Затмение часть 2

Маруська, это змей искуситель уже стояла в дверях, с моей сумкой, между прочем. С другой стороны, а что я теряю? Рассвет вот-вот наступит, я проснусь и поржу над этим нелепым, но таким заманчивым сновидением. Шумно выдохнув, залпом допила остывшее кофе и побежала догонять эту чудную парочку, успевшую свернуть в центральный парк. Утренний воздух влажно пах цветущими травами, на горизонте по-прежнему лежала серебристая лента, обещающая скорый рассвет. В небе всё также висели семь лун и семь лунных дорожек отражались в озерце, на берегу которого мирно дремали утки.

— Пришли, — скинул рюкзак на землю коротышка, — это здесь.
— Что здесь? — удивлённо озиралась я, не наблюдая ничего кроме деревьев и пары лавочек.
— Твоё испытание, — пожал руками мужичок, — правильно сформулируешь запрос – получишь и магию, и приключения и три шила в придачу к своим. Не надорвись только. Ошибёшься, тоже получишь желаемое, только без чудес и забудешь эту ночь, меня, вообще всё, что случилось с того момента как Маруся постучалась в твою дверь позвав на прогулку. Разве что тоска по непонятно чему будет иногда посещать, но это тоже вскоре пройдёт.
— Так, а чего я могу пожелать и у кого? — повернулась я к разувшейся подруге уже вовсю обнимающуюся со старым толстым деревом. — Марусь, ты чего?
— Я, конечно, никогда не сомневалась в любви подруги к живой природе, но её выражение лица меня потрясло. С таким только в любви признаются, предварительно пообещав подарить не только сердце, но и почки, обе, сразу, чтоб наверняка умереть в сладчайшем катарсисе, если откажут в милости принять тебя такую замечательную целиком.

— Не мешай! — сверкнул коротышка зелёными глазами. — Лучше думай, что сама просить будешь!
— С таким лицом? — рассмеялась я. — Спасибо, это было отличное шоу! А теперь я, пожалуй, пойду домой! Марусь, прекращай паясничать, нам ещё через весь город пилить! Считайте шутка удалась, я и все зрители довольны!
Отвесив шутовской поклон мужичку, развернулась к подруге и застыла в немом изумлении. Маруся таяла. Знаете, как предрассветный туман растекается под лучами солнца? Она истончалась, словно промокашка, упавшая в воду. Я недоумённо ощупывала воздух, и отчаянно пыталась придумать куда делась подруга, ну не под землю же провалилась?! От всех этих фокусов голова шла кругом. Единственным шансом не потерять её немедленно, было сесть на землю, что я незамедлительно сделала, обхватила голову руками, так на всякий случай, чтоб не отвалилась ненароком и вопросительно уставивилась на мужичка. Но тот, за место ответов, начал разматывать луны, словно мотки пряжи. Одна за другой, серебристые нити наматывались на его кулак и отправлялись в его же карман.

— У тебя почти не осталось времени, — меланхолично произнёс коротышка, — на твоём месте, я бы поторопился.
— И что, я исчезну как Маруся? — съязвила я.
Тот лишь пожал плечами. — Кто знает. Может исполниться твоя мечта, а может, так навсегда и останешься никчёмной мечтательницей. Так что, давай, думай живее и обними уже это дерево, неужели не видишь, что это портал?!
Я не видела. Честно говоря, я и соображала уже не особо хорошо, но послушно поднялась с земли и, подойдя к дереву, обняла его шершавый ствол. Вот только желаний никаких уже не было. Не чемодан же с деньгами желать в такую ночь. Закрыла глаза, прижалась щекой к коре и неожиданно рассмеялась. Так всегда, чтобы не происходило – смеюсь. Вот такое я странное существо. Но в месте со смехом ушла усталость, страх и чудовищное ощущение растерянности что принесла эта ночь. Забавно будет потом рассказывать об этом приключении на приёме у психиатра.

Вот как буду объяснять человеку, который всю жизнь верил в Никиту Михалкова и гомеопатию, что совершенно случайно можно пройти сквозь дерево и очутиться в волшебном мире.
— Понимаете, доктор, — начала бы я свой рассказ, — это была самая обычная ночь. Я с подругой залезла на крышу полюбоваться лунным затмением, заодно пожрать бутербродов под размышления о вечном — зачем люди едят суши с майонезом и есть ли у муравьёв маленькие валидолки на случай стресса. Потом мы сходили в бар, потанцевали, обпились кофе в компании карлика, и пошли обниматься с деревьями в ближайший парк. В этот момент внезапно налетел ветер, дерево застонало метафизическим басом и, поддавшись чему-то явно иррациональному, словно раскрылось: кора лопнула по шву, и внутри засветились всполохи, как светящееся нутро у волшебного айфона.

Я, недолго думая (и не подозревая, что это первая ступень заботы о психическом здоровье), решила проверить, что за спецэффекты мне тут показывают. Дальше — белый шум, звон в ушах и ощущение, что меня пересыпали сквозь сито из философских афоризмов.

Итак, давайте знакомиться: меня зовут Вера, и я оказалась в месте, где реальность так явно кричит «помогите», что даже Космос подмигивает и выдаёт леденцы в виде волшебной палочки, бодро объявляя, чтобы тщательнее следила за пространством: оно гибкое.

Представив заинтересованно вытянувшееся лицо доктора на мой монолог, я вновь хихикнула и, обернувшись ветром, вылетела в окно. И тут же ощутила падение в небо.

* * *
Невозможно описать, что это быть ветром – можно лишь попробовать ощутить это. Только представьте: вы внезапно перестаёте быть человеком, плотным существом, постоянно сталкивающимся с границами и запретами. Вместо того чтобы идти по земле, вы — движение, нетленная легкость, ускользающая сила, которую нельзя удержать или укротить.

Формула: Я равно ветер, означает, что мне принадлежит весь мир. Именно я превращаюсь в ярость, рвущая тьму ночных улиц и я же — ленивое шуршание листвы за окном. Я гуляю по крышам домов, смеясь над теми, кто спешит закрыть от меня ставни своих окон, и я же заигрываю с котом, неспешно прогуливающегося под балконами. Мои ладони вздымают морские волны, поднимая пену в пляшущих солнечных лучах, а ноги растворяются в бесконечных пространствах неба.

Быть ветром — значит обнажиться перед миром. Не в привычном смысле этого слова, а гораздо глубже. Ты не носишь одежду, потому что тебе не к чему прятаться. Все твои чувства, переживания, страхи и мечты — открыты для твоего собственного восприятия в полной мере. Ты свободен, потому что кроме свободы в тебе теперь нет ничего.

Мир принимает тебя таким, как ты есть — воплощённым в прозрачном, нечеловеческом теле и ты отвечаешь ему взаимностью. Ты проникаешь везде, где только захочешь: в раскрытые настежь двери, в едва слышный шёпот, не предназначенный ни для кого, кроме богов, в дыхание любимых и чужих, спящих и бодрствующих. Ты огромен и невидим одновременно. Ты становишься всем, потому что перестаёшь быть чем-то одним. В этот момент жизнь кажется игрой — лёгкой и опасной, как порыв урагана. Теперь-то я могу признаться, что быть ветром, значит получить возможность разгуляться в полную силу, быть сама собой, резвой, взбалмошной, неумолимо-переменчивой…и такой влюбленной в эту жизнь как никогда до этого. Хотя, казалось бы, уж куда сильнее. И всем этим стала я, и, конечно, едва не разбила коленки, полетев кувырком с откоса, на который решила приземлиться и перевести дух.

…На гладкий кофейный песок волна выбегает пенкой,
И шепчет прибой о любви, о страсти нежданной.
Ты будешь моим приключением самым желанным,
А утро разбудит рассвет с зарёю румяной…

Пропела мне волна, принимая в свои объятья. Океан велик и прекрасен, когда лежишь на поверхности в спокойную погоду, вдыхая запахи воды, водорослей, любуясь на проплывающие над тобой облака и два десятка радуг рассматривающих тебя с нескрываемым любопытством интузиастов-исследователей. А когда с лёту бухаешься в разноцветную стайку рыб, попутно заглотнув литра два солёной воды, то единственная мысль «Какого чёрта?! Откуда в моём городе океан?!» тут же сменяется на «Надеюсь, что акул тут хорошо кормят, и они не откусят мне все три, обещанных коротышкой, шила вместе с их вместилищем». Впрочем, акулы, проплыли мимо, сверкнув серебристыми плавниками по своим непостижимым делам, зато дельфины порезвились всласть, подталкивая мою тушку к берегу, крича и подзадоривая друг друга, словно игроки в водное поло.

Выбравшись на берег, рухнула на песок, благо он был тёплый, словно кто-то очень заботливый знал, что мне понадобится передышка и предварительно прогрел каждую песчинку.

… На завтрак зеленый кофе, с медовыми гренками,
И сладость во взгляде твоём, теплом согревает.
Зима здесь лишь снится, в бесснежье, жарком и знойном,
И ветер морской поцелуи мои повторяет…

Продолжали шептать волны облизывая мои пятки, но мне уже было не до них. Кажется, эта нескончаемая ночь меня доконала и сон, не спрашивая разрешения забрал меня у всех миров сразу.

Сколько я проспала, не знаю, но открыв глаза, обнаружила что ещё ночь, или уже, не важно. Луна зависла над водой, пуская по волнам лунных зайчиков в погоне за такими же непостижимыми мотыльками, один из которых сейчас сидел у меня на носу приглаживая усики. Главное, что именно с его крылышек осыпавшаяся пыльца заставила меня чихнуть и проснуться. Что ж, по ощущениям я отлично выспалась, руки ноги целы и даже настроение приподнято-восхищённое. Оглядев себя, внешне также осталась довольна, всегда мечтала побыть пираткой, а тут такой костюмчик – загляденье: ассиметричная юбка глубокого синего цвета, довольно короткая спереди, открывающая ноги в полосатых бриджах и высоких сапогах. Полосатая кофта с рукавами на три четверти и расшитая серебром жилетка, куча браслетов, сумка через плечо с пришитыми побрякушками и ракушками. Интересно. Что ж, похоже, я всё-таки прошла через портал, или же, угодила в самый грандиозный розыгрыш. Впрочем, я не против ни того ни другого. Только надо разыскать Маруську с коротышкой. Если, конечно, их не унесло в другую реальность. Кто знает, сколько их разбросанно по вселенным.

Вдалеке, жёлтыми огнями фонарей, сияла набережная. Поднявшись по ступенькам, попала в город. Могу поклясться, что это мой город, только вот многоэтажки сменились маленькими аккуратными двухэтажными домиками, отчасти скрытыми невысокими заборами и негустыми зарослями цветущих не неизвестных мне кустов. Окна темны, население, стало быть, дрыхнет. Ну это вообще нормально, дома у меня сейчас тоже глубокая ночь. Фонари, слава богу, горят, но их здесь не то, чтобы много, и свет, скажем так, довольно ленивый: узорчатые дорожки, выложенные округлым мелким камнем, пересекают полосы тусклого света, а между ними царит вязкая тьма, где на каждом шагу – страх и ожидание чуда. Так город, в котором я родилась, мог выглядеть если бы не знал ни одной революции и вообще развивался по совершенно другим историческим законам. Хотя, многие дома были мне знакомы, и готова поклясться, что если повернуть вон за тот особнячок, и пройти ещё метров двести, то уткнёшься в уютную кафешку, в которой кроме приличного кофе подают крохотные пирожки с фисташковым кремом.

Глубоко втянула прохладный воздух, пропитанный запахом весенней сырости и какой-то терпкой, незнакомой пряности.
— Ну что же, — тихо сказала я сама себе, поправляя сумку и делая шаг вперёд, — раз уж влипла, надо двигаться дальше, — и, подмигнув луне, зашагала в сторону знакомого особнячка. Тишина дышала в спину, подталкивала, торопила, словно опасаясь, что я передумаю и поверну назад. Где-то в отдалении, может быть, на другом конце улицы, дерзко гавкнула собака, и от этого звука казалось, что ночь сжалась в кольцо опасного ожидания.

Завернув за угол, заметила, как в одной из подворотен мелькнула тень. В таких случаях первое правило — не реагировать, не показывать страха и, если есть возможность, идти мимо, будто ты не заметил ничего особенного. Но инстинкт заставил меня замедлить шаг: внутри что-то подсказывало — там не просто случайный прохожий. Собравшись с мыслями, наклонилась чуть вперёд, готовая в любой момент метнуться вбок или отступить. Под пальцами на ощупь оказался тёплый камень. Драться я не очень умею, а вот швыряться чем попало – это запросто.

Тень вышла из темноты. Это был высокий мужчина, явно нервничающий — быстро огляделся, запустил руки в карманы и, встретившись со мной взглядом, коротко кивнул:
— Ты тоже здесь в поисках бессмертия?

Голос незнакомца звучал неожиданно спокойно, но в каждом движении читалась тревога. Я не ответила сразу, вначале прислушалась: вдруг шум за спиной или ещё чей-то шаг? Но улица была пуста — только фонарь лениво поливал мостовую липким жёлтым светом.
— Ты о чём? — осторожно спросила я, на всякий случай отмечая пути отхода.
— Мы все об этом мечтаем... — Мужчина взглянул на небо. — Ты замечала, что после полуночи свет фонарей становится более мутным здесь, чем раньше? Будто кто-то специально приглушает город...

Я вздрогнула. Сердце глухо бухнуло от странного предчувствия, ночная улица действительно становилась всё менее узнаваемой, и за этим мерцающим светом всегда скрывалась какая-то тень — неведомая и древняя, будто город под её гнётом ждал, когда кто-то, вроде него, заметит разницу.
— Я здесь недавно, — пожала я плечами. — Не было времени обратить внимания, но, если вы считаете, что вот-вот что-то начнётся.
— Уже началось, — тихо сказал незнакомец и, отбросив взгляд в темноту, зашагал вперёд, растворяясь между чернеющих заборов и неизвестных, благоухающих кустов.

А я так и осталась стоять, долго впитывая ночную тишину, стараясь осознать, что этот город хранит не один секрет, и, кажется, уже выбрал какой из них покажет мне.

  Кофейня оказалась именно там, где и должна быть. Правда крыльцо разжилось изящными резными перилами и тремя ступеньками, ведущими к красной двери, а стены оплели побеги дикого винограда, но запах специй, с которыми варили кофе в моём родном городе остался тот же. Я прекрасно помнила маленький зал, вдоль стен которого стояли стеллажи, уставленные горшками с кактусами, небольшую уютную террасу, где по вечерам можно наслаждаться огнями города и таинственными очертаниями башен замков. Здесь, за каждым столиком, случались удивительные истории из жизни посетителей, сроком в выпитую или недопитую чашку кофе, или так не начавшейся чужой жизненной повести, пролившейся горечью кофейного напитка без сливок на пол.

Мягкие лепестки цветущих деревьев, осыпались мне на плечи, когда я заглянула в окно. Город спит и не видит того волшебства, что твориться на маленькой кухоньке кафе. Здесь, пересыпанный мукой и специями, забавный пухлый человечек уже замесил тесто для пушистых бархатных кексов с бананами и кедровыми орешками, грушевого пирога с карамельной верхушкой и золотистого песочного печенья с капельками молочного шоколада. Значит сегодня я вполне могу рассчитывать на тающие во рту вафли с душистым домашним вареньем и пышные пончики пересыпанными сахарной пудрой. Нежнейшие булочки с корицей и сваренный к ним горьковатый кофе с кардамоном и мускатным орехом, или травяной чай из листочков малины, мяты и черной смородины.

Поднимаюсь по лесенке, тяну на себя ручку двери, мягко тренькает серебряный колокольчик, приветствуя гостя. Вдыхаю запах. «Да, это моё место», думаю я, оглядываясь по сторонам, вслушиваясь в гул из смеси голосов, приглушённого смеха, непонятной музыки, отмечая, что свет в зале стал мягче, а на стеллажах, кроме кактусов, теперь живут тёмно-сиреневые цветы отдалённо напоминающие орхидеи, поворачивающие свои любопытные сердцевинки в сторону каждого входящего.

За барной стойкой стоит юноша-бариста с выкрашенной в чёрный цвет челкой, из-под которой смотрят внимательные светлые глаза, такие яркие, что я, засмотревшись, чуть не села мимо стула. По ощущениям я его знаю, но вот откуда? Он улыбается и кивает. Странно, но откуда-то я знаю, что получу то, что мне сейчас действительно необходимо. Конечно, можно сделать заказ и самой, но зачем портить миг волшебства, правда?

Смотрю, как он творит свою магию с корицей, мускатным орехом с кардамоном. Кофе, тот самый каприз, рядом с которым надо стоять, чтобы не убежал, иначе безнадежно испортится вкус. Следить, чтобы поднялся три раза, после налить ложку холодной воды в джезву и подождать пару минут, чтобы осела гуща. Вот бариста достаёт большую чашку и до краёв наполняет её ароматным напитком, добавляя для мягкости каплю молока. Подаёт чашку мне, и пододвигает блюдце с пирожными.

Парнишка совсем молодой, вот только его глаза, изучающие и излучающие нечто свое, такое отличное от толпы, где всякий путник проживает жизнь на бегу, словно в запасе ещё имеет несколько жизней, и эта, конкретная жизнь, просто репетиция. И сейчас, он явно решает кто я: живущая или просто существующая, а может наблюдающая за жизнью из сновидений.
— Скажи, ты ведь тоже считаешь, что растворимый кофе похож на секс на одну ночь? — он хитро улыбается мне краешками губ. — Покупаешь его в ближайшем магазине, засыпаешь в кружку, заливаешь кипятком и, помешав немного ложкой, пьешь, чтобы на время зарядится энергией. То ли дело кофе в зёрнах. За него, как и за настоящие отношения, нужно платить. Приложить усилие, что бы вышло что-то настоящее, стоящее… перемолоть, с терпением следить, как оно закипает в турке, не позволяя убежать, иначе придется начинать сначала или довольствоваться тем, что осталось… Как думаешь?

Этот вопрос моментально стёр тревогу, поселившуюся в моём сердце после встречи с незнакомцем, впрочем, он стёр и само воспоминание об этой встрече.
Кофе… о нём я могу рассуждать часами, неспешно попивая этот волшебный напиток, рискуя однажды в нём раствориться. Подозреваю, что после моей смерти, на могилке забьёт кофейный источник, но я отвлеклась. Кофе – это амброзия, что нам оставили боги, уходя на Олимп, или в сумрачные леса, или в какое другое место на вечный отдых. Их наместники: феи, эльфы и добрые духи пооткрывали кофейни в домах на кривых улочках, отметив их тайным знаком – дымящимся зёрнышком на качающейся от ветра вывеске. Их не так много, как кажется. Люди научились делать машины, что варят напиток совсем не хуже, но, если ты хоть один раз попробовал настоящее, то уже ни с чем не спутаешь.

Да, можно просто пойти на кухню, вскипятить чайник, взять любимую тонкостенную чашку, насыпать туда противный коричневый порошок из красивой банки и залить кипятком, сделать бутерброд с сыром и представить, что всё хорошо. Но мне нужно настоящее волшебство, а оно состоит из щепотки вдохновения, чайной ложки тишины и умиротворения, с одного мешочка сыпятся свежие размышления, с другого, энергия и оптимизм. Прозрачными нитями стекают нити карамельной вдумчивости и озорных приключений. Кружечка смеха, стаканчик сарказма, буквы, слова и игривости ложка, чуточку злости, милости, дружбы, оптимизма, таинственности, всполох заката, всё, что надо успеть посмотреть, прожить и прочувствовать каждою клеткой, вдохнуть эту жизнь, наполнить себя... вот что для меня настоящее кофе. И я уверена, что этот светлоглазый, никем не узнанный, чародей, смотрящий на меня с лёгкой усмешкой, открыл кофейню у всех на виду и варит в ней кофе, а второй, на кухне, печёт булки с корицей, легонько шаманя на вдохновение, всем тем, кто не хочет жить на бегу...
Я выныриваю из забытья, и замечаю, что бариста успела сварить мне ещё кофе. Мятного цвета чашка, с парой кофейных зерен на блюдце, пакетик сахара, стакан ледяной воды, кусочек шоколада с орехом.
Отпиваю глоток и ощущаю, каково это, когда желания сбываются, пододвигаю ближе к себе тарелочку с пирожными. Чем буду расплачиваться, не представляю, потом придумаю.

— За счёт заведения, — улыбается бариста, — не каждый день к нам заходит на кофе такой симпатичный ветер. Честно говоря, впервые.
Я рассмеялась, и удивилась насколько звонко звучит теперь смех, не просто громко, а невероятно приятно, слушала бы и слушала. — Спасибо, но меня зовут…
— Тсс… — прижал палец к губам бариста, — не нужно тянуть из прошлого имена, придумай себе такое, чтоб с ним жить здесь, в Абре!
— Так вот как называется этот город, а я думала, что у него другое название.
— Абра стоит на границе всех миров когда-либо существовавших, не удивительно, что ты нашла общие черты с тем, в котором родилась. Вопрос в том, как ты решишь распорядиться своим шансом. Большинство, словно туристы, приходят, оглядываются, восхищаются и возвращаются домой, страшась перемен. Есть те, что остаются и живут простыми обывателями, потихоньку привыкая к чудесам и радуясь, что лишь наблюдают их. И уж совсем единицы ныряют в своё «хочу, дай» с головой, как в омут. Многие тонут. Но есть и те, немногие, особо упрямые, кто вцепляется в магию такой хваткой, что ей не остаётся ничего другого, как только записать этого безумца в любимцы и убить…
— Убить? — я едва не подавилась пирожным.
— Ага, — довольно усмехнулся на мою ошарашенную физиономию бариста, — если не готов умереть за свою мечту, то зачем подпрыгивать и орать «дай»?!
— И что мне теперь делать? — расстроенно спросила я.
— Дать себе имя, и, пожалуй, прогуляться. У нас здесь очень красиво! А там и сама решишь, кто ты: турист, обыватель, или та, что готова вывернуть мир на изнанку ради мечты…

Знаешь, начать все с нуля — это не безумие. Безумие — это постоянно оправдывать свои страхи, говоря себе и всем, что: — это, мол, судьба у меня такая, несчастливая, и я ей не указ. Я же, в душе, всегда верила, что особенная, а значит со мной обязательно случится, что-то необыкновенное. Без этого никак. Хоть тресни. Хотя, до этого момента, самое непостижимое, со мной случалось лишь во снах.

Сны... Эта удивительное, неподвластное ни времени, ни возрасту туманная дымка. Как узнать, где мы настоящие: здесь, или там. Точнее, где оно наше настоящее?

А ещё бывают сны во сне. Это такая тонкая кисея, сотканная из звёздной пыли, через которую попадаешь в реальность. Именно в то настоящее, из которого потом возвращаясь ещё некоторое время лежишь в постели не веря, что это был только сон. Или нет?

Когда я не понимаю, что происходит, теряюсь в способностях воспринимать запахи, видеть цвет и его оттенки, то слушаю джаз, или что-то такое, без слов и тогда мои вселенные сходятся. Музыка притормаживает время, давая возможность рассмотреть его через любую проекцию, спокойно, подробно, не торопясь.

Вот оно стекает по коже капельками кофейного дождя. Горячего, каким может напоить только жаркое солнце пустыни. А вот в волосах ветер запутывает снежинки — хрупких дочерей вечности. Они кружатся вокруг меня маленьким вихрем, обдувая солёным ветром, подсвечиваемым светом молний.

Как ни странно, в такие вечера я всегда жалела, что совсем не умею курить..., было бы красиво: длинное тёмно-синее платье в пол с до неприличия открытой спиной. В одной руке длинная тонкая сигара со сладковатым запахам миндаля, в другой длинная нитка жемчужных бус, что рвётся, и бусины с весёлым стуком перепрыгивая со ступеньки на ступеньку мчатся впереди меня. Медленно спускающуюся вниз по широкой лестнице в сад, за которым шумит море с купающейся в ней огромной луной. Этот образ очень точно бы соответствовал таинству ночного проявления нежнейшего шелка моих образов, горького шоколада и сладкого молока...

Музыка и сны — два заговорщика способные полностью поглощать, человека в особую атмосферу. Уносить в горностаевый туман нежности, заворачивая в волшебство иллюзий, чудесно настраивая на определенный лад тональность души, в которой нет места фальши... А начать всё с нуля во сне, это же то самое предложение от которого невозможно отказаться. В крайнем случае проснёшься, если уж станет слишком страшно, и, возможно, даже в сухой постели. Но, это не точно.

Об этом я размышляла сидя на одной из крыш города, разглядывая вытянутую овальную площадь, мощёную разноцветными плоскими камешками, вдоль которой стояли белокаменные дома, усыпанные медными заклепками по углам, узловатыми трубами, проходящим по всем стенам, кое-где кирпичная кладка сменялась грубо обработанным деревом. И вся эта красота разбавлялась цветущими деревьями, под тенью которых прятались изящные лавочки, усыпанные бело-розовыми лепестками яблонь, словно кто-то ловко смешал романтику стимпанка и женские романы. Правда, местное население ждёт сюрприз, теперь на середине площади высился фонтан в виде огромной рыбы, из пасти которой били струи разноцветной воды. Каждая струя имеет свой вкус, и даже градус. В глубокой чаше фонтана смешивались струи рома, кока-колы, сиропа от кашля, грейпфрутового сока и ещё куча всего, приобретая вкус грога. Полагаю, местные будут счастливы увидев это чудо поутру. Именно неожиданное сотворение фонтана, окончательно убедило меня, что я сплю. Возможность становиться ветром, по-особому стукнув о землю пяткой, мне казалась настолько естественной, словно я всю жизнь только этим и занималась. А вот создать фонтан в месте своего неудачного приземления, такого за собой не наблюдала.

Впрочем, от размышлений меня отвлекла интересная процессия, вынырнувшая из-под арки и спешно прошествовавшая мимо меня к самому новому дому на площади.

  Четверо мужчин, почему-то я была уверена, что эти фигуры, плотно закутанные в плащи с низко надвинутыми капюшонами, именно мужские, крепко держали за руки четырёх малышей, смешно путающихся в складках таких же тёмно-коричневых плащей. До рассвета оставался ещё час, или два, так что детям положено спать, а не шарахаться по ночному городу. Впрочем, заведя малышню в дом, одна из фигур заперла за ними дверь, и что-то сказав спутникам, выдала каждой по часам на цепочках, которые те поспешно нацепили на себя, и встав по углам здания возвели руки к небу.
  Конечно, я не могла пропустить такое шоу, и перебралась на ближайшее к дому дерево, благо, когда ты ветер, это совсем не составляет труда. Таинственные люди молчали, при этом активно шевелили пальцами, словно плели невидимую сеть. Растущая Луна, зацепившись рогом за одну из труб водопадом пролилась по крыше, стекла по стенам и растеклась лужей у крыльца. Стало настолько тихо, что казалось, я слышу, как стучит спицами Макошь, сплетая в немыслимый узор мою судьбу.
  Пока я пыталась справиться с наваждением, дом подёрнулся дымкой, задрожал, покрылся трещинами, и на мгновение исчез, словно его поглотила сама ткань времени. Когда он вновь проявился среди цветущих кустов, очки не потребовались, чтобы заметить перемены: стены потрескались от вековых забот и стали ниже, кирпичи приобрели мрачновато-зеленоватый оттенок, окна, некогда яркие и озорные, потускнели и почти полностью скрылись за широкими листьями какого-то ползущего растения. Дом стал старше — не на годы, нет, на столетия; насколько именно, сказать было сложно, но ощущение собственной незначительности перед лицом такой внезапно явленной истории было почти физическим.
  «Ну ничего себе», — только и подумалось мне, прежде чем любопытство, как всегда, победило осторожность. Я вновь обернулась ветром — лёгким, скользящим, почти невидимым — и влетела в окно, чтобы собственными глазами увидеть, что теперь скрывается за изменившимся фасадом. Щекоча занавески, бесшумно ступила внутрь, с головокружением перемещаясь из одного времени в другое.
  Внутри пахло сыростью и старыми книгами, а еще — чем-то тревожно-детским. Стены напоминали потрескавшуюся слюдяную скорлупу, пол покрывал густой слой пыли, и в дымчатом воздухе застыли эхо беготни, смеха, обрывки недавно сказанных фраз. Но самой детворы, вбежавшей сюда минуту назад, не было видно. Моё сердце сжалось от непрошеной тревоги. Я оглянулась: только длинные тени скользят по паркету, будто дети и вправду растворились где-то между эпохами.
  Прислушалась к звукам в доме. Где-то вдалеке донеслось приглушённое хихиканье — не настоящее, а словно зазвучавшее с другой стороны зеркала. Решив спуститься на первый этаж, прошла в вглубь коридора, где в темноте белела лестница, но едва ступив на неё, меня окружило странное ощущение: воздух сделался плотнее, а каждая ступень под ногами отзывалась дрожью чужого времени.
  И тут я поняла: дети не исчезли, они стали частью этого изменившегося дома, растворились в его стенах, записями на затёртом паркете, тенями в прожилках на потолке. Их игра продолжалась, но её правила стали опасней и мистичней теперь они духи, запертые в этих стенах, и кто знает, где для них конец шалости, а где начало настоящей магии. В старых домах не стоит забывать, что время, обращённое вспять — и не всегда возвращает назад тех, кто играет с его пределами. А то, что именно это здесь произошло, я не сомневалась. Просто знала и всё. А ещё я знала, что если немедленно не уберусь от сюда, то присоединюсь к когорте затерянных в междумирье детишек.
  Тихо вздохнув, легонько притопнула и вылетела сквозняком в окно. Загадочных людей в плащах уже не было, а дом, что дом, загадочный и древний он сонно вздыхал, поскрипывая ставнями и глухо вздыхая печными трубами, словно ничего не произошло. Но я-то знала, провести в нём немного времени — значит рискнуть исчезнуть самой. Вот только тайна, повисшая над этой крышей, не собиралась меня так просто отпускать. Да я и сама уже понимала, что помру от любопытства, если не найду отгадку произошедшего в ближайшее время.

Ещё два дня я провела на улицах этого удивительного города, вобравшего в себя все мыслимые и немыслимые архитектурные формы, мирно соседствующие друг с другом. Пару раз столкнулась с огромным патрульным воздушным шаром, обескуражив его пилотов внезапной сменой направления. Забавные ребята, почти совсем не рассердились, на мою невнимательность. Впрочем, на ветер сердиться нельзя, стихия, что с него, точнее, с меня взять. А бдительностью я никогда не отличалась. Дневной город влюблял в себя всё сильнее, а вот ночной пугал до дрожи. Каждый раз перед рассветом появлялись эти странные люди и дома окутывались дымкой, превращаясь чуть ли не в развалины. В их стенах бесследно исчезали дети, а пространство внутри застывало словно залитая смолой вечность. Через окна лилась тоска, окрашивая ближайшие цветущие ветки в лиловый цвет. Проследить за загадочными мужчинами тоже не вышло, они таяли в предрассветной дымке сразу, как только ритуал заканчивался, и даже следов не оставалось. Я проверяла, трава, на которой они стояли, оставалась непримятой.

А вот на третью ночь мне повезло. Пролетая мимо одного из домов, услышала интереснейший разговор и нагло расположилась на подоконнике подслушать, благо лёгкого сквознячка, двое мужчин ведущих неспешную беседу, явно не опасались.

— Мира, примерно так же, как я: чертовски довольна собой, устала, возбуждена и горда. И по-прежнему в полном отчаянии, потому что мы делаем невозможное, а толку от этого невозможного… — симпатичный молодой человек в зелёном плаще, напоминающий молодого Жана Маре, неторопливо отпил из кружки, и, довольно щёлкнув языком, провёл над ней ладонью, от чего из неё выплыло облачко в виде любопытной лисички, и лениво поплыло в мою сторону. —  Ладно, не стану говорить «ноль». Я просто не знаю. И никто не знает. Управление порядка на ушах стоит, но к каждому ребёнку не приставишь по полицейскому. Учитывая, что многие из них исчезают прямо из кроваток. А в замороченные дома даже я не вхожу, не обвешавшись с ног до головы амулетами, что говорить про простых людей, у них такая паника случается, что приходиться связывать, чтоб из окон не выходили. — Говоривший замолчал и протянул руку к кофейнику, потом передумал и вместо этого достал из-под стола бутылку с тёмной, искрящейся в ней жидкостью. Плеснул в чашку, отпил, улыбнулся. — Всё-таки есть маленькие радости в нашей работе, кто ещё может похвастаться, что пьёт кикеон возрастом в несколько тысяч лет, пока решает задачку во имя всего светлого и непонятного. А что, если завтра выяснится, что всё это никому не сдалось? Или вообще, померещилось?
Второй, постарше, похожий на Джуда Лоу пожал плечами:
— Когда понимаешь, что дерёшься с невозможным, и пока ты что-то чувствуешь, ты живой. Цени!

С улицы донеслись сирены. В свете фонаря мелькнула тень. Тот, что постарше, продолжил: — Когда всё закончится – даже если никто не оценит, – мы всё равно будем знать, что смогли сделать невозможное. Хоть толку и неизвестно сколько.
Он хитро улыбнулся. Молодой кивнул и поднял вверх кружку:
— За невозможное. За нас! — и, неожиданно перепрыгнув через стол, схватил меня за шкирку, втащив внутрь комнаты. Хорошенько встряхнул, словно тряпичную куклу, и подняв так, чтобы моё лицо оказалось напротив его, насмешливо спросил: — Тебе не говорили, что подслушивать не хорошо?
Я настолько растерялась, что даже не нашлась что ответить, лишь пытаясь хорошенечко пнуть его по колену, но промазывала.

Тот, что постарше, с любопытством наблюдал за нашей вознёй, тихо посмеиваясь, и наконец произнёс: — Йока, отпусти девочку, похоже она признала твою победу!
— И ничего я не признала! — возмутилась я, падая в глубокое кресло. — И вообще, вам обоим стоит извиниться за своё поведение!
— Ой, не могу, — заржал Йока, — извиниться! Вы слышали, Акура? Мы ещё и виноваты, что эта малявка решила нас подслушать!
— И никакая я не малявка! — вскочила я ногами на кресло, это был единственный способ стать одного роста с наглецом. — Я взрослая, самостоятельная барышня! А вы меня за шиворот! Словно я блохоносец какой! И вообще, извольте объясниться, кто позволил меня хватать! И вообще… и тут до меня дошло, что за шиворот меня схватили, пока я была ветром! Чёрт, да это вообще ни в какие ворота! Вы сами видели, когда ни будь этот самый шиворот у ветра? Нет? И я нет! А этот вот, с изумительной рожей, не просто схватил, но и встряхнул, вернув мне мой человеческий вид! Вот как он это сделал?! Как я вас спрашиваю?! И тут, я поняла, что последнюю реплику произнесла вслух, от чего эти двое заржали ещё громче, впрочем, даже если бы я промолчала, на физиономии у меня всё было написано такими буквами, что прочитаешь, даже не зная алфавита.

— Как-как, вот проживёшь столько сколько Йоко, тоже научишься! — усмехнулся Акура.
— Подумаешь, — надулась я как индюшка на насесте, усаживаясь в кресло и поджимая под себя ноги, — всего-то на несколько лет старше, хотя, пожалуй, нет, я постарше буду!
Эти двое заржали так, что со шкафа попадали какие-то бумаги. Ну честное слово, как дети! Только палец покажи и тут же ржут! Не дожидаясь пока эти двое успокоятся, я дотянулась до тарелки с печеньем, поставила её себе на колени и сосредоточенно начала жевать вкусняшки. Ёшки зелёные, я даже не представляла насколько голодна.