Первая любовь

(Светлой памяти любимой моей учительнице английского я зыка, Татьяне Евгеньевне Б. посвящается)
Посмотрел намедни сериал «Учитель-2020» или «Учительница», в некоторых сайтах он именуется по разному и нахлынули школьные воспоминания, как у  А. Толстого в стихах:
И от чего то вдруг мучительно и странно,
минувшим на меня повеяло нежданно.
И в этих сумерках, и в этой тишине,
упреком горестным оно предстали мне.
Былые радости, забытые печали,
зачем в душе моей вы снова прозвучали?
И снова предо мной, средь явственного сна,
мелькнула дней моих погибшая весна.
      А начиналось все, на удивление просто. Класс наш 8-й, был самый большой и лучший в школе, как по успеваемости, так и по поведению, только вот незадача, на 12 мальчиков приходилось 23 девочки,  и  был тогда уже, весь комсомольский, а в начале 9-го, дабы сделать его  «совсем», прикрепили к двум самым «упертым» мальчикам, двух молодых и перспективных учительниц.  Что хотите с ними делайте, но чтоб мне их обратили в комсомол, сказал на педсовете сам директор. В те времена, далекие 70-е годы  «показатели» и отчеты видимо были очень нужны. Мне и досталась для «перевоспитания», учительница английского языка Татьяна Евгеньевна Б.
    Я по началу отшучивался, не придавая этому большого значения, типа: ну и пусть их, стараются, посмотрим, что из этого выйдет. Отсюда и получалось, что все школьные вечеринки, потанцушки и посиделки, хочешь- не хочешь, а им приходилось посещать, хоть ни одна из них не являлась нашей классной руководительницей. 
    Быстрый вальс в паре, я научился танцевать одним из первых во всей школе, да и вообще в деревенском клубе из парней, можно было по пальцам пересчитать, кто умеет кружить девушек, поэтому порой мне было страшно не удобно, когда уже довольно зрелые девушки, можно даже сказать невесты, приглашали на танец-вальс  меня, в своей душе полагая: не миновать потом мне «расправы», от жениха, ухажера, а то и тайного воздыхателя… и попадало частенько, но отказать, это было свыше моих сил.
   И стал я замечать, какую то грусть в ее глазах временами, особенно по осени, когда грязь кругом непролазная и нудный осенний дождик совсем не способствует хорошему настроению. Ни как во мне «проблема», не получается меня «окомсомолить», вот отсюда и грусть. Ладно, сейчас покружу ее в танце, чтоб совсем все мозги закрутились и ни о чем больше не думала, вмиг настроение улучшится. Пригласил раз, весь зал нам освободили, закружил так, что почти сама падала в мои «объятия», не помогло. Закружил второй танец, та же картина. Нет думаю, что то тут не так, не я причиной.
   Вызвался проводить до дома, верней до съемной квартиры, идти то одной, еще застрянет где ни то в грязи, как прошлый раз, городская все таки, а на дворе темень, хоть глаз коли. Проводил, почти всю дорогу молчали, а в самом конце «прощания» она взяла да и расплакалась. Расплакалась от этой серой безысходности, от того что послали ее отрабатывать два года после Пединститута в эту проклятую дыру, где даже нормальных дорог (асфальта) нету, до города 40 километров и почти все или на попутках,  или пешком, автобус не проедет, где абсолютно ни какой перспективы выйти замуж, нормальных мужиков, с интеллектом выше среднего, по пальцам пересчитать, да и те уже или женатики, или  армия на носу….
     И что то у меня внутри, как оборвалось, надломилась какая то струнка и первое что я в душе своей почувствовал,  была жалость. И так мне захотелось ее обнять тогда, прижать к себе, сказать бы,  что ни-то ласковое, утешить, поцеловать, а она бы и не сопротивлялась,  чувствовал я, но так и не решился, учительница все таки, да и моя, хоть и не классная. И с этого памятного вечера пробежала между нами искра доверия, ибо не каждому можно душу свою открыть, впустить в себя. И понеслось. Приходит она на урок, заходит в класс, на меня смотрит, а я на нее,  и русский с английским путать начинает, а то и совсем уйдет. Злилась  поначалу, злилась за то, что я такой «правильный», списывать «не умею»  заданное, хотя учебник вот он лежит, открой, да спиши «упражнение», мы то ведь (класс) другим  занят, стала ставить «двойки». Злилась за то, что не оправдал ее «надежд» в тот злополучный вечер, злилась за то,  что открыла мне свою душу… 
    Директор вызывал меня на «беседу»: Ген, что то не пойму, по всем предметам пятерки, а по английскому, всегда «четыре» было, допускаю, что не силен, но сейчас то «два», то «три», даже «кол» и то в журнале отметился, в чем дело? Видя что я молчу, сказать мне не чего, а может и почувствовал свою «вину» что он сам ее ко мне «прикрепил», ладно говорит, иди, я сам с ней поговорю… Умный был мужик, понимающий, как и его жена, Анночка, вела у нас литературу и русский, и была классной. Спасибо им за это.
   Поговорил. Двойки и тройки исчезли из журнала, но и спрашивать, давать задания мне она перестала, классный журнал стал чистым, совсем без оценок. Потом как то подходит после урока ко мне наедине и говорит: Ген, плохая «успеваемость» у тебя по предмету, давай с тобой дополнительно заниматься, вечерами, только не в школе, а у меня «дома», приходи завтра к 20.00 я буду одна. Сказала и ушла.
Я в шоке, почему так «поздно», о чем она думает, пусть «позанимаемся» час, но мне же потом еще до своего дома дойти нужно, в такую темень. Вопросов в голове больше, чем ответов на них. Пришел, но так и просидел до 22.00 на лавочке под ее окнами и даже вроде бы как слышал, открывалась дверь, кто то стоял за калиткой, но сделать первый шаг, на встречу друг- другу, так ни кто и не сумел, ни я, ни она. Дополнительные «занятия» на этом и закончились, так и не  начавшись. И что самое главное, ни она не спрашивала почему «не пришел», ни я, когда в «следующий раз». Но на этом «ненависть» с ее стороны в корне прекратилась и каждый раз вечером, после классных вечеринок, посиделок и потанцушек я провожал ее домой, и воспринималось все это окружающими, как само собой разумеющееся.
    Близился март, в нашей местности, на Брянщине,  это туже весна, а с ним и 8-е марта, потом день рождения ее, потом сразу мой, сплошные праздники. Что ей подарить,  что я смогу сделать сам, своими руками, чтоб запомнила она меня и поняла, добралась до самого сокровенного, коснулась глубины моего юношеского сердца? И стал готовить альбом,  своими рисунками с «глубоким смыслом», а чтоб более еще понятней было, с подписями на обратной стороне, выдержками из рассказов и книг других авторов: « Уууууу…. поплыли над лесом унылые волчьи ноты и утонули в глубине леса за рекой. И еще немного позднее, Буран (молодой волк) услышал вдали ответный вой и в чаще мелькнула волчица. Так вот кого искал он в лесу, так вот с кем перекликался на зорях и хмурыми осенними вечерами….и хвост у молодого волка, сам по себе поджался под брюхо, в знак подчинения этому сильному зверю». У волков, кстати, матриархат. А гравюра была на всю страницу, одинокий молодой волк, воющий в зимнюю морозную ночь над лесом, на луну.
    И почти так, все 30 стр. альбома. Потом в учительской  педагоги смотрели и читали этот альбом, и каждый думал молча о своем, не выражая мысли свои вслух. Не знаю, сохранился ли  сейчас он, знаю только, что с собой она его увезла, когда после «отработки» и конечного 9-го класса она со мной прощалась, со слезами на глазах. Потом только одни письма нас и объединяли.
    Однако отвлекся я, забежал вперед. Пришла весна, зацвели сады, вокруг запахло пробуждением жизни, новыми переменами, окончанием учебного года, 9-й класс. Встречались каждый  вечер, гуляли в садах чуть ли не до первых петухов, в лучшем случае держались за ручки, большего ни-ни, ни каких поцелуев и объятий, в отличие от «героев» этого фильма, а дальнейшая неизвестность страшила. Что будешь делать после школы? Учиться дальше, поступать «куда ни-будь», а куда я и сам еще не определился, впереди еще целый год, 10-й класс, сказал и осекся, порываясь спросить: а ты, останешься еще на год? В Орел не хочешь, у меня папа…. Эх, мне бы дураку согласиться, Ломоносов из меня никудышний, вряд ли пешком сам до Москвы дойду, но кто же в таком возрасте не верит в собственные силы, отвергая не навязчивую помощь извне.
    Потом пришло лето, грядки обязательной прополки капусты на колхозных полях, как отработка бесплатной «практики», а без нее диплом школьный с поведением «отлично» не получишь. И вот возьмем мы  с ней пару грядок, умышленно отстанем от всего класса, позволяя им уйти далеко вперед, я с тяпкой, она на корточках, мырлыкаем о своем потихоньку, а все на нас уже давно махнули рукой, «чудные» они, что с них взять. Но какие же счастливые это были дни, она расцвела, заулыбалась, куда и осенне- зимняя грусть вся  делась и, казалось, так будет теперь  всегда. Нет, не бросит она меня одного, останется со мной еще на год, сверх срока, позволит вместе закончить школу, а потом…
   Часто уезжали в лес, на природу, а так же, «по делам» с поводом и без. Только на деревенский пляж мы не могли, там всегда народ тусуется, да и не мог я себе в те времена такого позволить, предложить. Вместе нам и так было не скучно, будь то катаясь на батином Иж-49, разговаривая обо всем или просто наслаждаясь обществом друг друга. А проехать быстро по нашим дорогам можно было только через МТС, там всегда выравнивали и подсыпали, где работал и мой отец, который добирался туда на стареньком ИЖ-49, а когда я просил его: пап, дай мне на сегодня мотоцикл. Зачем? Татьяну Евгеньевну «кой-куда»  отвезти нужно, просила. В ответ: хорошо, только меня сначала довезешь до МТС, и забрать после работы не забудь, а то я тебя знаю…. Там же, почти всегда, находился и главный инженер колхоза. И вот когда мы в сильной пыли, проскакивали мимо этой самой МТС, побыстрей, от лишних глаз и разговоров подальше, всегда получалось так, что он как бы за нами подсматривал. Мы его не видели, а он нас да. Потом всегда бежал к отцу: Митрофанич, Митрофанич, куда твой сын помчался, кого повез? Папа зная предысторию всего этого романа, но дабы не нажить врагов, всегда отвечал: откуда я знаю, вон твой бобик (Уазик) стоит, догони, да спроси. Говорил, вполне понимая, ну да, догонишь его теперь.
   А был у нее с главным инженером короткий зимний роман, закончившийся предложением «замуж» и по слухам обсуждением дальнейших планов, где жить. Он настаивал здесь, в деревне, она в городе, в Орле, где и ее родители. А тут  я, в таком «подвешенном» состоянии стал «путаться» под ногами, что поначалу не воспринималось ни кем всерьез, но когда она уже стала избегать своего бывшего ухажера, что мы с ней,  конечно же обсуждали, тот всполошился всерьез. Мне мстить в открытую не мстил, потому что сам председатель был за меня горой, как ни как, а второй год, благодаря ему (мне) их экипаж комбайна СК-5,  в летнюю страду уборки висит на доске «почета», считается лучшим в районе и так до самого начала учебного года держат эстафет первенства, но и «дружбы» особой между нами не было, словно черная кошка пробежала.
   Не получилось сказки, отец  приехал на волге, в середине лета, забрал. А ее родитель был в большой партийной должности, в те времена за «чистотой» нравов  следили строго, даже и в этом «ведомстве». То ли «слухи» до него дошли, то ли «заложил» кто, что там мол не далеко и до «греха», за целый год мало ли что может случиться, то ли от ее неопределенности, «остаюсь- не остаюсь»,  и «бегство» это было поспешным. Остались только письма.
   10-й класс выпускной,  был самбурным, прислали новую учительницу английского языка, еще моложе и сразу сделали ее же нашей классной руководительницей.
Она зная, а может быть и «проинструктированная директором», «благими намерениями», чтоб я снова на «двойки- тройки» не скатился, шила то в мешке не утаишь, уж как только не ухитрялась завоевать мое «внимание», то с утра прибежит домой, меня «будить» на сеновал, нежно так шепча на ушко: срочно поехали, с  твоим отцом я уже обо всем договорилась.  Куда поехали, с просонок плохо соображаю. Потом все объясню, заводи мотоцикл… то весь вечер на потанцушках ее «кавалер» только я, напрасно. Не можно так вот сразу, все взять и забыть, как приснившийся сон. Потом видя, что ни что меня не привлекает, стала пробовать взять меня ревностью, с моим одноклассником, с которым мы не дружили, соперниками были, да и девчонки в классе его недолюбливали, связалась и отношения эти зашли так далеко, что сразу после школы, а может и до,  забеременела от него и выскочила замуж. Что там дальше было и как, мне не сие известно, да и не интересно было совсем.
    Письма, письма, письма… долго я их хранил. На следующую весну она приехала «в гости» к своей бывшей квартирной хозяйке, как и обещала, когда вновь зацвели сады,  а на самом деле, ко мне.  И снова нам не хватило смелости, ей бы взять «инициативу» в свои руки, ведь она уже не мой учитель, проявить настойчивость и мои дальнейшие намерения «подкорректировать», убедить меня, поехали со мной, так будет лучше, но нет, не получилось.
   После окончания школы я уехал в Москву, поступил в институт, хоть и не с первого раза, работал- учился, учился-работал, так столичная жизнь и засосала меня, и письма стали приходили все реже и реже…
   Моя старшая сестра дружила с дочерью ее квартирной хозяйки, они были близкие подруги и одноклассницы. Как то встретились они в Москве, ну и разговор, случайно или нет, не знаю,  зашел про меня, как я? Женился недавно,  ответила сестра, но что- то у них не очень там ладится. Тут она и поведала, что была проездом в гостях в Орле,  у Татьяны Евгеньевны, говорили обо всем, в том числе и про меня зашел разговор и тут она как расплачется, Господи, как же я его любила! Показала хранимый альбом и проплакала весь вечер…. Но сестра этот разговор от меня,  конечно же скрыла, чтобы не «наломал дров», как она сказала потом и в Орел когда я попал, таких «подробностей»  еще не ведал.
   Лет через 12-ть по своим коммерческим делам, как подающий перспективы предприниматель, я все же оказался в Орле, позвонил по сохранившемуся в памяти домашнему телефону, ответили родители, но мы все таки встретились. Общались,  бродя по Орлу целый вечер, замуж она так и не вышла, живет по прежнему с родителями… Жива ли она еще сейчас, трудно сказать, но светлая память о ней, не покидает и мучает меня временами и по сей день, хоть и голова уже вся седая и за спиной два брака, оба неудачных,  а в мыслях я там, с ней,  весна, цветут сады, а  мне всего только 17-ть лет.
  И  закончить эту грустную историю мне  хочется словами подписи, сама гравюра там, на последней странице  у нее в альбоме: «Прошли годы, не стало Джима. Но кладбищенский сторож уверяет, что в Сочельник, едва зазвонят колокола, в ответ несется жуткий волчий вой, с соседнего лесистого кладбища, где лежит маленький Джим, единственное существо на свете, научившее волка любви».