Страсти Степаниды

Сильный ветер всё никак не унимался. Ночью он усилился, и вместе с сыпавшимся с беззвёздного неба снегом, превратился в настоящую пургу. В трубе и дымоходах старой печи порывы ветра превращались в истошный стон умирающего зверя. Ветви старого тополя словно когти этого страшного зверя скребли, покрытую железным листом крышу. Все это делало мир, который был снаружи избы молодой Степаниды устрашающим и зловещим. Все это страшило саму Спепаниду, лежащую в холодном поту в кровати, которая находилась под образами в красном углу.
– Попей водицы, Степанидушка, – тихо говорила молодой девице-сироте ее тетка Устинья. – Попей.
– Не хочу, тётушка.
– Вся мокрая, пропотела, – вздыхала старуха.
– Вот, тётушка, – полушёпотом говорила Степанида. – Ты и кровать мою в красный угол пододвинула, под иконы меня поместив. Лампадку у образа Спасителя зажгла. А ведь никто и ничто не спасет теперь меня. Не отпустить Она меня. Не отпустит.
– Молчи, милая, молчи, – положила старуха пальцы своих костлявые рук на ссохшиеся губы Степаниды.
– Я сама виновата во всем, – отвернув чуть в бок голову, продолжала Степанида. – Я виновата.
– Эх, Степанидушка, – заплакала Устинья.
– Чую, скоро заберет Она меня.
– Ты, молодая, поправишься, – ободряла её старуха.
– Нет, тетушка, – возражала Степанида. – Слышишь какой буран за окном разыгрался? Это Она идет за мной.
– Молчи, молчи, девка!
– Я сама пошла на это, сама виновата.
– Молчи, дурья твоя голова, молчи.
– Прости меня, тётушка, – воспаленные щеки Степаниды заблестели от скатившихся по ним слезам. – Не послушала я тебя тогда и пошла на покосы к Пузырихе обиду свою девичью лечить.
– Деточка, моя! – приложила седую голову старуха на живот своей племянницы. – Не зря же Пузыриху старики давным-давно из деревни на покосы жить прогнали. Знали, что она с нечистой силой водится. Знали про её тёмную силу.
– Ох, Степанидушка!
– Не послушала я. Отправилась тем ненастным днём на покосы в логово этой ведьмы. Обида меня вела, жажда мщения. Не могла я простить женишку своему названному того, что сотворил он.
– Полноте!
– А Пузыриха ведь мне честно тогда сказала, что если я не прощу его, не выкину из головы мысли о мести, то душа моя уже не только мне принадлежать будет. В ней Она поселиться. И со временем душою моей полностью завладеет.
– Свят, свят! – подняв голову, перекрестилась старуха на образы.
– Нет, тетушка, не помогают молитвы святые. Не помогает и вода крещенская, которой ты меня поишь и моешь моё поруганное тело.
– Молчи, молчи, Степанидушка.
– Не милый мой и не Пузыриха виноваты в том, что делается, – продолжала Степанида. – Я одна в этом виновата. Парень мой по горячности крови молодой, взыгравшей в нём, обесчестил меня. Приходил потом, каялся. Жениться обещал. Может и забылось бы всё. Но через неделю после этого он с подругою моей гулять стал. Обидно мне это было. Но и это ничего. Вскоре я поняла, что понесла от него. Открылась я ему. Он в попятные. Мол знать ничего не знаю, ведать не ведаю. На следующий день сватов к подруге моей отправил. Тут и взяла меня злоба. И отправилась я тогда на покосы.
– Степанидушка! – пыталась прервать её старуха.
– Дай высказаться тётушка, – просила Степанида.
– Не кори себя!
– Себя корить мне только и надо, – продолжала Степанида. – Не успела я в тот день еще выйти за ограду, ветер поднялся. Вышла в поля – туча налетела, дождь зарядил. Стала подходить к покосам, где находится изба Пузырихи, сильная гроза раздалась. Молнии сверкают, гром гремит. Страшно мне. Но наперекор всему переступила я порог избы этой ведьмы. Она меня встретила. Расспросила обо всём. Поведала я ей всё, что терзало меня. Но она прямо сказала тогда, что жажда мести застила мне глаза, и душу мою хмарью покрыло. Предупредила она меня, что за совершенное мной непременно придёт Она. Не поняла я её предостережения, не поверила. Выпила я отвару для изгнания плода из чрева своего. Схватила пузырёк с зельем и побежала в деревню обратно. Долго я ждала день свадьбы. Осень прошла, зима началась. На свадьбе в бокалы молодоженам тайком зелья подлила.
Степанида замолчала и снова впала в беспамятство. Молчала и Устинья. Ветер выл в утробе печи, метель за окном не унималась.
Под утро Устинья вздрогнула ото сна. Степанида с полуоткрытыми глазами едва слышно что-то бормотала:   
«Жёлтая свеча на столе горит.
Тёмное окно на меня глядит.
В том окне не я, тёмная ОНА,
Темнотой своею свет мой поглотит».
Устинья, встав на колени у изголовья кровати племянницы, читала про себя молитвы. Чем усерднее молилась она, тем громче бредила Степанида:
«Все предопределено, нет смысла бороться,
Ты лишние силы, направь на исход!»
– Свят, свят! – прервала свою молитву Устинья, повернула голову в сторону своей племянницы.
И в это же время губы Степаниды снова зашевелились:
«Немотой кричу,
Глухота в ответ.
Тёмная Она! Где же Человек?»
Устинья снова принялась за молитвы.
Из чрева Степаниды более чётче стали доноситься слова:
«Человека жду, Человека нет,
В каменной стене спрятана навек,
Я свечусь во тьме, Тьма идет на свет,
Где же Человек, Человека нет».
– Свят, свят! – в ужасе молвила старуха.
Тело Степаниды начало сильно содрогаться, и она ещё громче заговорила:
«Я дарю тепло, холод – мне в ответ,
Холод причиняет боль,
Боль рождает стон,
Стоном окружен Человек вовек.
Кто поймет меня, нет таких людей,
Немота моя до скончания дней».
Устинья, не вставая с колен, лишилась чувств. Кроткое пламя лампадки тихо трепыхалось и, наконец, погасло. Ветер стих. Облака рассеялись и в небе появился месяц с десятком тусклых звезд.
Грудь Степаниды резко поднялась и впустила в себя воздух. Открыв глаза, она приподнялась с кровати. Увидев лежащую на полу свою тётку Устинью, девушка тихо поднялась с кровати. На ней была длинная выбеленная холщовая рубашка. Прислушавшись к дыханию старухи, она бросила свой взгляд на иконы. От исходящего из окон тусклого света они едва были видны. Лишь взор Спасителя был отчетливо различим.
– Слезы понапрасну я не трачу, их я бережно коплю, – шепотом проговорила Степанида, отвернувшись от икон. – Будет тёмная заводь плача, в ней свои боль и грусть утоплю!
Босая девушка направилась к двери. Через миг, окутанный клубами пара светлый силуэт девушки исчез в черноте дверного проема.
Наутро тело Степаниды нашли в проруби небольшого пруда. Вскоре на местном кладбище появилась уже третья за неделю свежая могила, над которой опустив плечи и склонив к груди голову стояла бабка Устинья.