Роман Переплёт т. 1, ч. 1, гл. 8

Почти минут десять они курили молча, стараясь не смотреть друг на друга.
- Значит, жалко, говоришь? – первым подал голос Тверской. – Ну, хорошо, допустим. Допустим, ты такая болящая душа. Ну, а как же тогда насчёт тебя?
- А, что насчёт меня?
 - А ты не боишься, что, когда она окончательно пойдёт на дно… что очень даже, судя по твоим же словам, вероятно… она и тебя вместе с твоей жалостью утянет за собой? А, как тебе такая перспективка? Хотя ты уже и сейчас… Да ты только посмотри на себя. Посмотри, в кого ты превратился. Так, кто же тебя-то, Петруха, пожалеет?
- Ну, а чего меня жалеть? - почесал затылок Вострецов. – Уж как-нибудь обойдусь. Я же всё-таки мужик, чего мне сделается. А вот, если ещё и завяжу с пьянками, вот тогда мы ещё посмотрим. Ну, что? Чего ты опять лыбишься? Думаешь, не сумею?
- А знаешь, Петруха, - без тени улыбки, заметил Тверской, не обратив на его выпад внимания, - я вот слушаю тебя и уже начинаю даже сомневаться…
- Чего, это? – насторожился тот.
- Берут меня, понимаешь, кое-какие сомнения. И вообще, думаю, а тот ли это Петруха, которого я знал и которым временами даже восхищался. Смотрю и не могу сообразить, кто же из вас настоящий? Ты тот, которого я знал раньше, или ты нынешний?
- Надо же, - воскликнул вдруг Вострецов, - вот и я тоже! Смотрю на тебя и  думаю, примерно, то же самое. Что-то я раньше не замечал, чтобы ты был таким холодным и таким рассудительным. Прямо настоящий педант… Хотя нет, не педант, ты скорее циник. Да, так будет вернее, именно циник и прагматик.
- Да, брось ты, - поморщился Тверской, - при чём тут цинизм? И при чём тут прагматика? Просто я, когда тебя увидел, так даже не сразу тебя узнал. Серьёзно. Смотрю, ну, бич бичом, грязный, в каком-то рванье… Короче, я был в шоке. Да был бы это кто другой, но чтобы ты… А ведь я всегда думал, что из нас двоих уж кто, кто, а ты точно в жизни устроишься. С твоими-то способностями. Опять же думал, что уж, если ты когда-нибудь всё-таки надумаешь жениться, то женой твоей будет уж точно первая красавица в городе… Да, ещё и с завидным приданым. А встречаю тебя и, что я вижу? Это просто что-то немыслимое. Ну, хорошо, допустим, тебе жалко эту твою… да, чёрт, как её звать-то, всё время забываю?.. Ах да, твою Танюху… допустим. И, что? Что дальше-то?
- А что, дальше?  - насупил брови Петруха.
- Это я у тебя спрашиваю, что? Или, может, ты думаешь, что сильно её выручишь, если вместе с ней в конце концов окажешься на самом дне, или, того хуже, в психушке?
- На дне, говоришь? – как-то странно взглянул на него Вострецов.
Что удивительно, так это то, что по мере того, как они разговаривали он, кажется, не только протрезвел, но… правда, это проявится чуть позднее… но вдобавок ещё и поумнел.
- Так ведь я, Серый, - подумав, отвечал он, - я уже и так почти что на дне.
- Ты как будто этим бравируешь.
- Да не бравирую я. Просто я называю вещи своими именами.
- Ладно, допустим, ну, и что ты этим хочешь сказать?
- А то, что и сказал, - загадочно усмехнулся Петруха. - Да, да, представь себе. А ты, что? Неужели, ты думаешь, что я этого не понимаю? О, ещё как понимаю. А ещё я понимаю, что мне, Серый, и всего-то осталось одно из двух… 
- Например?
- Ну, например, или собраться в комок, сжать зубы и попытаться выбраться наружу, или…
- Или, что?
- Или мне амба, - задумчиво улыбнулся Петруха. - Ну, или, как вариант,- прибавил он, вздохнув, - прямая дорога под забор. Что в сущности одно и то же. Я ведь, ты не думай, я долго жить свиньёй всё равно не захочу. Нет, не захочу, я точно знаю. Так уж лучше тогда конец. Так что, сам видишь, выбор у меня не велик. – И тут он вдруг рассмеялся. И смеялся долго и раскатисто. Смеялся до слёз, до удушливого кашля.
Тверской молча смотрел на него, а в какой-то момент вдруг почувствовал, что у него на голове словно зашевелились волосы.
- О, боже! – воскликнул он, дождавшись, когда Петруха, наконец, угомонится. – И при этом он ещё и веселится!
- А, что мне ещё остаётся? – вдруг, просветлев лицом, улыбнулся Петруха. – По крайней мере, всё лучше, чем…  Да и опять же, хоть какая-то определённость. Да, да… не то, что у тебя, - прибавил он, неожиданно подмигнув Сергею.
Тот на секунду даже опешил. 
- У меня? – переспросил он. - Это, в каком же смысле, интересно?
- Да, в любом, Серый, в любом, - с мягкой уверенностью отвечал Вострецов. - А хочешь , я скажу, чем мы отличаемся друг от друга?
- Мы? Ну, и чем же?
- А тем, старик, что я… я… я уже здесь… ну, то есть на дне, как ты выражаешься. А точнее сказать, в аду. А ты…
- Ну?..
- А ты, Серый… вернее, тебе, - поправился Петруха и снова ему подмигнул, - тебе это только ещё предстоит. Ну, может, ещё не скоро и не сразу, но… А впрочем, как знать, а вдруг тебе не повезёт, и ты сумеешь отвертеться… ну, или отделаться лёгким испугом… Хотя…
- Что, хотя? -
- Хотя, Серый… ты, конечно, не обижайся… но, зная тебя, зная твои замашки и твои аппетиты… Короче, что-то мне плохо в это вериться. Да, да, Серый, уж очень ты жаден до удовольствий. А про женщин, я уж и не говорю… Одному богу известно, сколько их у тебя побывало.
- Ну, знаешь, уж насчёт женщин, кто-кто, а ты бы уж помолчал.
- А я и не спорю. – хохотнул Вострецов. – Только, как я тебе уже и сказал, я –то уже здесь, в аду, а ты…
- Ну, хватит, хватит, каркать, - натянуто усмехнулся Тверской. – В конце концов, далеко не все любители женщин оказываются под забором. Ведь главное, - прибавил он, пощёлкав себя по горлу, - это вот этим не увлекаться. А всё остальное…
- Ну, не знаю, не знаю, - задумчиво посмотрел на него Вострецов, - а впрочем, я ещё недавно так же примерно думал. Только оно ведь как, начинаешь вроде с женщин, а там, смотришь, и пошло и поехало. Не успеешь оглянуться, бац, а тебя уже понесло… Да, так, что ты вроде уже и сам себе не хозяин. Так-вот. Так, что, Серый, смотри, не зарекайся. Знаешь, как умные люди говорят? Они говорят, что от тюрьмы и от сумы не зарекайся. И это так и есть. Только я бы ещё прибавил: «И от ада не зарекайся тоже». .. Я вот вижу, ты надо мной подсмеиваешься…   
- Да, никто над тобой не посмеивается, с чего ты взял? – сухо отозвался Тверской.
- Посмеиваешься, посмеиваешься, я же вижу. А это, чтоб ты знал, уже верный признак того, что ты, Серый, всего вероятней, рано или поздно тоже окажешься в моей шкуре. Только ты не думай, что я этому радуюсь. Нет, просто я эту мысль ещё в студентах где-то вычитал. Вот она в мозгу у меня и засела…
- О! – вскинул брови Тверской. – Да ты, как я замечаю, любишь пофилософствовать. Что-то я раньше такого за тобой не замечал.
- А ты, Серый, много, чего не замечал… Да и когда тебе было. А впрочем, нам всем тогда было некогда. Да, как вспомню, как мы чудили, прямо шерсть дыбом…
Тверской хоть и старался бодриться, однако от разговора с Петрухой его всё больше и больше, словно начинал пробирать не то озноб, не то странный какой-то внутренний холод. Вроде даже ноги в полусапожках начали подмерзать. Он бросил взгляд на приятеля, потом зябко повёл плечами.         
 - Ну, ладно, хорошо, - кашлянув он в кулак. – Тогда, раз уж ты так ясно про себя всё понял, так, что же, давай, действуй.
- Чего, действуй? – вскинул голову Вострецов.
- Я говорю, начинай тогда выкарабкиваться. Ну, а, что,? Сам же говоришь, что терять тебе больше нечего. Вот я и предлагаю… Начни, по крайней мере, с себя. Ну, а там, дальше, и эту свою Танюху тоже попробуй вытащить. Вспомни, наконец, что ты, как-никак дипломированный педагог. Вот и примени свои знания на практике. 
- Э-э, нашёл, о чём вспоминать? – с горькой усмешкой отозвался  Вострецов. – Хм, педагог. Нашёл мне тоже педагога.
- Ага! А, что, собственно, не так? – ежась и постукивая нога об ногу, рассмеялся Тверской. – Нет, оно, конечно, красиво болтать и философствовать куда как сподручней. Тут мы все мастера. А как до дела, так сразу и взад пятки. Или что, может, хочешь сказать, что кишка у тебя тонка?..
- Да нет, я не то, чтобы…- смущённо пробормотал Петруха.
- Ну, а раз так, то дерзай. Всё равно это гораздо лучше, чем хныкать и жаловаться на жизнь. Вот и докажи на деле, что ты не нытик и не какая-нибудь тряпка, а наоборот, что ты боец. Слышишь, меня? А ты – боец, я это знаю. По крайней мере, каким я раньше тебя знал. Уж точно хвост ты никогда не поджимал и от опасностей не бегал… 
Сам такого даже не ожидая, Тверской вдруг загорелся этой идеей. А, загоревшись, ещё минут пять, а то и все десять, втолковывал порозовевшему от волнения Петрухе, кто на самом деле он есть такой и на что он, когда захочет, способен. А тот только слушал, с готовностью кивал и даже покрякивал, словно бы и впрямь начиная расти в собственных глазах. Так, по крайней мере, Тверскому казалось.  Ну, а когда Сергей выдохся и красноречиво посмотрел на часы, с улыбкой заметил:
- М-да, прямо картинка маслом. Нет, всё, в общем-то, правильно. Вот только странно, и как же я сам до этого не додумался. Ну, Серый, ну, ты - молоток! Сразу видно, башка у тебя варит, как надо. – И он вдруг весело рассмеялся. Совсем как-то даже по-ребячески, обнажив дырки вместо передних зубов. – Да, жаль…
- Чего, тебе жаль? – удивился Тверской.
- Я говорю, жаль. Ну, то есть в том смысле… Вот бы нам пораньше с тобой встретиться, тогда, может, глядишь…
Он и впрямь выглядел как бы воспрявшим духом. Хотя столь явный и столь активный с его стороны энтузиазм несколько насторожил Тверского.  А почему – он, пожалуй, и сам объяснить себе не мог. Да он, если честно, и не старался. 
- Вообще-то, я говорю серьёзно, - на всякий случай заметил он.
- И я тоже, - странно подмигнув, хохотнул Петруха. – Нет, в самом деле, ты меня действительно убедил. Так что я теперь вижу, стоит попробовать. Конечно, не прямо сейчас, но… в общем, уже на днях. Да, кстати, ты меня не выручишь?
- В смысле?
- Ну, в смысле, не ссудишь мне хотя бы троячок? А то трубы горят, ну прямо нет мочи. Это я ещё с вечера перебрал, ну и…  Так, как?..  А я, ты не думай, я обязательно тебе отдам. Нет, правда, даже и не сомневайся. С первой же получки и отдам,…
- С получки, говоришь? - усмехнулся Тверской, доставая из кармана деньги. -  Однако, как я понял, ты ведь нигде вроде не работаешь…
- Ну, пускай, не с получки. Да, какая разница, - явно занервничал тот. – Ведь сказал же, отдам, значит, отдам.
 Разумеется, все эти его обещания гроша ломаного не стоили. И Сергей это отлично понимал. Его лишь в очередной раз поразило, с какой быстротой Петруха из этакого доморощенного Диогена, - пускай неряшливого и даже нетрезвого, - вдруг снова преобразился в обычно бича, все устремления которого сводились исключительно к бутылке.
- М-да, - глянув на дрожащего от нетерпения Петруху, произнёс Тверской, вообще-то, не стоило бы тебе давать, - Он вздохнул и протянув ему пятёрку. - Ну, ведь всё равно же пропьёшь. Эх, Петруха, Петруха…
 - Ого! – обрадовался тот, увидев вместо трёх рублей целую пятирублёвку. Ловким движением он почти выхватил у Сергея купюру и тут же спрятал её в карман. – Да, вот это, я понимаю! Вот это друг, - ёжась и похохатывая, ликовал он. – Говорю же, молоток! Да, хочешь знать, я только в одного тебя всегда и верил. Ну, бывай…
- Да, куда же ты?
- Да мне тут надо… Ты, извини, старик… А на счёт пятёрки ты даже не сомневайся… - кричал Петруха уже на ходу. Стремительно проскочив мимо своего подъезда, он вскоре скрылся за углом… 


Продолжение: http://proza.ru/2025/04/24/1076