Глава 19. Акира и Нехбет

Тем временем Акира вовсю трудилась в одной из больниц Канны. Под руководством присутствующей здесь же мастера Драссиль она занималась уходом за больными и некоторыми санитарными работами, а иногда, если мастер даст добро – помогала и некоторым врачам в их непростой работе, ассистенткой при операциях, например. А впрочем, не только в больнице трудится Акира; куда мастер Драссиль укажет, туда она и пойдёт, хоть в военный госпиталь. Но с одним условием: дальше столицы ни ногой.
С одной стороны, такая работа хорошо сказывалась на самой девушке. Помня про едва не случившийся по вине Акиры провал в Суанроке, Альес назначила последней в качестве наказания исправительные работы в больнице, тем самым делая рассчёт на то, что девушка не только исправится, но и продвинется как адепт. Специальность у неё, правда, будет более узкая, но в таком ремесле, как адепт, любая нужна, будто рыбе вода. И врачеватель – самая благородная из них. По крайней мере, канцлер и великий магистр Острова Земли рассчитывает на стремление Акиры познать «Четыре Таинства Адепта». Первое - познать некоторые тонкости доверенного ему дела и специализации, если таковая имеется (в случае Акиры – врачебное дело). Второе - понять, что значит работать в команде, с лидером и без него. Третье - понять, что такое нести ответственность за свои действия. Четвёртое - принять, наконец, свою роль в таком опасном, но почётном ремесле, как ремесло адепта, со всеми его прикрасами. Надо признать, Акира в этом деле добилась кое-каких успехов, невзирая на все трудности, на каждом шагу её подстерегающие. При всех случающихся неурядицах мастер Драссиль оставалась довольна подопечной.
Но, с другой стороны, такая работа не приносила Акире никакой радости. Девушке совершенно не по нраву выполнять санитарные работы – вынос и промывка ночных ваз, перенос анализов с места на место, частое проветривание помещений с некоторым риском простудиться (на дворе стояла осень), вынос остатков пайков во избежание распространения возможных инфекций, уборка палат и кладовых, замена постельного белья и прочие грязные труды. Не говоря уже о том, какое же отвращение она испытывала, помогая хирургам на операциях. Но санитарные работы и помощь хирургам – семечки по сравнению с самими больными. В женские отделения Акиру не пускали по выше указанной вине, так что ей пришлось ухаживать за мужчинами и стариками. Уж от них-то девушка порядочно натерпелась. Конечно, попадались ей порядочные пациенты, сочувствующие, разделявшие её горести, но таких ещё наищешься. Большинство же больных от скуки то и дело подшучивали над Акирой, подкалывали её, а некоторые даже насмехались, мол, такая сильная девушка, и вдруг из адептов в санитарки. Естественно, Акиру это задевало, а порой – выводило из себя; и тогда она отвешивала нахамившим ей мужчинам, но взамен получала выговоры от мастера Драссиль, до которой весть о случившемся быстро доходила. Открыто или тайно – всегда доходила. Правда, у неё с Акирой договор имеется неписанный: если она в момент дела исправит положение, мастер при отчёте великому магистру не скажет об этом, и тогда репутация Акиры не пошатнётся – довольно ей и разборки на Арене Боли, хотя приятного всё равно мало. А что ей остаётся делать? Приказ великого магистра – есть приказ великого магистра. Указание мастера – есть указания мастера. Хочешь, не хочешь, никто тебя не спросит, выполняй беспрекословно…
Вот что касается Альес, она иногда посещала больницы в сопровождении комиссии. Будучи осведомлённой в появлении канцлера, Акира пряталась от неё, или хотя бы старалась не попадаться ей на глаза. Потому что Акира прекрасно помнит, как Альес наказала её на Арене Боли за едва не случившийся провал в Суанроке, с каким «зверством» она разделалась с девушкой; после этого Акира боялась канцлера буквально до уровня панического ужаса и ночных криков. Горе ей, если великий магистр её хоть краем ока заметит (во всяком случае, Акира так считала).
По временам Акира посещала академию, где, согласно приказу великого магистра, проходила тренировки под руководством двух главных специалистов, Бьордессена, мастера рукопашного боя, и Джехсура, прославленной искательницы приключений. Как и приказала Альес, тренировки Акире назначены изнурительные, чуть ли не до потери сознания, да и мольбы её о пощаде главные специалисты пропускали мимо ушей, так что Акира после тренировок приходила домой вымотанная, и, если главные специалисты предложат помочь до дома её проводить, никогда не отказывалась. Сил у неё хватало лишь упасть на кровать и в одно мгновение уснуть, только не трогайте. Правда, она и на месте могла упасть в бессознании, поэтому иногда Джехсур и Бьордессену приходилось нести обессилевшую девушку домой на своих плечах. А в больницах никого не удивляло, что Акира часто приходила не выспавшейся, даже мастера Драссиль. Когда же она просыпалась утром (что зачастую давалось ей с трудом), Акиру посещала только одна мысль: «Лучше бы я не просыпалась». Не редкостью для Акиры стали и кошмарные сны, в которых Альес забавы ради ломает девушке конечности или рвёт её на куски, причём делает она это с таким энтузиазмом, что любой маньяк, любой тиран ей позавидует; из-за чего Акира просыпалась посреди ночи с дикими криками, вся в поту, дыхание сбито, а потом около получаса пыталась прийти в себя и заснуть опять…
Однако, как говорится, и на войне найдётся место личным вещам. По первой предоставленной возможности Акира считала своего рода счастьем на время где-нибудь уединиться, и там забыть о работе и тренировках, расслабиться. А ещё она думала о Нехбете и Синае. Как они там, в стороне от дома?..

В одном Акира чуть-чуть ошиблась. Нехбет, в отличие от Синая, не был в это время на заданиях, уж тем более – вдали от Канны. Он находился у себя дома, в родовом поместье адептов клана Салим. Пользуясь тем, что сейчас его никуда не собираются отправить, Нехбет целыми днями расхаживал дому и рассматривал фамильные архивы. Настроение у парня было плохое. И неспроста. Ведь он – последний представитель некогда самого могущественного рода адептов. И это лишь лицевая сторона его проблемы.
Да, некогда славный клан Салим господствовал в Канне, славился на весь Трибальт своим могуществом и, что немаловажно, пользовался таким влиянием, с каким могло сравниться разве что влияние клана Талер. Но не так давно произошёл массовый геноцид некогда процветавшего клана; все члены этой могущественной семьи были убиты, в живых остался один Нехбет. Сам молодой адепт не любит вспоминать это, а тем паче – говорить об этом. Куда сильнее он не хочет вновь пережить моменты, которые не в лучшую сторону повлияли на его жизнь. Не любил, да и не хотел Нехбет вспоминать, кто перебил его клан и с какой целью; а когда кто-нибудь проявлял хотя бы малейший к этому событию интерес, Нехбет всегда отвечал уклончиво, и вообще делал всё возможное, чтобы уйти от этой темы. Одни лишь упоминания о том времени слегка встряхивали молодого адепта, и чтобы развеять мыли об этом, Нехбет зачастую уходил куда-нибудь в укромный угол, и там отсиживался в одиночестве. Удобнее всего так делать дома, когда никто не видит и не слышит его. Из-за этого соседи, друзья, товарищи по цеху и некоторые магистры считали Нехбета замкнутым и нелюдимым, а ещё редко, где его видят, что лишь настораживает их, мол, всё ли у него хорошо. К тому же его с той поры никто не видел весёлым. Также из-за случившегося Нехбет стал меньше общаться с людьми, а то и вовсе избегать их - кто знает, кем окажется его следующий встречный. Ради обеспечения собственной безопасности и стремления, во что бы то ни стало, восстановить свой род Нехбет не в пример соседним семьям расставил по всему имению ловушки, магические и обыкновенные, расклеил разного рода печати, а некоторые места заговорил. А для большей охраны он заколдовал некоторые статуи в саду и доме.
По какой причине великий магистр не выдала ему в тот день какого-либо поручения, никто не знал. Нехбет же мог лишь догадываться об этом. Самой частой его догадкой было нежелание Альес так часто отправлять последнего Салима даже на самые простые задания – мало ли, что может произойти. Хватит пока с него и похождений сначала на острове Йола, а затем – в Суанроке, и оба могли бы закончиться для Нехбета гибелью, а с ней род Салим прекратит своё существование. Нет, Нехбет сильный адепт, однако рисковать его жизнью Альес не могла, как бы её ни уговаривали магистры. Его исчезновению обрадуются разве что соперники Салимов, например, Талеры, чьё влияние по всей фракции с тем геноцидом возросло в разы.
Совершенно не желая заниматься чем-то иным, кроме тренировок, различных практик и медитаций, Нехбет постоянно возвращался к семейным архивам, возле которых мог пропадать часами. Где бы он ни находился, к нему часто за компанию на плечо подсаживался Бибо, ручная ушастая сова, некогда принадлежавшая ныне покойному старцу Мэчьи. Хотя он нечасто попадается на глаза хозяину, присутствие Бибо всегда делало Нехбету теплее на душе, и ещё теплее, когда его мяуканье по временам прерывало царившую в родовом имении Салимов глухую тишину. Нехбет дорожил Бибо, ведь они сдружились ещё в Суанроке, поэтому Бибо и поселился к нему; и из близких, кроме этой совы, у Нехбета больше никого не было. А в качестве «гостей» к нему приходят разве что воины, чиновники из департамента по делам адептов и тайные посланцы «Чёрной манипулы».