувство, когда вокруг все летит и взрывается, — это чувство

боя! Как же он по нему соскучился!

Издав воинственный крик, он рванул на себе рубашку, обнажая

мускулистую грудь.

— Давай, возьми меня! Попробуй!

Зверь обернулась к полковнику и в два прыжка оказался у него.

Полковник внутренне сжался, ожидая неизбежного. Но ничего не

9

произошло. Тварь стояла неподвижно, ее голова была наклонилась

вперед, словно она увидела неожиданное препятствие.

Только сейчас Исаев понял, что Тварь остановил крест, выколотый у

него на груди.

— Что, бесовское отродье, испугалось креста Божьего?

Он выхватил большой охотничий нож, не раз спасавший ему жизнь.

Это будет последняя схватка, но он дорого продаст свою жизнь.

Неожиданно послышался треск, и зверь повалился на пол, дергаясь в

конвульсиях.

Вадим Андреевич держал в руках электрошокер. Задыхаясь от

волнения, он проговорил:

— Надо же, никогда не думал, что эта штука пригодится.



Первое, что она услышала, было ее имя.

— Аглая? — Вадим Андреевич не верил своим глазам. — Что ты тут

делаешь?

Она лежала на полу в холле с высоким потолком. Её руки были

связаны. Двое мужчин смотрели на нее. Один удивленно, другой

настороженно.

— Я не понимаю. — Вадим Соловейчик вытер вспотевший лоб. — Ты

хотела меня убить?

Аглая попыталась приподняться, но резкая боль пронзила висок.

Красивое лицо молодой женщины исказила гримаса.

— Я ничего не помню, — прошептала она, глядя на Соловейчика. –

Пожалуйста, помогите мне, Вадим Андреевич.

Соловейчик колебался, глядя на Исаева, который продолжал стоять

наготове.

— Отойди, — Тихо, но твердо произнес Исаев. — Я сам разберусь.

— Она безопасна.

— Посмотри на ее плечо, в него попала пуля, а сейчас там нет ни

царапины.

Соловейчик неохотно отступил в сторону, пропуская Исаева вперед.

Тот приблизился к Аглае, его лицо оставалось непроницаемым. Она

видела лишь отблеск холодной стали в его глазах.

— Кто вы? — спросила она, пытаясь унять дрожь в голосе.

— Это не имеет значения, — ответил Исаев, его голос был ровным

и лишенным эмоций. — Важно лишь то, что ты скажешь.

— Что я могу сказать. Меня пригласил Вадим Андреевич. Я пришла

немного раньше, чем мы договаривались. Меня впустил ваш

дворецкий, или как вы там его называете. Я прошла в спальню,

хотела сделать сюрприз и тут услышала шум, выстрелы,

выскочила. Кто-то набросился на меня и связал.

Исаев наклонился ближе, его лицо оказалось совсем рядом, она

чувствовала его неприятное дыхание и запах пота…

— Не лги мне, Аглая. После убийства Москвиной, ты спокойно села

в машину на парковке и уехала. Mini Cooper джинсового цвета,

если не ошибаюсь. Камеры наружного наблюдения засняли, как ты

выезжала из здания.

10

— Я не понимаю, о чем вы… — Прошептала она, но полковник все же

уловил небольшое изменение в ее взгляде.

— Ты убила всех моих людей. Ты убила Москвину и еще нескольких

человек. Меня интересует зачем? Это чей-то заказ или что-то

иное?

— Вы меня с кем-то путаете. Вадим Андреевич, скажите…

Полковник не дал ей договорить коротким ударом в челюсть. Из ее

губы потекла кровь. Взгляд женщины стал жестким и настороженным.

— Кончились твои силы, да? — Усмехнулся Исаев. — Уже утро.

Последняя ночь полной луны закончилась. Ты бессильна что либо

сделать. Не можешь обратиться зверем, а в виде человека ты

никто — жалкое хрупкое создание. Я могу сломать тебе шею

одним движением. Я сразу тебя вычислил, когда начал вести

следствие. Все думали, что это фейк, созданный искусственным

интеллектом, а убийства совершает вражеская диверсионная

группа. Но чутье меня никогда не подводит. Кто тебя послал?

— Никто. Я же сказала…

Полковник взмахнул рукой. Раздался хлесткий звук пощечины. Голова

женщины откинулась назад.

— Ты будешь говорить? — Крикнул Исаев и приставил к ее горлу

нож. — Красивая мордашка, только зачем она тебе? Ты же Тварь.

Твой настоящий вид — это кровожадный монстр. Скольких ты

убила за свою жизнь?

Лезвие холодно скользило по нежной девичьей коже. В глазах Аглаи

читалось лишь презрение, как будто она видела насквозь все его

дешевые уловки. Он не станет ее убивать. Пока…

Полковник тяжело дышал, злость душила его. Он привык, что его

боятся, что перед ним трепещут. Но эта девка, хрупкая и

беззащитная, не собиралась сдаваться.

— Кто тебя прислал? — Прорычал он, стараясь сохранить остатки

самообладания. Молчание. Лишь тихий стук капель дождя за

окном.

Исаев наступил сапогом ей на грудь и начал давить. Аглая

застонала, сдерживая крик боли.

— Полковник! — Вадим Андреевич дернул его за руку.

— Не мешай мне выполнять свою работу! Иначе и тебе достанется.

— Всё же он убрал ногу. — Что ж, есть и более гуманные

способы. — Полковник поднял с пола рюкзак, вынул оттуда

небольшую коробочку. Не торопясь приготовил инъекцию. — Это,

так называемая, сыворотка правды.

В его руке появился шприц. Аглая, не в состоянии сдвинуться с

места, смотрела на него с вызовом и страхом одновременно. Игла

коснулась кожи, и раствор начал медленно поступать в кровь.

Движения Исаева были уверенными и быстрыми. Похоже, ему ни раз

приходилось это делать. Сначала ничего не происходило, лишь легкая

дрожь пробежала по телу Аглаи. Затем ее взгляд стал рассеянным, а

дыхание — прерывистым.

11

— Теперь ты расскажешь нам все, — произнес он, его голос звучал

ровно и безжалостно. — Кто тебя послал?

Аглая молчала, лицо ее потеряло напряженную твердость, глаза

затянулись поволокой, губы расплылись в глупой улыбке. Под

воздействием препарата, она говорила то быстро, почти

скороговоркой, то вяло и неуверенно, словно чужой язык насильно

прорывался сквозь плоть ее гортани.

— Когда началась война, отца забрали на фронт, а маму

пригласили на передачу к Кабановым. Они тогда вели ток шоу

«Поговорим начистоту». Мама взяла меня с собой. Она должна

была сказать, как гордится тем, что ее муж воюет сейчас в

Прибалтике.

— Откуда такая честь твоей матери?

— Моя мать Вероника Воронцова.

Исаев усмехнулся.

— Так вот оно что! Известная актриса Вероника Воронцова!

Значит, этот замок раньше принадлежал тебе?

— Да, здесь я выросла…

— Знаешь все уголки, и можешь войти так, чтобы тебя никто не

заметил. Продолжай…

— Маме дали слово, но вместо текста на телесуфлере, она стала

«говорить начистоту». «Я не знаю, какая была надобность

нападать на Прибалтику, Верховному Лидеру виднее, но я хочу,

чтобы моего мужа вернули домой». — Сказала она. Эти слова

произвели эффект взорвавшейся бомбы. Прямой эфир тут же

прекратили.

— Подожди. — Невольно прервал ее Соловейчик. — Я помню эту

передачу. Действительно, она оборвалась на самам интересном

месте. После нее Веронику нигде не было видно. Что с ней

стало?

Глаза Аглаи на миг прояснились, но тут же, под действием

препарата, опять затуманились.

— У нее была подруга Хлоя Никитина — второсортная актриса с

большими амбициями. Мама приютила ее, когда та только

приехала в Москву. Помогла найти работу… Хлоя донесла на мою

мать. Ее обвинили в переводе денег за границу для вооруженных

сил Альянса. Мать действительно переводила деньги в Швецию,

моему дедушке. Он жил в Стокгольме… Мать забрали ночью. Я так

и не успела с ней проститься. Мне только исполнилось

пятнадцать, и мы с подругами гуляли до утра. Когда я

вернулась, меня встретила наша кухарка и все рассказала. Я

была в шоке. Что делать дальше? В полдень приехала черная

машина. Из нее вышел полицейский и женщина, которую звали

Татьяна Москвина. Она сказала, что мой отец дезертир. Поэтому

его дом отходит государству. А меня отдадут в приют. Так за

один день я потеряла все — отца, мать и наш замок. Я хотела

уехать к дедушке, но Москвина меня не отпустила. «Он

гражданин недружественного государства». «Но мы же не воюем

12

со Швецией». — Запротестовала я. «Пока не воюем» — Был мне

ответ. Я стала возмущаться со свойственной подросткам

наглостью и наивностью. Но полицейский быстро привел меня в

чувства и лишил последних иллюзий на справедливость. На меня

нацепили наручники, будто я преступница и потащили в машину.

Последнее, что я видела, когда закрывали за мной дверцу с

решеткой — тетю Зину, краешком передника она вытирала слезы…

О жизни в приюте я рассказывать не хочу… Это к делу не

относится… Да и вообще мне повезло — буквально через месяц

оттуда меня забрали к себе приемные родители. Матрена и

Николай Кабановы. Я думала, они хотят мне помочь, но… По

указанию Верховного Лидера семьи без детей не допускались до

высоких постов. А бездетные Кабановы строили карьеру. Отчим

хотел стать депутатом… Однажды, ночью, когда Матрена Кабанова

была в командировке, ко мне в спальню пришел ее муж и повел

себя ни как приемный отец… Он шептал мне всякие гадости,

трогал меня. Говорил, что не видел девочки красивее. Тогда

все и случилось… Он стал часто наведываться ко мне. Я ничего

не могла с этим поделать, боялась признаться кому-то… Но

однажды, он особо жестко со мной обошелся, гнусный

извращенец… мне было больно и я выложила все мачехе. Думала,

Матрена примет мою сторону, но она накричала на меня и

выгнала из дома. Пойти мне было некуда. Друзья-подруги от

меня отвернулись, как только узнали, что мои родители

предатели. Я долго скиталась. Спала на вокзалах, в тоннелях

метро, забиралась в машины на стоянках… Питалась объедками из

уличных кафе.

— Давай опустим лирику и перейдем к сути. — Сказал Исаев.

— Я провела ночь в тоннеле метро и заболела. У меня поднялась

температура, начался жар… я металась в бреду… И мне приснился

сон, а может, это был не сон, а мое сознание действительно

перенеслось в зверя, который находился за тысячу километров

от меня на Рижское взморье…

Той душной июльской ночью луна была круглой, как блюдо.

Воздух, пропитанный жаркой влагой с Балийского моря,

казалось, застыл на месте.

Их было трое. Мой отец, лейтенант и связанный пленный

офицер. Лейтенант протянул отцу пистолет: «Сделай это, убей

гада». Сталь его голоса буквально разрезала вязкий душный

воздух. Лейтенант был обнажен по пояс, его мышцы блестели от

пота, темным пятном выделялась татуировка на груди -

православный крест. Воспитанная на отечественном

кинематографе, где наши солдаты — благородные и справедливые

воины — я не могла поверить, что вижу подобное. Папа лишь

качал головой. Его отказ был тверд, в нем не было ни

гордости, ни злости, ни страха — лишь молчаливая печаль.

Отец был последний представитель древнего рода оборотней,

существовавшего на земле сотни лет. Членов этого клана

13

отличала особая жестокость и беспощадность к своим жертвам.

Если бы отец начал убивать, он бы превратился в волка. И

остался бы зверем, пока не насытился кровью.

Мать не знала всей правды об отце. Он открылся только мне, желая

предупредить, чтобы я не пугалась, если приобрету его

способность перевоплощаться. Но маме он не хотел ничего

говорить. Он любил ее так страстно, что готов был отказаться

от всей силы своего клана ради ее спокойствия.

Самое страшное произошло потом. «Убей, или пойдешь под

трибунал за дезертирство» — Угрожал лейтенант. Отец с прежней

решительностью отказался. «Ладушки-оладушки» — тяжело

вздохнув, сказал лейтенант и повернулся, чтобы уйти, но…

Одинокий выстрел гулким эхом отозвался в соснах, потревожив

сонных чаек. Мое сердце остановилось на мгновение. Я видела,

как пуля пронзила грудь моего отца, и как он дернулся, словно

вспомнил что-то.

Вокруг него вспыхнули искры — таинственная

аура древней силы, которую он сдерживал долгие годы, теперь

рвалась на свободу. У него ещё был миг превратиться в волка и

загрызть этого подлеца. Но у него не получилось. Когда долго

сдерживаешь в себе что-то, потом сам начинаешь верить, что

этого у тебя нет. А может, он и не хотел… Не знаю.

Полковник усмехнулся, обнажив пожелтевшие зубы.

— Слюнтяй твой папаша… Я его помню.

— Вы убили ее отца? — Соловейчик подался вперед. — Но зачем?

— Если бы я не был таким жестким, у нас бы некому было воевать.

Выходит, что и девка теперь оборотень.

— Отец надеялся, что проклятие нашего рода все-таки не коснется

меня. — Продолжала Аглая. — Но совсем недавно я обнаружила в

себе эту способность. И решила отомстить.

— Ее надо убить. — Сказал вдруг Соловейчик. - Нам ничего не остается.

— А почему бы нам не послушать про тебя, «рупор современной

эпохи»? — Исаев взглянул на Соловейчика с любопытством. — Или

не желаешь, чтобы она рассказывала?

— Нечего рассказывать. — Вадим Андреевич взял нож, оставленный

Исаевым. — Эта Тварь должна умереть. — Он занес руку для

удара.

Аглая сжалась, ожидая смерти. Исаев молниеносно провел прием, и

послышался характерный хруст. В следующий миг Вадим Андреевич

завопил от боли.

— Ты сломал мне руку!

— Мерзкое создание. — Исаев брезгливо посмотрел на Соловейчика.

— Меня всегда смущала теория Дарвина. По его словам, эволюция

позволяет животному выжить. С каждым новым поколением его

потомок становится все более приспособленным к окружающей

среде. Если следовать этой логике, спустя миллионы лет такого

отбора на Земле должны были остаться только самые сильные

14

виды. А что мы имеем? Человек, царь природы вынужден носить

одежду, дабы защитить свое тело от переохлаждения, жары или

просто от небольшого пореза. А самый простой болевой прием

делает его практически беззащитным. — Он легонько толкнул

Вадима Андреевича, и тот плюхнулся в кресло, корчась от боли.

— В то время, как волк в несколько раз выносливее и крепче

человека. Но кто-то хоть раз видел армию волков, стремящихся

поработить соседнее племя? Только человек умеет собрать

вокруг себя стадо и начать войну. Это наша единственная

суперсила — манипуляция сознанием. Люди постоянно

конфликтует, истребляют друг друга миллионами. И все ради

чего? Ведь порабощение другого человека не сделает победителя

сильнее. Он останется таким же слабым и жалким представителем

животного мира. Но сегодня… — Исаев медленно расстегнул

ремень на штанах. — Сегодня мы начнем с тобой, девочка моя,

новую расу. Расу оборотней! Наши потомки соединят в себе мой

ум и твою неуязвимость. Я видел, как ты двигалась в бою. Это

было нечто! Достойно восхищения! Мы станем прародителями

великого могущественного рода!

Аглая, все еще связанная, чувствовала, как липкий ужас сковывает

ее тело. Исаев, чье лицо исказила похоть и эйфория, навалился на

нее, грубо сминая слабое сопротивление. Ее крики тонули в

безуспешной схватке с мужчиной, одержимом безумным желанием.

— Да. — Твердил он, тяжело дыша. — Сопротивляйся, мне это

нравится. Люблю, когда баба кричит и брыкается. Меня это

заводит. Я могу даже тебя развязать.

Он сорвал с нее веревку, и в этот миг его голова разлетелась на

куски, облепив розовыми внутренностями лицо Аглаи. Тело Исаева

обмякло, безжизненно рухнув на молодую женщину. В холле воцарилась

зловещая тишина.

Вадим Андреевич держал дымящийся пистолет.

— Не надо было меня трогать. — Мстительно выговорил он. — А ты

иди сюда.

Аглая с трудом вылезла из-под мертвого тела полковника.

Полуобнаженная, с испачканным чужой кровью лицом, она источала

животную сексуальность. Вадим Андреевич невольно залюбовался ею,

но пистолет не опускал.

— Зачем ты хотела меня убить? Я ведь ничего не сделал.

— Ты хорошо знал мою мать. Вы были близки, когда учились в

институте. Ты даже писал ей восторженные стихи. Мать тебе

позвонила, впервые за последние несколько лет. Ты ведь мог

поговорить с Верховным Лидером, и отца вернули бы домой. Ты

обещал ей помочь, но ничего не сделал для этого. Ты получил

этот замок, но не получил мою мать.

— Что-то ты такая смелая? Я ведь могу убить, если захочу.

Аглая пожала плечами. Ей вдруг стало все равно, что с ней будет

дальше. Она хотела высказаться.

15

— Можешь… Как убил моего отца. Это ведь ты устроил так, чтобы

его забрали.

Вадим Андреевич осклабился, обнажив фарфоровые зубы.

— План казался идеальным. — Признался Соловейчик. — После

смерти твоего папаши, я бы стал тем другом, который утешит

бедную вдову. А там глядишь, я получил бы все — красавицу

жену и этот шикарный замок. Но Никитина все испортила, и твою

мать посадили. А вытаскивать ее из тюрьмы — нет уж, слуга

покорный! Туда и самого могут запрятать. К тому же, она сама

виновата. Могла бы публично покаяться, и ее бы выпустили… Но,

как и твой отец, она была очень упряма. В итоге, они оба

мертвы… Как и ты… — Он поднял пистолет и нажал на курок.

Точнее, попытался это сделать, но быстрая звериная лапа

полоснула его по горлу острыми, как отточенные лезвия,

когтями.

Соловейчик захрипел, с удивлением наблюдая, как кровь булькая и

пенясь, вытекает на его дорогой азиатский френч.

Окинув долгим взглядом место битвы, Тварь глубоко вздохнула

несколько раз, медленно выпуская воздух. Успокоившись, Аглая

вернула себе человеческий облик.

Дело сделано — месть свершилась. Аглая не знала, что будет

чувствовать при этом. Удовлетворение, опустошение или желание

продолжить убивать тех, кто так или иначе причастен к несчастиям

ее семьи…

Она подошла к окну и распахнула его. В комнату ворвался свежий

утренний воздух. Аглая ощутила прилив радости и покоя. Она дома.

— Как ты это сделала? — Послышалось сзади.

Она обернулась.

— Дедушка?

Парфен Иваныч стоял в дверях. Аглая бросилась к нему на шею.

Припала к груди. Слезы полились у нее по щекам.

— Внучка, ты не перестаешь меня удивлять. Я слышал, в нашем

роду были особи, способные оборачиваться волком в дневное

время. Но, признаюсь, не верил этому. Сказки все это… Но

сейчас…

Он развел руками.

— Я и сама не знаю, как это получилась. А где бабушка?

— Я здесь. — Тетя Зина вышла из кухни. — Ого, какой тут

беспорядок. Ты не волнуйся, внученька, мы все уберем. — Она

улыбнулась, обнажив зубы, больше напоминавшие клыки зверя.

КОНЕЦ