Книга 2. Истории юности
Незабываемое лето 1995 года 1
Из-за моих последних двух операций на обеих ногах и смерти дедушки мы всей семьёй 4 года подряд не переезжали летом в частный дом. И только в конце мая 1995 года, когда я успешно окончил седьмой класс и учительница перевела меня в восьмой с хорошими оценками, моя старшая сестра Наташа решила пойти в частный дом и навести там порядок, чтобы поскорее перевезти меня туда. За 4 года папа, каждый день приходя работать сюда, ни разу не взял в руки швабру и не удосужился вымыть полы ни в одной из трех комнат. Дело уже дошло до того, что по кроватям бегали мыши, чувствуя себя настоящими хозяевами. За неделю Наташе удалось все вымыть и вычистить до блеска. И уже 3 июня мы переехали в частный дом, оставив в квартире бабушку: переезжать вместе с нами она не захотела, так как ей уже было тяжело ходить во дворе по кривому асфальту. Мама с Наташей пообещали, что будут регулярно привозить ей продукты, чтобы она могла самостоятельно готовить себе еду.
Приехав в частный дом, родители и сестра начали вытаскивать из машины вещи и раскладывать их по местам. За этой работой они не заметили, как солнце опустилось за дома, напоминая о скором приближении ночи. Поужинав во дворе, за столом, под навесом, мы легли спать.
2
Проснувшись утром довольно рано (видимо, от переполнявшего меня нетерпения поскорее выйти во двор и начать дышать воздухом), я обнаружил, что папы, который всегда спит со мной в одной комнате на диване, уже не было. В те далекие годы он вставал раньше нас и всегда говорил:
- Если я просыпаюсь утром и больше не хочу спать, никогда не буду просто так валяться в постели.
Выйдя во двор, папа, взяв веник, начинал подметать, а потом шел в гараж и занимался какими-то делами.
Поняв, что мне больше не заснуть, я решил разбудить маму, мирно спящую в соседней комнате, которую отделяли от моей две тоненькие бледно-голубые занавески, на которых были изображены две черные птицы. Разбуженная мной мама сказала:
- Еще рано. Спи.
Не желая больше ее беспокоить, я решил еще немного полежать. Я вспомнил, как в детстве папа всегда повторял мне:
- Если ты проснулся, не надо сразу всех будить. Дай другим выспаться.
Долго лежать в постели мне не пришлось. Скоро пришла Наташа и, ни у кого ничего не спрашивая, сразу настежь распахнула мое окно, закрытое снаружи ставнями. Одев меня, она позвала из гаража папу и сказала, чтобы он умыл меня. Раньше папа умывал меня возле раковины: поставив свою одну ногу на табуретку, а другую на пол, он сажал меня на колено. Сначала он мыл мои руки, вытирал их полотенцем, потом чистил зубы, а затем, наклонив к раковине, умывал, набирая воду в свою ладонь и давая мне полоскать рот после зубной пасты. С годами такое умывание ушло в историю: я вырос и уже не помещаюсь у папы на коленях. Папа состарился, силы у него уже не те, что были раньше. Поэтому сейчас умывают меня в коляске, за столом, наливая воду в тазик и меняя ее несколько раз в течение одного умывания.
После окончания водных процедур папа вынес меня во двор и посадил в коляску. Оказавшись на улице, я с жадностью начал вдыхать свежий утренний воздух, от которого, как мне показалось, я даже немного опьянел. В те далекие годы утренний воздух действительно был по-настоящему свежим и его хотелось вдыхать и вдыхать, потому что еще не было такого огромного количества машин и выхлопных газов, как сейчас.
Спустя несколько дней Наташа придумала для меня интересное занятие - «бензозаправку». Во дворе стояла деревянная бочка, накрытая сверху крышкой, в которой родители ежегодно с наступлением осени пытались делать вино из двух сортов винограда - молдовы и изабеллы, растущих в нашем дворе. Знаете, у хорошего хозяина бочка всегда стоит с водой, чтобы не рассыхалась. У папы она все время была пустой. Он наполнял ее водой только тогда, когда подходило время делать вино, которое у родителей почти никогда не получалось, хотя они всегда старались строго следовать бабушкиному рецепту. Постепенно родители бросили это дело, так как поняли, что домашнее вино никто из них не пьет. Во время праздничных семейных застолий родители предпочитают употреблять водочку или коньячок.
И вот Наташа, взяв пластмассовую пятилитровую канистру и проделав в ней внизу небольшую дырочку, вставила в нее тоненький шланг, которым родители переливали вино из бочки в разные сосуды, закрепив его скотчем, чтобы не выскакивал. Разыскав во дворе другой шланг, она один конец прикрутила к крану, а другой опустила в отверстие канистры. Таким образом, я мог одновременно наливать воду из крана в канистру и выливать в ведро. Мне очень понравилось «работать» на «бензозаправке». Когда мне надоедало возиться с водой, я просил сестру подкатить меня к столу и начинал гладить утюгом белье. Наташа клала на стол толстое одеяло, специально предназначенное для глажки белья, вытаскивала из комнаты старый советский утюг, включала его в розетку и давала мне гладить носовые платки и майки, чему я был очень рад, думая, что тем самым помогаю сестре по хозяйству. Когда мне надоедало гладить, я брал деревянное домино, на котором были изображены дикие животные - лиса, медведь, заяц - и складывал их друг с другом.
Словом, чем бы я ни занимался в то лето - наливал ли воду из канистры в ведро, гладил ли утюгом белье или играл в домино - я наслаждался тем, что мне больше не надо было ехать в больницу ни на какие операции! Это были непередаваемые ощущения радости и покоя в моей душе!
3
В середине июня мама решила съездить в Польшу, чтобы обновить гардероб своей дочери новыми вещами. В Варшаве у нее уже был знакомый поляк Збигнев. Предварительно созвонившись с ним, она сообщила ему о своем визите. Обычно мама ездила поездом. Выезжала она всегда в пятницу или субботу вечером и через два дня была уже на месте. Когда Наташа, поехав ее провожать и посадив в вагон, вернулась домой, папа сказал ей, что на следующей неделе ему нужно на один день уехать в командировку - в Усть-Лабинск. Наташа сказала:
- Езжай.
И вот в то утро, когда папа уехал, сестра, одев меня, вынесла во двор и начала кормить завтраком за столом, под навесом, который в то время был настолько маленьким, что не мог никого из нас защитить от сильных ливней. Его сделал папа еще задолго до моей первой операции в паху. Помню, в те далекие годы, когда он появился, я сидел под ним в моем специальном деревянном кресле, на подлокотники которого устанавливался столик и прикручивался к ним болтами и гайками, и бабушка кормила меня. С годами в навесе образовалась огромная дырка, сквозь нее в два часа дня светило солнце, и сестре приходилось ставить возле меня зонт. Под навесом висела лампочка в стеклянном плафоне, от которой по стене дома шел черный электрический провод с выключателем и розеткой. Когда папа кое-как сделал навес, мама несколько лет подряд просила его провести электричество, чтобы летними вечерами она могла гладить во дворе белье и не пылить в первой комнате. Наконец папа сделал свет.
От фунламента дома до огорода шла дорожка из криво выложенных кирпичей. Во время трапезы мама все лето сидела боком на табуретке, а папа подкладывал ей под ножки доски. Он готов был принести даже огромную трубу, лишь бы ничего не делать и не менять в своей жизни. Возле края стола, где я сидел, место было еще более менее ровное.
Когда я уже почти закончил завтракать и начал пить чай, Наташа, сидевшая лицом к западу, вдруг сказала:
- Бестрее допивай чай. На нас идет огромная черная туча. Нам надо успеть заскочить в дом.
Как только я допил чай, сестра занесла меня в комнату и посадила в большое, широкое кресло-кровать, предварительно положив на сидение две подушки, чтобы мне было удобнее сидеть. В этот момент начался ливень с сильной грозой. Дождь шел много часов подряд, то увеличиваясь, то уменьшаясь. Во время ненастья в комнате горел свет и работал телевизор. Помню, дедушка всегда говорил мне:
- Во время грозы все электроприборы должны быть выключены, чтобы избежать пожара.
Но Наташе хоть говори об этом, хоть не говори - все бесполезно. Она всегда все делает по-своему. Когда в очередной раз на небе сверкнула яркая молния и следом за ней оглушительно загрохотал гром, у нас выключился телевизор: видимо, молния попала в антенну соседнего двухэтажного дома, стоящего рядом с нашим. Тут уж моя сестричка ни на шутку испугалась, подумав, что у нас перегорел телевизор. Но когда она его снова включила, он по-прежнему нормально заработал.
Глядя из окна комнаты на ливень и понимая, что в ближайшие часы мне не придется выходить гулять во двор, я попросил Наташу дать мне куклу и расческу. Получив желаемое, я начал расчесывать кукле волосы, чего никогда не делал в детстве, считая, что в кукол должны играть девочки, а мальчикам нужно катать машинки по столу и стрелять из пистолетов. С этого дня, сидя в комнате во время ливней, я регулярно расчесывал волосы кукле. И это занятие мне тоже очень нравилось.
В то лето по телевизору в 14.30 начали показывать новую передачу «Пойми меня» с ведущим Олегом Марусевым. В конце программы Олег Федорович всегда говорил свою неизменную фразу:
- А перед победителями мы снимаем шляпу!
В это время Наташа кормила меня обедом. Она брала круглый низкий столик-треножку, ставила на него тарелки с едой и пододвигала его к себе. Со стороны было непонятно, что она делала - то ли сама ела, то ли кормила меня. Я очень не любил этот столик, поскольку всегда боялся - если резко дерну правой ногой, он легко улетит в другой угол комнаты. И тогда я точно останусь без обеда. При этом в комнате, под вешалкой, за занавеской, стоял другой раскладной стол на высоких железных ножках и с широкой деревянной доской, но Наташе было лень каждый день его вытаскивать и ставить.
Когда к вечеру закончился ливень и сестра вынесла меня во двор, я увидел, что земля в нашем огороде была вся белая от обильного дождя. Пока я с жадностью вдыхал в себя воздух. чистый, свежий, омытый дождем и наполненным озоном, из командировки вернулся папа.
4
Прошла неделя, в конце которой из Польши воскресным вечером приехала мама. Мы приняли решение утром следующего дня на несколько часов вернуться в квартиру, чтобы в зале, на длинном диване, внимательно рассмотреть все ее подарки. Когда мы приехали в квартиру и мама начала доставать из сумки покупки, оказалось, что 95 процентов вещей принадлежали Наташе. Наша мамочка всегда очень старалась красиво и модно одевать свою дочь, чтобы она нравилась своим бесчисленным женихам, ни один из которых не стремился официально создать с ней крепкую и дружную семью. Да и сама сестра говорила, что все ее кавалеры были то алкоголиками, то просто придурками. Мама купила мне футболку без рукавов с разноцветными полосками, папе - рубашку с короткими рукавами. Бабушке она вообще никогда ничего не привозила из вещей. Свой поступок она каждый раз объясняла тем, что, поскольку бабушка была полной, за границей не было для нее вещей нужного размера. Обижалась ли бабушка на то, что родная дочь не привозила ей новых вещей, не знаю. Наверно, про себя расстраивалась. Но никогда не показывала вида. Если бы мама с Наташей хотели обновить бабушкин гардероб, могли бы в любые выходные пойти на вещевой рынок и купить ей новый халат. Но никто этого не делал. Спустя два года, примерно за месяц до смерти бабушки, моя сестра купила ей черный халат. Наташа как что-нибудь купит, так хоть стой, хоть падай. У нее вообще нет вкуса. Она и себя постоянно пытается одеть во все черное, будто каждый день ходит к кому-то на похороны. Бабушка, неодобрительно посмотрев на подарок внучки, наверно подумала: «В нем ты меня и похоронишь». Поносив месяц халат, бабушка умерла.
Как только были рассмотрены все вещи и разложены в шкафы, мы вернулись в частный дом.
5
Наступил июль.
Помню, когда я лежал в больнице на последней операции по удалению контрактур под коленом на правой ноге, очень неудачно сделанной мне Геннадием Петровичем Драчуком, после которой я был вынужден целый год сидеть на строжайшей диете, пытаясь вылечиться от стрептодермии, которую он на всю жизнь занес в мою кровь, я почувствовал, что мне хочется иметь пишущую машинку, дабы самому печатать все, что будет приходить в мою голову, и ни от кого не зависеть. Много лет подряд мои сочинения под мою диктовку писала бабушка, часами сидя возле меня на стуле и отражая в тетради все, что я говорил ей. При этом я не разрешал ей вставить в мой текст ни одного своего слова. Но из-за моего нечеткого произношения у нас с ней иногда возникали некоторые разногласия: она не всегда понимала, что я говорил ей. Несмотря на это, в нашей квартире до сих пор лежит тетрадь, почти вся исписанная бабушкиным почерком. В тот год, когда я болел стрептодермией, я постоянно сидел в своем специальном деревянном кресле и слушал магнитофон «Электроника-302». Мне он очень нравился тем, что был плоский. И, когда я нажимал на кнопки большим пальцем правой руки, он не падал, а прочно стоял на месте. К нему подключался микрофон, через который на аудиокассету можно было записывать свою речь или песни с телевизора. Обычно записями песен занималась Наташа. Раньше каждую среду в 3 часа дня по радио шел концерт по заявкам радиослушателей «Для тех, кто в пути». Сестра приносила в кухню магнитофон, спускала с холодильника на стол радиоприемник и, подставив к нему микрофон, записывала те песни, которые ей больше всего нравились. Еще она делала записи из телепередач «Песня года» и «Пятьдесят на пятьдесят». В итоге у нее была целая коллекция аудиокассет с прекрасными советскими песнями, на которых я и вырос.
Как-то раз поздно вечером, когда Наташа записывала очередную песню, у нее вдруг остановился магнитофон. Желая его быстро починить, она налила во все отверстиия подсолнечного масла. Но от такого «ремонта» он не заработал. Пришлось маме нести его в мастерскую, где его промыли и прочистили.
И когда я нажимал на кнопки магнитофона большим пальцем правой руки, уже представлял, будто печатаю на пишущей машинке.
Со 2 января 1992 года по телевизору начали показывать американский сериал «Санта-Барбара», где нелюбимый муж Иден Керк Крэнстон писал ей анонимки, печатая их на механической пишущей машинке. Когда я это видел, мне с удвоенной силой хотелось ее иметь
И вот в начале лета 1994 года я сказал родителям:
- Мне нужна печатная машинка, дабы я мог сам печатать то, что я захочу.
Мама, услышав это, всплеснула руками. И спросила:
- Как же ты будешь печатать на ней, если у тебя не работают руки?
- Большим пальцем правой руки, - с готовностью в голосе ответил я, будто заранее зная, что мама задаст мне именно этот вопрос. В тот момент я думал, что так и будет.
- Ничего у тебя не получится, - сказала мама. - Но если очень хочешь иметь машинку, начинай заниматься руками - каждый день сжимай и разжимай пальцы.
Пальцами я занимался только один вечер, на второй у меня уже не хватило терпения и я бросил это дело. Моя мечта оказалась настолько сильной, что я решил не отступать, а прямо напролом идти к своей цели, ни на кого не обращая внимания. Постепенно я начал собирать в отдельную коробочку белые листы бумаги формата А4 и, сложив их в несколько раз, клал туда, думая про себя: «Вот появится у меня печатная машинка, я буду доставать бумагу из коробочки и печатать на ней».
Больше всех от меня доставалось бабушке, потому что только с ней по несколько часов подряд я говорил о машинке, особенно в послеобеденное время, когда мы вдвоем ложились отдыхать, не понимая, как надоедаю ей своей болтовней.
И вот как-то раз в конце августа 1994 года папа неожиданно из частного дома принес в квартиру старенькую механическую пишущую машинку «Москва», на которой раньше работали все секретари на разных предприятиях Советского Союза, в том числе и советская киноактриса Лия Ахеджакова, сыгравшая секретаршу Верочку в фильме Эльдара Рязанова «Служебный роман», с силой стуча пальцами по кнопкам. В этот момент я сидел в своем кресле. Как только папа поставил передо мной машинку, я сразу вытащил из-под стола правую руку и начал пробовать нажимать на кнопки большим пальцем. Конечно, печатать у меня не получилось, поскольку от моего легкого прикосновения к кнопкам железные палочки, бьющие по черной ленте, благодаря которой появляются на бумаге буквы, вообще не доставали до нее, оставаясь в воздухе, а затем падали обратно. То обстоятельство, что я не могу работать на такой допотопной машинке, абсолютно не расстроило меня. Передвинув машинку влево и вытащив из-под столика левую руку, я снова начал нажимать средним пальцем на нижние кнопки, где были написаны буквы «Т», «И», «М», так как до верхних мой палец не доставал. Я печатал только заглавным шрифтом: для того, чтобы напечатать прописные буквы, нужно было одновременно задействовать обе руки: пальцем одной нажимать на большую кнопку, которая, как мне казалось, поднимала каретку вверх, и. удерживая ее. пальцем другой руки нажимать на нужную букву. Делать что-то обеими руками сразу я никогда не мог, поэтому печатал прописными буквами. Когда каретка до конца уходила влево, предварительно издавая предупреждающий звонок о скором окончании строчки, словно опытная машинистка, я переводил ее вправо и снова начинал печатать. Конечно, в то время я не соблюдал никаких межстрочных интервалов. Какие там интервалы! Я тогда понятия не имел о том, что они вообще существуют! Когда лист бумаги в машинке заканчивался, Наташа, в свое время посещавшая курсы машинисток, меняла его на другие, зачем-то вставляя в каретку сразу по несколько штук. Хоть сестра и ходила на курсы, печатала на машинке, как курица лапой. Это продолжалось много лет подряд, пока в нашей отсталой стране наконец не появились компьютеры и принтеры.
Прошла неделя, в конце которой папа забрал машинку в частный дом для работы. Он сказал:
- Есть еще электрические пишущие машинки: стоит только дотронуться пальцем до кнопок, как на бумаге сразу же появляются нужные буквы. На них не надо с силой бить по кнопкам.
Лучше бы он мне этого не говорил! Моя мечта иметь такую машинку усилилась во много раз!
Прошел почти год. И когда в начале июня 1995 года мы всей семьей переезжали в частный дом, бабушка, которую, наверно, я окончательно замучил своими постоянными разговорами о машинке, сказала родителям:
- Да купите вы ему машинку! Она должна быть в доме!
Слово бабушки - закон для всех!
Сидя во дворе, за столом, под навесом, гладя белье или играя в домино, я постоянно думал о машинке, то и дело представляя себя сидящим перед ней и нажимающим на кнопки. Меня распирало неописуемое желание поскорее ее получить. При этом я все время сдерживал себя, стараясь никому не надоедать своими бесконечными разговорами о ее покупке, иначе вообще ничего не получил бы. И вот мама, наконец поняв, что я не собираюсь отступать от своей мечты, попросила Наташу позвонить в справочную и узнать, есть ли в нашем городе магазины, где можно купить электрическую пишущую машинку. Сестра, как и родители, тоже отговаривала меня от покупки машинки, придумывая на ходу, будто между кнопками есть дырки, в которых будут застревать мои пальцы, или, печатая, я буду забывать делать пробелы между буквами. «Замечательная» у меня сестра! Вместо того, чтобы во всем помогать больному брату, она только и ставит ему палки в колеса. Нехотя сев к телефону, она позвонила в справочную. Там ей дали номера телефонов нескольких магазинов, где были электрические пишущие машинки немецкого производства. И вот на другой день сразу после моих именин папа с сестрой, сев в машину, которую папа раньше тоже водил, используя для этого мамину доверенность, поехали в магазин. Когда их не было, я сидел во дворе, напротив водокачки, и с нетерпением ждал их возвращения. Я очень боялся, что, пока они доедут до магазина, кто-нибудь успеет ее купить и я опять останусь ни с чем. Но все мои опасения и переживания, которых я никому не показывал, оказались напрасными. Вернувшись домой, папа с Наташей привезли с собой новенькую электрическую пишущую машинку «OPTIMA-10». Когда папа с сестрой, вытащив машинку из коробки, поставили на стол во дворе и подкатили меня к ней, моей радости не было предела! Как только папа, воткнув вилку в розетку, нажал на кнопку включения, каретка, стоящая на середине, сразу же сама отодвинулась влево, на начало строчки, и встала, ожидая дальнейших действий. Бумагу можно было вставлять двумя способами: или покрутив зеленое колесико с левой стороны, или нажав на кнопку, заставляющую валик автоматически вращаться, затягивая лист внутрь. Когда папа куда-то отошел, оставив меня одного, я, как и собирался, попробовал печатать большим пальцем правой руки. Но, к сожалению, мои надежды не оправдались. То ли спастика за год усилилась в руке, то ли на машинке было слишком много кнопок, расположенных именно с правой стороны. Абсолютно этому не расстроившись, я наклонился и начал... печатать носом. К моему великому удивлению, мне удалось написать несколько слов. После окончания 7 класса я еще не знал, как нужно правильно расставлять в предложениях знаки препинания, поскольку этот раздел русского языка проходят в более старших классах. Несмотря на это, мне давно было известно, что имена и фамилии людей пишутся с заглавной буквы, а перед обращением нужно ставить запятую. Когда вернулся папа и увидел, что я смог напечатать несколько предложений, был настолько удивлен и поражен моим способностями, что просто невозможно передать словами! Конечно, в тот момент я не стал рассказывать ему, как я все это написал, чтобы никого не расстраивать хотя бы первое время. Но все тайное рано или поздно становится явным. Очень скоро в моей семье узнали, что я печатаю носом. Больше всех расстроилась мама, так как ей очень хотелось, чтобы я печатал хотя бы одним пальцем любой руки. Мне тоже много чего хочется в этой жизни, но, к сожалению, мои желания не совпадают с моими возможностями. Я считаю, что, если ребенок с детства левша, не надо его переучивать и заставлять писать правой рукой, так как это наносит ему моральную травму, вследствие которой он начнет врать родителям, лишь бы только они его не ругали.
Машинка прослужила мне верой и правдой 16 лет и ни разу не сломалась! Благодаря ее появлению в моей жизни, сам того не ожидая, я написал много рассказов. Каждый из них сейчас переделываю по-новому. Спустя годы я понял: те произведения, которые я пытался писать раньше, будучи подростком, теперь никуда не годятся. А в начале осени 2011 года родители по моей просьбе купили мне ноутбук, работать на котором я научился самостоятельно. Теперь вы, дорогие читатели, видите мои произведения в новом варианте.
6
После покупки пишущей машинки мама начала думать, в какое место повезти меня на море. Снова возвращаться в Джубгу никому из нас больше не хотелось. И тут мама решила позвонить своему знакомому - Валерию Эдуардовичу Цею. В то время он работал на станции технического обслуживания машин и регулировал корбюраторы, проверял уровень выхлопных газов в трубе. Они познакомились друг с другом при очень необычных обстоятельствах. Осенью 1994 года мама, приехав на станцию, попросила мужчин показать ей хорошего регулировщика корбюратора. Те и назвали ей имя, отчество и фамилию мужчины. Им и оказплся Валерий Эдуардович Цей. Пока он занимался с машиной, мама вступила с ним в диалог. Оказавшись довольно общительным человеком, он рассказал, что имеет семью - жену Валю и 15-летнюю дочь Аню. Когда был закончен ремонт, они с мамой обменялись номерами стационарных телефонов. Как только мама вернулась домой, папа, раньше занимавшийся ремонтом машины, проверив работу корбюратора, сразу обнаружил, что он по-прежнему не исправен. Пришлось маме вторично ехать на станцию и просить рабочих показать ей в этот раз по-настоящему опытного автомастера. Несмотря на это, между мамой и Валерием Эдуардовичем завязались чисто дружеские отношения. В течение года они просто общались по телефону.
Поговорив с ним и рассказав ему обо мне, мама спросила, не знает ли он такого на море, где был бы ровный берег, не было бы никаких ступенек при подходе к воде.
- Знаю, - сказал Валерий Эдуардович. - Это станица Голубицкая Темрюского района, расположенная на побережье Азовского моря. Мы с дочкой уже 16 лет подряд отдыхаем в этом месте. Там ровный песчаный берег. Если хочешь, могу показать дорогу.
Поблагодарив его за полезную информацию и положив трубку, мама пересказала нам весь разговор с ним. По ее кислому выражению лица было видно, что она не очень хочет ехать вместе Валерием Эдуардовичем, так как боится, что он начнет приставать к ней. На самом деле ее «опасения» надо было понимать так: «Я - лентяйка. Никуда не хочу ехать. Лучше я посижу дома. Наташа, съезди вместо меня».
Сестра, уже и без маминых слов поняв, что придется ехать ей, сказала:
- Я могу съездить с ним на два дня, поскольку за один день, боюсь, я не успею там все рассмотреть. Ко мне-то он не будет приставать. Позвони ему в пятницу и попроси приехать в субботу в 11 часов утра.
Маме только этого и нужно было! В ее голове всегда возникали какие-то идеи, выполнение которых она постоянно перекладывала на плечи других людей. В пятницу вечером она позвонила Валерию Эдуардовичу и попросила его приехать к нам в субботу, в 11 часов утра, сразу предупредив, что вместо нее с ним поедет Наташа, сославшись на то, что дома много дел, да и меня не может оставить одного. Надо сказать, мужчине было все равно, с кем ему ехать и кому из членов моей семьи показывать дорогу. Он лишь сказал, что приедет со своей дочерью.
И вот в субботу Наташа вместе с Валерием Эдуардовичем и Аней уехали на море, пообещав вернуться в воскресенье вечером.
В день отъезда моей сестры на море папа решил заняться ремонтом сцепления в машине. После завтрака я попросил папу подкатить меня в коляске к гаражным воротам, выходящих в проезд, поскольку всегда старался как можно меньше общаться с мамой, всегда пытавшейся найти мне такие занятия, которые я не хотел выполнять. В то лето мне очень нравилось каждый вечер сидеть возле ворот, то открывая, то закрывая только одну половинку. Так как ручка от ворот находилась высоко и я не мог дотянуться до нее, к ней был привязан пояс от маминого халата. Если по проезду ехала машина, пропуская ее, я закрывал ворота, а когда она проезжала, снова открывал. Каждый вечер занимаясь этим делом, я заметил, что соседи, живущие в проезде напротив нас, в восемь часов вечера уже закрывали ставни. Меня всегда удивляло, почему так рано они ложились спать. С тех пор много лет подряд я каждый год летом и в начале осени то днем, то вечером я сидел возле ворот, открывая и закрывая их.
Весь субботний день все небо было затянуто сплошной облачностью. Когда, пообедав, я лег отдыхать и мама зачем-то укрыла меня одеялом, наверно подумав, что мне холодно, некоторое время спустя пошел ливень, который, то увеличиваясь, то уменьшаясь, лил до глубокой ночи. Пока я отдыхал, Наташа, где-то отыскав переговорный пункт, позвонила маме и сообщила, что у нее все в порядке. В то время люди в нашей стране еще не имели ни малейшего понятия о сотовых телефонах. И никто без них не умирал. Все были счастливы.
7
На следующей день Наташа, вернувшись домой, рассказала:
- Это база отдыха «Прибой». На огромной территории стоят фанерные домики. Возле каждого домика, с задней стороны, стоят железные столы, а по бокам две длинные лавки, ножки которых глубоко вкопаны в песок. Возле столов растут деревья - маслины, их стволы сильно наклонены в южную и восточную стороны от сильнейших северных и северо-восточных ветров, дующих зимой с моря. Есть кухня для самостоятельного приготовления пищи. В ней длинный стол и печка, работающая от баллонного газа. Есть летний душ и умывальники. Берег ровный, состоит из песка и мелкой гальки. Нигде нет никаких ступенек. Вода в море чистая, даже прозрачная. Народу на пляже мало. Валерий Эдуардович повел меня на другую базу - «Лада», расположенную через дорогу. Конечно, она более цивильная, чем «Прибой», но нам не подойдет. Да, там есть столовая и охраняемая автостоянка. Перед входом в каждый домик - ступеньки. Каждый вечер и до глубокой ночи громко играет музыка, приглашая отдыхающих на дискотеку. Эта база находится очень далеко от моря в отличие от «Прибоя», где домики стоят в трех минутах ходьбы от пляжа. Думаю, это место Сереже идеально подойдет.
Вечером, когда за горизонт село солнце, Валерий Эдуардович вытащил из багажника машины палатку. Мне еще ни разу в жизни не приходилось спать на земле. Только я хотела в нее залезть, как Аня вдруг сказала:
- Пойдемте в кафе, поедим шашлыков.
- Я уже хотела ложиться спать, - ответила сестра, делая вид, будто дома она всегда соблюдает четкий режим дня и рано ложиться спать. На самом деле это было далеко не так. В выходные, начиная с вечера пятницы, она до трех часов ночи смотрела по телевизору американскую фантастику: «Куклы», «Ножницы», «Кинг-Конг», после окончания которой боялась выйти из зала, думая, что ее кто-нибудь задушит. Утром спала до 10 часов, поскольку раньше никак не могла открыть глаза. Наконец, кое-как встав с постели, полдня ходила в квартире в ночной рубашке, чем всегда раздражала нас с папой. На папины просьбы одеть халат и причесаться она вообще никак не реагировала. Но сейчас, находясь среди чужих людей, она старалась показать себя с наилучшей стороны.
- Дома выспишься, - сказала Аня. - Ты приехала на море отдыхать или дрыхнуть?
Вечером поднялся сильный северо-восточный ветер, от которого на море сразу начался шторм и на поверхности воды появилась белая пена - барашки. В кафе мы заказали три порции шашлыка. Когда нам принесли мясо в одноразовых тарелочках и мы его съели, налетел сильный порыв ветра и унес посуду в неизвестном направление.
В кафе мы просидели до двух часов ночи, болтая обо всем на свете. Валерий Эдуардович оказался очень веселым и интересным собеседником. Как только мы вернулись на базу, я сразу залезла в палатку и тут же крепко заснула. Проснувшись утром и выйдя из палатки, я обнаружила на своей одежде собачью шерсть.
- Валерий Эдуардович, почему вся моя одежда в собачьей шерсти, - спросила я у него. Он переночевал в машине и уступил нам с Аней место в палатке.
- В моей квартире живет шотландская овчарка - колли. Когда я еду на море и беру ее с собой, она спит в моей палатке, - объяснил он.
- Ясно, - коротко ответила я.
Валерий Эдуардович, искупавшись в море, привез меня домой, - закончила Наташа свой длинный монолог.
8
Внимательно выслушав рассказ моей сестры, мы поняли, что Голубицкая - это место, которое идеально подходит для нас. И решили поехать отдохнуть туда. В воскресенье поздно вечером папа закончил ремонтировать сцепление в машине. Придя в понедельник на работу, он оформил себе отпуск, который не брал много лет, чтобы дома его никто ничего не заставлял делать. Мама с Наташей, поехав на рынок, купили много продуктов. Половину из них отвезли бабушке в квартиру, чтобы она могла продолжать сама себе готовить еду. Не надо думать, будто мы забыли о ней. Это было далеко не так. Ежедневно мама с Наташей звонили ей и узнавали, какие нужны продукты. Бабушка говорила, что у нее всего в достатке. Находясь все лето одна, она немного ленилась самой себе готовить. Когда все вещи были упакованы и лежали в багажнике машины, мама, позвонив накануне вечером Валерию Эдуардовичу, попросила его приехать рано утром к нам домой и показать дорогу в Голубицкую. Мужчина согласился.
И вот 3 августа мы тронулись путь. У Валерия Эдуардовича была старенькая «Тойота», у нас - «Жигули» шестой модели. Известно, что все иномарки легко и быстро набирают огромную скорость, чем отечественные легковые автомобили. Поэтому во время поездки мы то и дело отставали от него. Отъехав далеко, он останавливался и ждал, когда мы подъедем к нему. Мне эта поездка очень понравилась! Сидя в машине, я представлял себя полицейским, гонящимся за преступником. Приехав в какой-то город, мы остановились, потому что Валерию Эдуардовичу нужно было что-то купить. В это время папа вышел из машины и стал ходить вокруг неё. И вдруг он увидел, что колесо у нашей машины спустило. После ремонта мама подошла ко мне и спросила:
- Можно я сяду в машину к Валерию Эдуардовичу?
Маме давно хотелось прокатиться в иномарке. Мне ничего другого не оставалось делать, как разрешить ей. После этого мы с папой тронулись дальше.
Машину мы купили летом 1986 года на бабушкины деньги, вырученные за продажу дома в Приморско-Ахтарске. Мама, сдав на права и научившись водить, начала много возить меня по городу. Это было то прекрасное время, когда летом на улицах продавали квас из бочек, возле которых сидели продавцы, и всем желающим наливали его в общую кружку. Люди спокойно пили, не думая ни о каких инфекциях. Мы тоже покупали этот напиток, попросив продавца налить его в термос. Выехав вечером из дома покататься, мы с мамой таксовали - подвозили людей, голосующих возле дороги, пытающихся остановить такси, и брали с них деньги. Это работа мне нравилась тем, что приносила хоть небольшой доход в наш семейный бюджет. Так как я проводил много времени в машине, уже начал запоминать некоторые Правила дорожные движения. Я усвоил, что перед поворотами нужно включать левый или правый повороты и обязательно притормаживать. Под знаком «кирпич» вообще нельзя останавливаться... Постепенно папа, получив от мамы доверенность, тоже начал водить автомобиль. Он много возил меня зимой и весной из квартиры в частный дом и обратно. Сидя рядом с ним, я отмечал про себя, как он неправильно водит: перед поворотом разгоняется, будто боится, что не успеет повернуть. Перестраиваясь из одной полосы в другую, вообще не включает поворот. Наверно, ему кажется, что едущие сзади водители должны на расстояние угадывать его мысли, куда сейчас ему вздумается поврнуть. Если ему не хотелось включать повороты, хоть бы выставлял левую руку в окно и показывал другим автомобилистам, куда ему нужно поворачивать. По городу, где скорость движения не должна превышать более 40 километров в час, он всегда разгонялся до 70-80 километров. Ну, прямо Микаэль Шумахер! И это при том, что у него вообще никогда не было прав на вождение легкового автомобиля: в молодости он когда-то учился водить грузовик.
Наконец мы доехали до того места, где собирались отдыхать. Мама с Валерием куда-то ушли, а я остался с папой. Я его попросил посадить меня в маленькое раскладное кресло. И, когда он это сделал, я стал смотреть на море, недалеко от которого мы остановили наши машины. Море штормило. Небо с самого утра было затянуто плотной облачностью, благодаря которой в машине ехать было нежарко. Наконец пришли мама с Наташей и Валерием Эдуардовичем. Они сказали, что свободных мест для проживания нет. Конечно, это меня очень сильно огорчило. Валерий Эдуардович пообещал, что у нас будет место. После этого мы стали кушать прямо на берегу моря, так как в багажнике машины Валерия Эдуардовича лежал раскладной столик. Поскольку я поел быстрее всех, попросил папу положить меня в машину на заднее сидение, потому что очень устал после дороги. Пока я отдыхал, начал накрапывать дождик. С самого утра все небо затянула сплошная облачность, полностью закрывшей солнце, благодаря которой ехать в машине было комфортно. Лето 1995 года выдалось прохладным и дождливым. Тем временем родители и Валерий Эдуардович закончили трапезу. После этого мы поехали искать домик. Нам достался домик из одной комнаты с тремя кроватями. Мама с Наташей решили, что будут спать вместе на одной кровати. Папа меня занес и положил на постель.
После отдыха все пошли на море. Мама у меня спрашивает:
- Ну что, будем купаться, Сережа?
Я ответил:
- Нет,, я хочу еще посмотреть на море.
Какое оно было красивое! Как накатывали волны одна на другую и с треском разбивались о песочный берег! Хорошо, что мы взяли с собой круг, который перед выходом из домика попросили надуть Валерия Эдуардовича. Мужчина шутя сказал:
- Что там круг! Я могу надуть даже автомобильную шину.
Наконец мне надоело сидеть на берегу и мы пошли купаться. Волны захлестывали меня, но я старался подпрыгивать. Когда все вдоволь накупались, вернулись в домик. Вечером родители решили поджарить шашлык, мясо для которого приаезли из дома. Нужно было отметить благополучный приезд. Папа начал разводить костер, а Валерий Эдуардович носил какие-то тоненькие ветки, похожие на хворост, от которых нельзя было добиться хороших углей. При этом Валерий Эдуардович сразу сказал, что он - лучший шашлычник города! Папа, увидев, что он принес, сильно засомневался в правдивости его слов. Когда мой папа жарит шашлык, он пилит толстые бревна,чтобы из них получились хорошие угли. С теми палочками, которые принес Валерий Эдуардович, можно было разводить костер в лесу, дым от которого отпугивал бы комаров. Когда шашлык был готов, все сели за стол и стали есть, кроме меня. Я никогда не любил и не люблю мяса. И, если бы жил один, давно стал бы вегетарианцем. К помидорам с детства испытываю отвращение. До 17 лет я вообще не брал их в рот. Но в августе 1998 года папе, который кормил меня завтраком, все-таки удалось засунуть мне в рот один кусочек помидора. Я думал, что в тот момент меня вырвет. Мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы этого не произошло. И до сих я терпеть не могу есть ни помидоры, ни сырой лук, вызывающий у меня отвращение до тошноты.
Во время ужина мы заметили, что Валерий Эдуардович оказался большим любителем горячительных напитков. Он не пропускал ни одной рюмки и мог пить еще и еще. После окончания трапезы мы опять пошли на море - посмотреть на закат солнца, который я ни разу не видел. Волны не прекращались. Солнце ещё не закатилось и светило, но уже не так ярко. Я ковырял песок лопаткой, которую мы взяли с собой из города, но скоро мне это надоело и я решил снова искупаться. Как было приятно плавать в этом бушующем море! Волны, сверху которых были белые гребешки, били мне в лицо, несмотря на то, что Наташа старалась подбрасывать меня над ними, как можно выше. В тот момент я хотел прыгать именно на таких волнах. Тихое море, похожее на воду в ванне, меня тогда не привлекало. После того, как мы искупались и плыли лицом к берегу, сзади на нас неожиданно налетела волна и ударила меня в спину. От испуга я чуть не вскрикнул.
Вернувшись с моря, мы увидели, что Валерий Эдуардович, будучи сильно выпившим, решил перегнать свою машину в другое место. Сев за руль, он включил двигатель. Разогнавшись и не рассчитав скорость, он заехал капотом на пенек, в результате чего передние колеса машины поднялись вверх. Пришлось ему вместе с папой поднимать на руках переднюю часть машины и на задних колесах откатывать ее назад. Когда со второй попытки Валерию Эдуардовичу все же удалось переставить автомобиль в нужное ему место, он вытащил из багажника палатку. Расставив ее возле нашего домика, он залез во внутрь, оставив свои тапочки на улице, и крепко заснул.
Когда мы легли спать, попросили папу рассказать нам сказку. В детстве каждый вечер перед сном папа читал мне огромное количество сказок. Но, когда я просил его рассказать от себя какую-нибудь сказку, он никогда ничего не мог придумать. Все они начинались одинаково: «Жили-были дед и баба, и был у них маленький мальчик Сереженька. И вот как-то раз пошли они в лес за грибами и ягодами. И там Сереженька встретил волка…». Что происходило дальше с Сереженькой и волком, я никогда не знал, поскольку папа на этом месте всегда засыпал. На следующий вечер он начинал рассказывать мне эту же сказку с самого начала.
Ночью прошел сильный ливень с грозой. Проснувшись утром и выйдя из домика, мы увидели, что тапочки Валерия Эдуардовича от дождя расклеились. Надо сказать, мужчина по этому поводу совсем не расстроился. Выбросив их, он, подойдя к машины, открыл багажник и, вытащив из него другую обувь, одел ее.
Утром во время завтрака Валерий Эдуардович вытащил из багажника машины консервы - рыбные котлеты, сделанные в форме небольших квадратиков и залитых томатным соусом. В детстве во время ужина мне очень нравилось есть толстолобика в томатном соусе с картофельным пюре. Когда я попробовал эти котлеты, они мне так понравились, что постепенно я съел все запасы Валерия Эдуардовича. Наташа даже начала меня одергивать:
- Ты так ничего не оставишь Валерию Эдуардовичу.
Но мужчина, казалось, был только рад этому. Он сказал:
- Пускай кушает! Я все равно не повезу их домой.
После завтрака мы пошли на море. Хорошо, что оно было недалеко от домика, и нам слышен был его шум. Несмотря на продолжающийся шторм, мы полезли в воду. Волны с гребешками то пытались накрыть меня с головой, то ударит в лицо. Но Наташа старалась подбросывать меня как можно выше над ними и им не удавалось накрыть меня с головой. После купания мы уходили в домик и ложились отдыхать.
9
Как-то раз днем, когда мы вернулись с моря, папа, взяв из домика ключи от машины, открыл багажник, так как ему нужно было взять насос, чтобы накачать колеса на моей коляске. Вытащив ключи из замка, он машинально положил их в багажник. Достав насос,, он машинально захлопнул крышку, абсолютно забыв, что ключи остались лежать внутри. Когда папа закончил накачивать колеса и подошел к машине, чтобы положить на место насос, обнаружил, что у него нет ключей. Сначала он подумал, что отнес их в домик и повесил на стенку. Но, вернувшись в домик и взглянув на стенку, где они всегда висели, вдруг осознал, что они лежат в багажнике. Многие люди, имевшие раньше машины «Жигули», должны помнить, что багажник в них закрывается автоматически, а открыть его можно только с помощью ключей. Когда папа понял, что натворил, у него началась паника: он бегал вокруг машины, дергая то ручки дверей, которые тоже были закрыты, то нажимая на кнопку багажника, наверно думая, что машина откроется с помощью какого-нибудь волшебства. В это время Валерий Эдуардович был на море. Когда он вернулся и папа и рассказал ему о происшествии, надеясь, что он как-то поможет решить проблему, мужчина, по-прежнему оставаясь серьезным, задал папе вопрос, который можно рассказывать на юмористических концертах. Я не знаю, что сейчас с вами будет. Он спросил:
- А запасных ключей нет?
- К сожалению, не взяли, - ответил папа, быстро поняв, что Валерий Эдуардович ничем не сможет помочь. Будучи по-прежнему расстроенным, папа уже хотел ехать автобусом в город за запасными ключами, теряя на дорогу целый день, да мама остановила его.
- Походи по базе, - сказала она. - Сейчас у многих людей есть такие машины, как у нас. Может кто-нибудь подскажет, как ее открыть.
Папа пошел. Спустя некоторое время он привел какого-то нерусского мужчину. Попросив у мамы нож с тонким лезвием, он засунул его в переднюю дверцу между стеклом и поднял защелку. Все оказалось очень просто. Когда была открыта передняя дверца, папа, открыв заднюю и сняв сидение, через салон хотел достать ключи. Но они лежали в начале багажника, где находится замок, и он никак не мог дотянуться до них. Тогда он вылез из машины. Спилив с дерева длинную палку с загнутым концом, он снова залез в машину и с ее помощью вытащил ключи, а затем поставил на место сидение.
Вечером того дня мы не пошли не море из-за сильного шторма. Воспользовавшись этим, я попросил Наташу:
- Узнай у Валерия Эдуардовича, можно ли мне посидеть за рулем в его машине.
Когда я был маленький и мне еще не делали никаких операций на ногах, к нам в гости часто приезжал мамин знакомый дядя Володя Тамусяк. У него были машина «Москвич-412» и мотороллер «Муравей». Во время его летних визитов к нам я каждый раз просил сестру посадить меня в его машину. Я всегда интересовался формой руля, поскольку в каждой машине она разная. Дядя Володя всегда разрешал мне изучать его машину и мотороллер, сидя в котором, я не понимал, как ему удавалось легко и быстро поворачивать такой тяжелый руль. Словом, еще в далеком в детстве во мне уже зарождалось желание работать водителем самосвала.
Валерий Эдуардович, узнав, что я хочу посидеть в его машине, с радостью разрешил мне это. Сестра, постелив чистое полотенце на правое сидение, где находился руль, посадила меня туда. Моей радости не было предела! Поскольку в детстве я много ездил с мамой в машине, мне не нужно было объяснять, где находятся педали газа, тормоза и сцепления, как переключать коробку передач с одной скорости на другую, включать повороты или «дворники», потому что об этом я давно уже знал. Нажав пяткой левой ноги на сцепление и положив левую руку на коробку передач, я включил первую скорость. Медленно отпустив сцепление, я другой ногой нажал на газ. Взяв руль обеими руками, я начал крутить его, представляя, будто еду по дороге. Конечно, когда машина стоит на месте, крутить руль довольно тяжело. Отпустив газ и нажав на сцепление, я переключил коробку передач на вторую скорость, а затем на третью и четвертую. Спустя некоторое время подошел Валерий Эдуардович и, что-то переключив в машине, показал, что сигнал может издавать звук домашних живот ных и птиц: лай собаки, мычание коровы, пение петуха. Спустя час я попросил Наташу вытащить меня из машины.
Вечером, когда мы ложились спать, Валерий Эдуардович сказал, что рано утром уедет домой, так как ему нужно было выходить на работу. Попрощавшись с ним и пожелав счастливой дороги, мы решили остаться еще на пару дней. Отъезд мужчины немного омрачил мое настроение, поскольку с ним мне было намного веселее, да и родители в его присутствие вели себя более менее нормально, стараясь показать, будто между ними царят мир и любовь, которых у них никогда не было, начиная с первого дня их знакомства. Им бы служить актерами в театре, а не быть инженерами, особенно маме, которая всегда любит все делать напоказ.
10
Перед входом в наш домик было три ступеньки, одна из которых, нижняя, немного шаталась. Если бы мой папа был поумнее, он еще в первый день нашего приезда подложил бы под нее камень. Но, как известно, русские люди всегда надеятся на свое любимое «авось» и «небось». «Авось, это со мной не случится», «Небось, пронесет». Эти выражения полностью свойственны нам, любящим все откладывать на потом. Обычно вечером, когда мы укладывались спать, папа сначала заносил в домик меня и клал на кровать, а потом вносил коляску и раскладной столик. В тот вечер, когда он заносил столик, нижняя ступенька под его тяжестью переломилась пополам. Потеряв равновесие, он упал. При этом стопа его правой ноги осталась между ступеньками. Падая, он почувствовал какой-то хруст в ноге. В этот момент мама с Наташей находились за домиком. Услышав какой-то грохот и пронзительный папин крик, будто на него напал тигр, они прибежали и, увидев папу, лежащего на земле, помогли ему подняться и дойти до постели, одновременно пытаясь выяснить, почему он упал. Как только папа добрался до кровати и лег, Наташа осмотрела его ногу. На голени выше стопы была небольшая рана. Видимо, когда папа пытался вытащить ногу, застрявшую между ступеньками, немного разодрал кожу. Сестра обработала рану перекисью водорода, которую мы взяли с собой из дома на случай, если у меня вдруг пойдет из носа кровь, и помазала зеленкой. Во время этой процедуры папа так громко кричал, будто ему делали операцию без наркоза. Глядя на него со стороны, я подумал: «Что было бы с тобой, если бы тебе после операции растягивали обе ноги без обезболивающего? Ты бы не выдержал. А я все вытерпел и продолжаю жить!»
В ту ночь я долго не спал - то ли переволновался из-за папиной ноги, то ли от маминого рассказа про лунатиков. Мама тоже выбрала «интересную» тему для разговора перед сном, когда уже мы легли и выключили свет.
Проснувшись утром, мы увидели, что папина нога распухла, и он еле шевелил ей. Оставаться еще на два дня, как мы планировали, уже не было смысла. Наташе пришлось самой одевать меня и выносить на улицу. После завтрака мы втроем, оставив папу лежать в домике, пошли на море, чтобы попрощаться с ним и бросить монетки в надежде приехать сюда еще раз. В то утро был сильный шторм. Море до самого горизонта покрылось белыми барашками. Огромные волны накатывали на берег и с шумом разбивались. И если бы папа не повредил ногу, купаться мне в таком море было просто нереально. Недолго посидев около воды и вернувшись в домик, мы решили сначала пообедать, а потом отправиться в дорогу, поскольку дома все равно не было еды. Пока подходило время к обеду, мама с Наташей сложили вещи в чемодан и положили в багажник. После окончания трапезы мы уехали домой.
На следующий день мама повезла папу в поликлинику. Там ему сделали рентген. Снимок показал, что у него перелом кости без смещения. Его направили в больницу. Там ему наложили сплошной гипс, не оставив свободным то место, где была рана. Наши врачи, как известно, никогда ничего не могут сделать по-человечески. После этого папе пришлось целый месяц ходить дома на костылях. Один костыль Наташа нашла на чердаке, а другой мама попросила у соседа. Целыми днями папа лежал на диване и, закинув ногу на спинку, смотрел на нее, наверно думая, что от его взгляда нога быстрее заживет. При этом время от времени мама, словно личный шофер, возила его на работу, так как ему там надо было решать какие-то важные дела.
Спустя месяц врачи сняли гипс с папиной ноги. Рентген показал, что кость благополучно срослась. Правда, когда папа одевает на эту ногу носок, он у него в течение дня переворачивается пяткой кверху.
На этом закончилось в моей жизни незабываемое лето 1995 года.
Свидетельство о публикации №225042201056