Катясь
На деле же соскрюченной фигурке пришлось ожидать ещё почти час — на волчьем холоде, в устье людского месива, новогодних огней и хот-дожьего искуса — на входе в городской парк культуры и отдыха имени кого-то там.
Куда деть руки. Как поздороваться. Откуда она появится.
Она появилась прямо перед носом. Брызнуло в голову сладко.
Но рядом с ней…
— Привет. Лицо можно попроще?
— Привет…
— Знакомься! Это Зя.
— Что?
— Вообще я Зина. Но все зовут меня Зя.
— Почему?
— А хэ его зэ. Идём же! Идём веселиться!
Зя оказалась эдакой затейницей — как-то протащила их без очереди, растолкала всех на лавках своей слоновьей жопой, во мгновение ока надела коньки и, хохоча, вылетела в бескрайнее ледяное безумие.
— Скажи, зачем?
— Ты долго? Что возишься?
— Зачем ты взяла её? Я хотел…
Но она уже исчезла.
Коньки, твою мать, не налезли. Так и не тот размер дали.
Он долго стоял в горбатой неподвижной очереди, до зуда мучаясь тем, что она крутит пируэты где-то там, далеко, без него, потом, не выдержав, вернулся на лавки, всё-таки натянул крошечные коньки и, чувствуя, как чернеет в глазах, побежал на каток, чуть не сбив по дороге двух одинаковых бамбино в отцовских ушанках.
Ехать было практически невозможно. Стопы сжимало невероятно, да к тому же в левом что-то явно было лишнее.
Но главное — она куда-то подевалась, её нигде не было видно. Он робко выкатился на середину кружения и вдруг, сбитый КАМАЗом, полетел оземь, очень больно ударившись лбом о рассечённый чёрный лёд.
Зя, рванув за рукав, подняла его на колени, реготнула что-то про первый раз под куполом цирка и усвистала в ночь, оправляя потные пряди. Он потрогал стремительно пухнущую шишку и ощутил остренький сквозняк в надорванном рукаве.
Где она?
Мерцали чудовища. Гремел плейлист. Хотелось пить, в туалет и сдохнуть.
Он пал на скамеечку подальше от основного потока. Что же так давит в левом коньке? Но его сейчас не снять, конечно.
Прекрасное свидание получилось. М-да.
Мелькнула Зя, уляпанная сладкой ватой.
— Зяяя!!!
Не дозваться и до Зя.
Что было делать? Оставалось искать.
Он с трудом поднялся и поездил туда-сюда, а потом направился в самое поганое место: вкруг ёлочки. Она могла быть только там.
…Пьяный в ульт Дед Мороз, потеряв где-то свою спутанную бороду, пугал детей и топтал валенками серый снег, сотрясая морозный воздух хриплыми проклятиями…
…Три подружаньки, одна страшнее другой, пронеслись плотной колесницей, держась за руки и сверкая брекетами…
…Пёс, весь в парше, ласкался к пожилому гному, снимавшему его на видеокамеру с откидным экраном…
А она слилась в бесконечном влажном поцелуе с неимоверным громилой, вися в его объятьи как беззащитная козочка. Вокруг них постепенно составлялся хоровод.
Он стоял и не понимал. Не принимал. Не целовал.
Зя тихонько подъехала сзади и прошептала на ухо:
— Красиво, да?
Мир заваливался куда-то набок…
Он очнулся от пивного дыхания сердобольной Зя: склонилась над ним, тряся щеками.
— Живой? Всё ок? Тебя как зовут-то?
Он вскочил на ноги, но её снова нигде не было. Понёсся сквозь толпы ковыляк, задыхаясь яростным бессилием, не понимая, куда и зачем едет. С размаху влетел в рифлёный забор. Валялся в сугробах и собачьем дерьме. Извергал обрывки старых стихов. Сошёл в одночасье с ума. Тряс левой ногой, мешало там что-то непереносимо просто. Потом лёг на бочок и решил замёрзнуть навсегда.
Через сколько-то часов он совсем окоченел и понял, что пора домой. На льду уже не было никого, кроме пары чистильщиков с широкими деревянными лопатами.
Он постоял на месте поцелуя, плюнул и побрёл в раздевалку.
Работница проката, осовевшая от Ютуба, покрыла его отборной бранью за задержку на площадке…
Снялись на удивление легко. Он с подлинным наслаждением сжимал и разжимал ороговевшие ступни, а затем перевернул чёртов левый конёк.
На сетчатый коврик выпал здоровенный красный алмаз.
Он тупо смотрел на него, а дальше улыбнулся в первый раз за несколько лет и поехал в круглосуточную геммологическую лабораторию.
20-22.04.2025
Свидетельство о публикации №225042101889