Леонардо да Винчи 1452-1519

Уолтер Айзексон)

ГЛАВНЫЕ ПЕРСОНАЖИ

Чезаре Борджиа (ок. 1475–1507). Итальянский воин, внебрачный сын папы Александра VI, персонаж «Государя» Макиавелли, работодатель Леонардо.

Донато Браманте (1444–1514). Архитектор, друг Леонардо да Винчи в Милане, работал над Миланским собором, собором в Павии и собором Святого Петра в Ватикане.

Катерина Липпи (ок. 1436–1493). Крестьянская девушка-сирота из близ Винчи, мать Леонардо; позже вышла замуж за Антонио ди Пьеро дель Вакка, известного как Аккаттабрига.

Шарль д'Амбуаз (1473–1511). Французский губернатор Милана с 1503 по 1511 год, покровитель Леонардо.

Беатриче д’Эсте (1475–1497). Из самой почтенной семьи Италии, вышла замуж за Людовико Сфорца.

Изабелла д’Эсте (1474–1539). Сестра Беатриче, маркиза Мантуанская, пыталась заставить Леонардо написать ее портрет.

Франческо ди Джорджо (1439–1501). Художник, инженер и архитектор, который работал с Леонардо над башней Миланского собора, путешествовал с ним в Павию, перевел Витрувия и нарисовал версию Витрувианского человека.

Франциск I (1494–1547). Король Франции с 1515 года, последний покровитель Леонардо.

Папа Лев X, Джованни Медичи (1475–1521). Сын Лоренцо Медичи, избранного Папой в 1513 году.

Людовик XII (1462–1515). Король Франции с 1498 года, завоевал Милан в 1499 году.

Никколо Макиавелли (1469–1527). Флорентийский дипломат и писатель, стал посланником Чезаре Борджиа и другом Леонардо в 1502 году.

Джулиано Медичи (1479–1516). Сын Лоренцо, брат папы Льва X, покровителя Леонардо в Риме.

Лоренцо «Великолепный» Медичи (1449–1492). Банкир, покровитель искусств и фактический правитель Флоренции с 1469 года до своей смерти.

Франческо Мельци (ок. 1493–ок. 1568). Происходил из знатной миланской семьи, присоединился к дому Леонардо в 1507 году и стал приемным сыном и наследником.

Микеланджело Буонарроти (1475–1564). Флорентийский скульптор и соперник Леонардо.

Лука Пачоли (1447–1517). Итальянский математик, монах и друг Леонардо.

Пьеро да Винчи (1427–1504). Флорентийский нотариус, отец Леонардо, не женился на матери Леонардо, впоследствии имел еще одиннадцать детей от четырех жен.

Андреа Салаи, урожденный Джан Джакомо Капротти да Орено (1480–1524). Вошел в дом Леонардо в возрасте десяти лет и получил прозвище Салаи, что означает «Маленький Дьявол».

Людовико Сфорца (1452–1508). Фактический правитель Милана с 1481 года, герцог Миланский с 1494 года до своего изгнания французами в 1499 году, покровитель Леонардо.

Андреа дель Верроккьо (ок. 1435–1488). Флорентийский скульптор, ювелир и художник, в мастерской которого Леонардо обучался и работал с 1466 по 1477 год.

ВАЛЮТА В ИТАЛИИ В 1500 ГОДУ

Дукат был золотой монетой Венеции. Флорин был золотой монетой Флоренции. Оба содержали 3,5 грамма (0,12 унции) золота, что сделало бы их стоимость около 138 долларов в 2017 году. Один дукат или флорин стоил примерно 7 лир или 120 сольдо, которые были серебряными монетами.

ОСНОВНЫЕ ПЕРИОДЫ ЖИЗНИ ЛЕОНАРДО

Винчи-1452 – 1464
Флоренция -1464 – 1482
Милан - 1482 – 1499
Флоренция-1500 – 1506
Милан-1506 – 1513
Рим-1513 – 1516
Франция-1516 – 1519

ВВЕДЕНИЕ

Я тоже умею рисовать

Примерно в то время, когда он достиг нервирующего рубежа тридцатилетия, Леонардо да Винчи написал письмо правителю Милана, в котором перечислил причины, по которым ему следует дать работу. Он был умеренно успешен как художник во Флоренции, но у него были проблемы с завершением своих заказов, и он искал новые горизонты. В первых десяти абзацах он расхваливал свои инженерные навыки, включая способность проектировать мосты, водные пути, пушки, бронетехнику и общественные здания. Только в одиннадцатом абзаце, в конце, он добавил, что он также является художником. «Точно так же и в живописи я могу сделать все возможное», — писал он.1
Да, он мог. Он продолжил создавать две самые известные картины в истории, «Тайную вечерю» и «Мону Лизу». Но в своем собственном сознании он был в равной степени человеком науки и техники. Со страстью, которая была одновременно и игривой, и навязчивой, он занимался новаторскими исследованиями анатомии, окаменелостей, птиц, сердца, летательных аппаратов, оптики, ботаники, геологии, водных потоков и оружия. Таким образом, он стал архетипом человека эпохи Возрождения, источником вдохновения для всех, кто верит, что «бесконечные творения природы», как он выразился, сплетены воедино в единстве, наполненном чудесными узорами.2 Его способность объединять искусство и науку, ставшая культовой благодаря его рисунку идеально пропорционального человека с распростертыми руками внутри круга и квадрата, известного как Витрувианский человек, сделала его самым творческим гением в истории.
Его научные изыскания обогатили его искусство. Он снимал плоть с лиц трупов, очерчивал мышцы, которые двигают губами, а затем рисовал самую запоминающуюся улыбку в мире. Он изучал человеческие черепа, делал многослойные рисунки костей и зубов и передавал скелетные муки Святого Иеронима в пустыне. Он исследовал математику оптики, показывал, как световые лучи попадают на роговицу, и создавал магические иллюзии изменения визуальных перспектив в «Тайной вечере».
Связывая свои исследования света и оптики со своим искусством, он освоил использование теней и перспективы для моделирования объектов на двухмерной поверхности, так что они выглядели трехмерными. Эта способность «заставить плоскую поверхность отображать тело, как будто смоделированное и отделенное от этой плоскости», сказал Леонардо, была «первым намерением художника».3 Во многом благодаря его работе размерность стала высшим новшеством искусства эпохи Возрождения.
По мере того, как он старел, он продолжал свои научные изыскания не только для того, чтобы служить своему искусству, но и из радостного инстинкта постичь глубокую красоту творения. Когда он нащупывал теорию, почему небо кажется голубым, он делал это не просто для того, чтобы наполнить свои картины. Его любопытство было чистым, личным и восхитительно навязчивым.
Но даже когда он был занят мыслями о голубом небе, его наука не была отдельным занятием от его искусства. Вместе они служили его движущей страсти, которая была не чем иным, как знанием всего, что можно было знать о мире, включая то, как мы вписываемся в него. Он благоговел перед целостностью природы и чувствовал гармонию ее узоров, которые он видел повторяющимися в явлениях больших и малых. В своих блокнотах он записывал завитки волос, водовороты и вихри воздуха, а также некоторые попытки математики, которые могли лежать в основе таких спиралей. Когда в Виндзорском замке я рассматривал закручивающуюся силу «рисунков Потопа», которые он сделал ближе к концу своей жизни, я спросил куратора Мартина Клейтона, считает ли он, что Леонардо делал их как произведения искусства или как научные произведения. Пока я говорил, я понял, что это был глупый вопрос. «Я не думаю, что Леонардо сделал бы такое различие», — ответил он.
Я взялся за эту книгу, потому что Леонардо да Винчи — это ярчайший пример главной темы моих предыдущих биографий: как способность устанавливать связи между дисциплинами — искусством и наукой, гуманитарными науками и технологиями — является ключом к инновациям, воображению и гениальности. Бенджамин Франклин, мой предыдущий герой, был Леонардо своей эпохи: не имея формального образования, он сам выучился, чтобы стать творческим энциклопедистом, который был лучшим ученым, изобретателем, дипломатом, писателем и бизнес-стратегом Америки эпохи Просвещения. Он доказал, запуская воздушного змея, что молния — это электричество, и изобрел стержень, чтобы ее укротить. Он изобрел бифокальные очки, очаровательные музыкальные инструменты, печи с чистым горением, карты Гольфстрима и уникальный стиль американского домотканого юмора. Альберт Эйнштейн, когда он зашел в тупик в своем стремлении к теории относительности, доставал свою скрипку и играл Моцарта, что помогало ему восстановить связь с гармонией космоса. Ада Лавлейс, о которой я писал в книге об инноваторах, объединила поэтическую чувствительность своего отца, лорда Байрона, с любовью матери к красоте математики, чтобы представить себе универсальный компьютер. А Стив Джобс завершал запуск своих продуктов изображением уличных знаков, показывающих пересечение свободных искусств и технологий. Леонардо был его героем. «Он видел красоту и в искусстве, и в инженерии», — сказал Джобс, «и его способность объединять их делала его гением».4
Да, он был гением: дико изобретательным, страстно любопытным и креативным в разных дисциплинах. Но нам следует быть осторожнее с этим словом. Навешивание ярлыка «гений» на Леонардо странным образом принижает его, создавая впечатление, будто его коснулась молния. Его ранний биограф, Джорджо Вазари, художник шестнадцатого века, допустил такую ;;ошибку: «Иногда, сверхъестественным образом, один человек чудесным образом наделяется небесами красотой, грацией и талантом в таком изобилии, что каждое его действие божественно, и все, что он делает, явно исходит от Бога, а не от человеческого искусства». 5 На самом деле, гений Леонардо был человеческим, созданным его собственной волей и амбициями. Он не возник из-за того, что он был божественным получателем ума с такой большой вычислительной мощностью, что мы, простые смертные, не можем ее постичь. Леонардо почти не учился и едва мог читать по-латыни или делать деление столбиком. Его гений был из тех, которые мы можем понять, даже извлечь уроки. Он был основан на навыках, которые мы можем стремиться улучшить в себе, таких как любопытство и интенсивное наблюдение. У него было воображение, столь возбудимое, что оно флиртовало с краями фантазии, что также является чем-то, что мы можем попытаться сохранить в себе и побаловать наших детей.
Фантазии Леонардо проникали во все, к чему он прикасался: его театральные постановки, планы по изменению русла рек, проекты идеальных городов, схемы летательных аппаратов и почти каждый аспект его искусства, а также инженерии. Его письмо правителю Милана является примером, поскольку его военные инженерные навыки тогда существовали в основном в его уме. Его первоначальной ролью при дворе было не создание оружия, а создание празднеств и представлений. Даже на пике его карьеры большинство его боевых и летающих приспособлений были скорее провидческими, чем практическими.
Сначала я думал, что его восприимчивость к фантазиям была недостатком, показывающим недостаток дисциплины и усердия, который был связан с его склонностью оставлять произведения искусства и трактаты незавершенными. В какой-то степени это правда. Видение без исполнения — галлюцинация. Но я также пришел к убеждению, что его способность стирать грань между реальностью и фантазией, как и его приемы сфумато для размывания линий картины, была ключом к его творчеству. Мастерство без воображения бесплодно. Леонардо знал, как сочетать наблюдение и воображение, что сделало его непревзойденным новатором в истории.












(*-12 стр.-*)
~