Книга пятая. Взыграние младенца

«Была горька субботы правда.
Молчало небо. Мир молчал.
А Воскресенье было – завтра.
Ещё никто о нём не знал», –

"День второй - суббота", автор Лилия Собко.
2012 год.


Глава 1. Имя Веры

Чудеса лучше обычной сказочной истории.


2016 год, Нижний Новгород


Когда ребёнок – ещё не он даже, – а безымянное дитя — мир может, уже принял его, как деитя кого-то, кого он помнил раньше, когда на месте той пятиэтажки – не было и грунтовой площадки, а земля ещё блестела жилками между сплошных колосьев, – точно как ещё на Перекопской, но только не здесь и не теперь.

Кто знал его имя? Младенца, что не слышал, и не видел, и не осязал.

Младенец – девочка – впоследствии много раз видела снег с закрытыми глазами, ей нравилось, залезать под одеяло, и вернуться к темноте – знакомой ей.

Она молчала. Ей казалось, многое сказано уже, и чтобы больше – нужна радость, – только та, которая дарует слово.

Запустение между людьми, топочущими землю, ей было незнакомым, чуждым безмолвию мотивом.

А снег... Ей был знаком.

Нечто родное, помнила она под снегом; как три фигуры сходятся в одну; как снег – ей сверху всё напоминает...

Только имя, вспомнить не могла.

***

Она пыталась разбудить себя в картинах; играя сценки, видеть – но о ком? О ком, историю она хотела вспомнить?

В четырнадцать казалось – сирота.

В шестнадцать – бури поутихли.

В семнадцатом году – она же встретила, да, встретила её!

Её лицо, с прядьми седых волос. В чертах сутулых – память всё ещё звучала, о себе приветственную песнь – бросая в кипу старых фотографий.

Плохо знакомая ей женщина, по правую руку от неё, сказала:

– Это она. Вера.


Глава 2. Вторая дочь Веры от поры Золотой

Городец-на-Волге – был выстроен прежде, чем Новгород ниже по течению реки;
у черты, что стала засечной.


2000 год, Нижний Новгород


«Вера... Хозяйка дома белокоменного у самой границы...»

У Веры две дочери – Лоналис и Агрелия.

Две дочери Веры – вовсе не схожие, лица от разных имён и наречий.

Первая – странница.

Другая же – воином смелым мечтала – стать, заходить изнутри и являться лишь им, до того, как первая, странница, дверь откроет – к дому белокаменному у самой границы, минуя порог его, стены не опирая у косяка; Вера по слезам – почву остудит в мольбах, – и семя взошло, живое, напёрстное.

Даалия – вторая дочь Веры от поры Золотой.


Глава 3. Христос родился раньше денницы

– Бес уныния – лохматый; солёный ветер – ему кудрявит хохолок; тот самый, за который – Никита Бесогон его схватил, – и стукнул, да, я верю, он не замахнулся, он – беса побил!


2019 год, Москва


Среди присутствующих был подлец. Он намеревался  заверить безумца в том, что сила его окаянная может все изменить, обернуть так, как он только захочет – заверить его в том, что действительно что-то может... Он намеревался сделать это, чтобы подвести глупца окаянного к краю пропасти несравнимо ужаснее той, на пороге которой стояли все из присутствующий здесь и сейчас – в этой комнате. В том числе и он – хотя сам он этого не осознавал. Ему казалось, что это расцвет, его ЗОЛОТАЯ ПОРА, МОМЕНТ его БЕССМЕРТИЯ.

– Так ты хочешь отблагодарить за то её, мать твоей дочери?

Брат всегда задавал вопросы невовремя.

– Когда человек простужен, он дурен, – сказал я ему, подавая свой собственный скомканый и залежавый платок.

Олег не особо был тронут этим жестом. Он предпочитал лечить насморк оживлёнными разговорами.

Его прозвали Вещим, но только за его английские манеры, которые всегда были уместны, и служили точно же подспорьем нам, подслеповатым.

Он мыслил в полночь – непотужно,

Днём – он вечно засыпал. 

Он мог смеяться столь громко, что сшибало люстры в потолочных скважинах, – благо, деревца здесь обветшали.

– Для них, любовь – всего лишь знак. Ну и что – "так"? А под этим "так" – что? Пристрастие думать наоборот. Доброта, она не может быть – избирательной? Временной? Изнутри она – ради чего-то.

Он любил говорить о сложном, так что всех этим изматывал.
 
Я развернул было шоколадную конфету, но у брата были свои планы на неё, и он забрал тот час же и фольгу, и начинку из моих рук, видимо, с целью дать мне назидание по своей любимой форме – загадывая почву для размышлений:

– Сняв обёртку, ты не изменишь суть, но повлияешь на исход.

И с удовлетворением поглотил шоколадную начинку в одно движение.


Глава 3. Видеть – не приобщаясь

«...Изволил топотать ногами в царских палатах.»


2012 год, Санкт-Петербург


Аглая удивительным образом была связана со всеми героями той поры, со всеми призраками той эпохи, хотя не приложила руки своей ни к одному из них – никому не протянула руку, ни с кого не взяла слова, и слово свое берегла; но, тем не менее, все, что ни делалось, все, что ни совершали они, все те последствия Золотой Поры, все так выходило, как вышло, только потому, что она не вела себя никак иначе – став, тем самым, закрытым сосудом заветному эликсиру бессмертия – который должен был оставаться неприкосновенным для каждого героя той поры, и не видим призраку эпохи его славы, его лучшего момента, его последней ступени.


Глава 4. Спящая девочка

Они сохранили их, в память о настоящем.
О том настоящем, которое было. 


2004 год, Нижний Новгород


Когда мы отпускаем от себя что-то важное, отрицаем ли какую-то часть себя, – мы начинаем избавляться от этого с малого – мы избавляемся от дорогих нам, безусловно наших вещей; безусловные вещи, бесценные вещи – так и теряем наших друзей; а они всегда рядом.

Это нужно понять, это нужно увидеть – это, видимо, следует рассмотреть как с точки зрения осознания своих путей, своего выбора... Но это всегда ошибка, – то есть, всегда ошибку мы совершаем, оставляя безусловное, дорогое, бесценное – наше – вопреки себе; и всё-таки осознанно у самого края храним, бережём – и оглядываемся – на то священное, что отвергаем, не в силах бросить с бездну к выходам на землю других городов – городов окраин, городов мечтателей незбыточных, дурных и отрешённых; городов, где волшебство, быть может, важнее, чем в мире, где расцветает оно раз за разом, постоянно и в золотом вышитом полотне.


-не окончен-