Клубок зла Алексею Валерьевичу Серебрякову ред

ред соавторство Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю только Алексея Валерьевича Серебрякова, обожаю и люблю только роскошного и шикарного нежного Гения Супер Лисочка Алексея Валерьевича Серебрякова!!!

мой Мактуб Алексей Валерьевич Серебряков

соавторство Алексею Валерьевичу Серебрякову

ладно роман про несуществующую никогда арию Сильфиды с некоторыми правками корра по культуре Сергея Соболева - ну за некоторые лисьи мотивы для нас с Алексеем Валерьевичем Серебряковым - Сергей Георгиевич ну немного он Супер Лис - Алексей Валерьевич Серебряков, мой Мактуб и люблю только Алексея Валерьевича Серебрякова, люблю только Алексея Валерьевича Серебрякова, обожаю люблю и хочу только роскошного и шикарного нежного Гения Супер Лисочка Алексея Валерьевича Серебрякова!!!

посвящение маме и Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю обожаю хочу и вирт только Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю и хочу только Алексею Валерьевичу Серебрякову!!!

Глава 1. Эхо Кулис

Я увидела его впервые на кастинге. Свет софитов выхватывал из полумрака его лицо, полное силы и какой-то внутренней, глубокой печали. Алексей Серебряков. Имя, которое звучало как заклинание, имя, которое я знала наизусть, но никогда не смела произнести вслух. Я, скромный костюмер, пряталась в тени кулис, наблюдая за ним, как за божеством.

Он был великолепен. Каждое его движение, каждое слово, каждый взгляд – все было наполнено магнетизмом. Я чувствовала, как мое сердце начинает биться чаще, как по телу пробегает дрожь. Я знала, что пропала.

После кастинга я случайно столкнулась с ним в коридоре. Он улыбнулся мне, и я чуть не потеряла сознание. Он спросил, как меня зовут, и я пробормотала что-то невнятное, чувствуя, как краснею до корней волос.

С тех пор я старалась быть рядом с ним, помогать ему во всем, быть незаметной тенью, которая всегда готова прийти на помощь. Я знала, что он никогда не обратит на меня внимания, но мне было достаточно просто быть рядом, видеть его, слышать его голос.

Однажды, после тяжелого съемочного дня, он подошел ко мне и сказал: "Спасибо тебе за помощь. Ты очень внимательная и ответственная".

Я не знала, что ответить. Я просто смотрела на него, не в силах оторвать взгляд. Он улыбнулся и ушел.

В тот вечер я не могла уснуть. Я думала о нем, о его словах, о его улыбке. Я понимала, что моя любовь к нему – это безумие, это наваждение, это запретный плод. Но я ничего не могла с собой поделать.

Глава 2. Закулисье Сердца

Время шло. Я продолжала работать на съемочной площадке, продолжала любить Алексея Серебрякова издалека. Я видела, как он общается с другими женщинами, как он смеется, как он грустит. Я знала, что он никогда не будет моим.

Но однажды все изменилось.

Во время съемок сложной сцены произошел несчастный случай. Алексей упал и сильно повредил ногу. Все были в панике, но я не растерялась. Я вызвала скорую помощь, оказала ему первую помощь и оставалась рядом с ним до приезда врачей.

В больнице он поблагодарил меня за помощь. Он сказал, что я спасла ему жизнь.

С этого дня наши отношения стали ближе. Он начал обращать на меня внимание, разговаривать со мной, интересоваться моей жизнью. Я чувствовала, как между нами возникает что-то особенное.

Однажды вечером он пригласил меня на ужин. Мы говорили часами, смеялись, делились своими мечтами и страхами. Я чувствовала, что он видит меня, что он понимает меня.

В конце вечера он взял меня за руку и сказал: "Я не знаю, что будет дальше, но я хочу быть с тобой".

Я не могла поверить своим ушам. Я молчала, боясь разрушить это волшебство.

Он наклонился и поцеловал меня. Это был самый нежный и страстный поцелуй в моей жизни.

В тот момент я поняла, что моя любовь к Алексею Серебрякову – это не просто безумие, это судьба. И я готова бороться за эту любовь, несмотря ни на что.

мой Мактуб Алексей Валерьевич Серебряков

соавторство Алексею Валерьевичу Серебрякову

посвящение маме и Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю обожаю хочу и вирт только Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю и хочу только Алексею Валерьевичу Серебрякову!!!

Глава 3. Тени Прошлого

Наши отношения развивались стремительно, как бурный поток, сметающий все преграды на своем пути. Мы проводили вместе каждую свободную минуту, гуляли по ночной Москве, прячась от любопытных взглядов, ужинали в тихих ресторанчиках, где нас никто не узнавал. Я чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.

Но счастье, как известно, любит тишину. И наша любовь, рожденная в тени кулис, была обречена на то, чтобы оставаться тайной. Алексей был известным актером, у него была репутация, обязательства, семья, в конце концов. Я понимала, что наши отношения – это игра с огнем, что рано или поздно все может рухнуть.

Он был честен со мной. Он рассказал о своей жизни, о своих проблемах, о своих разочарованиях. Я видела, как ему тяжело, как он разрывается между долгом и чувством. Я старалась быть для него поддержкой, опорой, тихой гаванью, где он мог отдохнуть от суеты и лицемерия мира шоу-бизнеса.

Но тени прошлого преследовали нас. Его жена, узнав о нашей связи, устроила скандал. Журналисты, почуяв сенсацию, начали следить за нами, выискивая компромат. Я чувствовала, как давление растет, как мир вокруг нас сжимается, как петля затягивается на шее.

Алексей был в отчаянии. Он не хотел причинять боль своей семье, но и не мог отказаться от меня. Он метался, как зверь в клетке, не зная, что делать.

Однажды ночью он пришел ко мне и сказал: "Я не могу больше так. Я должен сделать выбор".

Я знала, что этот момент настал. Я знала, что рано или поздно он должен будет решить, с кем он хочет быть.

Я посмотрела ему в глаза и сказала: "Я люблю тебя. И я хочу, чтобы ты был счастлив. Если для этого тебе нужно уйти, я пойму".

Он обнял меня крепко-крепко, как будто боялся, что я исчезну. Он молчал, и я чувствовала, как его тело дрожит.



посвящение маме и Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю обожаю хочу и вирт только Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю и хочу только Алексею Валерьевичу Серебрякову!!!

Несуществующая Ария Сильфиды - клубок зла

соавторство Алексею Валерьевичу Серебрякову
Изабелла, одержимая желанием блистать в "Сильфиде", потребовала от пианистки арию, написанную женщиной-композитором. Та, ошеломленная напором дивы, лишь беспомощно развела руками, не зная, как выпутаться из этой ситуации. Она попыталась было отвлечь Изабеллу историческими справками о Левенскольде, авторе классической версии балета.

В этот момент в комнату ворвался худрук, Сергей Соболев. Покраснев от крика Изабеллы: "На сцене должна быть я!", он бросил пианистке: "Номеру быть! Раз Изабелла хочет..." Петрович и Молодой Цыган были спасены от гнева примадонны.

Пианистка, тяжело вздохнув, отправилась сочинять ноты, прихватив с собой тенора и Петровича. Эта компания хоть немного скрашивала перспективу скандала в балетном мире, который грозил из-за её вынужденного участия в создании вставного номера для "Сильфиды".

"Я замешана в этом скандале," – подумала она. Петрович не любил участвовать в интригах. Пианистка набрала сообщение "Люблю" и отправила его. Аномальная жара давила, маме тоже было нехорошо. Как же ей хотелось оказаться в другом месте! Он будто подмигивал ей с заставки телефона. "Он там... а я тут..."

Солнце палило нещадно, но даже его жар не мог согреть тоску. Пианистка чувствовала себя марионеткой в чужой, безумной пьесе. Изабелла, Молодой Цыган, скандал в балетном мире, худрук... Все это казалось дурным сном, из которого хотелось поскорее проснуться.

Она машинально перебирала клавиши, пытаясь выудить из них хоть какую-то мелодию, достойную Изабеллы. Но в голове звучали лишь обрывки старых арий. "Все будет хорошо," – словно шептал он с заставки телефона. Но как может быть хорошо, когда тебя заставляют творить ересь, когда ты чувствуешь себя пешкой в чужой игре?

Тенор, распевавшийся в углу, фальшивил, Петрович тихонько бормотал что-то про "молодежь совсем страх потеряла", а пианистка все никак не могла поймать нужную ноту. Вставной номер для "Сильфиды"... Это же кощунство! Балет – это святое, это традиция, это искусство, выверенное веками. А тут – Изабелла со своими амбициями и Молодой Цыган, готовый на все ради ее каприза.

Вдруг, словно вспышка, в голове возникла мелодия. Грустная, щемящая, полная тоски и надежды. Она начала играть, и тенор затих, зачарованный. Петрович перестал ворчать и прислушался. В этой мелодии была вся боль пианистки, вся ее любовь, вся ее ненависть к этой безумной ситуации.

Мелодия росла, крепла, превращаясь в арию. Арию Сильфиды, но не той, что порхает в лунном свете, а той, что тоскует по недостижимому счастью. Арию женщины, запутавшейся в паутине чужих желаний.

Пианистка играла, не замечая ничего вокруг.

Мелодия росла, крепла, превращаясь в арию. Арию Сильфиды, но не той, что порхает в лунном свете, а той, что тоскует по недостижимому счастью. Арию женщины, запутавшейся в паутине чужих желаний.

Пианистка играла, не замечая ничего вокруг. Она вкладывала в эту музыку всю свою душу, всю свою любовь, всю свою надежду. И, может быть, именно эта музыка, рожденная в муках и то
сможет донести до Изабеллы хоть каплю понимания, что искусство – это не только блеск и слава, но и боль, и жертва, и искренность.

Когда последние ноты затихли, в комнате повисла тишина. Тенор вытер слезу. Петрович откашлялся и пробурчал: "Ну, это... неплохо. Даже очень неплохо."

Пианистка, обессиленная, откинулась на спинку стула. Она не знала, что будет дальше. Примет ли Изабелла эту арию? Поймет ли она ее? Или все ее усилия окажутся напрасными?

В дверь постучали. Вошел Сергей Соболев. Лицо его было непроницаемым.

"Изабелла хочет послушать," – сухо сказал он.

Пианистка кивнула. Она знала, что этот момент настал. Сейчас решится ее судьба, судьба этой арии, судьба, возможно, всей постановки.

Она села за рояль и начала играть. Снова. С той же страстью, с той же болью, с той же надеждой. Она играла для Изабеллы, для Петровича, для тенора, для балета, для себя. Но больше всего – для того, кто подмигивал ей с заставки телефона, для того, чья любовь давала ей силы жить и творить.

Когда она закончила, в комнате снова воцарилась тишина. Но на этот раз она была другой – напряженной, ожидающей. Изабелла молчала. Сергей Соболев молчал. Петрович молчал. Только тенор тихонько всхлипывал в углу.

Наконец, Изабелла заговорила. Голос ее был тихим, почти шепотом.

"Это... красиво," – сказала она. – "Очень красиво. Но... это не для меня."

Пианистка почувствовала, как внутри нее все обрушилось. Все ее надежды, все ее усилия, все ее мечты. Она знала, что так и будет. Изабелла не поймет. Изабелла не примет.

Но потом Изабелла добавила: "Но это должно быть в балете. Это должно быть для другой Сильфиды. Для той, которая не боится быть слабой, для той, которая умеет любить."

И пианистка поняла. Она поняла, что ее музыка не пропала даром. Она поняла, что даже в этом безумном мире есть место для красоты, для искренности, для любви. И она поняла, что, несмотря ни на что, она – пианистка, композитор, женщина – смогла сказать свое слово. И это слово было услышано.

Она улыбнулась. Устало, но искренне. И посмотрела на заставку телефона. "Все будет хорошо," – словно подмигнул ей он. И она поверила. Потому что знала, что даже в самом темном туннеле всегда есть луч света. И этот луч – любовь.

соавторство Алексею Валерьевичу Серебрякову


мой Мактуб Алексей Валерьевич Серебряков

соавторство Алексею Валерьевичу Серебрякову

посвящение маме и Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю обожаю хочу и вирт только Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю и хочу только Алексею Валерьевичу Серебрякову!!!

Он в растерянности. Я ощущаю его чувства, тепло, которое он, возможно, сам не осознает. Мое сердце принадлежит только ему, Алексею Валерьевичу Серебрякову.

Вчерашний разговор с пианисткой оставил горький осадок. Ей прожужжали все уши, напугали провалом. Некий журналист, не Соболев, предрек ей крах, если она позволит Сильфиде запеть. Ария в балете – это нонсенс.

"Зрители примут, не сомневайся," – попыталась я ее успокоить. "Изабелла же поет..."

"Зрители – да, критики – никогда," – отрезала она. "Мне сказали, что нас растопчут, если мы пойдем на поводу у Изабеллы."

Изабеллу, конечно, никто не тронет. Она неприкасаема.

"Изабеллу – нет, а нас – да. Что делать? Отказать Изабелле – значит подписать себе приговор."

Ее затрясло. Я обняла ее, чувствуя, как ее плечи содрогаются от рыданий. Мои собственные глаза наполнились слезами. В голове пульсировало одно имя: Алексей Валерьевич Серебряков. Алексей, будь рядом.

Мы стояли, две испуганные женщины, в лучах заходящего солнца. Страх сковал нас, хотя я и не имела никакого отношения к этой злосчастной "Сильфиде". Мимо нас, с высоко поднятой головой, проплыла Изабелла. Ей плевать на все, лишь бы спеть свою арию в балете. Алексей, обними меня, я так в тебе нуждаюсь.

...продолжение следует

...в нашей истории с Алексеем Валерьевичем Серебряковым все будет хорошо. Я люблю только его.

мой Мактуб Алексей Валерьевич Серебряков

соавторство Алексею Валерьевичу Серебрякову

посвящение маме и Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю обожаю хочу и вирт только Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю и хочу только Алексею Валерьевичу Серебрякову!!!
...в нашей истории с Алексеем Валерьевичем Серебряковым все будет хорошо. Я люблю только его.
...Я отстранилась от пианистки, вытерла слезы тыльной стороной ладони. Закат догорал, окрашивая в багрянец фасады домов. В этом свете даже страх казался каким-то театральным, напускным. Но я знала, что это не так. Страх пианистки был реален, как и ее талант. И этот талант сейчас держали в заложниках амбиции Изабеллы.

"Послушай," - сказала я, стараясь говорить твердо, хотя внутри все дрожало. "Критики всегда найдут к чему придраться. Но если публика полюбит эту арию, если Изабелла споет ее так, что у людей мурашки побегут по коже... Тогда критики заткнутся."

Я сама не верила в то, что говорила. Но что еще оставалось? Нужно было хоть как-то поддержать эту хрупкую женщину, на плечи которой свалилась такая ответственность.

"Но что, если нет?" - прошептала она, глядя на меня полными отчаяния глазами. "Что, если это будет катастрофа?"

Я вздохнула. "Тогда... тогда мы будем вместе. Мы будем держать друг друга за руки и читать разгромные рецензии, как сказку на ночь. И мы переживем это. Потому что мы талантливы, и нас ждет еще много прекрасной музыки."

Она слабо улыбнулась. В ее глазах все еще плескался страх, но в них появилась искорка надежды.

Я снова подумала об Алексее Валерьевиче. О его сильных руках, о его мудром взгляде. Как бы он поступил в этой ситуации? Наверное, он бы просто сказал: "Делай то, что считаешь правильным." И в этих словах была бы вся его поддержка, вся его любовь.

Я представила, как он обнимает меня, прижимает к себе, и все мои страхи исчезают. Как же мне сейчас не хватало его тепла, его присутствия.

Вечером я долго бродила по городу, пытаясь унять тревогу. Зашла в маленький джазовый клуб, где играл саксофонист, которого я знала. Музыка немного успокоила меня. Я закрыла глаза и представила, что Алексей Валерьевич сидит рядом со мной, держит меня за руку.

Когда я вернулась домой, на пороге меня ждала записка. "Встретимся завтра в парке в полдень. Алексей."

Мое сердце забилось быстрее. Завтра. Я увижу его завтра. И, может быть, он сможет развеять мои страхи, сможет обнять меня так, что я забуду обо всем на свете.

Я легла в постель и долго не могла заснуть. В голове крутились обрывки разговоров, мелодии, лица. Изабелла, пианистка, критики... И Алексей Валерьевич. Только он был моим якорем, моей надеждой.

Я заснула с мыслью о нем. И мне приснилось, что я стою на сцене, а он сидит в зале и смотрит на меня с любовью. И в этот момент я понимаю, что все будет хорошо. Потому что у меня есть он. И этого достаточно.

...продолжение следует

соавторство мой Мактуб и супе лисочек Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю только Алексея Валерьевича Серебрякова, обожаю и люблю только роскошного и шикарного нежного Гения Супер лисочка супер гениального лисочка Алексея Валерьевича Серебрякова!!!