Автограф Рихтера

В "Литературную газету" я попала через автограф Святослава Рихтера и кабинет имени Долматовского в Литинституте.
Сохраняя хронологию, расскажу обо всем по порядку.
В конце августа 1988 года, кажется, прямо перед занятиями мы пришли в музыкальную школу #1 Ачинска и узнали, что скоро у нас выступит мировое светило пианизма Святослав Теофилович Рихтер.

Надо сказать, что город наш был маленький, промышленный, на Транссибе. Попал отец туда служить после того, как в ВПА имени Ленина вошел с начальником курса в жёсткий конфликт, и вместо Риги мы приехали служить в Ачинск. В музыкальную школу я ходила самостоятельно: из военного городка через КПП, шла мимо забора, переходила улицу и потом входила в такой узкий коридор между девятиэтажкой, на торец которой к трубам был приварен Ленин, и другим жилым домом, где располагался магазин "Электрон". Там я с класса шестого скупала пластинки с западной музыкой: Гейбриэла, Лед Зеппелин и Маккартни "Back in USSR".

А Ленин на трубах в ветреную погоду очень страшно раскачивался и громыхал, и было ощущение, что сильный порыв ветра его однажды кинет прямо на меня и поэтому торопилась проскочить мимо.

Недалеко от этого квартала была главная площадь города с долгостроем - администрацией и памятником тоже Ильичу. Лучших пионеров раз в год снимали с уроков. Так я однажды пришла и увидела привезённую из тайги гору гигантских еловых веток, которые надо было связывать лентами, чтобы они украшали гирляндой трибуну во время очередного митинга, посвящённого Великому Октябрю.

На той стороне находилась церковь и военный комиссариат. И отец рассказывал, как иногда какой-нибудь партактив собирался под колокольный звон, когда время службы и актива совпадало.

...В тот августовский день мы семьей пошли в школу и узнали, что концерт задерживается. Оказалось, что Рихтер боялся летать и любил путешествовать в своем рафике и где-то запаздывал. Время концерта менялось дважды. Надвигались уже сумерки, когда мы оживленные, как будто немного опьяневшие от жары, сутолоки в фойе и близости Рихтера, расселись в концертном зале.

Я помню, как замерли все, когда Рихтер, чуть сгорбившись, вошел в зал, поблескивая очками.

В зале царила полная темнота, только на рояле стояла лампа, издали похожая на канделябр, скупо освещавшая средневековое, может, даже какое-то вневременное лицо Рихтера. Я не помню, что играл он тогда, да и так ли это важно. Но до сих пор вижу, как ложились на клавиши, нет, входили в клавиши, как в живую, теплую субстанцию, его пальцы. Я была так потрясена этим, что в какие-то моменты слух мой отключался. Такое происходит с человеком, когда он теряет сознание.

Концерт закончился и все в эйфории высыпали в маленькое фойе. Я была в белоснежном батистовом платье, и кто-то из учителей меня, заливающуюся краской, втолкнул в кабинет к Рихтеру, всучив в руки букет цветов.

Я произнесла дрожащим голосом, боясь, что как героиня "Карнавала", назову звезду Святославом Ардолеоновичем или еще как-то и все испорчу!

Но я не забыла его отчество и постаралась вложить в свой голосок побольше сердечности:

-Спасибо вам большое за концерт.

В это время нас щелкал фотограф для газеты «Ленинский путь». Я нашлась: «Можно взять ваш автограф?» и протянула свой билет.

Рихтер взял протянутую ему ручку и уже было хотел написать, положив билет на крышку пианино, но ручка корябала. И он капризно, буквально как дед на завалинке, таким скрипучим голосом сказал:

-Не пииишет.

Ему дали другую ручку.

Когда умер в 2005 году отец, я решила поступить в Лит. Мой отец мечтал, что я буду писателем. На втором курсе прямо в начале года мне надо было обсуждаться, и я вспомнив про автограф Рихтера, написала миниатюру и какой-то рассказ.
Обсуждение прошло благожелательно в отличие от первого курса. В первое обсуждение меня не то, что размазали ( не знаю, как в других творческих вузах, но в Лите на семинарах в людях просыпается настоящий садизм, даже если они пишут хуже, чем ты), помню, Антон Тихолоз был оппонентом. Он только что издал в "Новом мире" у нашего мастера Руслана Тимофеевича Киреева замечательную повесть "Без отца". На моем обсуждении он сказал:

"Сегодня я ещё раз убедился, что на журфаке МГУ писать не учат".

Ну, по сравнению с этим мягким провалом второе обсуждение было успехом. Несмотря на претензии к моим текстам, сам Киреев сказал что-то вроде "автор явно талантлив" и что надо этот текст про Рихтера куда-то отправить, например, в "Литгазету". Сейчас об этом просто смешно вспоминать, в журналистике я работала слабо, а прозу писала еще хуже, но свой "Автограф Рихтера" я отправила Александру Вислову на полосу искусства и он его опубликовал и пригласил к себе.

Вислов прямо так мне в первую встречу еще в старой редакции сказал: "Если у вас так получается хорошо писать о великих, не сделаете ли вы для нас рецензию о выставке Рембрандта?"

Боже мой, Рембрандт! Ну, конечно, я напишу. А сама думаю про себя: как я буду писать, ведь я ничего не знаю про искусство, искусствоведением не занималась. И решила применить свои интеллектуальные задатки, полученные в музыкальной школе на уроках музлитературы. Больше базы у меня не было.

После публикации о Рембрандте Вислов отправил меня на Никогосяна, Пикассо, к Андрею Ковальчуку... И так я осталась на полосе искусство на целых шесть лет внештатником. После того, как я написала о выставке Джакометти, предусмотрительно пролистнув Вазари, Вислов позвонил мне и сказал, что мой опус имел успех и на планёрке его отметил сам главный редактор Юрий Поляков и сказал что-то вроде " с этой девушкой надо встречаться чаще".
Со временем подобострастие у меня окончательно прошло, чаще спасало чувство юмора и наблюдательность. Но я до сих пор считаю, что искусство надо получать из первых рук.