Девять лучей света Глава 4 Прерванная свадьба

Глава 4
Прерванная свадьба

1.

 Трактирщик Бир из аллеманского городишка Апфельгарт слыл богаче многих королей и не меньше любого из них гордился своим богатством, которое составляли четыре сына – крепыши-погодки и красавица дочь. Однако толстяк бюргер никогда и не мечтал породниться с настоящим королевским родом. Если бы несколько лет назад ему сказали, что такое возможно, Бир просто расхохотался, шлепнул бы себя по толстой коленке и предложил весельчаку кружку эля за его хорошую шутку.
 Однако события в жизни развиваются порой весьма неожиданно и далеко не так, как мы предполагаем или нам того хочется. После памятной трактирной баталии Фастфут довольно долго стеснялся появиться не то, что в самом городке, а даже просто на поверхности земли. Но стереть из памяти образ стройной золотоволосой девушки король не мог, сколько ни старался. Гном грустнел, становился угрюмее, перестал «вкусно» есть и пить, что для гнома являлось событием из ряда вон выходящим. Единственным утешением Фастфута были часы раздумий, в которые король усаживался подле Меча Четырех Ветров, подолгу гладя сияющую сталь клинка и бормоча под нос какие-то слова и целые фразы. И очень хорошо, что благодаря наложенному на меч заклинанию те бормотания не долетали до ушей подданных. В противном случае гномы просто решили бы, что их повелитель тронулся умом. Почему? Да потому, что исторгаемые Фастфутом фразы были ни чем иным, как стихами. А сочинять стихи, считалось для любого гнома не просто занятием бессмысленным, но и позорным, даже порочащим доброе имя подземного рудокопа. Хвала богам, что король не додумался портить своими любовными измышлениями бумагу! Большинство гномов в грамоте разумело слабо, однако, не все же. При этом, правды ради, следует сказать: состояние души повелителя тревожило и тех и других. Поэтому, когда Фастфут не часто, но отрывал-таки взгляд от завораживающей поверхности волшебного клинка, в которой, наверное, лицезрел образ любимой, на расстоянии опасной границы заклинания он мог видеть группки придворных. Однажды, в день, когда общение короля с самим собой особенно затянулось, в тронной зале собралась большая толпа гномов.
 – Ваше величество! – кричали они. Некоторые, пытаясь привлечь внимание монарха, жестикулировали. Те, что моложе, даже ходили на руках. Старики придумывали способы извлечения повелителя из «раздумий», а один, очень дряхлый гном, которому по его словам «уже нечего было терять», с тощей бородой до полу, все порывался шагнуть за опасную черту, чтобы своим испепелением вернуть короля к реальной жизни. Однако, как только достойное собрание министров принялось склоняться к сей радикальной мере, «смельчак» поспешил незаметно раствориться в коридорах дворца.
 Положение спас королевский медик. За ненадобностью (зачем молодому здоровому монарху медик?) врачеватель проживал на самых окраинах королевства, где никто не мешал ему в бесконечных поисках трав, минералов и корений для приготовления настоев, порошков и притираний. Потому лекаря искали довольно долго, а когда нашли, он вынес безапелляционное медицинское заключение:
 – Будем лечить касторкой!
 – И что же, почтеннейший, ты хочешь вылечить таким крутым методом? – не преминул съехидничать первый министр. – Как, по-твоему, называется болезнь его величества?!
 – Диагноз ясен и сомнений не вызывает, – ничуть не смутившись, парировал жизнерадостный и немного толстый бодрячок-доктор. – Лечить будем от любви!
 Вот тут-то все стало на свои места. Толпа рассеялась, а врачеватель и первый министр тем же вечером дружно насели на появившегося на пороге тронной залы короля, который в «грехе» признался, от чего получил немалое облегчение. Это и понятно: когда страсть горит в тебе одном, она сжигает тебя изнутри дотла, оставляя в конце концов обугленную неспособную к жизни душу; но стоит только поделиться своей тайной с кем-нибудь другим, как возникает ощущение того, будто сразу получаешь глоток освежающего воздуха.
 Однако теперь возникли новые проблемы. Вопрос королевской любви из личного сразу перерос в государственный. Отныне не сам Фастфут, но его министры принялись определять тактику ухаживания за предполагаемой невестой.
 – Преподнесем ей осыпанное бриллиантами изумрудное кольцо, – предложил первый министр.
 – Фи, одно кольцо – это как-то бедновато выглядит, не по-королевски. Подарим дюжину, нет, две дюжины колец и перстней, и еще парочку ожерелий к ним! – возразил второй.
 – Не играйте вы в «бирюльки», господа! – возмутился третий. – Зачем дочери трактирщика ваши драгоценности. Давайте пришлем ей посуду из золота с узорами из платиновой нити! А, каково?!
 – Ни каково! – затопал ногами первый министр. – Вы бы еще предложили дорогу к трактиру золотом вымостить или полы…
 – А что?! – воодушевился третий советник. – Великолепная мысль! Сразу поймет, что жених – не из бедных и что он – король!
 – Чтэ? – презрительно скривил губы первый. – Вы, наверное, забыли, с кем имеете дело. Это же люди, лю-ди, господа. Да они уже через день растащат вашу мостовую по кирпичику, а посуду сопрут не позднее, чем через неделю. Ясно!
 Министры призадумались. Король загрустил снова, явно сильнее, причем настолько, что сердобольный лекарь предложил накапать ему полстаканчика валерьянки. Шли дни и недели, а советники продолжали спорить. Понятно – государственные мужи! А дело, естественно, все больше и больше увязало в их бессмысленной болтовне. В одно из редких появлений волшебника Одинокой башни Фастфут попробовал обратиться за советом к Кукишу. Хорошо, что он не назвал имени возлюбленной, а тот эпизод томных взглядов в трактире из старческой памяти давно стерся! Иначе – быть беде, потому что предложенное великим магом решение было, как всегда, радикальным.
 – Какие проблемы, милай! Любовь – дело хорошее, но страдать из-за нее – это ты здря! Давай показывай, где твоя краля: шесть секунд – и она будет по тебе сохнуть. Сама придет – или я не волшебник!
 Несчастный повелитель гномов еле отговорился от настырного друга. Ну, подумайте, – «любовь по принуждению» – где это видано! Фастфут потянул время, а потом шепотом «признался» Кукишу, что уже «разочарован» в предмете своей страсти.
 – Ну, и правильно! – нисколько не смутился злыдень. – А то придумал страдания всякие. Да этих баб, да при твоей красоте и богатстве, да, сколько хочешь, примчится, только пальчиком помани.
 В общем, наболтал, чего зря, и улепетнул в свою Одинокую башню. Тоже «друг» называется! А бедный Фастфут продолжал страдать, только теперь под пристальными взглядами подданных. Дошло даже до того, что в переходах дворца однажды к ночи ему привиделся призрак старого короля Гринклоака. Дед довольно сочувственно оглядел внука и в ответ на его безмолвный вопрос дал вполне дельный совет:
 – Поменьше слушай, а поступай так, как подсказывает тебе сердце.
 И внук последовал доброму совету.

* * *

 Окно комнаты Лиз располагалось на втором этаже трактира, но выходило не на улицу, а в раскинувшийся позади дома тенистый сад. Однажды летним вечером незадолго до отхода ко сну девушка расчесывала свои длинные золотые волосы и вдруг ощутила шедший от раскрытого окна дивный аромат. Лиз обернулась, ее глаза широко открылись от изумления, а милый ротик от восторга – на подоконнике алела тугая роза, в каплях вечерней росы которой отражалось мерцающее пламя свечи. Такого ее женихи никогда не предлагали! Нет, подарки, конечно, были, в основном дорогие, встречались среди них и венки из цветов, но чтобы вот так – угадать настроение и момент…
 Девушка порхнула к окну. Накрывая сад, над ним чернела чарующая тьма небес. Было новолуние, таинственный мрак освещали лишь мириады звезд, и пока глаза Лиз привыкли к нему, дочь трактирщика сумела различить лишь едва заметное шевеление кустов на противоположном конце сада. Неизвестный даритель исчез, что тоже казалось необычным, поскольку до этого женихи всегда стремились совершать знаки внимания нарочито и напоказ.
 В тот вечер в уже затемненном окне еще долго белела укутанная в покрывало волос фигурка, прижимавшая к груди немного колкую, но такую волшебную по красоте и очарованию розу.
 Цветок успел завянуть и осыпаться, а Лиз истомиться в нетерпеливом ожидании, однако неизвестный даритель не давал о себе знать. Прошло две недели. Случай с розой не забылся, но немного стерся из памяти, тем более в тот вечер, когда юная трактирщица еле живая от наплыва гостей поднялась к себе в комнату. Утомленная, она совсем не сразу обратила внимание на стоявшую рядом с зеркалом шкатулочку из незнакомого серебристого металла с монограммой «Л» в центре крышки. Усталость сняло как рукой! Какая прелесть! Внутри оказался крошечный замок с башенками, на шпилях которых сверкали маленькие бриллиантовые звездочки. Заиграла музыка, ворота сказочного дворца отворились и выпустили крошечного рыцаря на коне со щитом и копьем в руках. Всадник сделал круг по дну шкатулочки и удалился внутрь замка. Ворота за ним закрылись. Музыка прекратилась. Крышка с мелодичным звоном защелкнулась. Наступила тишина. Восторг был неописуем! Девушка снова приоткрыла свое сокровище: мелодия и действо повторились. Ах! А в это время за окном хрустнула ветка. Но, увы, там опять не удалось никого разглядеть, хотя на этот раз на небе во всю сияла самая, что ни на есть, полная луна.
 Третья встреча подарила Лиз изящное колечко, украшенное рубиновым сердцем, пробитым золотой стрелой. Колечко лежало прямо на покрывале кровати. На этот раз девушка не только долго стояла у окна, но и осмелилась несколько раз произнести в темноту шепотом:
 – Сударь. Ну же, сударь. Появитесь, пожалуйста, немедленно, иначе я обижусь.
 Однако сударь не появился, а она не обиделась.
 Пролетело лето, и золото осени принесло Лиз новый подарок. Четвертый. Он представлял собой флакончик в виде цветка белой розы в обрамлении листьев. Цветок был искусно выточен из огромной жемчужины, листья представляли собой настоящие изумруды. Под крышечкой флакона помещались несколько капель духов, впитавших в себя все ароматы ушедшего лета.
 И девушка не выдержала. Может быть, тому виной оказалось извечное женское любопытство, может, неизвестный даритель разжег-таки пламя любви, а может, и то и другое сразу, но Лиз сделала первый шаг навстречу. Она надела на пальчик кольцо с пронзенным стрелой сердцем, подошла к раскрытому окну и сказала:
 – Сударь, если вы действительно любите меня, то не отвергайте возможность нашей встречи, ведь я надела ваше кольцо – значит, почти что обручилась с вами.
 Кусты внизу шевельнулись, и в полоске света показался красивый юноша в фиолетовом камзоле с фиолетовой шапочкой в руках. Его склоненную голову покрывали густые каштановые пряди.
 Они познакомились, однако в тот момент Фастфут не рискнул подняться к возлюбленной: еще долго король гномов довольствовался тоскующими взглядами снизу, затем сидением на ветке около окна, на самом подоконнике, и, наконец, свершился их первый робкий поцелуй.

* * *

 Пролетела зима, расцвела весна, наступило второе лето любви, однако Фастфут так и не решился признаться Лиз, что он далеко не простой смертный, а король подземного государства гномов. Хотя о том, что ее возлюбленный принадлежит к богатому роду подземных рудокопов, девушка знала почти с первого свидания. Услышанная новость повергла дочь трактирщика в смущение. Еще бы! Отвергнуть стольких обычных «человеческих» женихов, чтобы в конце-концов выбрать гнома! Вряд ли подобное решение придется по вкусу отцу и братьям, а уж о том, чтобы отпустить Лиз в Подземелье, не могло идти и речи! Поэтому влюбленные продолжали таиться от всех и вся.
 Но разве можно утаить чувство любви?! Даже не само чувство, а окружающий его ореол счастья, радости, сияния глаз, душевного тепла?! Сначала родственники Лиз стали сомневаться, потом сомнения переросли в подозрения, подозрения в уверенность – у дочери и сестры имелся тайный воздыхатель, причем, в отличие от остальных, пользовавшийся успехом. Сходилось все: неизвестно откуда взявшиеся подарки, ночной хруст веток в саду, вечно приподнятое настроение Лиз, особенно по вечерам. На все прямые вопросы девушка упорно отмалчивалась, отнекивалась и отшучивалась, оставляя отца и братьев в полном неведении. И тогда случилось то, что должно было случиться. Четверо сыновей Бира подкараулили ночного воздыхатели и после короткой стычки, наставив синяков и ему и себе, связали по рукам и ногам. Отложив разборки до утра, Фастфута бросили в темный подвал. Довольные собой братья и отец потирали руки, Лиз была безутешна.
 А наутро случилось следующее. С первыми лучами солнца на окраине городка раздался лязг оружия и размеренный тяжелый топот. Это маршировал боевой порядок гномов. Обитатели Апфельгарта выскочили из своих постелей и высыпали на улицы. Ощерившиеся же мечами и копьями угрюмые гномы молча прошествовали до дверей трактира, где расступились, убрав клинки и пропуская вперед седобородого старика – первого министра. В ответ на его громкий настойчивый стук на пороге трактира показался полуодетый Бир в белом ночном колпаке с кисточкой в окружении четырех вооруженных сыновей.
 – Чем обязан, почтеннейшие гномы? – немного заикаясь от волнения, выдавил из себя трактирщик.
 – Всего лишь тем, – с нажимом и расстановкой ответил первый министр. – Что прошлой ночью наш король не вернулся во дворец.
 – И что с того? – в сознании Бира забрезжил огонек истины, от которой голос трактирщика начал приобретать уверенность.
 – Нам известно, что в твоем подвале содержится пленник.
 – Да, некий наглец, осмелившийся покуситься на честь моей дочери.
 От возмущения лицо седобородого гнома покрылось красными пятнами:
 – Да, как ты смеешь, ничтожный, так высказываться о нашем короле!
 – Не знаю, король он или нет, но законы чести пока еще не дозволено нарушать никому. И ночной воришка должен ответить по заслугам.
 Наступила тишина. Гномы долго совещались шепотом, и первый министр напыщенно произнес:
 – Мы готовы заплатить виру тебе и твоему семейству, богатую виру, золотом и драгоценными камнями.
 Теперь уже долго шептались Бир и сыновья.
 – Мы примем выкуп за оскорбление, нанесенное нашей семье. Но за поругание чести Элизабет ваш король должен сразиться с ее братьями, каждым по отдельности, на том оружии, что выберут они.
 – Никогда! – проговорил первый министр, а отряд гномов снова выставил клинки. – Мы возьмем твой трактир штурмом и силой освободим короля!
 – Только попробуйте! – полунагло–полуиспуганно заорал Бир, отступая за спины сыновей.
 В это время на площади перед трактиром уже собралась довольно внушительная толпа горожан, на чью помощь и рассчитывал трактирщик. Они, правда, были вооружены несколько хуже гномов, однако людей оказалось намного больше. Грозило начаться кровопролитие, но тут чей-то властный голос произнес:
 – Остановитесь!
 У калитки окружавшего трактир садика стояли Фастфут и Лиз. Пока отец и братья были отвлечены переговорами, девушка успела освободить возлюбленного, и теперь оба пытались предотвратить побоище.
 – Остановитесь немедленно! – повторил Фастфут. – Трактирщик Бир, я согласен на твои условия. Однако, прежде чем мы начнем поединки, знай ты, и пусть слышат все жители города, – я не насильник и не покушался на честь твоей дочери, я люблю Элизабет, а она любит меня.

2.


 Поединки должны были состояться через неделю на большом поле у восточной окраины Апфельгарта. Первый министр долго отговаривал короля от затеянного безумства, но Фастфут остался непреклонен. Тогда старик свершил самоуправство: он тайно вызвал во дворец Кукиша.
 Посмотреть на невиданное зрелище собралось почти все взрослое население городка. Первым противником возлюбленного Лиз выступил ее старший брат Акс. Предстоял поединок на привычном для гномов оружии – топорах. Однако Акс был дровосеком и мастером своего дела. Достаточно сказать, что он ловко орудовал как правой, так и левой рукой. Второе место досталось хитроумному солдату городской стражи Шверту, выбравшему для единоборства длинный двуручный меч. В случае неудач братьев, что представлялось горожанам просто неестественным, ибо никто в Апфельгарте и в близлежащих городках не мог противостоять силе и умению двух старших Биров, так вот, в случае неудачи, за честь сестры должен был вступиться толстяк Кампф. Могучий грузчик играючи носил на вытянутых руках мешок муки, следовательно, борьба с высоким и крепким для гномов и все же низкорослым для людей Фастфутом выглядела для Кампфа игрой кота с мышью. Четвертый брат, Богэн, даже не надеялся на удачу, понимая, что старшие расправятся с обидчиком до него, но был готов применить свой охотничий лук; а меткость младшего из семьи трактирщика Бира позволяла ему на охоте бить дичь только в глаз и практически с любого доступного расстояния. Во всех четырех поединках договорились драться до увечья или потери оружия.
 Вставшее над яблоневыми садами солнце заиграло на лезвиях топоров. Клинк-клинк – проверили друг друга на прочность противники. Острия взлетали вверх и опускались, встречая обитые металлом топорища, и как ни ловок казался Акс, ему все же пришлось отступать под бурным натиском гнома. Вот Фастфут прижал противника к одному из огораживавших поле столбов, вот отбил атакующий удар и нанес встречный над головой, но дровосек откатился в сторону, и остро отточенное лезвие срезало верхушку опоры почти до половины. Топор короля ушел далеко вниз, взрезав сухую землю, и застрял там. Мышцы на спине Фастфута напряглись, но топор не поддавался, А в это время поднявшийся на ноги Акс занес над головой свое оружие. Дровосек вовсе не ставил целью убивать возлюбленного сестры, отчего произвел удар топорищем.
 – О-о! – взревела толпа, предвкушая, как мощный толчок повергнет гнома на землю, если, не разрубив, то, по крайней мере, сломав ему пару ребер. Однако вместо этого топор Акса на полпути к цели вдруг треснул посередине так, что его острие отлетело далеко за спину брата Лиз, словно встретило непреодолимое препятствие. Дровосек не удержался на ногах. Акс распластался на спине, а уже в следующее мгновение ему в грудь упиралось лезвие Фастфута.
 – Ах! – всхлипнула толпа людей. Первый поединок завершился не в их пользу.
 – Хей! – сдержано произнесли свой боевой клич гномы. Они пока еще не сильно рассчитывали на победу.

* * *

 Двуручный меч Шверта не ведал поражений. Поэтому, приписав проигрыш брата случайности, второй сын трактирщика вышел на поединок уверенным в своей победе. Тем более, что король гномов выбрал более легкий, но и более короткий обоюдоострый клинок средней длины. Правда, первый министр уговаривал его вооружиться заветным Мечом Четырех Ветров, но Фастфут остался непреклонен: он хотел честного и только честного боя.
 Выйдя на середину площадки, Шверт утроил настоящее представление. Стражник играючи вращал тяжелое оружие так, что бедному гному не удавалось даже приблизиться к противнику, не то, что нанести удар. Зрители кричали от восторга. Шансы Фастфута были не велики. Удар, еще удар, еще! На короля обрушился град выпадов, которые удавалось парировать с большим трудом, причем, каждый натиск тяжелого меча буквально прижимал короткий клинок к земле. По лицам и спинам сражающихся стекали струйки пота. Поднятая ногами пыль оседала на коже слоем густой грязи. До ушей наблюдателей долетало шумное дыхание обоих бойцов. Постепенно ситуация выравнялась настолько, что уже Фастфут дважды едва не дотянулся острием до противника на излете движения его тяжелого меча. Правда, Шверт довольно легко ушел от этих выпадов вращением корпуса – в защите стражник оказался не менее ловок, чем в атаке.
 Дело грозило затянуться, но тут впервые за весь поединок король гномов оказался в опасной близости от брата Лиз. И стражник не замедлил воспользоваться удачей. Описав широкую дугу, двуручный меч пошел косящим ударом вперед. Клинок летел плашмя (и средний брат не хотел оставить сестру несчастной), однако отразить выпад такой силы было просто невозможно.
 – Ну! – снова с надеждой выдохнули зрители. Произошедшее дальше с трудом поддавалось описанию. Короткий меч короля не только выдержал ошеломительный натиск, не только остановил его, но и, совершив неповторимый по изяществу финт, буквально выкрутил оружие из рук стражника. Тяжелый клинок взлетел в воздух и шлепнулся на землю. Шверт проводил его движение удивленным взглядом.
 – У-у! – разочарованно загудела люди.
 – Хей! – радостно воскликнули гномы. Второй поединок тоже остался за ними.

* * *

 Добродушный толстяк Кампф старательно хмурил брови. В глубине души он уже уважал своего возможного будущего зятя, однако ради чести семьи и славы Апфельгарта должен был являть собой непреодолимое желание раздавить его, как муху. Что, к слову сказать, особых сомнений не вызывало: подручный мельника выглядел раза в два выше, в шесть толще и в четыре тяжелее короля гномов.
 Удовлетворенно похлопывая ручищами, Кампф немного лениво двинулся на противника. Он уже решил, что быстро положит гнома на обе лопатки, а после станет просить отца за Лиз. Еще бы! Ведь братья души не чаяли в своей очаровательной сестре и ради ее счастья были готовы на любые подвиги: а разговор с тяжелым на характер трактирщиком казался почти что подвигом. Хлоп. Ладони Кампфа грузно сошлись, встретив лишь воздух, – Фастфут ушел от захвата. Хлоп. Ушел еще раз. И еще, и еще, и еще. Ловкий юноша просто водил противника за нос.
 На этот раз в толпе людей царило напряженное молчание, гномы же, напротив, каждую увертку своего короля сопровождали довольным покряхтыванием. Фастфут улыбался, братец Лиз недовольно сопел носом, – как и большинство толстяков, он довольно легко выходил из себя. Вот и теперь Кампф быстро позабыл о своих добродушных первоначальных мыслях, он разозлился и думал лишь о том, как бы поймать наглого недоростка в свои объятия. А уж тут он бы не сплоховал! Наконец, после нескольких минут бесплодного топотания по пыли, грузчику удалось ухватить Фастфута за обе кисти. Противники напряглись, давя друг на друга. Пытаться столкнуть с места подручного мельника – все равно, что надеяться сдвинуть скалу; но и Кампфу тоже не удавалось одолеть гнома. Последний ушел в пыль почти по самые щиколотки, но стоял на ногах достаточно твердо. Потолкавшись немного, оба пошли на хитрость. Вначале резко ослабил хватку Фастфут. Гора мышц дернулась вперед, но удержала равновесие, после чего, резко рванув гнома на себя, подняла его вверх и швырнула назад. Кувырок в воздухе, и юный король опустился на спружинившие ступни. Кампф еще не успел обернуться, как со спины его сдавили железные объятия короля. Толстяк попытался разорвать кольцо рук. Не тут-то было! Гном держался крепко. В надежде сбросить противника грузчик завертелся на месте. И тут неудача. Хотя ноги Фастфута оторвались от земли, захвата он все же не ослабил. Камфу стало тяжело дышать, перед глазами поплыли вдруг фиолетовые круги, в ушах зашумело, в голове запульсировала кровь. Прошла еще минута, и гигант рухнул в пыль, а король едва успел отскочить в сторону, чтобы не быть придавленным грузным телом.
 Несколько мгновений царила тишина, а потом толпа зрителей разразилась оглушительным свистом и улюлюканьем, причем шумели и люди, и гномы. Закончился третий поединок.

* * *
 
 До победы оставался один шаг, но предстояло сразиться на непривычном для гномов оружии – луках. Поэтому еще накануне состязания первый министр советовал королю, если дело дойдет до последнего поединка, просить, чтобы победителю трех первых разрешили заменить лук метательными кинжалами, ибо здесь мастерство Фастфута позволяло ему состязаться на равных.
 Сказано – сделано. Младший брат Лиз Богэн согласился на замену довольно легко. К этому времени сыновья Бира уже решили, что претендент на руку сестры, хоть и гном, но парень отличный. Они были готовы принять Фастфута в свою семью.
 Противники разошлись на тридцать шагов: для лука – дело плевое, но вот метнуть кинжал на такое расстояние представлялось делом довольно трудным. В колчан одному положили десять стрел, на поясе другого укрепили десять кинжалов. На этот раз в толпе царило оживленное настроение. Гномы были довольны победами своего повелителя, люди – тем, что дело заканчивается миром. Ведь самые умные из жителей Апфельгарта в глубине души понимали, что в случае поражения подземные рудокопы примутся мстить. Начнется противостояние. Пускай не явное, но от этого не менее значительное: пострадает торговля и выгодный взаимообмен между Наземьем и Подземельем. Теперь же зрители успокоились и заключали друг с другом сделки на то, сколько выстрелов одного будет отбито другим.
 Солнце подошло к зениту. Становилось жарко. Фастфут и Богэн разошлись по краям намеченного расстояния. Фью – свистнула первая стрела. Крак – ее древко разломилось на излете пущенным умелой рукой кинжалом. Вторая – снова попадание метательного клинка. Третья – то же самое. С четвертой Богэн немного замешкался, и уже ему пришлось отражать летящее острие. Блинк – это упал в траву пятый нож. Шестой, седьмой, восьмой, девятый. Лучник оказался на высоте, правда, с каждым разом кинжал гнома падал все ближе и ближе, так что доведись им сражаться до двадцати попыток, еще неизвестно, чья бы взяла. А так… Перед десятым броском оба помедлили: Фастфут демонстративно подбросил нож высоко вверх, а брат Лиз так же демонстративно сбил его пущенной ввысь стрелой. Противники сошлись и обнялись под довольный гул толпы. Поединки завершились. Жених Лиз выдержал испытание.
 Все пожимали друг другу руки, похлопывали соседей по плечам, довольно улыбались и никто не обратил внимания на то, что первый министр незаметно склонился к никому неизвестному старику, прошептав ему на ухо:
 – Спасибо тебе, великий волшебник Одинокой башни. Чтобы мы без тебя делали?!
 – Экие пустяки, – изменивший внешность Кукиш расплылся в довольной улыбке. – Ну, разломил топор пополам, ну, меч выдернул, ну, объятия усилил, но в четвертый-то раз он сам, сам все сделал. Просто молодец! Пойду-ка поздравлю.
 – Что ты, что ты! – испуганно замахал руками первый министр. – Если король узнает про наш договор, то и мне не поздоровится и тебе. Еще и поединки переиграть задумает. Прошу тебя, великий волшебник, навести нас лучше в другой раз.
 – И то верно, – согласился домовой. – Доброе дело, оно вдвойне краше, когда незаметно от других глаз делается. Так что прощай и зови, если что!

3.

 «Если что» больше не потребовалось, но упрямый трактирщик еще год не давал согласия на брак дочери и короля гномов. Нет, Фастфута (и его подарки) в доме Бира принимали с удовольствием, однако с последним словом отец Лиз не торопился. Что-то мешало ему дать согласие на этот брак, может быть, нежелание отсылать дочь в подземные чертоги (хотя король дал клятвенное заверение, что станет отпускать супругу в гости при малейшем проявлении тоски с обеих сторон), а может быть, какое-то неясное предчувствие беды. Наконец Бир не выдержал натиска Лиз и четырех ее братьев. Наступило очередное лето, и день свадьбы определился окончательно.
 На окраине города, в том месте, где происходили поединки, уже за две недели до дня бракосочетания трудолюбивые гномы установили множество столов и лавок под крытыми навесами. На кухне подземного дворца варили эль, а в Апфельгарте жарили, парили, пекли всевозможные угощения на любой вкус. Этим занимались в основном женщины, мужчины же готовились к праздничным состязаниям. Один из свадебных обычаев гласил, что невеста должна предстать на пиру в роскошном одеянии, скрепленном четырьмя поясами девичества, снять которые дозволялось только победителям четырех турниров: причем жениху в них участвовать не полагалось ни под каким видом. Обычай символизировал мужскую дружбу, ибо друзья как бы помогали будущему супругу в преодолении женской целомудренности. Первый пояс удерживал покрывало на голове невесты, второй являлся застежкой плаща, третий стягивал свадебное платье под грудью, а четвертый – на талии. Причем и одеяния и сами пояса старались выбрать побогаче – они служили наградой победителям турниров.
 Кукиш появился во дворце в самый разгар хлопот. Еще не остывший от пережитой ссоры волшебник радостно обнял Фастфута, но в ответ на вопрос о местопребывании Эллеи лишь недовольно буркнул:
 – Дома сидит.
 – Как дома? – удивленно вскинул брови гном. – А как же свадьба?!
 – Как? Как? А так: вот время подойдет – и появится, с пылу, с жару! Оне, вишь ты, не торопятся. Понял? И вообще, отстань ты со своими дурацкими вопросами!
 – Дела, – развел руками король. – Вы, что же, поссорились?
 – Хто? Я? – от возмущения Кукиша потянуло на старый жаргон Змеиной балки. – Дык я ни с кем ссориться не подряжался! Я человек мирна-ай! А бабы – оне бабы и есть! Глу-упаи!
 – Ну, вот! Возьмет обидится – и не приедет!
 – Да угомонись ты! Приедет! Гляди, с минуты на минуты прискачет, просто прям примчится!
 Само собой, Эллея и не «прискакала» и не «примчалась» ни через минуту, ни через час. Поэтому Фастфут повел друга в город, знакомить с невестой, для чего Кукиш приосанился, расчесал бороду и брови, переоделся в тут же наколдованный синий бархатный камзол с золотым шитьем и даже немного прибавил себе роста (совсем менять свой облик домовому не хотелось).
 Дочь трактирщика пришлась злыдню «по нутру». Хотя он и видел ее дважды: в первый раз во время знаменитой драки в трактире, во второй на ристалищном поле, но оба раза условия для разглядывания и близкого знакомства были явно не подходящими. Теперь же золотистые локоны, мечтательный взгляд, да и весьма приметные округлости фигуры вдохновили Кукиша на несколько глубоких вздохов по ушедшей молодости, смачный удар ладонями по коленкам и восторженный возглас:
 – И эх-ма! Мне бы годков поменьше – сам бы обженился! Шучу! Шучу! – тут же добавил домовой, замечая во взгляде стоявшего рядом Фастфута притворную ревность.
 – Ну, чего, жених? Невесте подарки преподнесть дозволяешь?
 С этими словами волшебник превратился вдруг в старую носатую каргу, вынувшую из складок платья два довольно невзрачных предмета: простого металла блестящее колечко и такую же простенькую цепочку с крохотным шариком посередине.
 – Ах, красавица, – заговорщицки просипела бабка простуженным голосом. – Скажу тебе как женщына женщыне: энтим мужикам нельзя доверять ни в жисть! Обманут, как есть, обманут, и глазом не моргнут. Посему, вот тебе колечко невидимости. На левой ручке оно простая железка, но на правой… Одела – и пропала! Тут и за супругом проследить сможешь и от него спрятаться, когда надоест. Ожерелье тоже непростое. Как приметишь, что муженек твой верность свою дома оставил, на тебя глядеть перестал, тут и накинь его на мгновение на шею ему. Враз опять твоим сделается! Пустяки, а полезные!
 Старуха крутнулась вокруг себя маленьким вихрем и снова стала привычным Кукишем, а кольцо и цепочка разместились на невесте в отведенных им местах.
 – Это еще не все, но остальное, когда появится Эллея, подарим вместе, ни сегодня – завтра, – обстоятельно заверил домовой.
 
* * *

 Однако ни в этот день, ни на следующий волшебница не появилась. Кукиш нервничал, хотя виду старался не подавать: в глубине души он считал, что таким образом его наказывают за неугомонный нрав, за желание противоречить, за произошедшую ссору.
 Наступил день свадьбы. С первыми лучами солнца улочки Апфельгарта напоминали растревоженный улей. Городок наполнили гул голосов и людской толчеи. И когда на окраине появилась торжественная процессия гномов, этот гул сопровождал ее до самого дома трактирщика, и прерывались лишь удивленными возгласами и восклицаниями. А удивляться, несомненно, было чему. Впереди процессии горделиво шествовал первый министр королевства подземных рудокопов, в строгом белом камзоле, бриллиантовое шитье которого составляло целое состояние и являлось предметом зависти горожан. Далее двенадцать рослых кобольдов сгибались под тяжестью открытого обозрению сундука, наполненного золотыми слитками. Это несли выкуп за невесту. Суровый вид и серая кожа золотодобытчиков приводила окружающих в легкий ужас, рассеивавшийся от созерцания следовавших за ними ларцов с изумрудами, алмазами, рубинами и другими драгоценными камнями. В единый миг и без того не бедный трактирщик Бир становился самым богатым человеком не только в Апфельгарте, но и, наверное, во всей Аллемании (не считая короля Херберга, конечно).
 Жених ехал за дарами в карете, напоминавшей открытую перламутровую раковину и запряженной шестеркой вороных скакунов с золотыми гривами. По обеим сторонам кареты на не менее прекрасных лошадях двигались восемь закованных в серебряные и золотые латы гномов. Замыкала шествие толпа празднично одетых рудокопов с бантами и лентами на шляпах и сюртуках. Грандиозное, но и немного комичное зрелище являлось делом рук и фантазии волшебника Одинокой башни, которому живо вспомнились торжественные выезды страны Эй де Туата. Естественно, что совершенно непривычные к седлам гномы своей неуклюжестью напоминали не эльфийских рыцарей, а скорее мешки с отрубями, однако Кукиша это нисколько не смутило, и довольный собой волшебник на время даже позабыл про «зловредное» поведение Эллеи. По дороге к городу, правда, вспомнил, снова расстроился и, сказав Фастфуту, что отлучится буквально на пару часов, прихватит возлюбленную, после чего еще поспеет с ней к свадьбе, буквально растворился в воздухе.
 Действо же развивалось по заранее согласованному плану. Отец невесты милостиво принял выкуп и вывел на крыльцо Элизабет. Красоту лица и фигуры девушки до поры скрывали головное покрывало и плащ, скрепленные изумительного изящества и баснословной цены поясами. По толпе пронесся завистливый вздох. Праздничный турнир обещал быть не только интересным, но и богатым для его победителей.
 Под шумные возгласы процессия потянулась к накрытым для торжества пиршественным столам и импровизированному ристалищу. Представление началось. Первыми в единоборство вступили мечники. Соревновались и люди и гномы. Поединки шли до потери оружия, поскольку пролить на свадьбе кровь считалось не только дурным знаком, но и предвестием беды. На этот раз победа и право снять первый – головной пояс достались Шверту без особого труда. В схватках на топорах и борцовском турнире верх одержали гномы. Оставалась последняя преграда, по снятии которой невеста переходила в объятия жениха, следовал обмен обручальными кольцами и долгожданный пир. Соревнующимся предстояло стрелять из лука. Оперенные острия со свистом рассекали воздух, и соискатели награды один за другим, разочарованно вздыхая, отходили в сторону. Вскоре у рубежа остался только брат Лиз Богэн. Ему нужно было сделать лишь последний выстрел. И в это время из зарослей травы донесся тонкий визгливый голос:
 – Нельзя ли бедному стрелку присоединиться к честной компании, чтобы побороться за желанную награду?
 В полосу солнечного света ступил одетый в черный без всяких украшений костюм карлик. Новый участник не доставал Богэну даже до пояса и вряд ли мог представлять серьезную опасность в поединке, однако над ристалищем отчего-то вдруг зависла тишина. Люди еще ничего не поняли, но гномы нахмурились: вышедший из зарослей был инчем – существом из племени, которое подземные рудокопы не просто недолюбливали, а с которым откровенно враждовали, ведя непримиримые войны за новые штольни и штреки для разработки руд и месторождений. И кому, как не гномам, было отлично знать, что стреляли инчи отменно.
 Полунасмешливый взгляд Богэна мельком скользнул по карлику. В нем сквозили досада, откровенная ирония, пренебрежение и недовольство: ответить несогласием не представлялось возможным (ссора на свадьбе – дурная примета), а сражаться-то казалось совершенно не с кем. Делать нечего. Охотник выстрелил навскидку, не целясь. Наконечник впился в самый центр круга.
 – Теперь, незнакомец, твоя очередь. Прошу, – поклон Богэна выглядел издевательским.
 Ответный взор противника был не менее ядовит и колюч.
 – Само собой, ты уверен в победе. Еще бы: сравнить твой рост и мой. Мне покрыть такое расстояние не под силу. Давай, сократим его шагов на десять-пятнадцать, вот тогда посмотрим, кто кого.
 Зрители возмущенно зашумели.
 – Ты сам вызвался состязаться, – с улыбкой на губах спокойно возразил Богэн. – За язык ведь никто не дергал? Так? Значит, принимай наши условия.
 – Вот уж не думал, что люди и благородные гномы так несправедливы и настолько трусливы. Ты просто боишься проиграть, и все! – визгливый голосок резал слух, а незнакомец явно провоцировал ссору. Брат Лиз уже занес руку для пощечины, но тут его остановил твердый голос короля:
 – Не стоит нам портить праздник. Пускай стреляет со своего расстояния! Так справедливее.
 Толпа недовольно заворчала, однако, слово монарха, да еще и жениха на свадьбе – закон. Ухмыляющийся Дейм, а это был именно он, поднял лук и выпустил стрелу, не сделав вперед даже двух шагов. Пернатая смерть, свистнув, разломила стрелу Богэна ровно посередине. Карлик выиграл состязание, не торопясь, приблизился к Элизабет, протянул руку к последнему поясу и рванул ткань так, что густо украшавшие его жемчужины брызнули во все стороны. Девушка вскрикнула от боли. Инч же нагло протянул награду Фастфуту:
 – Бери, женишок, теперь она твоя. Владей на здоровье, если удержишь…
 Зловещее окончание фразы потонуло в негодующих воплях. Ближе всего к нахалу оказался Шверт. Взмах меча, и сжимавшая пояс отрубленная кисть покатилась по траве.
 – Ох! – пронеслось над толпой.
 Из обрубка не вылилось ни капли крови. Дейм легко наклонился, поднял кусок своего тела, приставил его к месту и потряс совершенно здоровой рукой. Единственный из всей армии инчей он был непобедим, ибо чтобы защититься от предательства и заручиться безоговорочной поддержкой подземных лучников, Дез на прощание превратил их повелителя в воина армии мертвых.
 – Значит так? – мрачно выдавил из себя карлик. – Ну что ж, будь, по-вашему!
 Он опустил поднятую руку, и мгновенно трава вокруг поляны стала серой от толпы инчей, которые восседали на огромных крысах. Полетели стрелы, пролилась первая кровь. Нападающих оказалось не намного больше, но собравшиеся на окраине города люди, за исключением турнирных бойцов и гномов потешного сопровождения, были не вооружены. Поднялась суматоха. Люди и подземные рудокопы прятались за столами и лавками. В инчей летели тарелки и кубки, кувшины с вином и элем, куски дичи и караваи хлеба. Однако первое ошеломление довольно быстро уступило место стройно организованной обороне, которую возглавили Фастфут и братья Лиз. Атака захлебнулась, превратившись в методичное расстреливание дубовых досок столов, скоро напоминавших ощетинившихся колючками ежей.
 – Ваше величество, – до Фастфута донесся напряженный шепот первого министра. – Без магии нам отсюда не выбраться, а волшебник Одинокой башни, как назло, опаздывает. Нужно идти за Мечом Четырех Ветров. Торопитесь, мы прикроем вас! Спешите, или инчи перестреляют всех, как дичь на охоте.
 – А Элизабет? – король с сомнением покачал головой.
 – Мы защитим ее. Мы сумеем продержаться до вашего прихода.
 – Торопись, любимый, – златокудрая голова Лиз склонилась к плечу возлюбленного. – Наше спасение и наше счастье в твоих руках.
 Они обнялись, и юноша бросился к видневшемуся неподалеку входу в Подземелье. Двое закованных в латы гномов прикрыли спину короля от летящих стрел.
 
* * *

 – Бегут! Гномы бегут, повелитель! – перед Деймом ликовал один из командиров наступательного отряда.
 – Дурак! – губы инча скривились в усмешке: Дез предупредил его, и король стрелков знал, куда и зачем отправились рудокопы. – Наступаем!
 По мановению руки Дейма карлики ринулись в рукопашную. Бой закипел с новой силой. Особенно жарко было возле того места, где защищали Лиз. Без устали опускался меч Шверта, не переставая, стрелял Богэн, работали топоры Акса и гномов, молотили кулаки Кампфа, но толпа инчей сжимала кольцо атаки. Наконец оборонительные заслоны превратились в отдельные островки сопротивления, и тогда шею Элизабет захлестнула петля, руки и ноги невесты короля гномов мгновенно опутала крепкая веревка, и, не взирая на потери, инчи потащили девушку в заросли. Братья пытались придти на помощь сестре, но безуспешно: крысы и карлики буквально висли на них, мешая сделать даже отдельный шаг, а не то, чтобы организовать погоню.
 Дейм в отряде похитителей отступал последним. Перед тем, как скрыться в кустах, мертвец обернулся, положив стрелу на тетиву лука.
 – А вот это вам на прощанье!
 В грудь посмевшего насмехаться над инчем Богэна нацелилась смерть, однако в самый последний момент на ее пути встал Шверт. Удар пробил его грудь навылет так, что спереди заколыхалось лишь оперение стрелы. Слабеющая рука выпустила меч, и на подставленные руки упало мертвое тело лучшего стражника Апфельгарта. Теперь у бедняжки Лиз осталось только трое братьев, а саму ее ожидала пугающая неизвестность.