Гапландия гл. 4

4.

          На следующий день, не умываясь, не завтракав, я врубил ноутбук и вышел в интернет. Просмотрел комменты, послания, потом забил в строку поиска перевернутую М на двух линиях. Результаты ошеломили: виды скрипичных ключей, древневосточная письменность, хоккейная площадка в Монреале, и многое, многое другое, но ничего и близко нет к чиэс и оппозиции. Запросил «Чиэс» - страница недоступна и куча всего левого. Так-так-так, надо подумать, что это значит. Пришло письмо от завуча Анны, где она предложила рассрочку по оплате школы и выразила полную солидарность с моей семьей. «Вы поступили, как поступили, как посчитали нужным» - эта фраза встречалась два раза в коротком на пять килобайт письме. Как ни прискорбно, но окружающие в массе своей признали меня душегубом. Еще бы челлендж запустили, типа убей математика.
          Видеовызов от неизвестного.
          - Гребаный сервер! – орет Николай Анатольевич. – Вам чего неймется, Шэлтер?! Куда ты лезешь?!
          - А что мне остается? – огрызаюсь я. – Сам назначил меня виновным и что?
          - Никто тебя не назначил!
          - Я дурак, по-твоему?!
          - Дурак!
          - Службе опеки дело закрыть – и все.
          Следователь надел квадратные очки.
          - Излишне активничаешь. Это не на пользу, но…, учитывая обстоятельства, понять можно. Давай будем считать, взаимные претензии высказаны.
          - И то, не все, - проворчал я.
          - Ты пойми, мне тебя закрыть – раз плюнуть. Профессиональная гордость не дает. И поэтому, не из личной же ж симпатии, я твой единственный доброжелатель среди всех процессуальных лиц. Рассказывай, что ты там нарыл.
           - Рано об этом. Один только момент, в кабаке на Кольцове был браслет, вы его находили?
          - Какой браслет? – заинтересовался Кассин.
           - То-то и оно. Кому нужно сдирать с убитого недорогой браслет? Тому, кто скрывает эмблему на нем.
           - Не было браслета, - нехотя сказал следак. – Я читал расшифровку с трубки, там он упоминается. Но может это нитка с бляшкой, которая теряется от малейшего взмаха.
          - Да нет. Тяжелый такой. И сидел четко.
          - Кто еще может подтвердить наличие госпромовского браслета у жертвы?
          Могла бы подтвердить Анна Смит, но мне хотелось ее сюда вовлекать. Сильно не хотелось. Ермес Олимбаев может подтвердить. А хватит ли духу у Кассина допрашивать такого чела?
          - Бармен! – вспомнил я. – Бармен из «Вобла и лось» видел. Он подтвердит.   
           - Что же ж. Допросим, - Николай Анатольевич снял очки и перешел на официальный тон. – Если будет оперативно значимая информация, незамедлительно сообщайте. 
           - Петерсу сообщу, - угрюмо сказал я. - Или Маше. У меня нет ваших контактов, господин Кассин.
           - Зачем же ж сразу «господин»? Я для вас по-прежнему сожитель следователь. А лучше по имени-отчеству.
           - Зачем же ж вы меня подпрягаете в следствие, Николай Анатольевич? За вас часть работы сделать?
           Кассин пожамкал губами.
           - В ваших интересах, Шэлтер. Разное бывает, - следователь глубоко вздохнул. – Сова Минервы охотится в сумерках. Телефон сейчас скину. До связи, Шэлтер.
           Я успел почистить зубы, пока пришло сообщение с цифрами Кассина, содержащее приписку: «Анна Кольцова влияет на вас кардинально. К лучшему или к худшему, непонятно».
           - Она не Кольцова, а Смит, - рявкнул я оскорбленно.
           - Что ты, Алек? – крикнула Норма.
           Я прошел на кухню, где жена готовила завтрак.
           - Как спалось, - спросила Норма.
           - Какой тут сон? – солгал я, на самом деле спал, как убитый. Тьфу-тьфу-тьфу.
           И кстати, насчет «тьфу-тьфу-тьфу». Я налил себе кофе, вернулся в гостиную, включил на компе покойную бабушку.
           Сгенерированная бабка выглядела на экране точно так, как я ее помню. «Привет, ба», - «Здравствуй, дорогой мой внучек Сашенька».
           Меня это «Сашенька» дико бесит. Всегда бесило. Но архаичное «здравствуй» слышится мягко наоборот, ласково, суперприветливо.
           - Как дела твои?
           - Какие тут дела в загробном мире? – сокрушенно говорит дипфейк. – Как у тебя? Рисуешь?
           - Проблемы, ба. Проблемы. Траблы запредельные.
           - Ох, я говорила, не дружи с Ермесом. Он тебя плохому научит.
           - Пашу Кольцова помнишь?
           - Вы ему еще кличку смешную дали. Нехорошо это, Саша, клички людям давать, как собачкам.
           - Умер он. Убили. Все думают, что я убил.
           - Кто так думает?
           - Подписчики, соседи. Следователь.
           - Вот гамно!
           Ловко! Тут искусственный интеллект безупречен. Бабуля так и называла тех, кто дурь исполняет. Подняли тарифы – вот гамно! мандарины запретили – вот гамно! Президент бомбит остров Хорт, ну гам-дон, домком ведет мобилизацию – гамно гамняное.
           - А ты им сказал, что не делал?
           - Ясно, сказал, баб.
           - И чего?
           - Не верят.
          - О-ооо, - заголосила бабка. – Довели Гапландию! И обчество – довели! Развалили страну, а построили что? Гамно.
          - Баб! – попытался я пресечь домопротивные стоны.
          - А ты не бабкай, Сашенька, не бабкай. Тебе бороться надо. За правду надо биться, за свое, за путевое жительство. За что, что за? Поди при Равнинной–то Федерации все понятно было: кто президент, кто главный мент, кто убийца.  А теперь? Нашли убивца! Сашу мово. Дурачье казенное!
          - Ты советуешь, бороться?
          - Лайфхакаю не бороться. Небезопасно, - заявила нейросеть голосом байкера с Пятой западной.
          Сбоит система, я включил в компе перезагрузку. Выйдя на туманный балкон, покрутил в руке айкос - дрянь. На столике стоит ароматная пепельница с окурками Нормы. Я выбрал самый симпатичный бычок, закашлялся первой затяжкой, вторая пошла, как родная.
          - И где наша хваленая сила воли? – Норма тоже вышла покурить.
          Хотел ответить словами Козьмы Шекспира о том, что сила есть, воля есть, а силы воли нет, но это трюизм неуместный, и я сказал:
          - Разгребу проблемы, тогда снова брошу.
          - Даже и не разгребешь, в тюрьме особо не покуришь.
          На контрасте с Анной Смит. И это легитимная жена!
          - Не дуйся, - Норма щелкнула зажигалкой. – Все образуется.
          - Со следаком сейчас разговаривал, там все не так, чтобы плохо. Я – не единственная версия.
          - Но согласись – удобная.
          - Умеешь ты, Норма, поддержать, успокоить.
          - Всегда надо готовится к самому худшему и действовать на его исключение, - она помолчала, пуская в дым колечки дыма. – Давид готовится к спектаклю. Такой, прикинь, оживленный. Увлеченный.
          - Мгм, «Повелитель мух», знаю.
          - Монологи, реплики репетирует. У него даже походка изменилась, артистичный мальчишка! Может он талантливый? Увидят продюсеры спектакль, Даву заметят, направят в шоу-бизнес. Как системно хорошо!
          Шоу-бизнес, шоу-стройкомплект, оборонный холдинг, документы Вжика. Все это замечательно, но надо разбираться. Сын артистом, когда еще станет. Если станет. Я в детстве хотел стать художником.
          - Я в десять лет мечтал картины писать.
           - Алек! Ну ты бездарен в этом плане, не получилось и забудь. Давид – другое дело. Лишь бы продюсер заметил.
           - Небольшая вероятность, что заметят, - охладил я супругу. – Кто смотрит школьные спектакли? Только родаки и цензурники.
          - Культурный контроль, минобр, районо, - перечисляла Норма. – Старшая по подъезду, общешкольный чат, каналы о самодеятельности. Многие смотрят.
          - Будем надеяться.
          Мне самому кропаль надежды не помешал бы. А сам думаю: зря обещал Анне посетить ту фирму. Очень не хочется. Но раз так случилось, надо съездить, вдруг они закрыты – всего делов. Не пообещал бы – не поехал. Анна, Анна, втравила ты меня в блудняк! Еще и следак рассчитывает. Если я ему не притащу гремящую доказуху своей невиновности, то (смысл ему напрягаться?) закроет он меня и пойдет обедать в ресторан морепродуктов.
          - Завтракать будем? – строго спрашиваю Норму.
          - Все на столе, - сказала она и еще полсигареты говорила о том, как Дава станет известным актером, и какие это сулит преференции.
          Не чувствуя вкуса и без того безвкусной ветчины, я перекусил и снова влез в компьютер. Без труда нашел ИНН, ОКВЭД (химическая промышленность, производство пиротехники), а также адрес «Шоу-стройкомплекта» - администрация и производство находятся в одном месте, в промзоне города, куда приличный пользователь может попасть только насильственно. Или в случае крайне крайней необходимости. А я не уверен, что такая необходимость присутствует, связан лишь данным в сердцах обещанием. Жаль, что беседу с Анной я не записывал! Сейчас бы прослушал спокойно, ведь есть там ключик, точно есть. Но что? Шоу-стройкомплект, Федор, который не Федор, Ермес Олимбаев…
           Ермес?
           Нашел контакты одноклассника. И думаю, а если и его убьют? Тогда мне точно не отвертеться. Аватарка Олимбаева напомнила картину «Число зверя», тянет здесь Ермес суставчатый длинный палец, только сидит не спиной в отличии от сатаны.
           Ответил. «Кругом враги, сожитель Шэлтер! Меня зовут Никита, я веду страничку зампреда Олимбаева. Ермес Тамерланович выражает системную радость от встречи с одноклассником и передает Вам наилучшие пожелания. Корпорация «Государственный промоушен» всегда готова к сотрудничеству. Коммерческие предложения принимаются по электронной почте…». Такой привет от друга детства. Бредовый мир, и взаправду – казенная придурь. Ладно, я до тебя, Ермес, доберусь. А сегодня есть чем заняться. Дел по горло.
           Прежде чем приступить к сыщицким мероприятиям я написал статью на историческую тематику с названием «Ренессанс фашизма и смерть западных демократий», где убедительно доказал (еще бы не убедительно! Кто осмелится спорить?) бесперспективность средневековых утопий, ведущих в конечном итоге к социальному строю чедрского образца – анархия, дикость, вольница. Досужий читатель скажет: но вы не знаете Чедры! И что теперь? О либеральной демократии мы знаем еще меньше, но ведь никто не сомневается, что это зло и вред.
           Досужих читателей, запавших на мои труды, стало в последнее время в три раза больше. Если есть плюсы в моей криминальной саге, то это рост подписок. Простой блогер считался проходным, а автор – предполагаемый преступник привлек внимание публики. Бредовый мир? Нет! Законы жизни.
           Пока писал, выбирал куртку (выбрал пуховик), пока новые шнурки вставлял в кроссовки, пока теслу заводил и лобовое протирал, еще за сигаретами заехал, одним словом в промзону я добрался только к обеду. Адский райончик! Если один пользователь возьмется объяснять другому, как найти нужный офис в промзоне, это бы выглядело примерно так: заезжаешь в третий поворот, где сломанный столб, потом ряд удроченных гаражей, мимо склада, там у стены дохлая кошка, ставишь машину и пешком по погребам в направлении Эвереста битого кирпича, там налево, прямо, вниз, где-то тут.
           К высоким синим воротам с вывеской «… стройкомплект» прислонилась сторожка охраны. Я уже дойдя до КПП, вдруг резко передумал и поперся мимо, терзаемый нудно интеллигентной фобией – а как я зайду, а что я спрошу, а если пошлют? Классическая неуверенность. Укорененный страх перед пролетарием. Это была не атака паническая, скорей разведка боем, я закрыл рукой левую ноздрю, сделал вдох правой, далее наоборот. Техника дыхания Шудхи Чандрагупты (миллиард подписчиков), способствует успокоению. Наконец, набравшись смелости, я двинулся к воротам. Чего страшится, сказал себе, за вопрос не бьют в нос. Как учили великие предки: пан или пропал, двейчи ни вмирати.
          Пожилой охранник развлекался тем, что водрузил свое кубическое пузо на колени, а сверху примастырил чашку чая. Довольный!
          - А прольется? – с деланым испугом сказал я. – Кипяток же!
          Охранник попытался посмотреть себе в промежность, не смог, отмахнулся равнодушно:
          - А мне уже без надобности, - приветливо глянул на меня. – В столовую? Проходи.
          Так я проник на территорию «Шоу-стойкомплекта. Огромная площадка, где тает серо-весенний лед. И больше ничего не происходит. Спящее трехэтажное здание в сайдинге – видимо, администрация, к которой пристеплерен домик с пометкой «Столовая».   Бетонные плиты забора подпирает ряд гаражей, вразброс распластались строения, опознанные как склады, вдалеке разворачивается грузовик, в остальном – тишина. Чтобы соответствовать поводу, который дал охранник, я направился в столовую. Вот же где он есть, пролетариат! В столовой. Не аншлаг, но столиков пять заняты жующим рабочим людом - мрачные парни в слезоточивом амбре свежего лука. Я прошел к раздаче, взял салат и черепаховый суп. Верзила в спецовке, стоящий впереди рассчитался банковской картой, кто еще ими пользуется? Я заплатил чипом в запястье и прошел к столику у окна, с недовольством отметив, что тарелки дрожат на подносе.
          Что дальше? Настоящий сыщик, герой сериала, завел бы легкую беседу с рабочими, и после двух непринужденных шуток получил бы нужную информацию. А какая нужная? Можно после столовой зайти в офис, сказать, что я представляю некую фирму, желаю наладить сотрудничество. Но там могут спросить прайс-лист, проект контракта, другие документы. Документы! У меня же ни визитки, ни удостоверения, а электроника выдает с головой А. Шэлтера, историка, лингвиста, модельера – то есть, блогера среднего класса. Остается одно: пообедать и удалится, но удалится с чувством выполненного долга – Анну я не обманул, просто ничего весомого узнать не получилось. Да, так и сделаю.
          В салате слишком много лука, а суп весьма неплох. За столиком напротив двое рабочих швыркали чаем.
          - Какой сейчас ветер? – спросил один.
          - Юго-западный, - сказал второй.
          - Выезжаем на север, значит.
          - На северо-восток.
          - Там что?
          - Титаник, Айсберг, Валькирия, всех не упомнишь, еще человейник смешной – Ньюфаундленд.
          Первый облизал губы, чмокнул, сплюнул и сказал:
          - Через весь город гнать колону. Сука, двадцать тонаров.
          - Тебе не похер?
          - Мне похер все. Поворчать нельзя?
          - Ворчи, не ворчи, а в пять тридцать поедем.
          Айсберг – человейник Анны Смит. Ребята собираются в ту сторону. Двадцать  грузовиков фирма направляет на северо-восток. Наверное, там оптовая база или что-то в этом роде. Решение созрело мгновенно – проследовать за ними, снять, а потом с фотками заявится к Анне с отчетом, потому как по пути. Засосало под ложечкой от такой перспективы. План, в самом деле, блистательный.
          Я спешно покинул столовую и на проходной спросил у охранника:
          - А как здесь, извините, колона выезжает? Ворота не приспособлены.
          Охранник погладил свое необъятное брюхо и ответил, что этот въезд для легковых, а тонары с промплощадки выезжают с другой стороны, где железнодорожный тупик.
           По дороге к машине я листал в телефоне карту мегаполиса. Оказывается, у нас есть железная дорога, сроду не знал. Пути огибают промзону и имеют ответвление на территорию «Шоу-стройкомплекта». Сел в теслу и на ручном управлении, сделав изрядный крюк, подъехал к промзоне с другой стороны.

***
           Вдоль каменистой, грязно-снежной насыпи, увенчанной клинописью железнодорожных шпал, протянулась автодорога – пограничная полоса мегаполиса. Дальше, за ржавыми рельсами, лишь пустота и дымчатый горизонт, казавшийся неожиданно близким и неприступным. Окраина города не может вызвать ничего, кроме чувства настороженной взвинченности, свойственного, наверное, каторжанам-неофитам, аквалангистам и кошкам, брошенным в чужой квартире - хочется забиться в угол, прикрыв себя хотя бы со спины. 
          Сейчас бы уехать (очень захотелось) в Гапландию, запереться в квартире, укрыться родным одеялом и думать о личных вещах. Но я себя – о! не без труда! – пересилил. Следствие продолжается!
          Припарковал машину, приготовился ждать. Приоткрыл окно, прикурил.
          Радио давало клауфильный марш, Африканку Иту и налоговые вести. С сожалением полез в телефон, трафика мало, ну да ладно. Лайки, дизлайки, комменты, о! Сизов Корифей написал. Кажется, мы становимся приятелями. Лестно. Суперблогер высоко оценил статью мою, но со мнением о смерти демократий был готов поспорить.
           «Видите ли, уважаемый Александр! Демократия есть общественное устройство, которое на разных исторических отрезках рандомно проявляется в ряде регионов. Есть даже такое понятие «волны демократизации», введенное Самюэлем Хантингтоном. Согласно его теории данная волна есть совокупность происходящих в некий промежуток времени транзитов от недемократических к демократическим режимам. Кроме того, вы как историк, несомненно, знаете, что после демократии античности был тысячелетний период благословенно светлого Средневековья, но даже длительный период ортодоксальной сословности не помешал возрождению некоторых форм народовластия. Так что говорить об окончательном поражении демократии, я полагаю, преждевременно. Не хочу предрекать бедствий, но разве не может случиться так, что в одном человейнике жители вдруг захотят своевольно переизбрать членов домкома или, того хуже – проявят желание решать вопросы местного значения самостоятельно. Я бы этого не исключал. (Кстати, у меня имеется разрешение на критику власти, если вы вдруг возьметесь за написание доноса). Здесь я солидарен с несуществующей политической оппозицией… да Сеть с ней! Даже с маргиналами-ублюдками я в этом согласен – общественность человейника должна формироваться в соответствии с социальными реалиями, а не императивно и не наследственно. Возможно, это сейчас не актуально, но в будущем регулирование качества жителей поможет избежать домовых кризисов. Если вы поддерживаете мою идею, ставьте одобрение на сайте.
          И в пандан по статье. Не стоит бросать камень в Чедру. Чедрский народ сам выбрал свою судьбу, свою первозданную дикость, отказался от общественного долга. Но предложение шло от нас! Сделка такова: нам – информационное общество и технологический статус, Чедре – эпитет «Великая» к названию. Это тоже занимательный политологический казус».
           Спасибо, сожитель Сизов, обязательно поищу теорию волн демократии, написал ему я, подумал, что, если вступить в полемику с Корифеем, можно неплохо хайпануть. И осекся – тюрьма маячит, не до подписчиков. В Великой Чедре тюрем нет, они своих преступников съедают. Так об этом писали СМИ. В это многие сожители поверили и даже петицию создали с требованием ввести в степь неограниченный воинский контингент… Во-от, вот что надо сделать! Дошло. Надо найти другого псевдоветерана. Покопать в эту сторону. И еще аккуратно спросить у Кассина, были ли случаи убийств ненастоящих участников войны. Допустим, как версия, боевой офицер живет не богато, не имеет подписчиков, не приглашается на мероприятия. И тут он видит, как самодеятельные артисты под видом ветеранов оккупационных войск собирают выгоды, положенные ему, настоящему военному. Фляга свистит, он выслеживает, мочит гадов. Или еще кучерявее – группа солдат в отставке создает тайное общество и карает таких, как Вжик.
           За перепиской, за мыслительным действом я дождался пяти часов, с этого момента был уже настороже. Скоро, вот-вот. Конспиративными навыками, как и скилами наружного наблюдения, я не владею, тесла стоит, как бельмо на глазу, на обочине пустой дороги, надеюсь, что работники «Шоу-стройкомплекта» не обратят внимания. Да мало ли зачем стоит машина на пути в промзону!? Люди трахаются, может, пока супруги на работе. Воображение немедленно нарисовало образ Анны Смит на пассажирском сидении. Пару лет назад фантазия выдавала здесь Анну завуча, это не воплотилось, к счастью, а насчет вдовы кто знает, кто знает? 
          Солнце стало осыпаться в смог, когда на дорогу вступила глазастая фура. Я снимал на видео, сделав привязку геолокации, чтобы зафиксировать выезд грузовиков с базы интересующей нас компании. Один, второй, третий, проследовали мимо меня. Длиннейшая колона, десятки тягачей с серыми прицепами-контейнерами. Пару раз я видел проезд такого транспорта и считал, что это военный обоз. Ах, да, «Шоу-стройкомплект» включен в оборонный холдинг. Характерно - после национализации, что, в целом, отличается от рейдерского захвата только имиджем бенефициара. 
          Пропустив последнюю машину колоны, я направил свою теслу следом. Старался держаться на отдалении, но и не выпускать из виду. Грузовики двигались не в центр, а периферийным путем, который навигатор обозвал четвертой объездной дорогой имени Вернера Фасбиндера. Переднюю фуру не вижу, вся колона вытягивается в четверть мили.
          Объездная дорога взобралась на возвышенность, здесь открывался чудесный вид на город: все четко, ровно, геометрически правильно. Человейники, плюс-минус, одинаковой великой высоты, они выглядят размыто в промышленном тумане, но это мне, как импрессионисту, очень нравится. Потом дорога пошла вниз, двадцать пять минут (я засекал) ровным конвейером через лесополосу, затем колона зашла в городские улицы. Я с радостью увидел издалека жилищный комплекс «Айсберг».
          Скоро пришлось остановится, припарковать машину под старым тополем. Грузовики уехали на идеально ровную площадку, края которой не то что не видно, но не предусмотрено. Ехать за колонной на машине – это сразу себя обнаружить, местность легко просматривается. Здесь город оборвался асфальтовой пустыней, расчерченной цепочками строительных вагончиков и обрамленной непеременным бетонным забором. Вдоль него я и пошел, уже пешком, не без сожаления покинув теплую теслу. Но надо сделать фотоотчет. Из разговора в столовой понятно, что из города грузовики не уезжают, значит что? Значит где-то рядом какое-то что-то.
           Модульные помещения, вагончики-бытовки, предназначены для временного проживания вахтовиков – парней тяжелого труда, низшего сословия по нашим меркам – но сейчас времянки закрыты. По всей видимости, данная площадка была подготовлена для возведения нового здания, но строительство пока не началось. Все элементарно! Шоу-стройкомплект собирается воздвигнуть здесь жилищный комплекс или производственный объект, на грузовиках привезли стройматериалы, отсюда вывод: компромата – ноль, поездка – порожняк, к смерти Вжика это не имеет отношения. Но на всякий случай я фотографировал каждый второй вагончик и упорно брел в том направлении, куда поехали машины. Впереди уже слышны лязгающие звуки, наверное, разгрузка происходит, нужно дойти, конспиративно заснять и дергать обратно. К Анне.
          Апрельские ранние сумерки, мерзлая тень забора, неровный строй вагонов-времянок скрывали меня от посторонних глаз. Хрипло-железный грохот становится ближе, запахло горелой резиной, и холодно. Не догадался теплее одеться – придурок. Мало еще опыта сыщика, мой пока первый сюжет детективный. И примитивный – сколько таких сериалов и книг? Галактика. Все ксероксно – левое обвинение, смятение героя, попытка самостоятельного расследования, ну и любовная линия, без которой никак. Все вымышленные истории кончаются победой, оправданием героя, а как будет со мной в реальности? Сеть его знает, сука!
           Вот оно. Фургоны стоят боком ко мне (и к городу), суетятся люди в синих комбинезонах, вдоль колонны мельтешат костры, разведенные как на асфальте, так и в больших металлических бочках. Рабочие перекликаются, но слов не разобрать. Я подошел поближе, спрятался за вагончиком, стенка которого пахнет растворителем. Ацетоновый запах помню из детства, когда оттирал мазню – свои первые пробы художества. Неподалеку возле огня, тлевшего в бочке, грелось трое, они сидели на вкопанной скамейке в расслабленных позах, один ел гамбургер. Их разговор можно услышать, но ничего субстантивного: «Холодно», - «Холодно», - «Скоро включаем», - «Отмашки дождемся». Другие в это время открывали боковые двери контейнерных будок, но что находится в прицепах, я не вижу – далеко. Но все равно делаю фото и видео запись.
           Рабочий бросил салфетку в огонь, попросил товарища полить ему на руки. При этом он снял с руки часы и засучил рукава. Второй лил из пластиковой бутылки, первый мыл ладони, а из укромного места зачем-то это фиксировал. Вдруг пригодится.
           Быстро стемнело, у грузовиков началось движение, рабочие с лавочки быстрым шагом пошли к ближайшему контейнеру. У настоящего сыщика из сериала нашлась бы спецодежда в саквояже, которую он бы напялил и смешался с массой. Я же смотрел из укрытия, не решаясь продвинуться ближе. Что же там происходит? Выгружают контрабанду или наоборот, загружают неведомую хрень в ассортименте. Не видно. Рабочие стоят у прицепов спиной ко мне, некоторые пританцовывают, я понял: ждут, будет сигнал. Наверняка, в одном из грузовиков сюда прибыло застольное начальство, кто-то же командует пролетариатом. Тут я увидел отблеск на скамейке, любитель бургеров забыл часы. Не понимая зачем, я, согнувшись каракатицей, проскребся к лавочке, схватил чужую вещь и мухой вернулся назад, за вагончик, на корточки. Клептоманский маневр никто не заметил. Но меня дерет адреналин, ноги сводит, вакуумная помпа в желудке. Я подсветил телефоном и… Нет, не часы. Браслет Пашки Кольцова. Тот самый! Он мне его показушно светил в «Вобла и лось»! Государственный промоушен! Вот она, эмблема! Охо-хо… Гребаный сервер!!!  Как сказал бы следователь Кассин. Ни хера себе, поворот событий, не зря я сюда проехал, ох и не зря. В телефоне снята рожа этого типа, нужно отдать в службу опеки запись. Это что получается, я нашел преступника? О как! Консьержи не смогли, а я сумел. Ясно, что во многом случайно, но к шансу шел целенаправленно. И вообще, случай правит миром, говорил великий полководец.
           Вдруг прокатился мерный гул, он нарастал волной на стадионе, когда беснуются болельщики; все загудело, затряслось и задрожало. Грузовики полыхнули. Кажется, прошел оруженосец с факелом, который поджигал машины по очереди. Все заволокло пурпурным дымом. Безвкусным дымом, без запаха гари. Из каждого фургона рвался красный пар, который быстро становился бледно-кофейным, а выше поднявшись, бежево-серым. И гудеж. Гул миллиона стиральных машин в режиме отжима. И дым. И горящие бочки. Фигурки людей ни о чем. Вид напоминает картину Карла Брюлла «Последний день Помпеи».
            Вспомнил! Компания «Шоу-стройкомплект» производит дым-машины. Такое оборудование используется на концертах, спектаклях, других массовых мероприятиях. Анна находила в Интернете, что одна из звезд – однако, сама Ита – возмущалась, что исчезли дым-машины. Вроде как компанию отжало государство и эти приблуды с рынка исчезли.
            А сейчас-то что происходит? Испытания? Учения! Точно, учения, сейчас за дымовой завесой пехота будет отрабатывать атаку. Надо валить. Смываться отсюда, пока прикладом голову не проломили. Положил телефон в карман, хотел туда же Пашкин браслет, не влез, застегнул его на руке. Армейское руководство заслуживает беспощадной критики за факт проведения учений в доступном для гражданских месте. Понятно, что вернодомные пользователи сидят по квартирам у мониторов или смартфонов, но может шальной забулдыга сюда забрести или влюбленная парочка, было бы системным оградить полигон хотя бы табличками, если для караула людей не хватает.
           Я медленно поднялся, застегнул молнию на куртке до подбородка и побрел в направлении города, крайние дома недалеко, не будь новорожденного тумана, были бы видны оконные огни – пчелиные соты в улье. И я как пчелка с нектаром возвращаюсь…
           - Слышь, ара! Есть курить? – по скрытому ходу, открытому мной за вагончиками, идет навстречу человек. Он поправляет комбинезон, лямки которого болтаются ниже колен.
           Я стучу зубами невразумительный отказ, но нет!! Есть! Протягиваю пачку сигарет, шелушу картонную крышечку пальцем.
           Этот выудил сигарету, говорит:
           - От души, брат.
           Я покорно стою.
           - Ты чей? – говорит он. – Огня дай.
           Кручу головой, пытаюсь боком прошмыгнуть мимо.
           - Джозефа? Новенький? Пойдем дуру толкать, - он берет меня за локоть, борцовски разворачивает.
           Плетемся к машинам. Сейчас меня и выкупят, думаю. Хочу оттолкнуть, побежать. Или не хочу. Он на ходу приводит в порядок комбинезон. Я шаркаю подошвами, прячу лицо в воротник.
           Подходим к костру. От бочки пышет жаром. Воняет. Тусклая ругань.
           - Акоп! – зовет сопровождающий.
            Слышу – идет. Приземистый, сильный. Явно, Акоп. Не Стас, не Фарида Ивановна – Акоп. Он пахнет плавленой проводкой.
           -  Чего за тип? – возмущенно воскликнул Акоп.
           - Я думал…, - начал было тот, кто меня привел.
           Надо же что-то сказать? Молчание - золото, подумал я. Оправдание – платина. Как из-под одеяла, вынимаю голову из воротника.
            В лицо впечатлялся матовый свет фонарика. Здесь и так светло от костра и фар, зачем?
           - Ты что здесь делаешь? - Акоп трясет меня за грудки.
           - Ничего, - лепечу я. – Мимо… сейчас уйду.
           - Я те уйду! Давай к Герману эту залупу.
           И тут… страх дошел до предела и взорвался. Патрульная машина, обезьянник, противогаз с зажатым шлангом… все это – опять?! Опять?!! Да иди ты, падла!!!
          Я размахнулся всей спиной и боднул Акопа в переносицу. И как в простом боевике – его по яйцам, на!!! Как в поролон, без толку. Блокбастер «Спецназ против викингов», там персонаж делал так: развернувшись, я пальцами ткнул в район глаз первого гада. А рабочие с палками. С палками, твари! Бегут… и путь обратно уже отрезан…
           Я метнулся влево и бегу. Не к городу, к спасению, а обратно. К грузовикам. Открытые фуры исторгают искусственный дым. Рабочие гонят меня, орут, пытаются взять в кольцо. Приоткрытая дверь в кабину – туда. Коленкой о ступеньку, как током вдарило, немеет. Двигатель заведен! Включаю передачу, руль до отказа. Бум! Грузовик бьет будку другой машины. Скреб-скреб, оттолкнул. Включаю заднюю, пошел-пошел! Врезались. В зеркале заднего вида – дым. Зато впереди. В свете фар – враги. Рабочие машут дубинами. Опасные силуэты. «Врешь-не возьмешь», - подсказал генетический код. Направляю машину снова вперед, грузовик со скрипом вырвался из ряда. Прицеп вцепился в колонну, клинит. Кто-то пытается открыть дверь в кабину. Выжимаю газ, рванули! Рабочие – врассыпную, левой фарой сбиваю бочку с костром. Вильнул рулем, кузов повело. Жму педаль. Грузовик сгрудил вагончики, сдвинул их к бетонному забору. Я еще сильней кручу руль. Вырвался на простор. С ревом, дымя и громыхая, машина огромной железной жабой прыгнула вперед.
         Вперед, вперед! К городу. По пустой площадке. Газу! Быстрей! То ли дым-машина продолжает работать, то ли грузовик загорелся, но сзади кометный хвост красноватого дыма. Какое-то чутье сработало, и ехал я не к тому месту, где оставил теслу, а в направлении на десять часов от нее (кажется, так говорят киношные спецназовцы). Скоро кончится площадка, здесь я развернул и поставил грузовик, так, чтобы дым бурлил в сторону погони. Гонятся ли – непонятно. Должны по законам жанра. Я вылез из кабины и под прикрытием дымовой завесы побежал к своей тачке. Условные рефлексы победили топографический кретинизм – не заблудился. Влез в свою теслу и умоляя ее: «тише, тише, на цыпочках», въехал в городской квартал. Свет уличных фонарей, мерцание окон домов. Сидите, твари, у компьютеров, а тут такое происходит! У жилищного комплекса «Айсберг» я успокоился, привел себя в порядок и позвонил Анне Смит.

***
          Пристыженной нимфой взирала Анна, слушая мой приукрашенный отчет. На самых геройских фантастических допущениях она еще шире распахивала ясные глаза, а я распинался, как школьник перед одноклассницей: «… второго я вырубил ударом в кадык, третьего оттолкнул, прыгаю в машину, по газам…».
            Мы спрятались в тихой волнисто-розовой гостиной, на тех же местах сидели, где и в прошлый раз. Фотографии в телефоне Анну заинтересовали слабо, в отличии от браслета с эмблемой «Госпрома», который она рассматривала с таким видом, будто хотела прижать его к сердцу и разрыдаться.
          - Это пашин.
          - Точно? – с ревностью переспросил я.
          - Ну… или очень похожий. Я думаю, его, Павла. Семь из десяти, что его.
         Она вернула мне металлопластиковый ремешок, и я автоматически застегнул его на запястье. 
          - И что это может значить? – Анна спросила, как ребенок у Санта Клауса.
          - Причастность дым-компании. Их сотрудник Вжика замочил, а за что – в той папке… извини, я грубо…
          - Замочил, - повторила Анна. – Что будем делать?
          Я задумался, а она быстро добавила:
          - Мой план пока не сработал. Но Федора, уверена, найти возможно.
          - Да, заглянуть в документы, многое бы стало понятно. Это мотив. Однозначно, мотив.
          - Может Павел тоже следил за этими машинами. То есть, я хотела сказать, что они регулярно выезжают на эти…
          - Учения, - завершил я. – Как мне кажется.
          Кажется. А что не кажется, а точно - от меня потом пахнет после всей беготни. Не просится же в душ у малознакомой женщины. Я только, спросив разрешения, умылся, да протер кроссовки и куртку.
          - Отрабатывают дымовую завесу над городом на случай ракетной атаки противника, - авторитетно сказал я. – У нас вечный смог. Всегда думал, откуда ему быть, если заводы умершие стоят, - наши заводы я увидел только сегодня, но Анна об этом не знает. – Теперь выяснилось. И тогда объяснимо! Госпром пропагандирует бурную промышленность, чтобы скрыть искусственное происхождение непролазного смога. А сам туман нужен в военных целях. Промышленности у нас, значит, нет, но защита от врага есть.
          - Думаешь, нам врут? – недоверчиво спросила Анна.
          - Не то, чтобы врут. Обеспечивают безопасность. Ты же видишь сколько шпионов. Ой! Ты что, Анна? Ань! Не плачь, я Павла совсем не имел в виду.
          Она смахнула слезинку-бабочку.
          - Ничего, Саша. Сейчас пройдет.
           В устах Анны уменьшительное «Саша» совсем не слышится уродским – милое имя. Настоящий мужчина сейчас должен бы подсесть к бабенке на диван, погладить по плечу, по спине, потом другую руку на сладкую коленку, губы к уху, и понеслась! Я, как последний идиот, сижу, накидываю выводы по детективной задаче. Идиот? Не, импотент.
          - К следователю пойдешь?
           - А что ему сказать? – отказался я. – Неизвестный рабочий носил браслет, который я видел у Павла. Мне удалось браслет спереть, когда проходило конфиденциальное мероприятие. Я там еще техники сломал на сорок тысяч евробаксов, но это мелочи, а, в общем, Александр Шэлтер невиновен, закрывайте дело.
           - Тебя могут найти. Эти из «Шоу-стройкомплект». У них всяко, что есть безопасники.
           О! Расслабился, дурень! В самом деле, наверняка, у фирмы есть служба безопасности. Возможно мою теслу…
            - Мою машину могли отследить. Бль-ль!! Слушай, она стоит у въезда в «Айсберг».
           - Ты можешь уехать на такси, за своей послать эвакуатор завтра. Или оставайся, - бесцветно произнесла Анна.
          Был бы в последней фразе хоть байт сексуальности…
          - Я не хотел тебя подставить, - проникновенно сказал я.
          - Не хотел бы – не пришел бы, - равнодушно проговорила она.
            Во, стерва! Меня и так от геройства потряхивает, а эта жеманная хозяйка не то, что не дала с порога, еще и претензии имеет. Встаю и ухожу.
           Сижу и остаюсь. Не уговорил себя. Не сука она – просто женщина, уставшая, слабая, беззащитная. Одинокая.
            - Анна, у тебя после развода с Пашкой были отношения? Я к тому, если есть возможность переехать на время…
           Долбан пестрозадый! Аполинарий Блейк уже писал бы в отель, бронируя номер.
           - Я одна, - сказала Анна. – И прятаться… здесь охрана надежная, сам знаешь.
            - Одна. Такая женщина и после развода одна, - неуклюже скоплиментил я. – Куда мужики смотрят? Гм-гм. Н-да.
           Нимфа перевоплотилась Ариадну. Нет, в Офелию кисти Уоттса.
           - Смотрят, - сказала Анна. – Пишут. Предлагают, члены присылают. Паша так себя не вел, он не от мира. Этим и привлекал, необычностью. Я в то время официанткой в кафе подрабатывала, там студенты нахальные в основном, и он – молодой аспирант, сидит за столиком, формулы чертит… Иной раз задумается, смотрит куда-то вдаль, лицо его такое. Красивый. Был.
           Анна достала телефон, стала играть маникюром по экрану.
           - Так и познакомились? – спросил я.
           Анна сдвинула брови, поправила волосы.
           - В кафе этом? – уточнил я.
           - Да, там. Я в кафе только временно. Училась в «кульке». Певицей стать мечтала. Мы не богато жили, казалось, что в шоу-бизнес идти самый системный путь.
           Она замолчала с обиженным видом.
           - Все строят звездные планы. Я в юные годы мечтал художником стать, - поделился я.
           - Стань не в юные, - Анна пожала плечами. – Какие проблемы?
           Меня задело.
           - Ты же ж не запела.
           - Меня Павел отговорил. Он – ученый, а жена – певичка? Не технично, говорит. Я такая влюбленная была! Он меня дождался после смены. Я иду, он за мной. Я иду, он за мной. Я поворачиваюсь, говорю: ты чего? А он стесняется! Представляешь? Как ребенок робеет. Подходит. Я смотрю - из последней смелости слова давит, и не понятно, что там шепчет. Это какое усилие! Я – всё, влюбилась. На втором свидании он предложение сделал. И такой дурачок! У него лицензии на брак не было, а он…
           Это вполне отвечает образу Вжика – мудрый в науке, но профан в простых нормативных вещах.
           - А как я гражданство дома получала! – с усмешкой продолжала Анна. – Целая история. До сих пор помню: «Строго соблюдать Устав жилищного комплекса «Айсберг», служить всеми силами домкому и подъезду, способствовать уничтожению врагов нашего великого дома, торжественно клянусь!». У вас есть такое?
           Есть. «Хранить вечную преданность Гапландии, пожертвовать собой и всеми членами семьи по первому требованию…». Клятвы разные, суть одна.
           - Когда поженились, у Павла робость понемногу стала проходить. Это мило, да. Но для мужика робость вредна, правда? Ну то есть когда она не проходит, а у него прошло, и петь на сцене он мне отсоветовал. И хорошо. Плохая певица, еще хуже, чем робкий мужчина. Твое такси приехало, - вдруг сказала Анна, помахав телефоном. – Ожидает внизу.
           - Ты предлагала оставаться.
           Анна ослепительно улыбнулась.
           - Я передумала!
           Уже на пути к выходу, пробираясь по сумрачной анфиладе, я подумал: нет, не передумала. Анна дала мне возможность достойно убраться и сохранить лицо. Робкий мужчина смешон, когда он играет героя-любовника.
          
***
          Полный приключений день не мог не загвоздить на вечер бонусную неожиданность. Следователь Кассин, собственной персоной. Стоит в респектабельной пальте у входа в парадную, беседует со старшим консьержем. Я хотел бы вернуть такси, смыться отсюда, но понял, что замечен. Следак идет навстречу. В ярко освещенном дворе мне видны лапки морщин на его лице.
          - Крувраги, сожитель Шэлтер! Почему пропал с радаров?
          - Чем обязан? Меня дожидаетесь?
          - А как же ж?! – радуется Кассин. – Живой, здоровый? Рад.
          - Тебе-то?
          - Куда пропал? - уже без дурачества спрашивает он.
          - Гулял.
          - По окраинам?
          - По ним, - говорю и нагло смотрю на следователя. – Тебе же ж работать недосуг.
          - Мне же ж! – с напором говорит Кассин. – Досуг. В связи с этим приехал проводить отвод, - понизил голос. – Есть что-то новое?
          Тут уверенность моя пошла по нисходящей, как брошенное копье, и воткнулась в грунт. Стоит доложить следаку о дым-машинах? Он позиционирует себя, как мой потенциальный союзник в Системе, но это может быть уловкой. Пожимаю плечами.
           - Ясно, Шэлтер. Вижу, что есть. Расскажешь потом. А что с телефоном?
           - Системно с телефоном, - ворчу я лезу в карман, достаю.
           - Стой-стой-стой, - подорвался Кассин. – Это что такое?!! – схватил меня за руку.
           Тьфу, ты! Скрыл, называется.
           - Это браслет Кольцова, - сознаюсь я.
            Кассин вынимает из внутреннего кармана очки, сквозь которые строго глядит на меня и говорит:
           - Исполняешь. Сам себе в объебок два абзаца добавил. Я тебя должен теперь закрыть по девяносто пятой.
           А из тебя-то, Николай Анатольевич, пергарчик алкогольный реет. Деваться мне некуда, пришлось рассказать вкратце о своих сегодняшних действиях. Кассин держал меня за куртку и выгуливал по двору, как лошадь в манеже, при этом приговаривал: «Так, дальше», «ну-ну». О посещении Анны я умолчал – из дымной фуры в тачку, говорю, по городу пропетлял, и домой.
           - И что это значит?
           - Кто следователь из нас?
           - Шэлтер, не кубаторь херни. Ты же ж всяко выводы сделал.
           Я ухаю театральным смехом.
            - Вывод один и он непреклонен. Я никого не убивал. Цы-цы-цы, тьфу, политическое дело. Госпром, оборонка и пашкины материалы на Стройкомплект. Пасьянс сложился.
            - Так-то оно так на первый взгляд, - говорит Кассин и смотрит на фонарный столб, где висит гроздь камер наблюдения. – А на второй взгляд, сопадос. Причудливая игра обстоятельств. Материалы Кольцова где сейчас?
           - Я неправильно выразился. Не материалы, а догадки.
            - А. Правильно, догадки. Если они были, то одна версия, если же ж нет… Но самый процессуально-выверенный вывод — это третья версия.
            Он явно ждет от меня брызжущего любопытства «какая третья версия?». Ща, разбежался.
           - А что такое отвод, по поводу которого радость нашей встречи? – спрашиваю.
            - Проверка показаний на месте. Надо было сразу сделать, - он морщится. – Закрутился. В том смысле, как и говорю, не было и нет у меня такой цели тебя, Александр, закрыть.
           - Не было. А теперь есть?
           Следователь снимает очки, сует их за пазуху, не с первого раза попадает в карман.
            - Дело я завтра передаю, вот что.  Заочно тебе известному Петерсу. Хороший следователь, дотошный.
            - Почему? – мне стало неприятно.
            - Решение руководства, - хрипит Кассин. – Поэтому такое предложение: когда Петерс вызовет тебя, ты не говори…
           - Что именно не говорить?
            - А ничего! – следователь шлепает меня в плечо. – Подтверждай предыдущие показания. Но о собственных действиях, - перегар придвинулся. – Не стоит. Только мне. Официально – о дне убийства и точка. Мне – остальное. Я, тем не менее, остаюсь начальником отдела, могу влиять на итоги расследования. И если политическая составляющая подтвердится, тебе ничего не грозит. Разве что благодарность и признание грозит. Но о шоу-фирме, учениях сегодня – молчок. Договорились?
            - На допросе я говорю о дне убийства Вжика, после которого сижу дома, жду решения своей участи. 
           - Верно. Браслетик-то давай. Это точно Кольцова?
           - На семьдесят процентов.
           - Сожительница Смит решила, что на семьдесят?
           - Шмидт? – переспрашиваю я.
           Следователь качает головой, говорит:
           - Нет у нас доверия. Жаль. А ведь я бы мог послать оперов, на пару суток в изоляторе закрыть…
           - Нет, Николай Анатольич, - во весь рот улыбаюсь я. – Не станешь ты так делать. Без сомнений, получить мое признание проще некуда. Я не герой. Только потом-то мне толку нет суетиться, буду тупо ждать суда. А вы по официальным каналам узнать ничего не можете, правильно? Я даже подозреваю почему.
          - Почему?
          - Да потому что, если всплывет вся подоплека, дело у опеки заберет ЦК! А тебе такого крайне неохота. И любопытно самому, что невтерпеж, так? И карьеру, к тому же, взбодрить не мешает, а тут необычное дельце. Но сам раскрутить его не вправе, как должностное лицо, и ты выявляешь правду через меня, так? Интересы наши сошлись.
          - Вот же ж, супермен нашелся! А ты потянешь такие игры?
          - Выхода нет.
          - Выход всегда есть. Кстати, на Олимбаева так и не вышел?
          - Не в тех чинах я, чтоб такую персону от дел отвлекать, - говорю я и думаю, как глубоко за мной наблюдают? Неприятно.    Я снимаю браслет.
          - Забирай, Николай Анатольевич. К делу приобщить, как вещдок.
          Кассин в свете фонаря смотрит на браслет. Крутит его, заглядывает с изнанки.
          - Доказательство, добытое не правовым способом…. А какой номер?
          - Номер? – я не понимаю.
          - Номер на браслете у Кольцова какой был? – скороговоркой палит Кассин.
          - Не знаю. Я и не думал, что он номерной.
          - Разберемся, - он прячет браслет под пальто и неожиданно свистит.
          Лакейски подбегает старший консьерж.
          - Старшая по подъезду ждет, - докладывает он.
          - Давайте, - говорит Кассин. – И планшет.
          Старшая по подъезду, Антигон Поликарпов, немедленно появился возле следователя, украдкой бросив мне сочувствующий и ободряющий взгляд. Кассин удостоверился, что понятые и эксперт смотрят на нас с монитора планшета, обратился ко мне.
          - Итак, сожитель Шэлтер, расставшись с Павлом Кольцовым, вы приехали сюда на такси. Показывайте. Чтобы участвующим лицам было понятно, мы устанавливаем несоответствие во времени между прибытием фигуранта в Гапландию и появлением в вестибюле дома.
          Мы прошли к воротам во двор. Здесь я вышел тогда из такси (Кассин заострил, что записи с камер такси рассмотрены следствием), потом иду такой… Я от выпивки слегка шатался сейчас шататься? – «Не стоит, обвиняемый, не нужно». – иду вот сюда в сторону парковки… у меня была, по-моему, бутылка… я отпивал… может, сбегать в магазин для аутентичности?.. Я не юродствую… искренне. Иду к парковке, здесь была собака.
          - В наморднике, согласно директив, - выпалил старшая.
          - Не было никакого… не важно, потом я чего-то пошел вон туда.
          - Идем, - велел Кассин.
          Мы прошли в темный угол двора, где я показал, как сидел на бордюре и жаловался псине на неудачную жизнь. Потом идем в тот проем между корпусами. Я иду впереди, за мной следователь. Консьерж планшетом все фиксирует. Поликарпов внимательно наблюдает.
          А мне стало не по себе, проявился отложенный страх – вагончики, дым, опасный Акоп, треск металла, искры. По ногам скребет кривой спазм, начинаю заикаться.
          - Зд-десь, я еще посс… в туалет.
          - Камеры тут не видят? – Кассин смотрит на консьержа.
          Поликарпов блеет: «Здесь не берут».
          - Выйти из двора Гапландии там можно? (Поликарпов молчит, делает на следака преданную стойку: или можно, или нет, как скажете). Там что вообще?
          - Корпус бэ, - говорит консьерж. – Не моя земля, там Сергей Шаповалов рулит. А налево, вон та дверь, это прачечная. Дальше – бытовка, потом склад бытовой химии. Пристройка – морг…
          Морг, думаю я. Это же!!... На голову давит тонна поролона. Морг-морг, глаза закрываются, тьма… асфальт греет щеку, и ничего не чувствую.