Пра-коло 2

начало здесь http://proza.ru/2025/04/19/1158

До леса мы дошли быстро, теперь нас от посёлка никто не увидит. Деревья в лесу растут так тесно, что снаружи он кажется стеной, тем более что по краю в основном сухостой. Его обычно на дрова переводят, да он словно заново отрастает, не заканчивается. Лёнька шагает споро, за ним непросто поспевать, вот я почти и не думала ни о чём, шла и шла, даже по сторонам не смотрела. Если честно, страшилась смотреть, про лес чего только не рассказывают.

Дед вон однажды, ещё в молодости, светлого волка встретил. Как жив остался, непонятно. Волк тот настолько велик, что и на дереве от него не спрячешься. А дед всё же полез на самую высокую сосну, и пока лез, волк всё смотрел на него, человечьи смотрел. Потом ушёл в чащобу, только искры его долго ещё летели в высоту. У меня искры нарисовать не получилось, блохи какие-то.

Дорогу я не запоминала, для этого Верка есть, она ленточки по пути вязала на всяком перекрёстке, чтобы обратно не заплутать. Я эти ленточки у неё потом выпрошу, когда домой пойдём. Кукол наделаю, как вернёмся. Всё мне казалось, мы не на несколько дней идём, а уже к обеду воротимся...

Обедать мы сели только тогда, когда у меня и ноги подгибаться стали, и живот подвело. Так я этим сухарям и яблокам обрадовалась, что и не сказать! Зайчонок ко мне приковылял, в лапках путаясь, у него лап с десяток было, не меньше. Однако Верка запретила зайцев кормить, а то увяжутся потом за нами, дудеть начнут жалобно, за ними всякая другая живность появится, и тогда беда. А как громко зайцы дудят, я знала.

Жил у меня один такой, дед из леса принёс. Только тот заяц был почти нормальный, всего с пятью лапами, даже прыгать умел. А этот бедолага какой-то. Небось и норки выкопать не сможет. Или зайцы не копают норок? Хотела у Лёньки спросить, глядь, а его нет. Ушёл по тропинке чуть вперёд, только музыка его слышна. Он так нам путь расчищает от всякого недоброго.

Музыка у Лёньки — это что-то! В нашем посёлке так больше никто не умеет. Если он ночью выйдет на пустырь и заиграет, вкруг него свет делается, даже облака расходятся над его головой. И звёзды падают, я сама видела. А вот как именно, на чём Лёнька играет, не разглядела, он всегда спиной поворачивается, когда из него музыка сияет. Иначе и не скажешь...

Я заслушалась, чуть не уснула, а тут уже пора дальше идти. Котомка будто потяжелела. Но я жаловаться не буду, а то решат, что я всё ещё маленькая, и домой отошлют. Отсюда ещё не поздно вернуться, — так Лёнька сказал. И на меня посмотрел, внимательно так. А я ему в ответ улыбнулась.

К ночи уже не улыбалась, да и Лёнька стал тяжелее шагать. Мы ещё два привала сделали, на третий — лагерь разбили. Палатка была у Лёньки в рюкзаке, на двоих, третий дежурит у костра, так мы заранее договорились. Сговориться-то легко, а вот ночью сидеть у огня, в самой серёдке пугающей лесной темноты, — теперь и подумать страшно. Мы сидели прямо на траве, чай пили, тоже травяной.

— А дед говорил, раньше чай был настоящий, чайный, — это я начинаю.
 
— Раньше всё было, — рассеянно отзывается Лёнька.
 
— Лёнь, а ты сколько дней первый раз до Кудыкиной шёл? — это Верка. Ей пустые разговоры не нравятся, всё по делу.
 
— Да идти можно день-два или месяц, это как Кудыкина подпустит. Мы тогда неделю плутали. А с вами, глядишь, и завтра доберёмся. Всё, девчата, спать! Я первый дежурю. Верка вторая, Марьку поднимешь, как светать начнёт.

Заснула я сразу, только разувшись. А сны ко мне пришли небывалые. Сперва — будто Лёнька не мальчик, а старик белый, сидит на поляне, от костра вверх тянется свет, будто струны, и Лёнька на них играет. Вокруг из темноты смотрят точки блестящие — глаза, большие и маленькие. Почти у верхушек деревьев самые большие глаза сияют, с луну каждый.

Потом видела сон про росу, будто мне кто-то велит этой росой умыться, руки и ноги тоже омыть. И всё повторяет: "В росе утренней — сила звёздная".

А третий сон страшный был. Лежу я будто под чистым небом, вокруг медленно вращаются деревья, хоровод водят, а одно надо мной склоняется и говорит: "Ты последняя осталась, твоя очередь!" Тут меня Верка и растолкала.

— Твоя очередь дежурить, — говорит.

Я, оказывается, рядом с Лёнькой спала, спиной к спине, и не почуяла ничего. Ужас, до чего не хотелось уступать Верке нагретое местечко и Лёнькину спину... А тот даже не ворохнулся.

Помню, костёр горел еле-еле, но вне его уже не было того мрака, лес просыпался. Я провела рукой по траве, росой умылась. А дальше ничего не помню.

Верка рассказывала, что они проснулись и увидели, что со мной вокруг костра сидят какбутыши, все похожи на маленьких мальчиков в белых рубашках, а я им что-то рассказываю. Верка считает, это плохо, мало ли, что я им наговорила. А Лёнька сказал, всё к добру. Раз ко мне зайцы и какбутыши выходят, значит лес меня принял.

Мои новые знакомые испарились, конечно, как только Верка вскрикнула. А меня пришлось чаем с ложечки поить, пока я не очнулась. Все расстроились, что я ничегошеньки не помню.

продолжение здесь http://proza.ru/2025/04/21/281