Пацаны до пандемии

               
                ТЕХНООПТИМИСТ
            Робкое  апрельское  солнышко  заглянуло  в  окно,  дотянувшись  лучиком  до  дивана  под  окном.  Виктор  Николаевич,  дремавший  под  любимым  клетчатым  пледом  на  любимом  диване  в  гостиной  в  непоздний  утренний  час,  поморщился  от  света  и  проснулся.
             Сережка,  юзер  с  чубчиком  желто-зеленого  цвета  и  огромными  серыми  глазами  под  стильными  очками,  а  также  энергетическим  напитком  в  алюминиевой  банке,  уж  был  на  боевом  посту,  у  компа.  Старик  протер  глаза,  пригладил  растрепанную  за  ночь  под  поздних  битлов  прическу,  и  с  грустью  взглянул  на  внука-шестиклассника:  -Сергун,  день-деньской  от  компьютера  не  отходишь!   Выключи  уже  эту  бесовскую  машину!  Сколько  можно  резаться  в  этот  треклятый  Контр  Страйк?!
-Ну,  дедуль!  Интересно  ведь!
-Интересно  битлов  лабать  или  с  пацанами  во  дворе  в  футбол  гонять!  Интересно  ему …  Что  там  может  быть  интересного?
-Какой  футбол,  дедуль?!  Стремно …  Во  двор?  Карантин!
-Опять  заложников  спасаешь?
              Внук  лишь  кивнул,  не  отрывая  глаз  от  дисплея.
              Виктор  Николаевич  укоризненно  взглянул  на  внука,  заценил  ультрамодную  челку  и  посадку:  «Ну  просто  вылитый  подрастающий  геймер  эпохи  коронавируса!  Киберспортсмен  и  все  тут.  За  уши  от  компа  не  оттащишь …Ох-хо-хо …  И  откуда  он  взялся  вирус-то?!  Откуда …  из  Китая  вестимо …  Первая  волна ..  Стало  быть  надо  ждать  и  вторую?!  Занятия  на  удаленке … Целый  месяц  уж  дома … На  улицу  без  пропуска  и  носа  не  высунешь:  только  в  магазин  или  прогуляться  с  собакой. Теперь  у  детишек  (Что  по  этому  поводу  думает  великий  и  всемогущий  СанПин?)   есть  узаконенная  возможность  сутки  напролет  гробить  время  и  здоровье.  И  это  вместо  того,  чтобы  побегать  с  мальчишками  во  дворе,  в  войнушку  ту  же  поиграть,  только  офлайн,  пообщаться.  Пообщаться … Смешно  сказать,  даже  забыл  когда  и  сам  с  внуком  общался  толком,  хотя  весь  день  дома,  рядом».
-Уроки  сделал?-  вдруг  вырвалось  у  него,  хотя  спросить  ему  хотелось  совсем  о  другом.
-Какие  уроки?  Выходной!  Суббота!  Завтра  сделаю!   Ладно,  дедуль,  не  мешай …
-Почитал  бы.  Я  ведь  тебе  еще  до  карантина  «Алые  паруса»  купил.  Настоящую  книжку,  не  электронную!  А знаешь,  писатель  Александр  Грин  -  в  детстве  еще  тем  сорванцом  был.  У  него  даже  прозвище  соответствующее  в  школе  было  -    Грин-Блин  33  несчастья»!
             Нет  ответа.
-А  может,  поговорим,  Сереж,  а?
-О  чем?
-О  чем.  О  друзьях  хотя  бы.  С  друзьями-то  общаешься?
-Чатимся.
-Ох-хо-хо …  А  на  улице,  с  Люсьенкой  когда  гуляешь,  вместе  как-то   бываете?  Собаки-то  у  многих.
-Да  нет.  Они  тоже  играют  или  домашку  делают,  времени  нет.
-На  дружбу  времени  не  находится?!-  всплеснул  руками  дед,  а  затем  запустил  обе  ладони  в  густую  седую  чупрыну.  -Ох,  и  далеко  же  мы  зашли  со  всеми  этими  инновациями,  будь  они  неладны!..  На  днях  статью  прочитал  в  газете.  «Техника  -  это  новый  бог»,  называется.  Технооптимизм,  пишут,  это  новая  идеология,  способная  вести  в  новое  будущее.  И  в  церковь  не  ходи …
-А  что  это  за  «технооптимизм»?-  заинтересовался  Сережа,  и  тряхнув  желто-зеленой  челкой,  развернул  геймерское  кресло  в  сторону  деда.
-Как  бы  попонятнее  выразиться …  Давай  ка,  я  тебе  коротенько  зачитаю:  «Люди  с одной  стороны  восторгаются  техникой,  говорят,  что она  -  новый  мир,  отличный  от  всего,  что  мы  знаем.  А  с  другой  -  они  в  этот  как  бы  радикально  новый  мир  вкладывают  какие-то  собственные  переживания,  нагружают  образ  машины  свойственными  человеку  представлениями,  желаниями …».  Что-нибудь  понял?
-Тогда  я  -  технооптимист.
-Ну  да …  А  я  -  пенсионер-онлайн ...  Елки-палки!..  Новый  мир …  Я  вот  тебе  говорил  об  Александре  Гриневском.  Он  и  был  создателем  нового  мира  и  в  этом  его  мире  не  было  места  автомашинам  и  самолетам.  Вместо  них  -  парусные  корабли  и  русалки  воздуха.   И  знаешь,  он  не  понимал  людей,  которые  радовались  пришествию  научно-технического  прогресса  и  ненавидел  самолеты.  Полагал,  что  человек  когда-нибудь  сможет  летать  сам.  Зачем  же  обожествлять  технику?  Разве  не  пугают  тебя  эти  слова  -  вдумайся  только! -  «торжество  машин»?..  Мы,  я  свое  поколение  имею  в  виду,  были  другие … 
              Сережа  быстренько  загуглил:  «Старикан  ворчит»,  и,  мгновенно  получив  кэш,  протранслировал  подсказку:  «Раньше,  дедуль,  и  небо  было  голубее,  и  деревья  повыше …».
-Тьфу  ты,  да  разве  я  ворчу!-  расстроился  дед.  -Елки-палки!  Я  в  твоем  возрасте  и  в  страшном  сне  не  видел,  что  пробьет  час,  когда  родной  внук  меня  в  беседе  с  помощью  компа  будет  подкалывать!  Вот  только …
              Виктор  Николаевич  в  раздумье  уставился  в  окно.  Отсюда,  с  десятого  этажа  их  старой  двенадцатиэтажки,  все  видно  как  на  ладони.  Карантинная  жизнь  на  улицах  города,  который  никогда  не  спит,  брала  свое  и  в  их  спальном  районе.  Москвичи  и  москвички  в  масках:  голубых,  белых,  черных,  синих,  уже  спешили  в  магазин  на  углу,  выгуливали  четвероногих  питомцев.  А  парковку  для  инвалидов  как  обычно  занял  чей-то  навороченный  джип …
               Внук,  воспользовавшись  паузой,  вернулся  было  к  спасению  заложников  и  любимому  “Red  Bull ”,  но  вдруг  резко  отвернулся  от  дисплея:  -Что  вот  только,  дедуль?
-Плохо  все это,-  перевел  взгляд  на  внука  дед. - Скверно.  Неровен  час   придатком  машины  стать.  А  человек  человеком  должен  оставаться.  Че-ло-ве-ком!  Плакать,  смеяться,   озорничать!
           Он  помолчал,  погладил  бородку  и  добавил,  лукаво  прищурившись:  -А  ведь,  мы  с  пацанами  когда-то,  выходит,  чуть  ли  не  технический  прогресс  тормозили …
-Тормозили?
-Ну,  я  это  так,  фигурально  выражаюсь.  Хотя  дрались,  бывало,  и  кое-кого  из  нас  даже  из  школы  выгоняли.  И  вообще,  озорничали,  конечно,  по  своему,  по-мальчишески.  Случалось,  и  с  уроков  сбегали. Тогда  ведь  пацанский  кодекс  был  в  чести.
-Ух  ты!  Пацанский  кодекс? Дедуль,  расскажи!-  заинтересовавшись,  Сережка  перевел  комп  в  спящий  режим,  новым  взглядом  окинув  старика,  который (и  это  его  дед,  который  только  и  знает,  что:  «Уроки  сделал?»)  и  с  уроков  сбегал,  и  в  школе  дрался …
-История  эта  давняя,  ей  уже  больше  пятидесяти  лет.  Жили  мы  тогда  не  в столицах,   а  на  юге  нашей  страны.  СССР  страна  называлась,  слышать  приходилось?
-Еще  бы,-  отозвался  внук.  –У  Битлов  сингл  есть  такой,  хочешь,  послушаем,-  зная  большую  любовь  деда  к  ливерпульской  четверке,  указал  Сережа  на  комп …
-Точно,  «Back  in  the  USSR».  Нет,  не  включай,-  отмахнулся  дед.  -Так  вот,  есть  такой  красивый  город  на  берегу  Каспийского  моря,  Баку  -  столица  Азербайджана,  в  те  времена  -  столица  союзной  советской  республики.  Школа,  в  которую  я  ходил,  была  в  центре,  недалеко от  старинной  Ичери  Шехер  (Крепости  -  здесь  и  далее   азерб.),  Гыз  Галасы (Девичьей  башни)  и  Приморского  бульвара  и  считалась  одной  из  самых  престижных.  В  шестом  я  перешел  в  другой  класс,  в  «б»  -  из  прежнего  «а».
-О,  я  бы  в  другой  класс  не  ушел.  Ребята  все  другие …
-В  «а»,  Сережка,  я  как-то  ни  с  кем  не  дружил.  Маменькины  сынки,  сплошь  сыновья  высокопоставленных  родителей.  А  мои  отец  с  матерью  были,  как  тогда  говаривали,  простыми  инженерами.  Как  и  я  до  пенсии.  И  потом  с  учителем  математики  у  меня  проблемы  были.  Перестал  учить  предмет,  домой  двойку  за  двойкой  приносил.   
            Учитель  был  вроде  бы  хороший,  даже  знаменитый,  известный  всему  городу.  Заниматься  частным  образом  к  Антону  Израильевичу  с  сентября  выстраивалась  целая  очередь  школяров.  Он  ориентировался  на  самых  способных  учеников,  а  также  готовил  старшеклассников  к  поступлению  в  институт,  гарантируя  высокую  оценку  и  загодя  формируя  группу.
          Ходили  слухи  о  его  баснословных  гонорарах  за  репетиторство  на  дому.  Злые  языки  утверждали,  что  деньги  и  немалые  он  переводил  в  Израиль  через  синагогу,  на  счет  дочери,  к  тому  времени  отбывшей  в  края  обетованные  из  СССР  с  первой  послевоенной  волной  эмигрантов.  Школьный  же  труд  он  рассматривал  как  необременительную  работенку,  обеспечивающую  небольшую  денежную  добавку  («зряплату»,  как  он  выражался)  к  его  завидным  гонорарам.  Плюс  -  желающие  из  числа  будущих  абитуриентов,  чьи  родители  имели  возможность  оплатить  услуги  дорогого  репетитора.  Минус  -  двоечники-троечники.  Какой  с  них  навар?  С  этими  он  не  церемонился:  не  понял  объяснения  на  уроке,  готовься  сам.
           Вот  мама  меня  и  перевела.  А  в «б»  все  у  меня  заладилось  и  с  пацанами  я  быстро  общий  язык  нашел,  когда  впервые  рванули  на  «шатал»  и  сыграли  в  футбол …
               
               









               
               



                «ШАТАЛ»
      
         Серьезным  футболом  пацаны  из  6-го  «б»  называли  целую  церемонию.  Предварительно  нужно  было  «соскочить»  с  урока  с  избранной  компанией,  в  которую  входили  Вало,  Рамиз,  Кямал,  Роберт,  Юра,  я  и  еще  несколько  ребят.  Ватагой  мы  сперва  отправлялись  к  спикулю  дяде  Мише,  у  которого  за  школой  была  каморка.  Здесь  седой  с  изможденным  лицом  сапожник,  передвигавшийся  на  скрипучих  кожаных  протезах,  постукивал  день  и  ночь,  чиня  не  особо  модную (люди  при  деньгах  имели  возможность  доставать  «фирменные»  сапоги  и  ботинки  у  спекулянтов  рангом  повыше,  чем  он,  и  не  ремонтировать  их)  обувь. 
         У  дяди  Миши,  которого   гроза  спекулянтов  -  ОБХСС  особо  не  донимал  в  силу  его  фронтового  прошлого,  была  своя  лазейка  в  мире  спекулянтов:  приторговывал  поштучно  и  пачками   фирменной  жвачкой,  которую  ему  поставляли  «коллеги»,  имевшие  отношения  с  Ираном,  а  также  жареными  семечками.   
       Жвачка  и  семечки  -  это  в  ту  пору  было  по-пацански. Жвачка  «Wrigley» -  контрабандный  товар,  в  СССР  в  ту  пору  жевательную  резинку  не  производили  -   покупались  поштучно,  10  копеек  за  пластинку.  Крупные  белые  и  поменьше,  черные  семена  подсолнечника,  отмеряемые  грязноватыми  непрозрачными  стакашками,  шли  по 15  копеек  и  также  приобретались  школярами  охотно.  А  чтобы  добраться  до  этих  лакомств,  надо  было  ускользнуть  от  бдительной  Любани,  директора  школы.
              Да,  с  нашей  Любаней,  Любовью  Яковлевной,  ленинградкой-блокадницей,  отчаянной  женщиной, без  раздумий  бросавшейся  разнимать  в  школьном  дворе,  который  дислоцировался  на  стыке  двух  старых  блатных  районов,  драки  «советских»  с  «крепостными»,  а  сражались,  бывало,  не  на  жизнь,  а  на   смерть -  цепями  и  палками  с  вбитыми  гвоздями,  даже  самым  хулиганистым  пацанам  встречаться  с  глазу  на  глаз  не  хотелось.  Она  была  не  только  смелой,  главное  -  справедливой  и  «нахалку»  никогда  не  позволяла.  Ребятня  школьная  знала  (легенды  о  Любане  передавались  из  уст  в  уста),  что  за  всю долгую  свою  директорскую  историю  она  лишь  раз  вынесла  на  педсовет  вопрос  об  исключении  учеников  из  школы,  да  и  то  -  на  неделю.  Одним  из  пострадавших  был  наш  одноклассник  -  Рамиз.  Вот  об  этом  случае  я  тебе  и  расскажу.
                В  честь  Любови  Яковлевны  школу  нашу  с  чьей-то  легкой  руки   в  городе   прозвали  заведением  Святой  Любани.  Впрочем,  прозвище  это  историю  имеет  интереснейшую.  Основана  была  школа  до  октябрьской  революции,  в  далеком  1888  году. Проект  здания  исполнил  занимавший  в  то  время должность  производителя  работ  Губернского  правления  гражданский инженер  Д.Д. Буйнов.
               В  связи  с  ожидавшимся  в  Баку   в  октябре  1888  года   визитом императора  Российского   Александра  III  и  монаршим   его  желанием осмотреть  новое  помещение  заведения  Святой   Нины,  в  сентябре некоторые  из  воспитанниц  заведения  были  переведены  на  две  недели  в  новое,  еще  не  полностью  законченное  трехэтажное  здание  на  Николаевской  улице.  Но,  как  говорится,  нет  ничего  более  постоянного,  чем  временное.  После  визита   Александра  III,  а  также  императрицы  Марии  Федоровны, наследника  престола   цесаревича  Николая  и  Великого  князя  Георгия Николаевича   никто  из  здания  уже  не  съезжал.  А  на  балконе  здания  была увековечена  дата  -   "1888".   И  уже  на  следующий  год  будущая  наша  школа  вошла  в   Бакинский   справочный  календарь,  где  указывалось, что  Учебное  заведение  Святой   Нины  имело  собственное  прекрасное помещение, актовый  и  рекреационный  залы,  а  также  домовую  церковь.
                После  Октября  в  здании  школы  чего  только  не  было.  В  1928 году  сюда  была  переведена  Закавказская  военно-подготовительная  школа Рабоче-Крестьянской  Красной  Армии  -  прообраз  суворовских  училищ. Здесь  и  классы, и  общежитие, и  все  другие  помещения  были сосредоточены  в  едином  комплексе.  Ну  а  заведение  Святой  Нины  кочевало  с  одного  места  на  другое.  Знаю,  например,  что  в  1933 году  школу  перенесли  в  военный  городок  и  называлась  она  уже  школой  № 14.
                С  1937 года  наша  школа  вернулась  домой,  только  улица  называлась  теперь  уже  Коммунистической,  а  не  Николаевской.  Ну  а  расцвета  своего  школа  достигла  при  Любови  Яковлевне  в  60-е.
                Даже  к  самому  последнему  двоечнику  и  лоботрясу, шалопаю,  на  которого  и  дома-то  уже  рукой  махнули,  Святая  Любаня,  не  разделяя  того  взгляда,  что  историю  вершат хулиганы,  тем  не  менее  относилась  как  к  маленькому  человеку,  который  скоро  повзрослеет  и  сам  поймет,  насколько  было  плохо  все  то,  что  он  вытворял.
                Первый  совместный  футбол … 
-Витек!  Сегодня  -  «шатал».  На  третьем  и  четвертом  уроках.  Пойдешь?
         Слова,  брошенные  мне  Рамизом  с  последней  парты  в  конце  второго  урока,  перед  большой  переменой,  были  вызовом.  Пропиской  в  новом  классе,  среди  пацанов.  Для  меня  это  было  внове,  так  как  в  прежнем  моем  классе  «а»  такого  понятия  и  не  было.
-Да,-  кивнул  я,  обернувшись  к  Рамизу,  не  совсем  еще  понимая,  каковы  могут  быть  последствия  пропуска  уроков  без  уважительной  причины.
           В  оставшееся  до  конца  45-минутки  время,  делая  вид,  что  внимательно  слушаю   историка  Марка  Абрамовича,  чья  лысина  и  острая  бородка  под  Ильича  вполне  оправдывала  его  школьное  прозвище  -  «Вождь»,  я  дозревал  по  поводу  принятого  решения.  Мысли  одолевали  примерно  следующие:  «Вызов  предков  к  Любане.  Весело!»,-  ухмыльнулся  я  нерадостной  перспективе.  Но  решения  не  изменил.
          Рванули  на  «шатал»  с  физры (кеды  пригодились!)  и  НВП.  Играли  в  старом  Губернаторском  саду,  который  после  Октябрьской  революции  был  назван  Садом  пионеров (до  него  от школы  рукой  подать),  на  большой  асфальтовой  площадке  возле  библиотеки  им.  В.Г. Белинского,  число  разбитых  стекол  которой  за  долгие  годы  сосуществования  источников  знаний  и  футбола,  зашкаливало.  Играли  на  «общие  ворота»,  при  этом  в  «рамку»  становился  тот,  кто  больше  уставал.   
         Удалось  сразу,  с  места  в  карьер,  заслужить  уважение  всех  пацанов,  кроме,  пожалуй,  Вало,  который  занимался  в  футбольной  секции,  цену  себе  знал   и  был  скуп  на  похвалу.  Сам  он  уже  успел,  под  взмах  своей  пшеничной  прядки  обмотав  сразу  двух  соперников,  забить  гол.
          Длинноволосый  и  долговязый  Вало  был   в  6-м  «б»  главным  не  только  в  «шатальном»  футболе,  он  был  заводилой  и   одним  из  блюстителей  пацанского  кодекса.  Случись  вдруг  драка  одноклассника  с  чужаком,  он  налетал  на  обидчика  первым.  А  потому  когда   я   отвернулся,  испугавшись  летящего,  словно  снаряд,  в  лицо  кожаного  мяча,  тут  же  с  хохотком  раздалась  реплика  Вало:  -Ты,  Витек,  пока  еще  не  6-й  «б»,  а  6-й  «а»! 
          После  этих  слов  мне  долго  никто  не  пасовал,  хотя  я  и  старался,  буквально  из  кожи  лез,  чтобы  ребята  из  команды  меня  заметили.  Тщетно.  Наконец,  последовал  первый  пас.  От  Рамиза.
           Сделали  перерыв,  чтобы  попить  водички.
          Рамиз,  вытирая  платком  взмокший  лоб,  вполголоса  бросил  Вало:  -Вовчик,  кончай  ерундой  заниматься.  Пацан  как  пацан. 
-Пусть  еще  докажет,  что  он  уже  наш,  шестой  «бэ»!
            Вот  я   по  возобновлении  игры  и  кинулся  доказывать.  Пластался  в  подкатах,  обдирая  кожу  на  асфальте,  старался  точнее  отдавать  мяч,  вспоминая  как  это  делали  два  легендарных  Эдуарда  из  сборной  СССР  -  Стрельцов  и  Маркаров.  Раз,  возомнив  себя  чуть  ли  не  Анатолием  Банишевским,  забившим  самой  Бразилии  во  главе  с  королем  футбола  Пеле,  даже  ухитрился  ударить  по  воротам,  в  роли  которых  выступала  сооруженная  рядом  с  библиотекой  беседка,  но  промазал.  Однако  своего  добился.  Вало  в  один  из  моментов,  когда  я  выбил  у  него  мяч  в  подкате,  при  этом  ободрав  в  кровь  локти,  зато  уронив  футбольного  корифея  на  асфальт,  одобрительно  хмыкнул:  -Ну,  ну …
           Это  означало,  что  «шатальщики»,  а  значит  и  весь  остальной  класс  меня  приняли.   Потом  мы  присели  отдохнуть  и  настало  время  семечек  и  жвачки.
-Кайф!-  закинув  в  рот  жвачку,  довольно  зажмурился   коротковласый,  словно  призывник,  Юрка.  -Хиппуем! И  напел:  «Love,  love  me  do …» (Сингл  группы  The  Beatles  -  композиция  Джона  Леннона  и  Пола  Маккартни -  занявший  в  хит-параде  в  1964  г.  в  США  первое  место) …-Витя,  подпева-а-а-й!-  зычно  выкрикнул  Вало.  –Бескозырка  белая-а-а,  в  полоску  воротни-и-и-к …
           Пора  было  возвращаться.  Поднимались  к  школе  через  сад,  перекидываясь  лежащими  под  деревьями  маклюры  плодами,  прозванными  в  городе  «обезьяним  хлебом»  -  увесистыми  зелеными  в  пупырышках  бомбочками,  разлетавшимися  при  попадании,  будто  гранаты.
         В  школу  проникли  через  двор,  этот  вход,  в  отличие  от  парадного,  смотрящего  на  здание  горисполкома  с  величественной  башней  и  часами,  охранялся  не  столь  бдительно.
          Повезло.  У  входа  не  было  ни  Любани,  ни  завуча.   А  после  уроков  (из-за  отсутствия  «шатальщиков»  сразу  на  двух  уроках  никто  из  учителей  тревогу  бить  не  стал)  мы  всей  компанией  завалились  домой  к  Рамизу,  который  жил  в  двух  шагах  от школы.  Его  мама,  как  водится,  была  на  работе  -  приходилось  поднимать  четверых  подраставших  сыновей.  Ромка  отвел  нас  в  просторную  кухню,  где  пили  ароматный  чай  из  стаканчиков-армуды  (тогда  в  центре  города  из  кранов  текла  изумительная  шалларская  вода,  потому  и  чай  был  необычайно  вкусным)  и  слушали  битлов,  синглы  которых  воспроизводились  видавшим  виды  магнитофоном. 
 
 
               

                «Can't buy me love, love
                Can't buy me love

                I'll buy you a diamond ring my friend
                if it makes you feel alright
                I'll get you anything my friend
                if it makes you feel all  right
                I don't  care  too  much  for money,
                money can't  buy me  love …»
               
                («За  звон  монет, нет,
                За  звон  монет...

                Куплю  кольцо  тебе, мой  друг,
                Если  хочешь  ты  того,
                Достану  всё  тебе, мой  друг,
                Если  хочешь  ты  того.
                И  всё  же  всё  равно -  и  с  кучей  денег
                Я  не  куплю  любовь …»)

          Что  и  говорить,  далеко  не  у  каждого  школяра  в  ту  пору  дома  имелся  хоть  какой-нибудь  «Маяк»  или  «Комета»,  поскольку  стоило  это  чудо  техники  немалых  денег.  Ну  а  обладать  записями  битлов  считалось  верхом  успешности  молодого  человека.  Ливерпульцев  у  нас  в  СССР  долгое  время  не  издавали,  так  как  партия  и  правительство  полагали,  что  будущим  строителям  коммунизма  незачем  слушать  чуждую  для  нас  музыку,  песни  столь  же  далекие  от  какого-нибудь  партийного  гимна,  типа:  «Ленин  всегда  живой»,  как  Levi’s  от  школьной  формы.
           Приходилось  на  свой  страх  и  риск  (арестовать  могли  не  только  нелегального  продавца,  но  и  нелегального  покупателя)  доставать  у  спекулянтов,  кучковавшихся  по  обыкновению  возле  городского  магазина  «Мелодия» (в  СССР  в  каждом  большом  городе  непременно  был  магазин  «Мелодия»,  где  продавались  пластинки  с  «правильной»  музыкой),  бобинные  кассеты  с  «Love  me  do»,  занявшим  в  хит-параде  в   Европе  и  в  Соединенных  Штатах  первое  место.  Или  доставать  у  них  же  синглы,  записанные  на  «костях»,  то  есть  на  рентгеновских  снимках.
           Среди  наших  школьных  шалопаев  ходила  байка  про  некого шустрого  пацана,  который  вознамерился  утереть  нос  сверстникам  и  достать  настоящую,  виниловую  пластинку  с  песнями  битлов.  Пацанчик  заказал  такой  диск  одному  из  спекулянтов,  отиравшихся  возле  «Мелодии»,  долго  ждал  обещанного  и,  наконец,  дождался. Сунув  спикулю  вспотевщую  в  кулаке  «десятку» (цена  фирменной  пластинки,  привезенной  из  Америки,  доходила  до  40-50  рублей  -  почти  ползарплаты  нашего  брата-инженера),  он  сунул  газетный  сверток  в  портфель  и  рванул  домой,  где  его  с  нетерпением  ждали  друзья.  Быстренько  включил  проигрыватель  и  после  характерного  шипения  услышал  мерзейший  голосок:  «Битлз  хочешь?  А  …  не  хочешь?» …
           Был  у  нас  и  более  надежный  и  не  столь дорогой  способ  -  переписывали  друг  у  друга.  Правда,  для  этого  нужно  было  иметь  все  тот  же  недешевый  «Маяк»  или  «Комету»,  чистые  кассеты,  а  также  друзей,  у  которых  можно  было  Битлов  записать.
           У  Ромки  имелось  и  то,  и  другое,  а  потому  наведаться  к  нему  в  гости  не  мечтал  только  абсолютно  далекий  от  современной  музыки  пацан.
          Мы  с  Юркой  не  были  исключением.   И  вот  под  звуки  «Can’t  buy  me  love» (один  из  популярнейших  в  1960-е  г.г.  синглов  группы  The  Beatles)   Юрка,  как  был  в  форме  -  светлая  рубашка,  темные  брюки  (ни  джинсов,  ни  длинных  волос) -  не  удержавшись,  вскочил  из-за  стола  и  с  протяжным  воплем  кинулся  в  пляс.
            Хотя,  каким  еще  мог  быть  ученик  60-х? Владельцам  джинсов  практически  нельзя  было  просочиться  в  школу  в  идеологически  вредных  штанах  из  денима,  поскольку  Святая  Любаня  за  полчаса  до  начала  занятий  уже  занимала  свой  пост  в  школьных  дверях.  Парней,  приходивших  в  джинсах,  которые  спикули  пихали  по  120-130  рублей  -  The  Beatles  forever!  -  она  отправляла  домой  переодеваться.  Парней,  заявлявшихся  с  длинными  -  The  Beatles  forever!  -  волосами,  она отправляла  в  ближайшую  парикмахерскую.

    

 










                УРАВНЕНИЕ  С  ТРЕМЯ  НЕИЗВЕСТНЫМИ
                или
                БЕЙ,  РЕБЯТА  ПРОГРАММИСТОВ!
            
           На  большой  перемене  за  столиком  в  школьном  буфете,  вкушая  бутерброды (весь  буфетный  фаст-фуд  стоил  10-15  копеек),  «шатальщики» обсуждали  нешуточную  проблему.
-Не-а,  контрошку  нам  самим  не  написать,-  вздохнул  Кямал (обладатель  самой  большой  в  классе  дудушки  и  густейшей  иссиня-черной  шевелюры,  от  которой  отскакивала  даже  металлическая  расческа)  и  надкусил  вкуснейшую  сардельку,  отозвавшуюся  фонтанчиком  сока,  намочившего  его  рубашку.
              Он  достал  из  кармана  красивый  и  дорогой  китайский  (в  то  время  китайские  товары  отличались  завидным  качеством)  платок,  промокнул  и  продолжил:  -Надо  какие-то  варианты  придумать.
-Робик  и  Игнат  в  математике  шарят,-  со  значением  произнес  Рамиз, хмуря  лоб  и  пытаясь  пригладить  непослушные  вихры.
-Э-э-э …  Это  -  не  вариант!..  Робик  и  Игнат  сидят  по  одному  варианту.  Тебе  что?  Сидишь  один.  Сел  за  ними  и  списал.  А  со  вторым  вариантом  что  делать?  Э,  алгебра  алгебраическая!  Мян  олюм («Клянусь!»),  кто  ее  придумал?!  Зачем  мне  математика?  Я  что,  математиком  буду?
-Пригодится  в  любом  случае,-  улыбнулся  Рамиз.  –Деньги  считать.  Бир  манат,  он  манат,  алли  манат,  юз … (Один  рубль,  десять  рублей,  пятьдесят  рублей,  сто …)
-Озюмюлюм,  кутар! («Кончай,  прошу!»).  Юз  манат!  Деньги  считать  я  и  так  умею,-  не  согласился  Кямал  и  назидательно,  словно  слова  из  пионерского  Устава,  произнес:  -Видишь  деньги,  братишка,  не  теряй  времени!
             Отец  Кямала  руководил  не  последним  в  городе  предприятием  и,  наверняка,  имел  виды  на  светлое  будущее  сына,  собираясь  его  пристроить  на  тепленькое  местечко,  что  давало  наследнику  повод  особо  не  заморачиваться  по  поводу  всякой  математики  и  прочей  ерунды.  Но  вот  за  плохие  оценки  отец  мог  влепить  шалла (оплеуху),  тогда  как   за четверки  и  пятерки  папа-директор  выдавал  сыну  пятирублевую  премию.
-Можно  так.  Робику  и  Юре  сказать,  чтобы  они  пересели  на  разные  варианты.  Если  сяду  за  ними,  Эмма  просечет,-  покачал  головой  Рамиз. 
-Сян  олюм,  нашел  вариант!-  возмутился  Кямал.  –Эмма  -  тетка  хитрая,  сразу  просечет.
-А  зачем  им  пересаживаться?-  с  просветленным  видом  сказал  я,  отставив  в  сторону  надкусанный  бутерброд  с  докторской  колбасой.  –Есть  другой  вариант!
-Какой?-  в  один  голос  вопросили  Рамиз  с  Кямалом.
-Все просто.  Юрка  пишет  алгебру  на  «четверку»,  Робка  -  на  «пять» …
-Да,  Игнат  хуже  шарит,  чем  Робик,-  согласился  Рамиз.
-А  значит,  нужно  договориться с  ребятами  и  все  будет  хоккей!
-В  смысле?-  не  понял  Кямал.  –Мян  олюм,  кутар!  Ребята  -  нормальные  пацаны,  это  тебе  не  6-й  «а»,  списать  всегда  дадут …
-Да  нет,  я  не  об  этом.  Зырь,  я  сижу  с  Робиком.  Списываю  у  него  и  отдаю  Юрке.  А  он,  не  теряя  времени,  решает  контрошку  по  нашему  варианту  и  отдает  нам.   Ему  же  «пятерка»  лишняя  не  помешает?
-Не  голова,  а  Дом  советов,  да!  Витёк,  молодчик!-  одобрил  Рамиз,  доедая  бутерброд  с  любительской  колбасой.  -Только  надо  с  пацанами  договориться.
           Взглянув  на  большие  электрические  часы  на  буфетной  стене,  он  добавил:  -Пять  минут  еще  есть.  Пошли!  Догрызайте  бутерброды!
            Еще  до  звонка  на  урок  классная  доска  уже  белела  заданиями.  Эмма  Петровна,  красивая  дородная  темноволосая  голубоглазая  дама  средних  лет,  восседала  за  высоким,  на  подиуме,  учительским  столом,  что-то  записывая  в  журнал.
             6-й  «б»  зашелестел  тетрадками,  выдергивая  двойные  листки.  Шепотком  переговариваясь,  ученицы  и  ученики  готовились  к  работе.  Кое-кто  из  девочек  проверял  сложенные  гармошкой  шпаргалки  в  легальных  и  потайных  карманах  своих  темно-коричневых  форменных  платьев. Одной  из  них  была  и  первая  красавица  класса  Наиля,  предмет  тайного  воздыхания  Рамиза.
-«А»  и  «Б»  сидели  на  трубе,-  донеслось  с  последней  парты  третьей  колонны,  где,  морщился  от  увиденного  на  доске  Вало.
-Это  все  твои  познания  в  алгебре,  Вова?-  оторвалась  от  заполнения  журнала  Эмма  Петровна.  -Делом  займись!  Вон,  ребята  уже  первое  задание  решают!
          В  ответ  тот  лишь  покосился  на  друзей  из  соседней  четвертой  колонны.  Все они  озабоченно  что-то  строчили  в  черновиках.
-Рома!-  прошипел  Вало,  сопровождая  громкий  шепот  оттягиванием  кожи  кадыка,  так  что  легко  было  понять:  прошу,  дай  списать!
          Рамиз  украдкой  кивнул  в  его  сторону,  когда  учительница  вновь  вернулась  к  журналу.
            Ну,  а  я  за  второй  партой  с  соседом  Робертом  в  ожидании  решения  алгебраических  упражнений  именно  тем  способом,  который  предложил  в буфете,  готовил  «шпору»  для  Юры,  аккуратно  записывая  то,  что  появлялось  в  Робертовом  черновике.                А  за  следующей  третьей  партой  коварный  план  воплощал  в  жизнь  Кямал,  также  в  трех  экземплярах  фиксировавший  происходившее  на  соседском  Юрином  листке.  Одна  шпаргалка  предназначалась  Рамизу,  другая  -  братьям-близнецам  с  первой  парты,  третья  -  Вало.
            -Свежий  анекдот,-  шепнул  мне  Рамиз,  свешиваясь  со  своей  последней  парты.  -К  Лёне,  ну,  к  Леониду  Ильичу  то  есть,  приходит  гость.  Лёня  с  бумажкой  подходит  к  двери  и  читает:  «Кто  там?».  А  с  той  стороны  его  гость,  Подгорный,  тоже   достает  бумажку  и  читает:  «Это  я,  товарищ  Подгорный.  А  вы  кто?».  Леня  зырит  так  в  бумажку  и  отвечает:  «Я,  дорогой  товарищ  Леонид  Иль …»
… -Вы  чем  там  увлечены?  Это  вас  задание  так  развеселило?-  последовало  замечание  учительницы.
             Мы  быстренько  изобразили  послушание:  приняли  серьезный  вид  и  вернулись  к  ручкам,  водя  ими  по  уже  исчерканным  строчкам  черновика.  Дождавшись,  когда  Эмма  Петровна  отвернется,  я  полушепотом  бросил   Рамизу:  -А  ты  знаешь,  в  чем  разница  между  нами?
            Тот  покачал  головой.
-Я  после  урока  пойду  в  буфет,  а  ты  поедешь  в  К(онтору)  Г(лубокого)  Б(урения)!
           Рамиз  сжал  рукой  лицо,  дабы  вновь  не  нарваться  на  замечание.  Рука  его  при  этом  тряслась  от  едва  сдерживаемого  хохота.
-Так,  ну-ка  встань!-  послышался  суровый  голос  учительницы.
           «Шатальщики»  вопросительно  взглянули  на  нее.
-Да,  да,  ты,  Рамиз.  Сейчас  же  пересядь!
-Куда?-  последовало  безрадостное.
-Вот,  у  Агаевой  свободно.  Быстренько!  И  еще  раз  замечу,  выгоню  из  класса  с  «двойкой»  за  контрольную!
            Рамиз  с  видом  обреченного  на  казнь с  потухшим  взором  и  пунцовыми  щеками  взял  портфель  и  пересел  в соседнюю  колонну,  где  за  третьей  партой  скучала  восточная  красавица  Наиля,  как  и  он,  не  испытывавшая  большой  симпатии  к  математике.  Ее  всегдашняя  подружка  и  соседка  Ирада  в  день  контрольной  предусмотрительно  прихворнула,  что  и  привело  к  тому,  что  математичке  удался  коварный  стратегический  маневр.  Все  оставшееся  до  конца  урока  время  Ромка  провел  абсолютно  безмолвно,  искусно,  однако,  распределяя  «шпаргалки»,  отправляемые  мною.  Одна  из  них  пригодилась  и  Наиле,  отчаявшейся  было  получить  заветный  тройбас.
             Галантно  вручая  ей  «шпору»,  вихрастый  спаситель  загляделся  на  мгновение  на  ее  алебастровое  лицо  с  завитком  каштановых  волос  над  миндалевидными  карими  глазами,  на  ее  короткий  прямой  носик  и  алые  губки.  Сколько  раз  он  издали   украдкой  любовался  этой  красотой  -  и  не  счесть.  А вот  подойти,  завязать  разговор  как-то  не  получалось. 
          Робость?  Робость  при  звании  школьного  хулигана  в  юном  13-летнем  возрасте!   И  вот  теперь  волею судьбы  оказавшись  рядом,  он  не  был  в  состоянии  что-либо  сказать,  будучи  смущенным  до  бесконечности,  не  зная  благодарить  математичку  или  проклинать …  Последние  четверть  часа  он  то  и  дело  пытался  пригладить  непослушные  вихры  и  хмурил  густые  сросшиеся  брови.  Хотя,  было  ли  отчего  грустить?  Работа    написана  на  «трояк»,  ребятам  помог.  Умудрился  помочь (чудны  дела  твои,  Господи!)  даже  самой красавице  Наиле.  Какие  могут  быть  поводы  для  грусти?  Но,  несмотря  на  близкое  присутствие  девочки  его  грез,  невзирая  на  доводы,  которыми  он  успокаивал  себя,  разум,  помимо    воли,  взвешивая  на  весах  первой  любви  все  «за»  и  «против»  последних  событий,  не  дал  ему  повода  быть  довольным  собой.  А  потому  звонок  он  встретил  в  каком-то  лихорадочном  возбуждении.  Быстро  доставив  свою  «контрошку»  к  учительскому  столу,  он  выскочил  за  двери  класса.
        Направлялся  он  к  классу  программистов.
        Класс  углубленного  изучения  математики  или,  как  его  тогда  прозвали  в  школе,  класс  программистов,  был  открыт  впервые  по  просьбам  родителей,  среди  которых  были  ответственные  работники  не  только  дислоцировавшихся  неподалеку  республиканского  ЦК  и  горкома  партии.  Эта  инициатива  была  подкреплена  частыми  хождениями  к   Святой  Любане  авторитетнейшего  нашего  Антона  Израильевича,  видевшего  в  данном  случае  много  перспектив.  Главная  -  рост  числа  его  частных  учеников,  а  стало  быть  и  личных  доходов,  что,  несомненно,  грело  душу  лучшего  учителя  математики  школы.
        Дело  было  новое  и  вполне  в  духе  времени,  когда  партия  и  правительство  особо  не  возражали  против  маленьких  реформочек  в  образовании,  не  затрагивающих  сути:  школа  -  учреждение,  где  воспитываются  будущие  патриоты  страны  Советов.  В  ГорОНО  поэтому  не  возражали  против  создания  в  одной  из  передовых  и  старейших   школ  нового  класса  для  детей,  способных  приносить  результаты  и  во  всесоюзных  олимпиадах,  и  в  целом  в  социалистическом  соревновании,  развернувшемся  между  школами.  Тем  паче,  что  новаторство  лоббировали  не  последние  в  городе  люди.
        Вышло  так,  что  наш  разношерстный  школьный  люд   сразу  же  отрицательно  отреагировал  на  создание  9-го  «в»  -  класса  углубленного  изучения  математики,  половину  которых  составляли  «варяги»,  набранные  из  других  школ.  «Варягов»  сразу  же окрестили  программистами.  Они  были  не  просто  чужаками,  они  были  чужаками,  вообразившими  себя  новой  школьной  элитой.
         Всего  этого  наши  хулиганы  стерпеть  не  могли,  а  потому  с  первых  осенних  дней  на  переменках  возле  кабинета  9-го  «в»  то  и  дело  стали  происходить  по  поводу  и  без  оного  боестолкновения.  Лучшие  люди  школы    хулиганы-десятиклассники:  Гасик,  игравший  на  бас-гитаре  в  некой  подпольной  группе,  Томик  и  другие,  считали  за  честь  дать  пару  тапиков  (пинков)   зарвавшимся  программистам   в  профилактических  целях  -  пусть  помнят,  кто  тут  хозяин!  Примкнул  к  ним  и  Рамиз,  живший  по  соседству  с  Гасиком  и  разделявший  его  взгляды  на  очкариков.
          Так  вот   к  кабинету  9-го  «в»,  на  второй  этаж,  с  нашего  третьего  и  рванул  что  было  силы  после  «контрошки»  в  растроенных  чувствах  Рамиз.  Сюда  поспешили,  сдав  свои  «контрошки»,  и  мы  с  Юркой.
          Хотя,  Рамиз  был   уже  не  одинок:  у  двери  напыщенных  программистов  поджидали  высокий  длинноволосый   и  усатый  Гасик  в  моднейшем  потертом  костюме  Levi’s  (и  как  проскочил  мимо  Любани?!)   со  товарищи.  И  когда   уставшие  после  очередного  занятия  программисты  вывалили  из  класса,  они  сразу  же  попали  в  лапы  Гасика  и  его  команды.
          «Ирели,  ушаглар!» («Вперед,  ребята!»)-  что  твой  Ленин  с  площади  Дома  Советов,  театральным  жестом  указывая  в  сторону  неприятеля,  заорал  Гасик.  Рамиз  избрал  мишенью  невысокого  толстоватого   противника  с  прыщавым  лицом,  большую  часть  которого  занимали  очки.  Быстренько  подобравшись  к  нему  с  тыла, он  с  кличем:  «Позор  джунглям!» (новый  мультфильм  «Маугли»  был  уже  разобран  на  цитаты),  дал  тому  доброго  пинка  под  зад.  Не  отставали  от  Рамиза  и  другие  пацаны.  Гасик  успел  врезать  тапик  самому  высокому  из  программистов,  пинки  под  зад  апологеты  математики  получили  и  от  нас  с  Юркой,  успевших  к  концу  побоища.
             А  в  кабинете 6-го  «б»  после  контрольной  разыгрывалась  не  менее серьезная  драма.  Едва  Эмма  Петровна  покинула  кабинет  с  журналом  и  пачкой  работ,  раздался  громкий  всхлип  и  стон:  «Что  я  теперь  маме  скажу?!».  События  разворачивались  в  районе  первой  колонны,  и  стон,  несомненно,  принадлежал  Неле  по  прозвищу  «Родина-мать»,  рослой  и  широкоплечей  скуластой  русоволосой  девочке  со  второй  парты.
-А  что  я  мог  сделать?!-  донесся  сдавленный  крик  её  ухажера,  Миши  с  третьей  парты:  белобрысого  коренастого  коротышки  в  туфлях  45-го  размера.  –Я  и  себе  еле-еле  три  номера  из  пяти  успел  сделать  на  тройбас …
            Не  сказав  ни  слова,  Неля,  круто  развернувшись  и  используя  значительное  превосходство  в  росте,  нанесла  Мише  мощный  удар  по  голове  увесистым  учебником  математики,  своевременно   извлеченным  из  парты.  Постыдно  увернувшись,  Миша  рванул  из-за  парты  к  доске,  однако  Неля  была оскорблена  в  лучших чувствах (и  этот  коротышка  мне  симпатизирует?!)  и  настигла  его  и  там  со  словами:  «Что  я  маме  скажу?  У  нее  сегодня  день  рождения,  а  этот (презрительно  указала  она  на  виновато  уставившегося  в  пол  Мишу)  списать  не  дал!  Мне  ее  «двойкой»  поздравлять,  да?!».
              Миша,  пытаясь  снизить  остроту  ситуации  и  всячески  выказывая  степень  понимания  собственной  вины,  не  отрывал  взора  от  паркетин.    А  зря,  поскольку,  не  довольствуясь  достигнутой  степенью  его  вины,  Неля  сорвала  с  доски  мирно  висевший  там  большой  деревянный  транспортир  и  запустила  его,  что  твой  бумеранг,  в  обидчика.
              Надо  отдать  должное  Михаилу.  Мгновенно  сгруппировавшись  (и  откуда  сноровка  взялась?),  он  кулаком  отразил  опасное  средство  нематематического  воздействия.  Транспортир  отлетел  в  окно,  оставив  на стекле  мигом  расползшуюся  паутиной  трещину …
            -Нелька,  ты  что,  с  ума  сошла?!-  вскрикнула  присутствовавшая  при  данной  баталии  ее  соседка  с  первой  парты   отличница  и  пионерская  активистка  Нонна,  собиравшая  учебники,  дабы  успеть  на  первый  этаж,  в  кабинет  английского.  -Чуть  не  убила  ведь!  Смотри,  кровь!-  всплеснула  она  руками,  глядя  на  пораненую  транспортиром  руку  Мишки.  -А  если  бы  в  голову  попала?
               Мстительница  между  тем  лишь  отмахнулась  и,  быстро  сложив  учебники  в  портфель, поспешила  на  английский.  Со  звонком,  своевременно  покинув  место  схватки  с  программистами,  влетели  в  класс  и  мы  с  Юркой,  надеясь,  что  Ромка  бежит  следом.  Не  тут-то  было!  Рамиза  перехватил  Вождь,  Марк  Абрамович,  дежуривший  в  тот  злосчастный  день  по  коридору.
                По  обыкновению  Тамара  Ивановна  не  ждала  опоздавших,  справедливо  полагая,  что  уж  пятнадцати  минут  большой  перемены  детворе  должно  хватать  на  все. А  потому  урок  в  первой  подгруппе  со  звонком  уже  начинался  в  обычном  ключе:  -Who  is  on  duty  today? (Кто  дежурит  сегодня?) -  привычно  спросила  учительница. 
                Дежурным  в  тот  день  был  Рамиз  и  пребывал  он   в  эти  минуты  в  святая  святых  школы  -  в  кабинет  Святой  Любани  с  еще  тремя  повинными  (среди  них  не  было  неуловимого  джинсового  Гасика)  в  физическом  воздействии  на  горемык- программистов.
                В  кабинете  звенела  тревожная  тишина,  нарушаемая  лишь  скрипом  директорского  пера.  Любовь  Яковлевна  подписывала  очередную  справку в  ГорОНО  о  том,  как   проходит  внедрение  передовых  методов  учебно-воспитательной  деятельности.  Молчали  также  завуч  дородная  Зоя  Павловна  и  бородатый  Марк  Абрамович,  с  немалым  трудом  прекративший  избиение  младенцев.
                Наконец,  директор  отложила  длинную  черную  из  подарочного  набора (подарок  был  сделан  коллективом  к  юбилею  школы)  чернильную  ручку  и  взглянула  в  сторону  виновников  ЧП.  В  задумчивости  подперев  правой  рукой  голову  с  венчиком  седых  вьющихся  волос,  она,  выдерживая  паузу,  стала  вглядываться  в  лица  провинившихся.
-Это  как  называется?  Как  называется  то,  что  вы  вытворяете  в  школе?  Чем  вам  не  угодили  учащиеся  9-го  «в»?  Я  с  вами  говорю,  отвечайте!
                Нет  ответа.  В  знак  глубокого  осознания  своей  неправоты  озорники,  понурив  головы,  хранили  лицемерное  молчание.
-Не  первый  уже  раз  вы  попадаетесь  на  драке  с  программистами!    Сентябрь  еще  не кончился,  дети  только  пришли  в  новую  для  них  школу,  в  экспериментальный  класс.  Гордиться  нужно  тем,  что  мы  участвуем  в  решении  большой  задачи  -  осваиваем  новые  пути  в  образовательном  процессе!  А  вы  чем  занимаетесь?
-Мы  гордимся,-  без  особого  энтузиазма  негромко  отозвался  кто-то  из  задержанных.
-Вижу,  как  гордитесь!  Гордецы  нашлись!  Хотите,  чтобы  их  родители  вас  к  суду  привлекли  за  побои?!  Так  что  ли?
                Экзекуцию  на  удивление  своевременно  прервала  телефонная  трель.
-Да,  алло.  Слушаю  вас,-  сняла  трубку  Л.Я.  -Хорошо,  обязательно  буду.  Спасибо  большое …
                Вздохнув,  она  положила  трубку  и  продолжила:  -Ваше  счастье,  что  мне  нужно  на  совещание.  В  общем,  давайте,  на  сей  раз  не  ограничиваться  легкими  дисциплинарными  взысканиями,-  обратилась  она  к  завучу.  -Раз  не  понимают,  будем  действовать  иначе.  Вы  будете  исключены  из  школы,-  вынесла  она  свой  вердикт.  -На  неделю.  И  точка!
-Наверное,  нужно  будет  родителей  вызвать?-  уточнила  Зоя  Павловна.
-Обязательно.  Пусть  знают,  какие  у  них …  у  нас  с  ними  деточки  растут!  Хулиганье!  Марш  на  уроки!  А  с  завтрашнего  дня  чтобы  и  духу  вашего  в  школе  не  было!
             … -Describe,  please,  your  flat,  using  ‘there  is/are’ (Опишите,  пожалуйста,  свою квартиру,  используя  оборот  « there  is/are»,-  продолжала  урок  Тамара  Ивановна.
-May  I  come  in? (Разрешите  войти?) -  приоткрыл  дверь  Рамиз.
-Come  in,  please (Входите,  пожалуйста!)!-  ответила  учительница.
-Ну  что?-  обернулся  к  нему  я,  когда  тот  уселся  за  родную  парту.
-Исключают.  На  неделю.  В  общем,  с  завтрашнего  «шаталить»  буду …
-Я  тоже  приду,-  без  раздумий  пообещал  я.
-И  я,-  отозвался   Юра,  составивший  Рамизу  компанию  за  партой  в  кабинете  иностранного  языка.
-Ладно.  Утром  во  дворе,-  кивнул  нам  Рамиз.

            

             
          
         




                ШАГАЕТ  СОЛНЦЕ  ПО  БУЛЬВАРУ
         
                Домашний  вечер.  Сижу  в  столовой  нашей   маленькой   двушки  и    грустно  слежу  за  очередными  приключениями  Янека,  Гуслика  и  других  героев  сериала  «Четыре  танкиста  и  собака».  Врубил  звук  «Горизонта»  на  полную мощность.  Ловкие  и  удачливые,  они  побеждали  на  своем  фронтовом  пути  всех  и  вся,  не  ведая,  казалось,  страха  перед  фашистами  и  никогда  не  испытывая  трудностей  с  боеприпасами.  «Этих  из  школы  никто  бы  не  посмел  выгнать»,-  думал  я,  вспоминая  о  последних  школьных  событиях.
               Между  тем  и  не  услышал,  как  вернулась  с  работы  мать.  Подошла,  взлохматила  мою  хипповую  прическу:  «Ты  когда  стричься  пойдешь,  Витюша?  Папа  тебе  дал  деньги  еще  на  прошлой  неделе …»
               Вздохнув,  выключил  телек  и  пошел  к  секретеру  делать  домашку:  -Завтра.
-У  тебя  как  дела?  В  школе  нормально?
-Нормально … 
-Ты  не  голоден?
-Нет.
                Открыл  домашнюю  тетрадь,  достал  из  портфеля  шариковую  ручку  и,   еще  разок  вздохнув,  принялся  выполнять  упражнение  по  русскому  языку.
                Через  час  из  кухни  донесся  мамин  голос:  «Так,  теперь  займись  музыкой. Ты  когда  брал  в  руки  последний  раз  инструмент?» 
Все  это  прозвучало  не  менее  убедительно,  чем  гамма  «До  мажор». 
-А  во  двор?-  попытался  я  выторговать  «компот»  за  предстоящее  полуторачасовое  занятие  на  аккордеоне.  -У  нас  сегодня  турнир!  Поздно  ведь  будет!
-У  нас  сегодня  музыка,  сынок.  Вот  подготовишься,  тогда  посмотрим.

            Ворча,  я  полез  в  футляр  за  тяжеленным  -  120  басов,  концертный  вариант  -  аккордеоном.  Новенький  Weltmeister  отливал  темно-красным  перламутром  и,  дыша  мехами,  казалось,  напоминал  голосом  Дмитрия  Александровича:  «Начни  с  гаммочек!» … 
-До,  ре,  ми,  фа,  соль,  ля,  си,  кошка  села  на  такси!-  передразнил  я  аккордеон,  наигрывая  басы  и  напевая  вполголоса.
           «Нашелся  бы  какой-нибудь  старик-Хоттабыч,  выдернул  бы  из  своей  бороды  волосок  и  я  бы  сразу  заиграл  как  Дмитрий  Александрович.  Ох,  и  здорово  же  он  сбацал  «Чардаш»  Монти  на  последнем  концерте  для  родителей!».  Затем  вздохнул  и  запустил  гамму  во  всю  мощь,  прибавив  к  басам  правую  руку.  Сыграл  «До  мажор»  трижды,  старательно  раздвигая  меха  и  выдавая  forte,  с  тем,  чтобы  матери,  хлопотавшей  на  кухне,  было  слышно,  и  остановился.
          Мысли  мои  неизбежно  устремились  в  сторону  сегодняшнего  вечернего  футбола:  «Надо  бы  пораньше  рвануть  из  дома.  Пока  ребята  соберутся,  пока  поделятся  на  команды.  Приду  пораньше,  может  в  «тройку»  с  Толиком  и  Тофаном  попаду,  как  в  прошлый  выходной.  Тогда  всех  обыграли!  Чемпионы  микрорайо …»
-Ты  что  ворон  считаешь?-  заглянула  в  гостиную  мать.  –Играй,  давай!
          Снова  вздохнув,  раскрыл  нотную  тетрадь  на  пюпитре  и  принялся  разучивать  «Этюд»  Черни  без  басов,  одной  лишь  правой  рукой.
           Минут  через  пятнадцать  решил  сделать  небольшой  перерыв:  «Мам,  я  чаю  хочу!».  Мысли  мои  тем  временем  устремились  в  противоположном  от  классического  музыкального  произведения  направлении.  Думал  о  новых  школьных  друзьях,  об  удивительном  совпадении  -  и  у  Рамиза,  и  у  Роберта,  как  выяснилось,  еще  по  трое  братьев.  Братья  -  это  так  здорово!  Кому  как  не  мне,  единственному  ребенку  в  семье,  знать  об  этом? 
             Вновь  вздохнув,  я  усадил  на  колени  Weltmeister  и,  старательно  подбирая  ноты,  заиграл  любимую  мелодию  из  фильма  «Путь  к  причалу».
                «Здесь,  у  самой  кромки  бортов
                Друга  прикроет  друг.
                Друг  всегда  уступить  готов
                Место  в  шлюпке  и  круг …»,-  негромко  напел  я,  почему-то   глядя  на  ноты  «Этюда»,  укоризненно  покоящиеся  на  пюпитре.
             Потренировав  пальцы  на  триолях,  неспешно  стал  наигрывать  другую  любимую  с  раннего  детства  мелодию  -  из  фильма  «Человек-амфибия»,  многократно  смотренного  в  кинотеатрах  и  по  ТВ:  «Эй,  моряк,  ты  слишком  долго  плавал …»
-Ты  что  играешь?  -снова  выглянула  из  кухни  мать.  -Это  разве  по  программе?
-Нет,  не  по  программе,-  еще  раз  вздохнул  Витя  и  теперь  уже  на  полном  серьезе,  без  дураков  взялся  осваивать  legato  и  stakkato  «Этюда».
               На  футбол  я  из-за  гамм  и  этюдов  не  успел.  Зато  ночью  мне  приснился  дивный  сон,  как  мы  с  родителями  едем  в  Москву  и  в  большом  спортивном  магазине (в  Москве  есть  все!),  отец, наконец,  покупает  мне  настоящий  ниппельный  в  крапинку  футбольный  мяч,  тот,  что  среди  детворы  принято  было  называть  олимпийским,  исполняя  мою  заветную  мечту.  А  потом,  снилось  мне,  я,  вернувшись  в  родной  город,  выхожу  во  двор  нашей  пятиэтажки   (вечная  проблема  дворовых  пацанов  -  найти  для  игры  нормальный,  а  не  резиновый,  для  малышни,  мяч),  гордо  держа  в  руках  кожаный  белый  в  черных  пятнах  снаряд,  которым  играет  сборная  СССР,  мяч,  которым  забивают  голы  Эдуард  Стрельцов  и  Слава  Метревели  и  наши  земляки  Эдуард  Маркаров  и  Анатолий  Банишевский,  мяч,  который  в  акробатических  прыжках  отражает  сам  Лев  Яшин …
                А  наутро …  Встретившись  возле  школьного  двора,  мы  припустили  от  alma-mater  что  было  духу.  Ноги  сами  понесли  в  сторону  старого  кинотеатра,  который  по  праву  слыл  надежным  приютом  для  «шатальщиков».
                По  воспоминаниям  старожилов,  сей  «приют»,  что  разместился  в  бывшем  доме-утюге  предпринимателя  Мирза-Авегова,  под  названием  «Красный Восток»  проработал  до  конца  40-х  годов  прошлого  столетия.  Справа   была  дверь  в  розовый  зал, слева  -  в  голубой. Дальше -фойе, в  углу  которого  располагался  джаз-оркестр -  один  из  лучших  джаз-бэндов   города  под  управлением  Кабакова. Пела  Евгения  Дэвис  - первая  в  Союзе  исполнительница  популярной  песни  "Бакинские огни".
             В 1960  году  перед  зданием   кинотеатра  был  сооружен  памятник   поэтессе  Натаван.  А  сам  кинотеатр  стал  называться  «Азербайджан».
             На  утренние  сеансы,  стоившие  всего  10  копеек,  здесь  собирались  сорванцы  из  самых  разных  городских  школ,  причем  не  только  из  близлежащих.  «Шаталить»  прибывали  и  шалопаи  с  окраин.
                -День  был  погожий
                И  мы  с  дружком   решили
                Посмотреть  на  новый
                Фильм  «Тарзан»,-  напевал  Юрка,  разглядывая  кучкующихся  единомышленников. 
                Ну  а  мы  с  Ромкой  разглядывали  афиши.
-«Анжелика  и  Король».  Детям  до  шестнадцати  лет  вход  воспрещен,-  перестав  раздавать  саламы  шатальщикам  из  других  школ,  громко  прочитал  название  французского  шедевра  Юрка,  привлеченный  изображенной  на  плакате  полуобнаженной  пышноволосой  и  пышногрудой   красоткой.   -В  главной  роли  Мишель  Мерсье!  Вот  это  красотка!-  восхищался  он.
-Думаешь,  путевое  кино?-  усомнился  Рамиз.  –Или  на  голых  баб  позырить  потянуло?
-Ну-у-у …-  многозначительно  протянул  «шатальщик».  -Проскочим?
               Проскочить  на  запретный  сеанс  удалось  легче  легкого.  Купили  билеты  на  другой  фильм,  в  малый  зал,  а  когда  в  большом  погас  свет  и  начался  документальный  фильм,  обязательно  предварявший  кино,  прошли  туда  и  нашли  свободные  места  в последних  рядах.
               Увлеченные  приключениями  Анжелики,  мы  давно  уж  перестали  хрустеть  вафельными  стаканчиками  вкуснейшего  пломбира,  который  разносила  по  рядам  низенькая  и  плотная  тетка.  Непривычные  для   нашего  кино   откровенные  сцены  с  очень  красивой  главной  героиней  заставили  зал,  большую  часть  которого  в  девять  утра  составляла  элита  городского  «шатала»,  буквально  затаить  дыхание.  Когда  после  еще  одной  амурной  переделки  Анжелика  долго  и  на  сей  раз  абсолютно  одетая  верхом  на  белой  кобыле  скакала  по  полям,  в  зале  раздался  чей-то  гнусавый  глас:  «Анжела!  Джана! («Дорогая!»,  гор.  сленг)  Еще  раз  разденься-а-а!».
               Гогот  не  утихал  минут  пятнадцать …
               Потешившись  западной  киношкой,    двинули  на   бульвар.  Туда,  где  ярко  светившее  сентябрьское  солнце  отражалось  в  Каспийской  волне,  под  крики  чаек  разбивавшейся  о  бетонный  берег.  Туда,  где  нет  учебников  и  забыт  учебно-воспитательный  процесс.  Туда,  где  всякий  школяр  под  популярнейшую  песню    знаменитого  земляка  Муслима  Магомаева,  доносящуюся  из  всех  бульварных  репродукторов,  ликует  от  несказанного  ощущения  полной  свободы.
                Шагает  солнце  по  бульварам,
                Сегодня  солнце  влюблено,
                И  на  ходу  влюбленным  парам
                Улыбается  оно …
                Навстречу  и  вправду,  несмотря  на  ранний  час,  словно  инсценируя  песенный  сюжет,  шли  одна  за  другой  обнявшиеся  парочки.   «Шатал»  влюбленных  на  мгновение  привлек  было  наше  внимание. 
-Анекдот  есть  про  Муслима,-  слушая  песню,  вдруг  хохотнул  Ромка.  –Хотя  нет, не  анекдот.  Говорят,  так  оно  и  было.  В  общем,  приходит  он  в  ресторан,  в  Интурист,  покайфовать  с  друзьями.  К  столику  один  подходит:  «Муслим,  мян  олюм,  помоги!  Я  с  девушкой,  вон  она  за  тем  столиком.  Понтануться  хочу  немного.  Сделай  вид,  что  мы  знакомы,  мян  олюм!  Минут  через  пять  помаши  мне,  как  бы,  салам  Рафик!».  Муслим -  он  ведь  добрый,  согласился.  Попозже  машет  этому  рукой,  мол:  салам,  Рафик!  А  тот …
                Тут  Ромка  громко  взахлеб  расхохотался,  мотая  головой.
-И  что  тот?-  в  один  голос  спросили  мы.
                Рамиз  кое-как  совладал  со  смехом  и  закончил  историю:  -А  тот  отмахивается,  мол,  э-э-э,  сян  оль,  опять  ты  со  своими  саламами!  Надоел,  да-а-а …
                Теперь  мы  хохотали  уже  втроем  под  лившееся  из  репродукторов:
                Сегодня  все вокруг  ликует,
                Сегодня  целый  мир  влюблен.
                И  солнца  нежным  поцелуем
                Я  сегодня  опьянен …
                Счастливые  мы  рванули  по  бульвару  наперегонки,  словно  сдавая  на физре  норматив  ГТО.  Просторы  позволяли!  На  бегу  и  не  замечали  красот,  а  ведь  Приморский  бульвар  в  те  годы  слыл  лучшей  в  Союзе  набережной.  Был  он   устроен  на  месте  крупнейшего  в  России  порта.  Почти  треть  морского трафика  Российской  империи  приходилась  на  Каспий, то  есть  на  Баку  и Астрахань.
                Нефти  тогдашняя  Россия  добывала  порядка  9  миллионов  тонн в  год, и,  начиная  с  первого  в  мире  наливного  судна  "Зороастр", построенного  в  Швеции  по  заказу  Нобелей  в  1870-х  годах, каспийскую нефть активно  вывозили  танкерами.
              Портовые  причалы  лежали  прямо  под  Крепостью,  буквально  у ворот  старинных  караван-сараев. Однако  с  середины  19  века  Каспий начал  отступать, что  совпало  с  резким  ростом  судового  тоннажа. Крупные  пристани, в  первую  очередь  первый  в  мире  нефтеналивной терминал,  всё  больше  смещались  к  краям  подковообразной  бухты, а у  центра  на  обнажившемся  берегу  росли  лавки  персидских  купцов, приходивших  морем  продавать  дары  садов. Но  европейское  начало  в тогдашнем  многонациональном  Баку, полном  богачей  и  технической интеллигенции (прапрадед  твой,  Сергей  Николаевич,  тоже  приехал  сюда  во  время  нефтяного  бума), взяло  верх  над  азиатским: на  месте  стихийного  базара  власти  решили  разбить  променад.  Первая  очередь бульвара  была  проложена  в  1909 году, а  позже  он  подрастал  в  длину  и  в  ширину, следом  за  отступающем  морем. К  середине  1960-х  он  вытянулся  на  несколько  километров:  от  шумного  проспекта  Нефтяников до  мутной  каспийской  воды …
                Когда  миновали  автобусную  остановку  на  площади  «Азнефть»,  откуда  новенькие  и  не  очень  ЛиАЗы  и  ПАЗы  отправлялись  в  разные  концы  большого  города,  нас  встретил  не  вполне  трезвый  небритый  человек  средних  лет  в  помятом пиджачке:  -Пацаны!  Не  поможете?  Надо  пятнадцать  копеек,  на  билет  не  хватает …
-Муслим  поможет!  Пойди,  попроси!-  рассмеялся  Юра.
-Что,  миллионеров  нашел?!  Ты  с  утра  едешь-едешь,  никак  не  доедешь,-   отреагировал  Рамиз  и  мы  поспешили  к  аллее  напротив  Девичьей  Башни,  где  виднелись  теннисные  столы,  мелькали  ракетки  и  слышались  крики  разгоряченных игроков.
               Главные  события  разворачивались  за  первым  столом,  где  не  в  шутку  сражались  два  старых  приморских  знакомца:  Профессор  и  Мастер.  Среди  обступивших  стол  малолетних  зрителей  то  и  дело  раздавались  восхищенные  возгласы  на  двух  языках  -  азербайджанском  и  русском:  «Ня  яхшы  вурур!» («Вот  это  удар!»), «Киши  кими  ойнайыр!»  («Как  мужчина  бьется!»),   «Как  он  обороняется!»,  «Какой  топ-спин!».  Два  матерых  теннисиста  играли  не  просто  на  интерес.  Тут  наличествовал  и  вопрос  престижа:  кто  на  бульваре  лучший?
                На  столе  они  поставили  по  спичечному  коробку:  сбить  чужой  точным  ударом  считалось  особым  шиком,  к  тому  же  за  это  начислялось  сразу  пять  очков.
                Встреча  бульварных  корифеев  явно  была  случайной,  поскольку  оба  играли  самыми  обыкновенными  ракетками  отечественного  производства,  выдаваемыми  в  комплекте  вместе  с  шариком  распорядителями  теннисных  столов.  Одолевал  более  молодой  Мастер.  Он  то  отгонял  седоватого  Профессора  от  стола  мощными  ударами,  то  изматывал  его,  чередуя  удары  с  хитрыми  мягкими  ближними  набросами,  заставляя  соперника совершать  резкие  встречные  броски  к  сетке.  Пару  раз  Мастеру  удалось  и  сбить  спичечный  коробок  соперника.
                По  окончании  партии  проигравший  на  «больше-меньше»  Профессор  пожал  Мастеру  руку,  поблагодарив  за  игру  и  удалился  неспешным  шагом  под  приветственные  взгляды  болельщиков,  отдавших  должное  его  стойкости.
-Вот  бы  научиться  так  шпилить!-  вздохнул  я,  беря  в  руки  ракетку  и  становясь  за  стол.
-«Пошаталишь»  -  научишься,-  обнадежил  Рамиз,  занимая  позицию  напротив.
                Шарик  заскакал  по  столу  и,  всякий  раз,  отбивая  его  на  Ромкину  половину  стола,  я  представлял  себя  Мастером  или  Профессором.
                «Шатал»  завершился  в  утопавшей  в  тени  старых  акаций  ближайшей  чайхане  за  стаканчиками  армуды.









      














                … А  ТАКЖЕ  ПРОИСКИ  ИМПЕРИАЛИЗМА
      
         В  пятницу  прямо  с  утра,  на  первом  же  уроке,  нам  объявили,  что вместо  двух  последних  уроков  физры  будет только  один  -  пятый.  А  на  шестом  -  классный  час  с  участием  пионервожатой  товарища  Нателлы.
-Про  Ромку  будут  мозги  делать,-   в  раздевалке  после  физры  делился  опасениями  Юра.
         Я,  расшнуровывая  кеды,  вздохнул  -  сбылись  опасения.  Хотя,  другого  и  нечего  было  ожидать  -  исключение  из  школы  на  неделю  -  это  еще  та  карающая  мера.  Тут  одним  вызовом  матери  к  директору  не  обойдется …
-Э,  пацаны,  что  там  творится!  Мян  олюм,  кое-кто  спортивку  меняет!  …опа,  …опа,  …опа!-  громко  и  радостно  прошептал  обладатель  большой  дудушки  Кямал,  прильнувший  к  дырочке  в  тонкой  стенке  из  ДСП,  разделявшей  мужскую  и  женскую  раздевалки.  Нетрудно  догадаться,  что  отверстие  это,  которое  просверлил  когда-то  какой-то  безнравственный  учащийся,  давало  возможность  не  чуждым  эротических  наблюдений  школярам  взглянуть  на  раздетых  одноклассниц.
-Дай,  позырю!-  рванул  было  к  дырочке  один  из  братьев-близнецов,  тот,  что  покрупнее.
-Э-э-э,-  подожди,  дай  я  еще  позы … ,-  не  договорил  Кямал,  так  как  был  бесцеремонно  отброшен  более  мускулистым  и  более  высоким  братцем-Куликом.
-Вот  это  …опа!-  восхищенно  шептал  братец.  –Только  не  вижу  чья,-  досадовал  он.  -Спиной  стоит.
-Во  тупой,-  мстительно  хохотнул  Кямал,  расчесывая  перед  зеркалом  непослушные  кудри.  –А  чем  еще,  если  ты  …опу  увидел?!  Э-э-э,-  зырить  не  можешь,  а  лезешь,  мян  олюм!  Дай,  я позырю,- оттолкнул  он  в  свою  очередь  близнеца .
             Расслабившийся  от  увиденного,  Кулик  едва  не  упал  на   застегивавшего  уже  рубашку  Юру.
-Ну  как?-  шепнул  тому  Игнат.
-О-о-о,-  многозначительно  протянул  Кулик.
-А  кто  это?-  спросил  Юра  замершего,  словно  в  популярной  тогда  детской  игре,  у  дырочки  Кямала.
-Мян  олюм,  это  Марочкина!-  не  отрываясь  от  дырочки,  шипел  Кямал. –Белая  …опа  такая.  Точняк,  она.  Марочка!
-Видишь,  как  надо,-  смеялся  Юра  над  близнецом.  -Они  с  Рамизом  в  бане  напротив  их  дома  тренируются.  Там  в  женском  отделении  есть  на  что  позырить!  К окну  подлезут  и  давай!  В  окне  стекла  краской  замазанные,  но  пару  щелочек  есть!
           Дверь  в  раздевалку  внезапно  открылась  и  в  проеме  появилась  мощная  фигура  физрука,  мастера  спорта  СССР  Григория  Григорьевича.  От  неожиданности  Кямал,  резко  развернувшись,  спиной  сполз  по  стеночке  с  заветной  дырочкой  на  пол. 
  -Это  что  еще  за  новости?!-  прорычал  седой  и  массивный  физрук  низким  срывающимся  голосом.  -Их  на  классном  часе  ждут,  а  они  тут  анекдоты  травят!  Звонок  через  пару  минут!  А  ну,  сейчас  же  одеться  и  пулей  на  урок!
            В  девичьей  раздевалке  подобное  объявление  сделала  другой  мастер  спорта  СССР  Татьяна  Ивановна.
            Рубашки  мы  застегивали  и  заправляли  в  форменные  брюки  на  бегу,  обмениваясь  репликами,  типа:  «Наверное,  Любаня  будет.  С  чего  еще  атас?».
          «Классная»,  полноватая,  в  летах,  Клавдия  Станиславовна,  делая страшные  глаза,  спешила  усадить  опаздывавших.
             Минуту  спустя  вошли  Л.Я.  и  товарищ  Нателла  по  прозвищу  «Ледокол  «Ленин».  Любаня  уселась  на  свободной  последней  парте  в  нашей  колонне.  За  этой  партой  неделю  назад  сидел   Рамиз.  К  ней  подсела  и  классный  руководитель.  А  пионервожатая,  тряхнув  кудрявой  головой  и  пригладив  хвостики  красного  галстука  на  груди,  прошла  к  доске.
-А  ты  знаешь,  что  Нателла  означает?-  шепнул  Кямал  соседу  Юре,  внимательно  наблюдавшему  за  симпатичной  лет  тридцати  женщиной,  избравшей  в  качестве  жизненной  цели  служение  идеалам  пионерии.
           Тот  мотнул  головой.
-Страстная  женщина  означает.  А  еще  ревнивая!  Я  в  книжке  прочитал,  озюмюлюм! («Клянусь!»)
-Это  она  страстная?-  не  удержался  от  ответного  шепотка  Игнат.  - Да  ее,  кроме  сбора  макулатуры,  ничего  не  интересует!
-Пожалуйста,  товарищ  Нателла,  начинайте,-  обратилась  к  Ледоколу  Л.Я.
-Все  вы  помните  мартовские  события  на  острове  Даманском.  После  этого  произошло  еще  одно  трагическое  событие.   Я  прочту  вам  заметку.  Она  небольшая  и  нужно слушать  ее  внимательно.  Называется  она:  «Бой, который длился ровно шестьдесят пять минут ...»,-  сказала  она, открыв  толстую  папку.
-Ого!-  проговорил  негромко  самый  высокий  и  самый  флегматичный  в  классе  Борис.  –Бой?!
           Его  недоумение  легко  поддавалось  объяснению:  война  окончилась  24  года  назад.  Какие  теперь  могут  быть  бои?..
          «Китай  спровоцировал  вооружённое  столкновение  с  СССР  в районе Жанашколя (Семипалатинская  область,  Казахская  ССР).  Советские пограничники  и  армейские  подразделения  нанесли  сильный  ответный удар  по  вторгшимся  китайским  силам,  вышвырнув  их  обратно.
          В  ходе  боя  пограничники  проявили  поистине  стойкость  и  героизм, показали   высокую  личную  морально-психологическую  подготовку  и одиночную  выучку, ни  один  из  бойцов  не  покинул  поле  боя, даже раненые  пограничники  продолжали  бой, так  один  из  них, сержант  Виктор  Овчинников,  продолжал  идти  вперед  с  двумя  перебитыми руками!  В  ногу был  ранен  и  командир  штурмовой  группы  старший лейтенант  Ольшевский, также  не  оставивший  поле  боя. Уже  в последние минуты  атаки  был  смертельно  ранен  рядовой  Виктор  Рязанов, сумевший забросать  залегших  китайцев  гранатами. Он  умер  по  дороге  в  госпиталь на  борту  вертолета. Особо  стоит  сказать  об  отваге  и   мужестве экипажа БТР,  в  котором  находился  младший  лейтенант  Владимир  Пучков. Маневрируя  на  местности, экипаж   поливал  огнем  из  крупнокалиберного пулемета  вражеские  позиции. БТР  получил  несколько  пробоин. Пучков был  ранен  в  бедро  и  сам  перевязал  себя. Пуля  пробила  правую  руку водителю  Пищулеву. Он  вел  машину  одной  левой  рукой, так  и закончил бой  этот  мужественный  воин, управляя  машиной  и  не  выходя  из  боя. Это  были  люди  советского  воспитания, сыновья  тех, кто  прошел  Великую  Отечественную  войну.
            Потери  советской  стороны  составили  двенадцать  человек, из  них десять  ранеными   и  двоих (рядовой  Виталий  Рязанов  и  младший  сержант Михаил  Дулепов) убитыми. Среди  китайцев 19 человек было убито, 40 раненых, трое  попали  в  плен, из  них  двое  скончались  от  полученных ранений  по  дороге в Учарал. Из  воспоминаний  генерал-майора  И.Петрова также  известно, что  отступая, сопредельная  сторона  с  помощью подошедшего  резерва  унесла  с  собой  еще  не  менее  тридцати  тел  своих убитых  солдат».
-Вот  такая  непростая  обстановка  на  рубежах  нашей  Родины,-  продолжила  товарищ  Нателла.  –Кроме  того,-  приняв  многозначительный  вид  и  глядя  куда-то  вверх,  продолжила  она,-  все  мы  знаем  о  том,  как  трудно  приходится  сейчас  нашей  стране,  первому  государству  рабочих  и  крестьян  на  Земле,  в  условиях  холодной  войны.  Американский  империализм  не  оставляет  попыток  помешать  нам  строить  счастливое  будущее …
            Тут  пионерский  вожак    вновь  взяла  паузу  и  осуждающе  взглянула  на  братьев-близнецов  за  первой  партой,  словно  и  они,  подобно  американским  капиталистам  мешали  нам  строить  счастливое  будущее.  Те,  не  теряя  времени,  резались  в  крестики-нолики.  Увлекательная  борьба  была  в  самом  разгаре,  когда  товарищ  Нателла,  подкравшись  к  братцам,  выхватила  буквально  из-под  их  немаленьких  носов  листок  в  клеточку,  смяла  его  и  сунула  в  карман  своего  широкого  и  длинного,  едва  ли  не  до  щиколоток,  темного  платья.
-… а  в  это  время  некоторые,-  тут  она  осуждающе  взглянула  на  братцев  Куликов,-  позволяют  себе  заниматься   непонятно  чем!
              Братья,  все  еще  державшие  в  руках  оставшиеся  от  баталии  шариковые  ручки,  от  неожиданности  как-то  съежились,  стараясь  стать  как  можно  незаметнее.  На  одинаковых  лицах  их  одинаково  проявилось  чувство  вины,  словно  их  застали  за  подглядыванием  в  девчоночью  раздевалку.
-…Позволяют  себе  избивать  гордость  нашей  школы,  программистов,  ребят,  которых  мы  пригласили  учиться  из  других  школ  города!-  уже  с  нескрываемым  негодованием  продолжила  она.  -Как  все  это  можно  понять?-  спросила  она,  глядя  теперь  уже  не  на  братцев,  а  почему-то  на  великана-флегматика  Борю,  который  не  проявлял  интереса  не  только  к  схваткам  с  очкариками,  но  даже  и  к  подглядыванию  в  дырочку  в  раздевалке.
-Дело  дошло  до  того,  что  директор,-  заискивающе  посмотрела  она  на  Л.Я.,-  вынуждена  была  применить  крайнюю  меру дисциплинарного  взыскания  -  исключить  вашего  одноклассника  из  школы  на  неделю!  Я  считаю,  что  такие  пионеры  позорят  нашу  славную  организацию  и  мы  обязательно  на  общешкольном  слете  пионерских  дружин  обсудим этот  вопрос!
              По  рядам  прошел  гул:  предстоящая  экзекуция  не  сулила  ничего  хорошего  не  только  виновнику,  но  и  всем  остальным  в  нашем  6-м  «б».  Не  исключая  и  отличников,  поскольку  и  к  ним  отношение  руководства  школы  могло  измениться.
-Можно  сказать?-  вдруг,  сам  себя  удивив,  поднял  руку  я.
              «Ледокол»  лишь  настороженно  кивнула  в  ответ.
-А  может  быть  мы,  то  есть  … ,-  запнулся  от  волнения  я,  почему-то  глядя  на  портреты  классиков  русской  литературы,  развешанные  на  стенах,  при  этом  мне  показалось,  что  Лев  Толстой  смотрит  на  меня  из-под  густых  своих  бровей  еще  суровее,  чем  обычно,-  то  есть …  пионерская  дружина,  возьмем  его  на  поруки?-  предложил  я.  –Он  хороший  парень,  он  обязательно  исправится …
-Твое  мнение,  Витя,  пионерская  дружина  обязательно  учтет,-  чуть  помедлив,  высказалась  товарищ  Нателла,-  но … ,-  выжидательно  посмотрела  она  на  Л.Я.,  хранившую  сосредоточенное  молчание.  –Но …
-А  что, это,  пожалуй,  неплохо!-  прервала  молчание  Л.Я.  –Как  у  пионерии  говорится:  пионер  всем  ребятам  пример!  Инициатива,  мне  кажется,  неплохая.  И  вообще,  как  говорил  Владимир  Ильич  Ленин,  не  ошибается  тот,  кто  ничего  не  делает.  Давайте,  поддержим,  товарищ  Нателла.  Пусть  ребята  сами  разберутся,  вызовут  своего  провинившегося  одноклассника  на  совет  дружины  класса  и …
-Конечно,  конечно,-  растерянно  поддакивала  обычно  не  сомневавшаяся  ни  в  чем,  что  так  или  иначе  касалось  воспитательного  процесса,  «Ледокол».  –Это …  да-да …  это  элемент  школьного  самоуправления …
              Святой  Любане,  конечно  же,  не  хотелось  выносить  сор  из  избы.  Да,  проступок  шестиклассника  заслуживал  порицания,  однако,  кроме  него,  существовало  еще  несколько  его  подельников,  к  которым  также  следовало  принять  соответствующие  меры.  А  если  выносить  все  это  на  общешкольный  уровень,  то  об  этом  непременно  узнают  и  в  РОНО,  и  в  ГорОНО.  И  в  подобном  случае  под  угрозу,  среди  прочего,  попадало  и  новое  прогрессивное  дело  -  внедрение  класса  с углубленным  изучением  математики.  Дело  могли  застопорить,  а  то  и  вовсе  задробить  и  передать  интересное  начинание  другой  школе  -  желающие  снискать  лавры  новаторов  в  образовании  всегда  найдутся.  А  стало  быть …
-… и  всыпят  ему  по  первое  число!-  подытожила  Л.Я.
-Да,  это,  конечно  же,  элемент  школьного  самоуправления!-  теперь  уже  решительнее  высказалась  «Ледокол».  –Ребята  сами  проявили  инициативу  и …
-Вот  и  отлично,-  облегченно  вздохнула  Л.Я.  –На  этом  и   остановимся.  Извините,  у  меня  совещание,-  кивнула  она  «Ледоколу»  и,  быстро  выбравшись  из-за  парты,  вышла  в  открытую  дверь.
           «Хорошо  то,  что  хорошо  кончается»,-  вспомнилась  мне  любимая  отцовская  присказка.  -«Кажется,  обошлось.  Надо  после  уроков  зайти  к  Ромке,  обрадовать …»,-  не  слушал  я  уже  отчет  товарища  Нателлы  о  ходе  сбора  металлолома  и  макулатуры …

             






               

                MORS  SUA,  VITA  NOSTRA!
            
               Чем  в  эти  дни  занимался  Рамиз?  Скучал …  Дни  были  похожи  один  на  другой,  как  передачи  центрального  и  местного (других  и  не  было)  телеканалов.  Последний  день  недели  вне  школы  для  него  тоже  начался  уныло.  После  утренней  материнской  проработки:  «Посмотри  на  старших  братьев!  Учатся,  все  нормально.  Их  из  школы  не  исключают!  На  педсовете  я  со  стыда  сгорала!  Ваш  сын  и  такой,  и  сякой!  Утамырсен?!  Бейабырчы! (Не  стыдно?!  Бессовестный!)»,  Рамиз,  оставшись  в  просторной  двушке  с  видом  на  общественную  баню  и  школьный  двор,  заскучал.  Почему-то  забрел  на  кухню,  попытался  вспомнить  для  чего.  Не  вспомнил.  Подошел  к  окну  и  рассеянно  взглянул  на  идущую  на  занятия  детвору.  Девочку  с  белым  бантом,  явно  не  спешившую  на  уроки,  провожал  заботливый  отец,  что-то  внушая  ей  с  серьезным  видом.  Затем  поцеловал  и,  передав  ей  большой  коричневый  портфель,  развернулся,  но  пройдя  несколько  шагов  и  увидев,  что  дочка  все  еще  не  спешит,  повернулся  и  приветливо  помахал  ей,  качая  головой.  Рассмеявшись,  девчонка  рванула  в  школу.
          Тем  временем  у  входа  в  школьный  двор  остановилась  белая  Волга.  Из  отцовского  авто  вышла  Наиля,  помахала  отцу  рукой  и  поспешила  на  уроки.
          Рамиз  застыл  у  окна  и  провожал  её  восхищенным  взглядом  до  тех  пор,  пока  она  не  скрылась  за  ажурными  железными  воротами.  Её  уж  и  след  простыл,  а  он  всё  стоял  у  окна,  предаваясь  сладостным  мечтам.  Грезил (о  ком  ещё?)  о  молчаливой  и  величавой  красавице  Наиле.   Но,  машинально  проведя  указательным  пальцем  по  лбу,  отогнал  не  по-пацански  нежные  мечты,  нарочно  принижая  себя:  «Кто  я,  чтобы  надеяться  стать  другом  этой  писаной   восточной  красавицы?  Не  Ален  Делон!  А  она?  О,   красота  возвышает  её  на  самую  недосягаемую  высоту!  И  разве  может  она  быть  благосклонна  к  кому-нибудь  ниже  ранга  сына  министра?» …  И  все  равно  находиться  рядом  с  ней,  видеть  её,  помочь  списать  контрошку  -  уже  одно  это  было  для  него  огромным  счастьем.  А  тут,  как  назло,  исключение  из  школы!..
           Вздохнув (никогда  бы  не  подумал,  что  вдруг  потянет  в  школу!),  Рамиз  взял  мусорное  ведро  и  побрел  к  двери.  Три  больших  шага  до  лестничной  площадки  и  восемь  ступенек  вниз  -  маршрут  известный  с  младых  ногтей.  Выйти  во  двор  из  его  квартиры  на  первом  этаже  легче  простого.
           Еще  спускаясь  по  лестничному  маршу,  услышал  истошные  вопли,  раздававшиеся  по  двору:  «А-а-а …  Пираты  атакуют!  На  аборда-а-а-ж!  Mors  sua,  vita  nostra!» («Его  жизнь  -  наша  смерть!»)
           «Опять  Сашка  с  ума  сходит!  Что  он  там  про  «ностру»  орет?  Начитается  книжек  про  пиратов  и  начинает …»-  с  озабоченным  видом  открыл  он  двери  парадного.
             Так  и  есть.  Сашка  из  6-го  «а»  в  длинных  до  колен   черных  трусах,  что  в  народе  прозвали  семейными,  и  в  футболке  выскочил  на  улицу,  помахивая  над  головой,  словно  саблей,  батоном  дефицитной  копченой  колбасы.  Левый  глаз  его,  как  и  подобает  властелину  морей,  покрывала  черная  зловещая  повязка
              Едва  сдерживаясь  от  хохота,  Ромка   пытался  оценить  всю  серьезность  ситуации.
-А-а-а …  Полный  вперед!  Все  на  аборда-а-а-ж!-  не  замечая  соседа,  орал  пират,  тыкая  сервелатом  в  развешанное  по  двору  стираное  белье,  очевидно, изображавшее  не  желавших  сдаваться  моряков  неприятельского  корабля.
-Сашенька,  маленький,  зачем  ты  взял  из  холодильника  колбаску?-  показалась  из  соседнего  подъезда  его  бабушка  -  маленькая  сутулая  седая  женщина.  –Не  надо,  Сашенька!-  укоризненно  произнесла  она,  протянув  руку,  чтобы  забрать  у  внука  дефицитный  продукт,  который  купила  накануне  вечером  в  гастрономе  из-под  полы  с  переплатой.  -У  нас  сегодня  гости,  нарежем  колбаску  и …
            Договорить  старушка  не  успела,  поскольку  Саша,  забыв  о надувавшихся  на  ветру,  словно  паруса,  простынях,  обрушил  весь  гнев  бывалого  пирата,  властелина  морей,  на  нее.  Получив  дважды колбасой  по  спине,  старушка  проворно  ретировалась  в  сторону  своего  подъезда  с  жалобным  возгласом:  «Рамизушка!  Сделай  что-нибудь!»
-Хорошо,  хорошо,  Татьяна  Львовна!  Не  беспокойтесь!-  отмахнулся  Ромка.  -Идите  домой,  мы  сейчас …
          С  тем  он,  отставив  в  сторону  мусорное  ведро,  двинулся  к  корсару.
          Флибустьер  в  семейных  трусах,  однако,  не  обратил  на  него  никакого  внимания,  вновь  атаковав  чужие  простыни:  «На  аборда-а-а-ж!».
-А  ну  стой!-  крикнул  Рамиз.  -Не  как  пацан  себя  ведешь,  Сашка!  Нехорошо!  Бабушку  обижаешь!  Колбасой  бьешь,-  хихикнув,  но  подавив  смешок  и  сделав  строгое  лицо,  произнес  он.  -Что  за  пацан  бабушку  обижает?  А?  Наказать  тебя,  может?
            Последние  слова  побудили  Сашку  к  недолгим  раздумьям.  Однако  через  несколько  секунд  он,  поправив  повязку  на  голове,  снова  принялся  атаковать  чужое  белье.  На  сей  раз  жертвой  абордажа  стала  голубая  нейлоновая  комбинация.
            Осознав,  что  пирата  так  просто  не  остановить,  Рамиз  прибегнул  к  крайним  мерам:  -Э-э-э …  Сейчас  я  пацанов  позову  они  тебя  так  натырят!  А  ну,  отдай  колбасу,  ложпет!  (Растяпа,  олух  (городское  словцо)
             Даже  Наполеон  признавал,  что  не  все  сражения  выигрываются.  Сашка  был  далеко  не  Наполеон,  а  потому,  ощутив  в  голосе  соседа,  который  постоянно  «держал  угол»  с  хулиганистыми  ребятами,  явную  угрозу,  принял  неутешительное  решение  о  капитуляции.  Приняв,  он,  сняв  повязку,  подобно  рыцарю  из  старых  романов,  преклонил  колено  и  с  горестным  видом,  словно  расставался  с  верной  саблей,  отдал,  наконец,  дефицитный  продукт.
-Вот  так,  другое  дело!-  одобрил  капитуляцию  Рамиз,  качая  головой.  –Все,  отваливай  домой,  пацанов  звать  не  буду!
           Хохоча,  он  передал  дефицит  бабушке  пирата,  быстренько  выбросил  мусор  и,  оставив  ведро  возле  контейнеров,  вышел  на  улицу.  Его  приветствовала  «Мейхана»,  азербайджанский  рэп,  столь  же  запрещенный  в  стране  Советов,  как  и  Битлы  или  Роллинги:
                «А  в  Баку  есть  улица  Пассажны,
                Там  дома  стоят  многоэтажны,
                Не  дай  бог  будет  землетрясени,
                Моему  место  -  Маштагински  селени …»-  доносился  нехитрый  речитатив.
            « Угловые»  ребята:  Даш  и  Дамир,  давно  окончившие  школу  и  почему-то  не  отправившиеся  служить  в  армии,  одного  примерно  роста,  оба  коротко  стриженные,  в  одинаковых  темно-зеленых  теннисках  и  чустиках  на  босу  ногу, слушали  «Мейхану»,  лившуюся  из  большого  обшарпанного  бобинного магнитофона,  подключенного  к  нескончаемому  удлинителю,  тянувшемуся  из  чьего-то  зарешеченного  квартирного   окна.
-Салам,  Рамиз,-  поздоровались  «угловые»  с  ним  за  руку.  -На  вар,  на  йох?(«Как  дела?»)
-Яхшиям,  сахол.  Сиз  неджасиз? (Хорошо,  спасибо.  Как  у  вас?»)
-Биз  да  яхшыих,  Аллаха  шюкюр. («И  у  нас  все  хорошо,  хвала  Всевышнему»).
            «Угловые»  между  тем  не  просто  коротали  время  на  улице  с  теспеями (четками)  в  руках,  покуривая  статусную  «фирму»,  то  есть  контрабандные  американские  сигареты.  Они  отвечали  за  события  в  своем  майле (районе),  перед  более  старшими  и  более  блатными  соратниками.  В  силу  того,  что  их  улица  находится  между  двумя  криминальными  в  те  годы  районами  -  Крепостью  и  улицей  Советской  -  и  служила  как  бы  нейтральной  зоной,  свободной  от  боевых  действий  вечно  враждующих  жителей  этих  майла,  их  деятельность  имела  приличное  значение.  Говоря  лозунгом  той  поры:  миру  -  мир!  Или,  как  писали  в  газетах,  они,  как  СССР,  делали  все  для  дела  мира.
            Так  исторически  сложилось,  что  оба  района  были  противопоставлены  друг  другу.  Крепость  или  Внутренний  город  (Ичери  Шехер)  находится  в самом  центре.  Приморский  бульвар,  про  который  я  уже  рассказывал,  проходит  по  его  восточной  и  южной  границам. Примерно  в  500 метрах  несет  седые  волны   Каспий. Старый  город расположен на возвышенности, в  старом  Сабаиле. С  восточной  стороны проходит  проспект  Нефтяников,  воздвигнутый  в  честь  морских  добытчиков  черного  золота  в  советское  время,  а  на юго-западе, за пределами  комплекса  находится  тот  самый  Губернаторский  сад,  куда  мы  бегали  на  «шатал».
            Территория  старого  города  окружена  толстой  крепостной  стеной. Это  памятник  архитектуры  квартала.   Ширина  ее  примерно около  3,5 метра, а  высота   местами   доходит  до  10 метров.
            Несмотря  на  некоторые  расхождения,  в  целом  историки  сходятся  на  том,  что  старый  город  появился  в  античный  период,  в  5-м  веке  нашей  эры. 
            После  распада  Арабского  халифата  в  11-м  веке  править  стала   династия  Ширваншахов. В 12-м  веке  их  резиденция  была  перенесена  из Шемахи  в  Баку.  Вокруг  нее  выстроили  крепостную  стену, а в центре комплекса  возвели  постройки, служившие  оборонительными сооружениями,  среди  которых  была  и  Гыз  галасы  или  Девичья башня.  В  ту  пору  Каспий  был  гораздо  более  полноводным  и  Гыз  Галасы  высотой  в  28  метров,  построенная  на  тогдашнем  берегу,  какое-то  время  служила  и  маяком.  В  15-16  веках  и  позже  были   возведены  дворец  Ширваншахов,  мечети,  мосты,  усыпальница,  бани  и  караван-сараи.
             Соответственно  и  криминал  тут  был  самый  старый  в  молодой  советской  республике.
              В  отличие  от  Крепости,  в  которой  в  разные  годы  снимались  знаменитые  фильмы:  «Человек-амфибия»  и  «Бриллиантовая  рука»,  и  всегда  было  много  туристов,  в  район  под  названием  Советский,  застроенный  маленькими  домиками  -  самостройками,  туристов  никто  не  водил.  Он  в  те  времена  имел  дурную  славу:  там  можно  было  купить  все  что  угодно,  включая  наркотики  и  оружие.  И  жили  там,  среди  прочих  смертных,  криминальные  авторитеты,  да  и  молодежь  была  соответствующего  нрава.
                Там  все  друг  друга  знали,  не  любили  чужаков.  Но  свои,  «советские»  были  в  полной  безопасности.  Жили  нередко  в  жуткой  тесноте  и  без  особого  комфорта,  зато  дружно  и  весело. У  джаилов  (стариков),  что,  даже  в  июльскую  жару,   надев  каракулевые  папахи,   пили  чай  из  хрустальных  «армуды»,  день-деньской  сидя  на  лавочках,  был  особый  хёрмет (уважение).  Они  деловито  поигрывали  в  нарды  и  следили  за порядком, а  их  внуки  и  правнуки  гоняли  на  великах  и  в  сторонке  от  джаилов   резались  в  «пожар» (старинная  игра  в  монету).
                Таково  было  противостояние,  которому  наши  «угловые»  противостояли.   «Угловые»,   понимая  важность  своей  миссии,  старались  все  держать  под  контролем,  в  том  числе  разбирая  мелкие  ссоры  между  дворовыми  пацанами.  А  для  дворовой  детворы  поздороваться  за  руку,  то  есть  отдать  салам,  с  «угловыми»  было  столь  же  престижно,  как  побить  пацана  года  на  два-три  старше  себя.
-В  школу  не  ходишь?-  спросил  Даш.
-В  понедельник  пойду.  На  неделю  исключили.
-Озюм  олюм,  ты  как  Ленин,  все  время  в  ссылку  отправляют,-  усмехнулся  Дамир. 
-Меня  тоже  исключали.  Теперь  пусть  радуются,   закончил  уже.  В  понедельник  пионерский  галстук  не  забудь.  Из  пионеров  ведь  еще  тебя  не  исключили?-  иронизировал  Дамир.
-Не  забуду,  он  у  меня  все  время  в  кармане  лежит. 
             На  том  «угловые»,  почти  синхронно  зевнув,  продолжили  нести  свой  нелегкий  дозор,  неспешно  перебирая  одинаковые,  с  крупными  черными  бусинами,  теспеи.
              Между  тем  из  школьного  двора  вышли  мы  с  Игнатом  и,  заметив   Рамиза,  поспешили  к  нему.
-Пошли  ко  мне,  расскажете  про  собрание,-  пригласил  друзей  он.
            На  кухне  очень  вкусно  пахло.
-Похаваете?  Угощу  джыз-бызом (национальное  азербайджанское  блюдо,  которое  готовится,  как  правило  из  бараньей  печени  и  других  субпродуктов),-  спросил  он.  - А  я  называю  -  Би  джизом.   Маханя  шикарно  готовит,  с  картошкой.  Так  что,  будете?
-Я не  хаваю  джыз-быз,-  отказался  я.  –Кишки-мишки. 
-Я  тоже  не  очень,-  неуверенно  протянул  Юра.  -Мне  бы  по-русски борща  с  кислой  капустой.  И  со  сметанкой …
-Ну  вы  темнота!-  удивился  Рамиз.  –Мян  олюм,  если  узнают,  что  у  меня  джыз-быз,  вся  улица  сбежится.  Борща  у  меня  нет,-  развел  руками  он.  –Чаю  будете?  С  Би  джизом?
-О,  новые  записи?-  спросил  я,  зная,  что  по  этой  части  Рамиз  даст  фору  любому  отличнику.  -У  кого  достал?
-Места  знать  надо!  Новая  вещь,  «Идея»  называется,-  включил  Рамиз  покоившийся  на  столе  огромный  «Маяк».
-Классно  бацают  ребята!-  вслушался  я  в  первые  звуки  композиции.  -Вот  бы  нам  в  музшколе  такую  музыку  играть.  А  то  Бах  или  на  крайняк  Шопен …  Или  еще  «Марш  энтузиастов» …
-Да,  на  твоем  аккордеоне  это  вряд  ли  сбацаешь,-  усмехнулся  Рамиз.  –Во-о-о …  Слушай,  слушай …  клавишник!  Это,  кажется,  младший  из  братьев  -  Морис.
-Не  Барри  разве?-  не  согласился  я.
-Барри  -  старший …
-Харэ  вам  спорить,-  отмахнулся  Юра.  -Дайте  послушать.  Кайфовый  сингл …
             Тем  временем  на  плите  запыхтел  чайник  и  Рамиз,  предварительно  налив  в  стаканчики-армуды  янтарной  заварки,  завершил  приготовления,  заполнив  «армуды»  до  краев  кипятком.
              Ароматный  вкуснейший  чай  пили  с  сахаром  вприкуску.
-Так  что  там  Любаня  на  собрании  говорила?-  наконец,  поинтересовался  делами  школьными  Рамиз …
   Х                Х                Х

                Виктор  Николаевич  замолчал,  пряча  от  внука  улыбку.  Сережка, слушая  дедовы  приключения,  временами  хохотал,  забыв  и  о  заветном  киберспорте,  и  о  Red  Bull.
-А  Рамиз  -  это  твой  друг,  с  которым  ты  в  Ватс  Апе  переписываешься?
-Нет,  Сереж,-  грустно  покачал  головой  дед  и  снова  взглянул  в  окно.  –Это  Юрка.  Он  давно  уж  в  Питере  живет.  Окончил  технологический  институт.  Инженерил,  как  и  я.  Сейчас  на  пенсии.  Внуков  воспитывает.  А  вот  Ромка  …  Рамиз …,-  тут  Виктор  Николаевич  вновь  умолк,  отвернувшись,  чтобы  спрятать  набежавшую  слезу.
           Чтобы  совладать  с  нахлынувшими  чувствами,  он  вышел  из  гостиной,  прошел  на  кухню  и  выпил  стакан  воды.
            Осторожно  коридором  миновав  спальню,  где  все  еще  спали  утомленные  вчерашней  допоздна  онлайн-работой  родители,  пришел  и  внук.
-А  что  с  ним  стряслось,  дедуль?
-Погиб  он.  Случилось  это  через  несколько  лет  после  окончания  школы.  Так  вышло,  что,  возвращаясь  вечером  домой  с  работы,  вступился  за  девушку,  к  которой  приставали  два  босяка.  Двенадцать  ножевых  ранений …
            Вот  так,  Сережка.  А  девушкой  той  оказалась  Наиля,  наша  одноклассница,  в  которую  он  был  влюблен  в  школе.
             Сережка,  опустив  голову,  потихоньку  прошел  в  гостиную,  выключил  комп  и  снял  с  книжной  полки  «Алые  паруса» …