В краю алмазов

Все имена и события в тексте являются вымышленными. Автор не несет никакой ответственности за возможные случайные совпадения имен, портретов, названий учреждений и населенных пунктов, а также какие-либо иные случаи непредсказуемого проникновения чистого вымысла в реальность.

1. 

Морозный воздух Якутска обжигал лица приезжих, выходивших из аэропорта. Весенний снег хрустел под ногами, а над головами висело бледное, почти прозрачное зимнее солнце — светило, но не грело. 

Первым в зале ожидания появился Дмитрий Квин, журналист ФШР, щурясь от бившего в окна аэропорта яркого снежного сияния. Он был одет в дорогую, но не особо рассчитанную на тридцатиградусный мороз куртку, которая контрастировала с «шапкой-бомжаткой» и постоянно поправлял фотоаппарат. Его мысли путались между предстоящим репортажем и смутным опасением, что в таких холодах техника просто откажет. 

За ним степенно вышла Наталья Петлицына, вице-чемпионка мира 2015 года. В её движениях чувствовалась привычка к публичности — она сразу окинула взглядом встречающих, улыбнулась и поправила меховую шапку, которая, впрочем, тут же съехала набок. 

Данила Павленко, трёхкратный чемпион мира по шахматной композиции, выглядел так, будто только что вышел из библиотеки: его очки запотели от перепада температур, а в глазах читалось лёгкое недоумение — он явно не ожидал, что «поездка на турнир» будет включать в себя такие экстремальные условия. 

Бурят Антон Шампунев, главный наставник якутской молодежи, наоборот, казался своим в этом морозном краю. Он уже перешёл на быстрый шаг, здороваясь с местными организаторами, и в его улыбке коллегам читалось что-то вроде: «Ну что, москвичи, почувствуйте настоящую зиму!» 

Никита Афонин, чемпион Москвы, скептически осматривал окрестности, думая о том, что наверное, лучше было сейчас сидеть в уютном кафе где-нибудь в центре столицы, а не переться куда-то на край Земли за длинным рублем. Впрочем, требованию жены он не решился перечить.

И, наконец, Михаил Крючков, главный судья турнира, вышел к ожидавшим его организаторам последним, с видом человека, который уже предвидит все возможные организационные трудности. 

Их встретил сам Владимир Егорьев, глава региональной шахматной федерации — крепкий мужчина в традиционной якутской шапке-ушанке, отороченной мехом. 

— Добро пожаловать в Якутию! — громко объявил он, широко улыбаясь. — Здесь у нас два главных правила: не стой на месте, а то замёрзнешь, и не отказывайся от угощения, а то обидишь духов! 

Из-за его спины вышла женщина в расшитом узорами халате и протянула гостям деревянный поднос. Но вместо привычных хлеба-соли на нём стояли крохотные фарфоровые рюмочки с мутноватой жидкостью и ряд из пирожков. 

— Это наше национальное угощение, — пояснил Егорьев. — чтобы сразу понять, где вы оказались! 

Гости сначала неуверенно потянулись к рюмкам, но Петлицына уже опрокинула свою залпом, не моргнув. 

— О-о-о! — выдохнула она, и её лицо на секунду исказилось гримасой, но тут же расплылось в улыбке. — Ну… согревающе!

После того как крепкая настойка огненной змейкой проскользнула по горлу, гости замерли на секунду — кто-то сжал кулаки, кто-то зажмурился, только Дмитрий Квин оставался невозмутимым.

— Строганина внутри? — догадался Шампунев, протягивая руку к закуске. 

— А как же! — Егорьев одобрительно кивнул. — Настоящая якутская кухня — не заморозишь, не съешь! 

Павленко осторожно пригубил, закашлялся и тут же получил похлопывание по спине от Шампунева: 

— Не бойся, тут главное — не думать, а пить! 

Афонин, сжав зубы, выпил залпом и тут же схватился за пирожок, надеясь перебить вкус. Крючков же, как истинный судья, сначала осмотрел рюмку, словно проверяя её на соответствие регламенту, и только потом сделал глоток. 
Никита, жуя пирожок, оживился. 

— Да это же… вкусно! 

— Конечно вкусно! — засмеялся Крючков, уже доедая свой. — Вот только непонятно — то ли пирожок согревает, то ли водка морозит… 

— Ну что, — весело сказал Егорьев, — теперь вы официально приняты в ряды участников нашего шахматного фестиваля! 

Квин философски подумал: «И это только начало…» 

А вокруг, в ледяном воздухе, уже кружился ветер, унося с собой последние сомнения приезжих — только вперёд, ко всем сюрпризам якутской гостеприимности.

2.

На следующее утро старый, но брутально переделанный «Toyota Land Cruiser» с дополнительными противотуманками и шипастыми покрышками ждал гостей у обочины. Роман Инжиров, старший тренер сборной Якутии, сидел за рулем, положив локоть на открытое окно. На нем была меховая шапка-ушанка с откинутыми ушами, а курил он вэйп с резким запахом. 

— Влезайте, как есть, — кивнул он, — места не так много, так что багаж на колени. 

Квин неуверенно потрогал дверцу — она скрипнула так, будто вот-вот отвалится. Шампунев уже устроился на переднем сиденье и весело сказал: 

— Ну что, дорогие гости, почувствуйте мощь якутского бездорожья! 

Петлицына, закутанная в пуховик, села сзади, рядом с Павленко, который нервно проверял, не забыл ли он ничего. Афонин и Крючков втиснулись последними, прижав сумки к себе. 

— А ремни есть? — спросил Крючков, оглядывая салон. 

— Есть, — Инжиров хлопнул по поручню над дверью. — Держитесь за это. Или за соседа. Как удобнее. 

Двигатель рыкнул, и джип повез их на турбазу. По дороге водитель поехал на лед, который был коварно прикрыт легким снежным покровом. Река Лена в этом месте была идеально гладкой, как каток, только с редкими трещинами, сквозь которые проглядывала чернильно-синяя вода. 

— Вы уверены, что лед выдержит? — спросил Квин, вжимаясь в сиденье. 

— Вы имеете дело с профессионалом, — невозмутимо ответил Инжиров и резко крутанул руль. 

Джип пошел в занос. Афонин вцепился в подлокотник так, что его пальцы побелели. Павленко прижал к груди сумку, а Петлицына неожиданно рассмеялась: 

— О, так вот как готовят к блицу в Якутии! 

— Это не блиц, это рапид, — в тон ей уточнил Инжиров, добавляя газу. — Блиц будет, когда придется тормозить. 

Джип плясал по льду, оставляя за собой витиеватые следы. В какой-то момент Крючков сорвался с места и приземлился на колени к Афонину, а Квин ударился лбом о стекло, оставив на нем запотевший отпечаток. 

— Смотрите, лось! — вдруг крикнул Павленко, показывая в окно. 

Все рванулись к стеклу — и в этот момент Инжиров сделал резкий разворот. Петлицына схватила Шампунева за рукав, Афонин вскрикнул, а Квин пожалел, что так плотно позавтракал. 

— Это не медведь, это сугроб! — прокричал Крючков, но было поздно. 

Инжиров, вдохновленный реакцией пассажиров, устроил настоящее ледовое шоу. Джип крутился, скользил и даже пару раз слегка подпрыгнул на торчащих изо льда камнях. 

— Вы вообще понимаете, что везёте чемпионов?! — орал Афонин, пытаясь поймать летающую шапку. 

— Понимаю, — спокойно ответил Инжиров, выравнивая машину. — В две тысячи тринадцатом возил Крамника. Он потом в интервью сказал, что это был самый экстремальный турнир в его жизни. 

Когда через полчаса - хотя всем показалось, что прошло часа три - джип наконец остановился у турбазы, Петлицына первая вывалилась наружу и поцеловала снег. 

— Теперь я знаю, почему у вас так много шаманов, — сказала она, шатаясь. — После таких поездок в любых богов поверишь. 

Инжиров тем временем спокойно разгружал багаж, будто ничего не произошло. 

— Вот как раз сейчас к шаману и пойдем, — заметил он. 

В глазах у всей компании мелькнул неподдельный интерес. 

А над Ленскими столбами, которые теперь высились перед ними, медленно плыли белые облака, совершенно не интересуясь тем, что только что пережили их гости.

3.

Шаман — низкорослый, жилистый мужчина с лицом, изрезанным морщинами, как карта горных хребтов — ждал их у костра. Его глаза, узкие и блестящие, как у горностая, казалось, видели не только людей, но и что-то за ними. На нем был расшитый орнаментами халат из оленьей шкуры, а в руках — массивный бубен с когтями медведя по краям. 

— Встаньте в круг, — сказал он хриплым голосом, больше похожим на шелест сухой травы. — Мужчины направо, женщина — налево. 

Петлицына, единственная женщина в группе, смущённо переглянулась с остальными, но шаман лишь строго кивнул, указывая ей место у огня. 

Костер трещал, языки пламени лизали морозный воздух, отбрасывая на лица экскурсантов причудливые тени. Квин азартно потирал руки, Афонин скептически оглядывал обстановку, а Павленко с научным интересом изучал узоры на бубне. Шампунев же, напротив, выглядел так, будто ждал этого момента всю жизнь. 

Шаман начал бить в бубен — глухой, резонирующий звук разносился по округе, создавая непередаваемое впечатление. Он затянул монотонную песню, больше похожую на вой ветра в ущелье, и начал кружить вокруг костра, выкрикивая слова на языке, которого никто, кроме Инжирова, не понимал. 

— Он говорит с духами, — шепотом пояснил Инжиров, стоя в стороне. — Просит их благословить вас перед восхождением. 

Затем шаман остановился, достал из складок халата бивень мамонта — длинный, желтоватый, с причудливой резьбой. Внутри него плескалась мутная жидкость. 

— Пейте, — приказал он, протягивая бивень Петлицыной первой. 

Та взяла его, заколебалась на секунду, но под одобрительный кивок Шампунева сделала глоток. 

— Ого! — её глаза расширились. — На вкус как… грибы с мятой. 

Бивень пошел по кругу. Квин скривился, но выпил, Афонин зажмурился, Павленко отхлебнул с видом дегустатора, а Шампунев осушил остатки с удовольствием. 

— Настойка на мухоморах, — пояснил он, облизывая губы. — Традиционное посвящение здесь. 

— То есть… это галлюциноген? — спросил Афонин, начиная волноваться. 

— Нет-нет, просто тонизирующее, — успокоил Инжиров, хотя в его глазах мелькнуло что-то подозрительное. 

Шаман тем временем достал маленькую костяную чашу с черной пастой. 

— Теперь клеймо духов, — объявил он и, окунув палец в состав, поставил Петлицыной точку на лбу. 

— Что это? — спросила она, морщась от запаха. 

— Священная мазь, — ответил шаман. 

— В её состав входят коренья, жир медведя и… кхм… его фекалии, — тихо побормотал Шампунев с довольной ухмылкой.

Старец всем экскурсантам по кругу стал наносить метку на лоб.

Афонин тут же попытался стереть свою точку, но шаман строго покачал головой. 

— Нельзя. Духи обидятся. 

Когда обряд закончился, Инжиров и шаман остались у костра, а остальные, с горящими от настойки глазами и медвежьими метками на лбах, двинулись к тропе, ведущей на вершину Ленских столбов. 

— Ну что, друзья, — весело сказал Шампунев, — теперь нас точно никто не тронет. Разве что медведь — но у нас же есть его фекалии на лбу, так что, думаю, он нас узнает.

Петлицына фыркнула, Квин вздохнул, а Афонин задумался о том, что, возможно, намеченная идея сыграть в шахматы на самой верхотуре, — не самое безумное, что с ними может сегодня случиться. 

4.

Тропа вилась вверх по склону, петляя между заснеженных скал. Ленские столбы нависали над группой, словно застывшие великаны, наблюдающие за смешными человечками, рискнувшими подняться к ним после мухоморной настойки. 

Петлицына шла первой, её шаги были слегка неуверенными — то ли от крутого подъёма, то ли от того, что края скал периодически расплывались в её глазах в причудливые узоры. 

— Эй, вам не кажется, что за нами кто-то идёт? — вдруг обернулся Афонин, нервно покусывая губу. 

— Это ветер, — бодро ответил Шампунев, но сам украдкой оглянулся. 

Внизу, метрах в тридцати, между деревьями мелькнуло что-то крупное и тёмное. 

— Олень, наверное, — неуверенно сказал Крючков, хотя в голосе его уже закралась тревога. 

— Олени не ходят так... целенаправленно, — прошептал Павленко, и в этот момент из-за скалы показалась мохнатая морда с маленькими, но очень осознанными глазками. 

Наступила секунда оцепенения. 

— Это... медведь? — Петлицына замерла, как будто надеясь, что если не двигаться, хищник их не заметит. 

— Нет, это, блин, плюшевый мишка, просто заблудился, — Павленко рванул вперёд, и тут же вся группа осознала, что медведь — наяву, и он явно не для фотосессии пришёл. 

Бегство было хаотичным. Шампунев кричал что-то про "тактическое отступление", Квин бежал, прижимая к груди фотоаппарат, а Афонин вдруг осознал, что у него срочно начались проблемы с кишечником. 

Спасение обнаружилось неожиданно - деревянный туалет на смотровой площадке, покрашенный в жизнерадостный голубой цвет. Шахматисты буквально влетели внутрь мужского отделения, Шампунев с ходу схватил увиденную в углу ржавую швабру и быстро продел ее сквозь ручки двойной двери, заблокировав тем самым створки. Дверь затряслась от первого же удара медвежьей лапы. Другие остановились у стенки, тяжело дыша.

— Мы в ловушке! — Павленко тяжело дышал, его лицо было красным от бега, и, возможно, от настойки. 

— Звоните Роману! — закричал Квин.
- О-о… - протянул Афонин, скрючившись от спазмов.
- Никита! — строгим командирским тоном, словно в турнирном зале, воскликнул Крючков, - срочно в кабинку!
Афонин, семеня, скрылся за дверью.
- Слабонервный москвич… - философски протянул Шампунев.

Дверь продолжала сотрясаться от мощных ударов. Швабра ходила ходуном, но держалась уверенно.

Петлицына вдруг закричала: 

— Змеи! На полу змеи!
- Где? — все присутствующие недоуменно-испуганно уставились на нее.
Наталья тем временем прижалась к стене, её глаза были расширены.
— Змеи… — прошептала она, указывая на шланг, лежащий на полу. — Они повсюду…
— Это шланг, Наташа, шланг! — Квин схватил его и швырнул в угол. 
— Холодной воды ей! — приказал Крючков. — Это глюки от мухоморов.
Шампунев открыл кран и подведя Наталью к умывальнику, стал плескать ей холодной водой в лицо, чтобы она пришла в себя. 
Наталья фыркнула, отпрянула, но хотя бы перестала видеть змей. 
- Я дозвонился Роману! — радостно воскликнул Квин, - помощь скоро будет.
- Может партию в шахматишки? — Антон вытащил из своего рюкзака клеенчатую шахматную доску и комплект фигур в полиэтиленовом пакете, - пока Роман в пути.
Дмитрий удовлетворенно кивнул головой.
Удобно обустроиться соперникам оказалось сложным, доску разложили на каменной перемычке между умывальниками.
— Вы серьёзно?! — Петлицына смотрела на них, как на сумасшедших.
- По задумке мы должны были сыграть в шахматы и на самой верхотуре, - заметил Квин, - так мы на ней и играем. Ведь точное географическое местоположение в принципе неважно, правда? — он сделал первый ход, - Даня, бери мой фотик и фотографируй.
- Эти фотки попадут в репортаж о турнире? — поинтересовался Шампунев, делая ответный ход, - как вы объясните, почему мы оказались здесь?
Дмитрий хитро улыбнулся.

Потекли нелегкие минуты ожидания. Квин с Шампуневым продолжали невозмутимо играть в шахматы, абстрагируясь от внешних проблем.
- Все понятно, - совершенно спокойным тоном произнес Антон, делая ход, - медведь по этой метке учуял чужого самца на своей территории — у него же обоняние великолепное — и решил взглянуть, что это за новый конкурент появился на его земле.
- А если бы основа мази… так сказать… принадлежала бы самке? — невинно поинтересовалась Наталья.
- Тогда вам вообще лучше не знать, что бы тут творилось, - вздохнул Шампунев.

Остальные стояли у стены, только Крючков, когда мишка начинал скрестись с другой стороны или колотить лапами в дверь, нервно смотрел на наручные часы.
Прошло еще немного времени и медведь, видимо, решил, что дверь — слишком скучный вариант, и разбил лапой окошко под потолком. 

— А-а-а, всё, мы трупы! — Павленко, не выдержав, в панике нырнул в соседнюю кабинку. 
- Это нервное, - невозмутимо заметил Шампунев, обернувшись. — Окошко слишком маленькое, медведю туда не пролезть.

Медведь тем не менее упорно просовывал лапу через окно, как вдруг где-то рядом раздались выстрелы и треск. 

— Ракетница! — Афонин даже выглянул из кабинки. 

Через секунду Инжиров появился на площадке, стреляя сигнальными ракетами прямо над головой медведя. 

Тот, оглушённый и ослеплённый, фыркнул и неспешно удалился в лес, явно обиженный невозможностью познакомиться поближе с двуногими гостями. 
— Эй, люди! Всё, можно вылезать, — Роман постучал в дверь. 

Группа осторожно выбралась наружу из своего убежища. Афонин был бледен, но с радостью смотрел на Романа, следом шла протрезвевшая, с мокрыми волосами Петлицына, которую держал под руку старавшийся сохранять невозмутимость Крючков.
- Ну-ну-ну, все закончилось, - Квин с Шампуневым, выломав дверь в кабинку, пытались отодрать руки вцепившегося мертвой хваткой в унитаз Павленко, всё ещё дрожавшего от страха. — Все закончилось, пойдем домой. Все хорошо…

Кое-как, не без усилий, друзья вытащили талантливого этюдиста на свежий воздух.
- Надо будет накапать ему, по приезде на турбазу, - негромко сказал Роман, усаживая обмякшего, пережившего сильный стресс Даниила на широкий каменный парапет сбоку от дорожки, ведшей на верхотуру.
Квин с Шампуневым, совершенно спокойно, словно встречаясь с медведями каждый день, неторопливо покинули санучреждение последними.
— Кто выиграл? — поинтересовался Инжиров. 
— Ничья. Как и с медведем, — ухмыльнулся Квин. 

Спуск вниз прошёл удивительно спокойно. 
- Надо было Ромку еще запасные штаны попросить принести, - пробурчал Шампунев, проходя мимо Афонина. — слабоват все-таки народ в столице...

5.

На следующий день после медвежьих приключений, компания шахматистов в приподнятом настроении, отправилась на открытие выставки ледяных скульптур у подножия Ленских столбов. 

Площадка перед турбазой превратилась в сверкающее царство льда. Скульптуры, вырезанные местными мастерами, переливались на солнце всеми оттенками голубого и белого. Здесь были и олени с ветвистыми рогами, и шаманы с бубнами, и даже фигуры мамонтов в человеческий рост. 

Дмитрий Квин, уже вооружившись фотоаппаратом, кружил вокруг композиций, делая кадры. 

— Вот это да! — воскликнул он, рассматривая ледяного волка. — Это же чистый Белый Клык в ледяном исполнении! 

В центре площадки стоял стол, уставленный бутылками с мутноватой жидкостью и закусками. 

— Разбавленный спирт, шестьдесят градусов! — объявил Владимир Егорьев, поднимая рюмку. — Для согрева души и тела! 

Наталья, несмотря на вчерашние "грибные" приключения, первая осушила стопку. 

— О-о-о! — её лицо на мгновение скривилось, но тут же расплылось в улыбке. — Как будто внутрь залез медведь и начал греться! 

Никита, не до конца отошедший после вчерашнего стресса, осторожно пригубил и тут же схватился за жирный кусок рыбы. 

— Вы хоть воду добавляйте! 

— Это и есть разбавленный! — засмеялся Егорьев. 

***

Напитки быстро сделали своё дело. Петлицына, развеселившись, подошла к огромной скульптуре оленя. 

— Ну, ты мой красавчик! — она похлопала ледяное животное по крупу, а затем, к всеобщему удивлению, ловко вскочила ему на спину. 

— Наталья, ты чего?! — удивились окружающие. 

— Я — якутская амазонка! — засмеялась она и затянула слова известной песни:

Вернись, лесной олень по моему хотению.
Умчи меня, олень, в свою страну оленью,
Где сосны рвутся в небо, где быль живет и небыль.
Умчи меня туда, лесной олень...

***

Но главным экспонатом, безусловно, был настоящий "Железный трон" — точная копия того самого, из «Игр престолов», только… целиком вырезанная изо льда.
— Это же чистое безумие! — воскликнул Павленко, разглядывая трон, украшенный вмороженными в лёд настоящими мечами.
— Абсолютно функциональный, — важно пояснил Егорьев, поднимая рюмку с «разбавленным» 60-градусным спиртом. — Мы его специально для фестиваля сделали. Садитесь, кто смелый!
Шампунев, уже изрядно разогретый алкоголем и приключениями, не заставил себя долго уговаривать.
— Ну, если трон — значит, мой! — провозгласил он и с королевским видом уселся на ледяное сиденье.
— Осторожно! — засмеялся Афонин. — А то протрусишь королевство!
Но Шампунев лишь величественно откинулся назад, несмотря на то, что лёд под ним трещал.
— Кто с мечом к нам придёт… тот сразу замёрзнет, — изрёк он, и компания дружно загрохотала.
- Грандиозно! Грандиозно! — громко воскликнул Дмитрий Квин, уже изрядно «возбужденный», - помните, как у Виктора Цоя — сесть на электрический стул или трон… Выпьем же за искусство! -  объявил он и обернувшись, схватил за бивень подвалившего к посетителям выставки моржа, вылезшего из своего обложенного камнем бассейна на шум и хохот.
— Отдай бивень… отдай! — шумел он, не понимая, почему тот не поддается его усилиям.
Бивень дёрнулся в ответ.   
Морж, явно не ожидавший такой наглости, фыркнул, брызгая водой, и рванулся назад в бассейн – увлекая за собой вцепившегося в его бивень журналиста.
— А-а-а-а! – крик Квина оборвался всплеском.
Дмитрий, проехав по льду, шлепнулся в бассейн, подняв фонтан ледяных брызг.
Наступила секунда ошеломленной тишины.
— Ну… – первым нарушил молчание Павленко, почесывая подбородок. – Теперь у нас есть «этюд с бивнем».
— Да вы чего, спасать его надо! – завопил Афонин, но Роман Инжиров уже сбрасывал куртку.
— Расслабься, я ж местный, – бросил он и, разбежавшись, нырнул в ледяную воду следом.
Через минуту Инжиров вынырнул, таща за воротник ошалевшего, отплевывавшегося от воды Квина. Морж, обиженно фыркая, скрылся в глубине.
— Ну что, Дмитрий, как водичка? – поинтересовался Егорьев, подавая журналисту «штрафную порцию для сугреву».
Квин, трясясь от холода и шока, выпил залпом, кашлянул и выдавил:
— Ох… а бивень-то… настоящий был…
— Ну конечно, – кивнул Шампунев. – Это же Якутия, друг. У нас даже моржи – часть культурной программы.
Петлицына, до этого момента молча наблюдавшая за происходящим, вдруг фыркнула и упала на колени от смеха.
— Ладно, – Егорьев вздохнул, оглядывая мокрого Квина, сломанный трон и довольного Шампунева. – Может, хватит на сегодня искусства? А то вам еще турнир играть.
Инжиров тем временем доставал сачком из бассейна фотоаппарат Дмитрия – тот, конечно, уже не работал, но морж, словно в насмешку, аккуратно положил его на дно, как в музейную витрину.
— Вот и материал для нового репортажа, – пробормотал Квин, глядя на убитую технику. – называется «Когда оживают фигуры».
  А вокруг ледяные скульптуры, освещенные северным сиянием, молчаливо    наблюдали за этим безумием – и, казалось, тоже смеялись.

6.

В конференц-зале гостиницы "Лена" царила напряженная атмосфера. На большом экране проецировались фотографии с официальной фотосессии, сделанные накануне у подножья Ленских столбов. За столом переговоров сидели представители городской администрации во главе с заместителем мэра по физической культуре и спорту Гавриилом Мохнаткиным, а напротив - организаторы фестиваля во главе с Владимиром Егорьевым.
Мохнаткин, стуча пальцем по столу, недовольно бурчал:
- Владимир Петрович, объясните мне, как мы будем использовать эти фотографии в рекламных материалах? Наш город вкладывает серьезные средства в этот фестиваль, а на выходе... (переключает слайд) ...это!
На экране появилась групповая фотография. Наталья Петлицына, обычно фотогеничная, выглядела так, будто только что проснулась после трехдневного запоя - один глаз прищурен, второй неестественно расширен. Дмитрий Квин напоминал перезревший помидор, его лицо было равномерно красным, а взгляд - стеклянным. Антон Шампунев с неестественно выпученными глазами походил на сову, застигнутую врасплох фотовспышкой.
Егорьев нервно потер лоб:
- Сергей Николаевич, это... эээ... особенности местного климата! Резкие перепады температур, знаете ли...
В этот момент дверь открылась, и в зал вошел Роман Инжиров, несший поднос с чашками кофе. Увидев фото на экране, он не смог сдержать ухмылки.
- Да бросьте, Владимир Петрович! - Раздраженно продолжил Мохнаткин, - Мы же все понимаем, в чем дело. Вчерашний банкет в честь открытия, потом эта ваша "настойка для храбрости" у столбов, потом еще и баловство со спиртом на выставке скульптур!
На экране сменилось фото: Никита Афонин с неестественно бледным лицом и диким взглядом, Данила Павленко с выражением полной отрешенности, и Михаил Крючков, пытающийся сохранить профессиональное достоинство, но с явно опухшими веками.
- Но ведь это же настоящие, живые эмоции! Народная любовь к шахматам! Дух азарта! -  в отчаянии парировал Егорьев.
Заместитель мэра встал, что означало конец разговора:
- Дух - это в церкви. А у нас - международный шахматный фестиваль. Мы не можем размещать такие фото на баннерах по всему городу! Что скажут спонсоры? Что подумают в федерации?
В наступившей тишине раздался звонок телефона. Это звонил Антон Шампунев, чье лицо в этот момент как раз увеличилось на экране до гигантских размеров.
- Антон, мы как раз обсуждаем... ваши фотографии… - растерянно выдавил в трубку Егорьев.
Громкий смех Шампунева раздался в динамике:
- Да ладно, Владимир Петрович, не переживайте! Скажите, что это новый тренд - "настоящие эмоции настоящих шахматистов". Или что это специальный новый фотофильтр!
- Вам нужно срочно связаться с нашим PR-отделом. — сдавленно произнес Мохнаткин, - Возможно, если сделать ретушь...
Инжиров, до этого молча наблюдавший за происходящим, неожиданно предложил:
- А может, лучше новый фотосет устроить? Только... эээ... до банкета?

Так закончилась эта история, ставшая легендой якутского шахматного фестиваля. А новые фотографии действительно получились прекрасными - правда, некоторые участники все равно слегка щурились от яркого света...