Чаша моя. 1

      - 1 -


- Ррр, - послышалось в трубке, - там рана подкравливает.

- У кого? - привстал Лунин с дивана, продрав красные  глаза после получасового сна.

- Хламова, палата 3.

    Лунин опрокинул чашку холодного кофе со столешницы, как стопку. Громко зевнул, зажав щеки. И приложил теперь ухо к телефону с громкой связью.

- Кто оперировал? - скорее даже не сказал, но выдохнул доктор.

- Бакунин, - брызнуло в телефоне.

  На то, он громко вдохнул. Поисковым взглядом размял стол в поисках ручки. И не нашедши ее, матерясь и шаря по карманам сигареты, покинул ординаторскую.
       В темных коридорах, кажется, исчез последний воздух. Жарко и душно, И бодрый шаг Лунина сменился на медленную поступь. Он пролетел лестницу, а затем сделал шаг назад. Задумчиво остановился, грустно посмотрел через ступеньки на обшарпанный подоконник, где-то среди пролета. «Господи, оперировать после Бакунина - на всю ночь, и что за сволочь держит его в этой больнице» - пронеслось в голове. «Не спать, так не спать» - доктор повернулся кругом и шагнул прочь в запасный выход.
       Лунин быстро чикнул спичкой, зажег сигарету и оперся на подоконник с заранее завернутым на локтях белым халатом. А затем уставился в окно. На улице почти уже светло. Пожалуй, полчетвертого или вроде того. Он подумал о том, что за руль не сядет, слишком устали глаза. Но до дочки доехать надо, единственный выходной, когда эта стерва пускает его к ней на порог.

- Оперировать, мать твою, -  проговорил Лунин, вспомнив куда шел. - Черт бы побрал этого Бакунина.

- А ты без стола где оперировать собрался, Лунин, а? - проберезило где-то неприятным басом.

       Прыжок еще прыжок, и анестезистка оказалась у самого Лунина. В зубах ее важно красовалась электронная сигарета. Она протянула ему заляпанную полу халата. И Лунин по-мужски с ней поздоровался, брезгливо взяв ее за предплечье.

- Ты вся в крови, - отрезал Лунин, не ожидавший вовсе этой встречи, хотя с вечера видел ее тысячу раз.

- Вчера ночью ты так не говорил. Я что-то слышала про красивая… - заискивающая улыбка осветила ее лицо и вовремя была прикушена губка.

      Лунину было не отвертеться: вчерашний день выдался ему тягостен. Сначала несколько операций, потом юристы, пересмотры всяких алиментов, заявления, подписи, ругань. Неудивительно, что с Крашенниковым они натрескались до свинячего визга. И тот загрузив в себя достаточное количество коньяка, сподобился решать свои личные проблемы вместе с 28 летней почти одинокой анестезисткой. Лунин на следующий день обвинял в этом маленьком эксцессе Крашенникова. А что?  Заведующий отделения всегда во всем виноват. С другой стороны, не каждый же раз разговаривать со стервой или адвокатом. Иной раз можно и расслабиться. Только Лунин просчитался. Анестезистка, с которой словом до вчерашнего дня он не сказал ни слова, оказалась более многословной. И писала ему сегодня весь день, будто у той на сообщения стоит автоматическая рассылка.

- Юленька, Юлечка, я… - подбирал слова Лунин с сигаретой догоревшей до короля.

      Спас Лунина телефонный звонок с поста хирургии, который докладывал ему о уменьшающемся гемоглобине, низком давлении все той же пациентки Храмовой. Хотя даже если бы ему сейчас позвонили мошенники из Сбербанка, он бы принял этот звонок, как Моисеевы дары. Лишь бы быстрее отвязаться от совершенной им ошибки. Ну ладно, детской шалости. И он, твердо пообещав, разобраться с делами и позвонить ей исчез среди темноты пролета.
      На лестнице, в хирургическое, почти лоб в лоб Лунин столкнулся с терапевтом. Тот с взлетевшей вверх гривой и красными от пересыпа глазами, напоминал больше Горшка, нежели кардиолога из поликлиники.

- Ты жопу ей смотрел? - бесцеремонно и быстро спросил терапевт, забыв упомянуть про привет и о ком речь.

     Лунин оглядев Гену с ног до головы и на всякий случай с головы до ног, уставился тому прямо в глаза. Стыд и чувство промаха от вчерашнего эпизода будто карточный вкладыш был заменен неудомением и блаженный туповатой улыбкой.

- Ген, ты чего?

- Меня вызвали. Вот я тебя и спрашиваю, - отвратительная серьезность терапевта заставила Лунина задуматься, о чем это он.

- Четыре ночи, ты что кофе на чайном грибе настаивал?

- Владимир Саныч, я же серьезно, я про Хламову.

   Лунин прохихихикал. И быстро объяснил, что Бакунин сооперировал пациентку, как раз через то место, которое Геннадий Михалыч хотел у нее оценить. Оставив задумчивого терапевта с задачей потом выписать ей что-нибудь от постаппендэктомического синдрома, Лунин быстро отправился к лифту, договариваться за операционную.

      Парочку звонков и забегов, операционная была найдена. Теперь дело оставалось за малым. Как это не банально соперировать. Через несколько разбуженных медсестер был найден второй хирург, дежуривший в клинике, Климов. Климов - он постоянно так, трудно найти и легко потерять. Однажды он отправился в поликлинику циррознику жидкость выпустить из живота. Нашли только через свекровь, которой звонил начмед. Вообще, честно говоря, прятаться для хирурга иногда умение незаменимое. Но Климов, что называется больше пример того, как не надо делать, нежели наооборот. А вот руки у него были поставлены. Хоть и казался он ленивым, постоянно спящим, но пациенты ему почти на Путина писали. Так и собрали всю бригаду, и, наконец, вместе проклиная Бакунина,  приступили.

       Лунин неплохо проникся запахом антисептика. И вроде сон отступил от него прочь. Его быстро промыли и одели. И он в два шага телепортировался к столу, зажмурив глаза. Климов, уже рассекший надрез, устало пускал слюни, досыпая на своем же плече. Лишь только анестезиолог казался бодрым, эндоскопическая стойка выполняла в данном случае определенную охранительную функцию. Долбанется анестезиолог - долбанется и стойка.

- Н-да, - заключил Лунин, выносящий пропитанные кровью из брюшной полости тампоны, как тряпки после взрыва канализации.

      Скоро над брюшиной нависли залитые сном и совсем немножечко алкоголем глаза операционной сестры. Она как могла почесала в обмундировании лоб и громко заявила присутствующим непечатной речью о состоянии собственно этой брюшной полости. Лунин поцокал перед ее губами в назидание кохером и локтем прочь отвел опухшую после тяжелого дежурства ненавистную пропитую морду. «Хорошо, что развелся» - подумал Лунин, и сам не понял, зачем об этом подумал. Тем не менее что-то удалось осушить. И вот она блестящая, брюшинная оболочка показалась из под сгустков крови.

- Как плоскогубцами резал, - заметил проснувшийся Климов, тот умудрялся засыпать даже, держа крючки.

«Да уж, мастерство не пропьешь» - повторил Лунин аксиому, а потом зачем-то значительно и задумчиво уставился на операционную сестру, которая в это время тихо набирала тампонов и с диким наслаждением меняла на столе местами скальпели с зондиками. Лунин тем временем перебирал кишки, мечтая найти источник кровотечения.

- Давай коагулятор, мудак веточку мелкую резанул. И не коагулировал.

- Это как? - спросил Климов для порядка, просыпаясь ото сна про Ламборджини и Канары.

- Да его попробуй разбери, когда выходил что ли? Хрен его знает. Может, ножи кидал.

- Так, а Света походу знает, - указал на операционную сестру анестезиолог.

     Но Света ничего вразумительного не говорила. Ее память была похожа на остатки цивилизации ацтеков - помнила только о том, что осталось с древности - а именно с медучилища. Учитывая, что ясности большой не имелось откуда кровило, Лунин принялся коагулировать все, кое хотя бы немного походило на кровоточащий сосуд. Убедившись в том, что  все слои залигатурены где надо и скоагулированы, чисты, Лунин зашился, на всякий случай оставив дренаж. Операция была окончена. И Лунин размывшись, направился в ординаторскую.
        Все это походило в голове Лунина на фарс. Он уже много раз переделывал за Бакунина, хотя учились они на одинаковые оценки, получают одинаковую зарплату. Владимир Саныч полагал это следствием современности: забыто клиническое исследование, стало несколько плевать на мастерство, больных. Медицина стала что ли больше как МФЦ, чем то, что излечивает, избавляет от страданий и старается помочь. А больные уж, поверьте, отдельная история. Лунин лишь одно вынес из своего рассуждения: лучше об этом в сотенный раз не думать. Даже если он соберет всех в мире главных врачей и выступит в Гааге, как надо, всем будет вовсе плевать. Да, так устроена эта жизнь: несправедливость соседствует с беспечностью и глупостью. Идеальное оставим Богу или книжкам там например, а Российской Федерации дураков, отвратительные дороги и управителей, которые имеют черты как первых, так и вторых. Однако, все же одно последствие этого философского настроения было. Лунин не отказал себе завернуть снова на лестничный пролет, так сказать, «расслабить мысли» и отпустить чувства». Он снова опустил руки на подоконник и опять уставился в окно. Только теперь уж было светло. Уж и народ повалил в приемник. И птички пели. И машины иногда бибикали.

- Вовка, и ты здесь после операции, - опять задребезжал сверху голос.

- У вас что? Ординаторская анестезиологов сразу в курилку открывается?

     Лунин устал, потому и отпустил дурацкую шутку.  Тем более, не нужно быть прорицателем, чтобы понять, что сейчас будет происходить. Иван Палыч, анестезиолог с большим стажем сейчас примется травить свои истории про компьютерные танки, в которых он бьет то поляков со своими «курвами» и «я пердолил», то пиндосов со своими «fuck» и «son of the bitch”.

 - Я вчера за рогу начал играть, - принялся рассказывал тот, - мы подрубились с Саней Краморовым. Ну знаешь, Саню? С физиотерапии. Он, правда, за хила. И там, мы в чате зацепились с одним поросенком из Финляндии.

    Лунин вздохнул. Но это было лучше, чем если бы его склоняли снова к встрече сексуального характера. Поэтому он смиренно принял позу внимательного слушателя, история обязательно должна была окончится, если не вставлять ни единого слова.

- И ему говорю, ты же фин? А че сыр у вас такой плохой? Говорю, а еще хамам лучше, чем финская баня. Чувак, ты что-то совсем измотан. Приходи к нам завтра, я тебя с Вадиком по скайпу познакомлю. Он стресс и тревогу гипнозом снимает. Отвечаю, я так девушку свою от СРК вылечил.

- А он мою бывшую жену на СРК не загипнотизирует?

- Не, он же не заклинатель змей.

     Простившись по-братски, так сказать с Котовым, Лунин достиг своей ординаторской, как когда-то аргонавты достигли Кутаиси. Он выкинул прочь тапочки, плюхнулся на диван. И тут же уснул, пяти секунд не прошло. Удивительно, но за эти короткие полчаса Владимиру Александровичу снилась череда ярких красочных картинок, посвященных то морю, то дочери, то убийству Бакунина, то лишению родительских прав бывшей своей жены. За это время там за дверью, отделение наполнялось снова жизнью: суетой, беготней, а самое главное запахом горячей пшенной каши. К сожалению, сон Лунина не увенчался успехом. И растворилось море и его прогулки с дочерью. Не дослушал он и приговор своей бывшей в 66 лет колонии строгого режима за остервенение и осволочение. Телефон предательски зазвонил. И снова в трубке послышался голос терапевта, но уже приятный и женский, напоминавший канарейку или около того.

- Здравствуйте, Волкова, я терапевт. У меня задыхается бабушка в 15 палате.

- Ну так сделайте ей ЭКГ.

-  Я сделала. Но дело не в этом.

- Может, пневмония у нее?

    Лунин не унимался. Лишь бы скорее отвязаться от звонка и доспать этот несчастный час.

- Я и рентген сделала.

- Даже рентген, - осел Лунин, понимая , что не обсуждением скрипок Страдивари закончится их разговор.

- Да там с двух сторон плеврит, - виновато сообщили в трубке, будто кардиолог сама вкачивала злобной бабке жидкость в плевральную полость - УЗИ я вызвала, метки поставят.

- Я приду, - обреченно, плаксиво сказал Лунин и принялся мастрячить себе кофею, мастерски соединяя остатки Якобса с Черной картой.

        В 7:50 Лунин, закончив пункцию, в совершенно безжизненном состоянии встречал субботу. Настроение на начало дня, что делать, было паршивое. И если его сейчас же сменит Бакунин, он пристрелит его как барчик харчика. Проведение или больничный уберегли Бакунина от куска свинца в сердце остается неизвестным. Но вместо него в ординаторскую буквально затек с горячим, залихватским смехом усатый и тучный Творубушкин. Он как всегда задвигал медсестричке какую-то небылицу со вчерашнего дня, гекая и вокая, не забывая приставать и приглашать ее к чаю. Надо сказать, вместе с ним вошел и стойкий перегар.

- Выглядишь как Дзюба, - из-под усов показались несколько кривые зубы.

- Усталый после тренировки? - Лунин струнно подтянулся с дивана сразу в уличные туфли.

- Задроченный, ы-ы-ы, - протянул Творубушкин, натянув чей-то рабочий белый халат.

      Отчеканив о том, кого надо посмотреть и зачем, Лунин, как старуха пошаркал прочь из хирургического отделения на остановку. Жизнь начиналась заново с закуренной сигаретой, только на выходе из приемника. Он отвесил еще пару приветов прибывающим на смену и уставился в монитор телефона. С экрана на него глядела приличная улыбающаяся женщина лет 35, только почему-то подписанная «Скотина». Он нехотя прожал звонок. Трубку не брали. И он также нехотя сбросил. Но теперь по другой причине. На той стороне Лунин догадывался: проснулись. Он застыл в ожидании того, что загорится щека или стрельнет в левое ухо. Но ничего не произошло. Он злобно улыбнулся, и подпрыгнув перед вывеской «Риемный окой» , направился к больничным вратам. Шла страстная неделя, но застрелить пока хотелось только Бакунина.