Неспроста

          Солнце, обмахиваясь веером макушки сосны, как павлиньим пером, отдуваясь от  собственного жара, как после бани, и дыша тяжело, будто загнанная в мыло лошадь, томно глядело себе под ноги, покуда не заметило осколки льдинок на подоконнике, похожие на битую с радости посуду тонкого стекла. Судя по всему, зима праздновала свои последние деньки, и не в силах утаить радости, сберечь её от зависти прочих, наполняла чашу талой водой одну за одной, не соблюдая осторожности и меры, ибо всё никак не могла поверить, что вот уже совсем скоро сбросит бремя обязательств, и если кому вздумается упрекнуть её в чём, то она уж будет не причём.


- Снегу, говорите, много? А это уж не моя вина! - хохотала, показывая полный рот белоснежных зубов зима. - За своё отвечу, а за чужое... - злобно скрипела она челюстями, будто сухим мороженым снегом, - Нет уж! Дудки!

       И невдомёк отчего-то зиме, что редко бывает эдак, чтобы ты вовсе не был виноват в том, с чем оплошали другие. Ежели февраль насеял сквозь сито облаков снегу вдоволь или больше положенного, так не избежать весной половодья. Не сам же март баловался снегом, с чего бы ему! Не до того ж он дурён, чтобы не понимать, - не сумеет промёрзшая ещё земля впитать воду, да и солнцу не сдюжить, не прибрать досуха, покуда в силу само не вошло, и зеркало снега не позволит скоро случится тому.
     Ярко февральское солнце. Глядит оно в глаза пристально, будто добивается ото всех правды, которой не понимают сами, или знать не хотят. Непросто это - думать не только о себе. Так неспроста не думается, потому как прежде других - себя жальче. Да про то, что не достанет той жалости для утешения, мало кому ведомо, а то и вовсе - никому.