Как я прятал табель

Восьмой класс, зима. До вручения табелей оставалось всего ничего. Я прекрасно знал, какие оценки меня ожидают, и не питал иллюзий — зимние каникулы пройдут неважно. Ну, не все, конечно: родители у меня отходчивые, но неделю, до Нового года, буду наказан — как пить дать.

   И тут кто-то из ребят постарше рассказал, что им табели выдадут после каникул. «Господи, какая несправедливость! Почему, ну почему некоторым везёт, а мне, как обычно, труба?» — сокрушался я.На самом деле я считаю себя везучим, но ведь часто везение воспринимается как должное, а невезение — как кара небесная. К тому же я мастерски умею себя накручивать, и оставшиеся дни представлял себе самые изощрённые пытки, что будут применены ко мне после предъявления табеля. Конечно, это не более чем фантазии — максимум мог получить подзатыльник, иногда даже несколько. Вводился запрет на компьютер, реже — на прогулки. Но у страха глаза велики, и мозг непрерывно искал методы спасти зад. Ничего путного в голову не приходило — да и не могло: оценки говорили сами за себя. В который раз я решился на обман.

   Помню тот день достаточно хорошо. Уже с утра, пока ехал в школу, надеялся на какой-нибудь форс-мажор. Может, в школе начнётся пожар и табели сгорят. Или их кто-нибудь украдёт. Или их вовсе отменят. На худой конец — классная руководительница посмотрит не туда и впишет мне чужие, лучшие оценки. А может, я сейчас попаду в аварию, взволнованные родители приедут в больницу, а там я — весь в бинтах, одна нога в гипсе, в носу канюля. Хрипло произнесу: «Мама… Папа…», они бросятся ко мне, папа положит пакет с мандаринами на край койки, мама — цветы на тумбочку, и табель станет совсем не важен…

   Ничего из этого не произошло. Водители ездили аккуратно, словно знали, что я еду за табелем. А школа равнодушно встречала входной аркой, которая в тот день напоминала разинутую пасть. И совсем не горела. Я так же не наблюдал людей в масках с табелями подмышками, бегущих к машинам без номеров.

   Елена Петровна принесла кипу табелей в класс. Кто-то, кому нечего было бояться, рванул сразу. Я — нет. Дождался, пока большинство разберёт свои, и обречённо поплёлся к столу. Взял табель, сел за парту, осторожно открыл — чуда не случилось. Он был откровенно плох. Конечно, были и те, у кого хуже, но какая разница — отвечать-то придётся за свои. Мы заранее знали свои оценки, думаю, где-то за неделю, но когда смотришь вот так — на всё целиком — эффект совсем другой. Мне постоянно казалось, что должно было быть лучше. Не на много — но лучше. Короче, то ещё расстройство. Кладу табель в рюкзак, причём в какой-то учебник, под обложку — на всякий случай.

   Уроки в тот день не интересовали почти никого. Школа как бы разделилась — часть ребят радостно щебетала в предвкушении отдыха, а другая часть, включая меня, ходила понурая, готовясь к расплате. Что может быть хуже ожидания неизбежного наказания? Хорошо, что таких дней в году было всего два. «Ничего», — говорил я себе. — «Зато мало кто так круто провёл полугодие».Так себе утешение.
Конечно, я пообещал себе, что в следующем полугодии начну «новую жизнь», стану отличником и гордостью школы. Я честно пытался. Минут пятнадцать первого урока. Не вышло. Ну, значит, не судьба.

  В тот же день, последний в учебном году, после уроков планировалась «ёлка» — своеобразный корпоратив для школьников. Но я туда не пошёл. Родителям сказал, что иду, а сам — с ребятами постарше — двинул в Старую Ригу, в компьютерный клуб. Названия не упомню, но помню, что то был единственный, где можно курить. Час игры стоил дороже, зато компьютеры новее, не так людно и комфортнее. Мы играли в «Контр-Страйк», общались, хохотали. Было весело, но где-то на периферии сознания тикали часики, и настроение ухудшалось по мере приближения пути домой.

   Всё прошло не так, как я себе навыдумывал. Естественно, мне никто не поверил, что табель выдадут после каникул, и пришлось опустошать рюкзак прямо в коридоре — на глазах у мамы. Тайно порадовался, что спрятал его заранее. Тогда не было принято названивать всем подряд по любому поводу, иначе один звонок Елене Петровне — и моя неумелая ложь бы вскрылась. Родители были в ярости — к тому времени я уже полностью потерял их доверие своими прогулами, ложью и прочими дурацкими выходками. Я не ожидал такого ажиотажа и был растерян. Весь план, ещё пару часов назад казавшийся идеальным, теперь выглядел нелепо. Если не сказать — идиотски. Я лишь ждал, когда всё уляжется.

  В итоге маме пришла идея: на листке бумаги она выписала предметы, а я по памяти написал все свои оценки. Ну, добрую часть, конечно, завысил. Я уже говорил, родители у меня отходчивые — и через пару дней всё было в порядке. Лишь изредка, в течение двух недель каникул, в разговорах всплывал табель. Я начал напрягаться: оригинал всё равно придётся показать, а второй раз за него получать не хотелось. «Какой же я идиот», — думалось мне каждый раз, стоило мыслям вернуться ко всей этой затее.

  К счастью, когда в первый понедельник после каникул я принёс табель домой, мама лишь глянула на него и сказала: «Ну да, ну да, то же самое». А отец и вовсе не стал смотреть.

  Я много прогуливал и, соответственно, много врал. Но каждый раз рот пересыхал, сердце уходило в пятки и казалось, будто оно вот-вот вырвется из груди — так и не научился вешать лапшу на уши и при этом не чувствовать себя виноватым. Проходило безнаказанным где-то в соотношении 80 на 20, но облегчения не приносило. Чувствовал себя будто испачканным. В какой-то момент, наверное, сразу после школы, я перестал лгать. Могу что-то умолчать, но заведомо обманывать — увольте. Радости это не приносит, а последствия могут быть плачевными. Правда, во взрослой жизни, мне кажется, не врать намного проще — потому что наказывать некому. Вернись я сейчас в школу — изменилось бы что-нибудь? Вряд ли. Представляю разговор с мамой:
— Как дела в школе?
— Да не знаю, я не ходил. Мы с пацанами пиво пили весь день в парке.
Ну уж нет. Лучше ответить «Нормально» и, стараясь не дышать, чтобы перегар не выдал истину, юркнуть в свою комнату.