Мистическая история

          Мистика – это реальность, которую зачастую принимают за самообман, и я это понял. Страх перед неизвестностью притупляет наше сознание, но только до тех пор, пока его не обуздает любопытство.

          Сколько же увлечений было у нас тогда, в те далекие восьмидесятые, в ту самую советскую эпоху. И чем мы только не занимались в своем детстве, пытаясь заглянуть в сокрытый мир непознанного: мы глотали книги с фантастическими рассказами, мысленно бороздя межгалактическое пространство во Вселенной, конструировали телескопы, наблюдая за звездами, и с замиранием сердца вслушивались в рассказы своих бабушек о домовых и привидениях. Забавное у нас было детство, познавательное.
          А сколько легенд и историй я могу вам поведать в своих рассказах, начиная с оборотней и таинственных исчезновений людей и заканчивая несуществующими мифическими сокровищами, якобы оставленными отрядом адмирала Колчака в одной из горных пещер нашего района. О том, как мы, тогда еще несмышленые юнцы, тайком от взрослых и дрожа от страха, прикасались к тайнам потустороннего мира. Как под покровом ночи пересказывали друг другу страшные истории, после чего подолгу не могли уснуть. И даже о том, как увлекались спиритическими сеансами, вызывая потусторонние силы – души умерших писателей, домовых, гномов и даже пиковую даму, а от представившейся нашему взору картины просто волосы становились дыбом.
          Во всяком случае, нам так казалось, что мы это видели.
          И если всё выше перечисленное, включая и мою встречу с призраком умершей бабушки, можно хоть как-то сопоставить и отнести к разряду самообмана и розыгрыша, то данная история, которой я хочу с вами поделиться, до сих пор не поддается никакому логическому объяснению.
          Хотите – верьте, хотите – нет…

          На тот момент мне было лет тринадцать. А жили мы на улице Октябрьской, в небольшом бревенчатом доме на двух хозяев. Всё наше детство там прошло.
          Наш дом стоял напротив казенной бани, на другой стороне улицы – через дорогу, проезжая часть которой тогда еще не была асфальтированной: обычная гравийная дорога с растущей по обочинам травой. Перед домом небольшой палисадник, отделенный низким забором от проходной зоны, там в основном росли клубника и черная смородина. Сама же проходная зона шириной в два с половиной метра располагалась с ветреной стороны торцевой части нашего дома, на входе в эту зону была деревянная, с возвратной пружиной калитка. На ней висел металлический почтовый ящик, который при открытии калитки постоянно гремел, оповещая хозяев о приходе очередного гостя. Посередине проходной зоны тянулась бетонная дорожка, а по краям росли флоксы и георгины разных цветов и оттенков. К торцу дома приставлена деревянная скрипучая лестница, ведущая на чердак, при эксплуатации которой она также громыхала, ударяясь о карниз.
          Возле забора напротив веранды росла молодая березка, сразу же за ней собачья будка с цепной немецкой овчаркой по кличке Туман. Хороший пес, умный. Посторонних и близко не подпускал, угрозу, как говорится, за версту чуял. Бывало, такой гам поднимет – того и гляди с цепи сорвется, коли вовремя не осечь. Шею в кровь сотрет, а нарушителя достанет. Но команды выполнял беспрекословно. Скажешь: «Нельзя», – вильнет хвостиком, и в будку, лежит, ждет очередную «жертву» – послушный был пес.
          Напротив крыльца дома небольшой двор с деревянными постройками и маленьким садом: яблоня, слива, желтая смородина и малина. Вдоль тротуарной дорожки также росло множество цветов разных величин и оттенков – уютный дворик.
          Веранду отец тогда перестроил – сделал чуть короче, так как она перекрывала кухонное окно, которое и без того располагалось на северной стороне, из-за чего на кухне постоянно было темно даже днем. Крыльцо немного расширил, пристроив к нему небольшую кладовку, а в помещении старой кладовой соорудил для нас с сестренкой некую зону отдыха, установив там кровать и небольшой столик. Мы каждое лето там ночевали, на свежем воздухе. Но когда сестра уехала в город, поступив в институт, то это райское местечко досталось мне одному – так сказать, «по наследству».
          Я любил нашу «каморку»– бывшую кладовую веранды дома: пусть маленькая, но уютная. Любил вслушиваться в вечерние звуки – легкое дуновение ветра, что играет листвой рядом растущей березки, отдаленный лай собак и вечерние трели птиц. По утру я всегда выглядел бодрым, в прекрасном расположении духа и полностью готовым к новым приключениям и познаниям окружающего мира.

          В тот злополучный день, точнее вечер, запомнившийся мне на всю мою жизнь, начался с того, что мы с друзьями пошли в кинотеатр на премьеру показа очередного фильма. А по возвращении домой дружно обсуждали просмотренную нами картину и, как всегда, восхищались главными героями. О чём был фильм, я уже не помню, хотя, если исходить из наших тогда предпочтений, осмелюсь предположить, что это было кино приключенческого жанра.
          Время летнее, на улице тепло. Изредка подувал легкий ветерок, обдавая нас свежестью. Но, несмотря на вечерние сумерки, село продолжало бодрствовать: повсюду раздавались громкие голоса ребят и девичий смех, где-то ревели мотоциклетные моторы, а где-то играла музыка.
          Первым из наших домов по пути от кинотеатра был мой дом, подойдя к которому, я, попрощавшись с друзьями, зашагал в ограду. Хоть и старался не шуметь, открывая калитку, но зловещий звук почтового ящика предательски оповестил родителей о моем возвращении, и лишь только Туман, почуяв меня за версту, тихо стоял возле будки, радостно поскуливая и виляя хвостом.
          – Привет, дружище! Один ты меня понимаешь, никогда не сдаешь,– ласково потрепав пса по загривку, прошептал я, разочарованный провалом своего скрытного проникновения на территорию. – И зачем они только этот ящик туда повесили, да еще и эта скрипучая пружина…
          Пес подпрыгнул и лизнул меня в нос, как бы извиняясь: мол, я не виноват, что ты у нас бестолочь и не умеешь бесшумно передвигаться. Еще раз погладив своего верного пса по загривку, я зашел в дом.
          Мама, как всегда, хлопотала на кухне, периодически бренча кухонной утварью, отец же сидел в зале, в мягком кресле возле телевизора, и внимательно перечитывал газету «Правда».
          – Ну, как фильм? – не отрываясь от газеты, спросил он.
          – Хороший. Нам понравился. А у тебя как так получается? И телевизор смотришь, и газету читаешь – это же неудобно. В голове каша получается.
          Папа приспустил очки, внимательно посмотрев мне в глаза:
          – Знаешь, что когда-то очень давно, в древности, жил великий полководец и правитель Юлий Цезарь?– вопросом на вопрос ответил он.
          – Ну да, вроде что-то в школе проходили.
          – А вам в школе не объясняли, почему он был великим?
          – Ну… Он внес вклад в военное искусство… Наверное… – неуверенно ответил я.
          – Ошибаетесь, мил человек. Цезарь был великим, потому что мог одновременно читать газету, слушать радио и смотреть телевизор.
          – Ха-ха-ха!!! Еще скажи, что у первобытных племен были роликовые коньки и самокаты! – рассмеялся я.
          – Поговори еще мне, бродяга,– улыбнулся он и, сменив веселую гримасу на более серьезное выражение лица, продолжил:– Не пора ли вам, молодой человек, ужинать и ложиться спать? Перед сном разрешаю почитать какую-нибудь интересную книгу. Приказ ясен?
          – Так точно, товарищ майор! Разрешите выполнять?
          – Идите, товарищ сын,– снова улыбнувшись, ответил он, возвращаясь к изучению страниц свежей газеты.
          За окнами уже стало темно, и я, наполнив свой изголодавшийся желудок вкусным борщом, сказав спасибо маме, отправился в свою «каморку», захватив по пути книжку Герберта Уэллса. Затем разделся и, аккуратно повесив вещи на стул, завалился в кровать, устроившись на мягкой перине. Но я еще находился под впечатлением от просмотренного фильма, мне абсолютно не хотелось читать, и, повертев некоторое время в руках книгу, я положил ее на стул и выключил свет.
          В маленьком оконце, расположенном с западной стороны тесовой пристройки дома, почти под потолком, просматривались звезды, их тусклый свет выхватывал очертания предметов помещения. Я лежал на мягкой кровати, прокручивая в голове недавно просмотренные кадры художественного фильма, и, любуясь ночным небом, медленно погружался в сон, но мою полудрему резко оборвало грозное рычание верного друга Тумана. Он находился рядом с моим пристанищем, и я всегда перед сном с ним разговаривал, на что он отвечал мне своим ласковым гавканьем.
          – Туман! Успокойся ты, дай пос… – не успел я закончить фразу, как услышал скрип открывающейся калитки и бряцанье почтового ящика.
          Пес, озверев от ярости, залился грозным лаем. Он агрессивно рвался с цепи на непрошеного гостя, упорно пытаясь освободиться от оков.
          «Кто это может быть?»– удивленно спросил я самого себя и, приподнявшись на локтях, стал вслушиваться в звуки разворачивающихся событий. И хоть родители на тот момент еще не спали, просматривая очередной фильм по телевизору, всё же неожиданный визит незнакомого гостя в такое позднее время меня насторожил.
          Туман же не унимался. Я знал, что если его вовремя не осечь, то случится непоправимое, и тогда гостю, кто бы это ни был, может не поздоровиться – были уже такие случаи, но, к счастью, тогда всё обошлось без жертв.
          Подскочив с кровати, я услышал, как чердачная лестница заходила ходуном –по ней явно кто-то взбирался на чердак.
          – Не понял – это воры? Так там же брать нечего! Кроме сохнущего лука и березовых веников, на чердаке ничего нет, ни у нас, ни у соседей...– как бы размышляя вслух, я потянулся за штанами. – Надо папе всё рассказать… Хотя нет. Я тут каждую лазейку знаю. Даже если что…то хрен меня достанешь…
          Быстро одевшись, я выбежал во двор, захватив с собой фонарик, который постоянно лежал на стуле возле моей кровати.
          – Туман! Туман! Тихо ты, успокойся...– присев на корточки и обняв пса за шею, шепотом уговаривал я его.– Кто здесь, дружище?– дрожащим голосом спросив у него, словно пес умел разговаривать, я высвечивал фонариком по направлению к калитке и чердачной лестнице.
          Там никого не было, ни в ограде, ни за оградой. Туман же, немного успокоившись, стоял как вкопанный. Грозно рыча, он не отводил глаз от козырька фронтона, к которому была приставлена лестница. С его клыков стекала слюна; ощетинившись, он словно готовился к прыжку.
          – Успокойся ты, дружище. Я с тобой, не бойся. Сейчас всё выясним, кто тут. Только не шуми.
          Потрепав пса по загривку, я попытался шагнуть вперед, но еще недавно крайне грозная овчарка в виде свирепого монстра вдруг превратилась в жалобно выглядящего и чем-то очень обеспокоенного пса. Словно почуяв неладное, Туман заскулил. Вертясь у моих ног, он не давал мне шагнуть. Стало как-то не по себе, но ребячье любопытство всё же взяло верх, и, бережно отодвинув собаку, я осторожно направился к лестнице.
          Затаив дыхание, словно ночной воришка, стараясь не издавать лишних звуков, шаг за шагом я поднимался на чердак.
          «Всё-таки кто-то тут есть»,– простучало в моей голове, когда обнаружил, что чердачная дверца не заперта. А мы всегда ее запирали на вертушку, это я знал точно, потому как иначе ураганный ветер может сорвать ее с петель и залить дождем потолок спальни.
          Тихонечко вступив на козырек фронтона, я резко распахнул дверцу и вскочил внутрь чердака.
          – Кто здесь?– сдавленным голосом произнес я. – Сейчас отец поднимется, уши-то оторвет. Кто здесь? Выходи.
          Но мой вопрос оставался без ответа – стояла мертвая тишина. Вращая фонариком по сторонам, я бегло осмотрел помещение чердака – никого. Затем обошел большой расширительный бак – общий для двух хозяев, осветил карниз и ригели– никого.
          – Кто здесь? – уже дрожащим голосом повторил я.
          А в ответ гробовая тишина.
          Пройдя через весь дом к соседской чердачной дверце, убедился, что та заперта снаружи на засов и открыть ее изнутри невозможно. Еще раз внимательно оглядел всё помещение, но так никого и не увидел, ни единой души.
          «Но ведь я отчетливо слышал, как кто-то поднимался по лестнице и открывал дверцу чердака...» – мысленно анализируя ситуацию, я не переставал обследовать помещение, в котором даже при всём желании было негде спрятаться. Итог один: на чердаке никого нет. «Странно, Туман же видел кого-то. Он просто так лаять не станет. Вот только почему он себя так странно вел? Шерсть дыбом, злобный оскал, безумный взгляд... А это его беспокойство, когда я направился к лестнице? Он явно что-то знает, жаль только, что говорить не умеет».
          От таких мыслей у меня прокатилась дрожь по всему телу. Во рту пересохло, казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди. Не переставая крутить фонариком по сторонам, я рванул к выходу, прихватив по пути один из кирпичей, лежавших на чердаке. Вбежав на козырек, я захлопнул за собой дверь, заперев ее на вертушку. Но пока дрожащими руками приставлял к двери кирпич, опасаясь того, что она вот-вот распахнется, опрокинув меня с чердака, мой фонарик выскочил из рук и с грохотом рухнул вниз.
          Увидев меня, пес запрыгал от радости. Спустившись с лестницы, подобрав разбитый фонарик, я подбежал к Туману.
          – Что за чертовщина? Там никого нет! Ты же сам видел, правда?
          Но псу уже было всё равно: он радостно крутился у моих ног, виляя хвостом.
          «Нет, папе я ничего не скажу... Всё равно не поверит, только отругает за самовольство. Уж лучше потом как-нибудь. Еще и фонарик разбил – точно влетит...» – с этими мыслями я зашел в свою «каморку», до конца так и не осознав, что всё-таки произошло. Нет, разумеется, можно сослаться на то, что мне просто послышалось, но тогда как объяснить поведение собаки? Оно явно говорило об обратном. Можно предположить, что Туман лаял на котов, но, во-первых, к семейству кошачьих он относился практически равнодушно, а если иногда и лаял на них, то только ради спортивного интереса. Во-вторых, коты самостоятельно двери открывать не умеют, да и не было там никаких котов. А Туман лаял так, как это делает при виде незнакомых людей, вторгшихся на вверенную ему территорию.
          От таких рассуждений мне еще больше стало не по себе, но только я разделся и прилег на свою кровать, как снова раздался тот же самый звук – звук открывающейся дверки чердака. Туман, снова превратившись в свирепого монстра, разъяренно рвался с цепи, заливаясь грозным лаем. Чердачная лестница загремела, было отчетливо слышно, как по ней кто-то спускается с чердака, а спустя несколько секунд раздались скрип открывающейся калитки и бряцание почтового ящика. Еще немного порычав, пес залез в будку, и всё стихло.
          В тот вечер я долго не мог уснуть, прислушиваясь к звукам, раздающимся на улице за тесовой стеной моей «каморки». Мне было страшно, хоть я и понимал, что этот пес, если нужно, даже ценой собственной жизни сможет уберечь нас от опасности.
          Утром, когда рассвело, я еще раз решил осмотреть помещение чердака. Его дверь была раскрыта настежь, а кирпич валялся на земле.