Как в 77-м и 99-м...

Это рассказ из цикла "Осколки детства"
..........
  Когда мне было 4 года, маме дали квартиру в новом микрорайоне города, на улице Железнодорожников. До этого мы жили в крошечной бабушкиной квартире со смежными комнатами. И было нас там, как сельдей в бочке - бабушка, тётка, мать, мой отец, Олег и Света. Квартира была угловая, со смежными комнатами, кухней 6 метров и окнами на главную улицу города, по которой круглые сутки ходил городской транспорт. Я привыкла к этому и не мучилась от шума, он меня даже убаюкивал по ночам. И от тесноты я не страдала, ведь я была такая маленькая и так мало места занимала вместе со всеми своими игрушками, да и своих родственников я любила, они меня не утомляли. Но для взрослых это была неудобная и даже адская квартира.
  К тому же мой папа, вернувшийся из Баку вслед за нами через год и благополучно "просохативший" там мамину квартиру, был отнюдь не подарок. Он хотел курить трубку, он хотел возвращаться домой за полночь - в дымину пьяным или подвыпившим, он любил всех поучать и не любил зарабатывать деньги. Мама всё ещё продолжала его любить, и всё старалась дать ему шанс исправиться и стать другим. Но он не мог стать другим! Это было выше его сил.
  И вот посреди проблем, тесноты, бедности и регулярных, хотя и редких скандалов замаячила надежда на более благополучную жизнь. Это была новая трёхкомнатная квартира, куда мы как говорят в народе "съехали" в мае 1978 года.
  И постепенно обнаружились большие недостатки нового жилья - две смежные комнаты, окна у этих комнат на север, плохое отопление в дальней комнате, вечно открытые на площадках форточки, маргинальное социальное окружение дома, огромный винный магазин в 100 метрах от дома. Этот магазин "поставлял" стайки алкашей на всю округу и ходить по этой округе ребёнку и даже подростку, было небезопасно. А я одна и не ходила. За руку со своими родственниками я пропутешествовала по этому микрорайону 12 лет, пока не выросла окончательно.
 А ещё рядом была бандитская 12-ая школа, в которой мой 14-летний брат Олег пробыл ровно один день и пришёл домой со словами -"мама, я больше туда не пойду, я боюсь, там одна шпана". И он действительно туда больше не пошёл и бросил школу. Потом ему пришлось навёрстывать упущенное образование в вечерней школе. А я оказалась упорной и не такой уж робкой, как могло показаться, и "отмотала срок" в этой школке, проучилась там ровно 8 лет и даже умудрялась дружить и влюбляться и вызывать ответные тёплые чувства.
  А ещё в новой квартире было всё необустроенно и неуютно, одни только холодные полы из оргалита чего стоили! Вообще там всё было настолько ледяное, что мама даже в отделке старалась добавлять "жару" - например все шторы у нас были ярко оранжевые. И конечно, были куплены обогреватели - бессмысленные советские обогреватели которые ни хрена не грели, а только "делали вид", что греют. А ещё мама купила шкаф для платьев и костюмов, стулья, два стола, кровати. А может кровати мы взяли у бабушки, не помню. Конечно, посуду и какие-то необходимые мелочи для дома.
  И мы зажили на новом месте. Скандалы, романы на стороне и пьянки папы на новом месте участились, с работы из краевой партийной газеты его "попросили" и вот весь этот семейный пароход держался только на воле и характере моей мамы. Никто не помогал ей, никогда никаких денег от мужа или сына, когда он вырос и продолжал жить с нами, она не получала. Она сама зарабатывала деньги и сама покупала продукты и сама готовила огромные сковородки вкуснейшей еды и варила вкуснейшие супы и компоты. В исключительных случаях, по её настоятельной просьбе мог помочь Олег, но это было очень редко. Потом по суду, лет через пять после развода платил алименты отец. Но это было потом. А пока она оказалась одна с двумя детьми и мужем-гулякой в неудобной, холодной квартире в плебейском микрорайоне большого города. Своего кабинета у неё не было, был только письменный стол с выдвижными ящиками, в котором хранились папки с её стихами и переводами и на котором стояла пишущая машинка марки "Башкирия". Она работала урывками, как будто её писательская работа была не главной, а как бы второстепенной, этаким хобби. Хотя она уже тогда была членом Союза Писателей СССР и автором талантливых и даже гениальных стихов, опубликованных в нескольких авторских книгах.
  Я старалась помогать мамочке как могла. Чуть только подросла, уже в 6-7 лет я мыла полы в квартире, пекла печенье и резала овощи для салатов и винегретов, стирала на ночь глядя свои носочки и трусики под краном в ванной, чтобы утром надеть чистое и не обременить этим маму. Она не просила меня об этом и тем более не требовала. Я сама хотела её помочь и помогала, чем могла.
 Но я была всего лишь маленькой девочкой и должна была ходить каждый день в детсад. И вот тут-то обнаружилась ещё одна проблема новой квартиры - детсад был в другом районе города, он остался во дворе бабушкиного дома, поэтому кто-то должен был меня возить туда по утрам. Эта задача была возложена на моего папу и он с ней отлично справлялся!
  От нашего нового дома не так далеко было до центра, но пешком, особенно зимой, по морозу не дойдёшь. И мы ждали автобус до центра. Ужасно редко ходили по утрам два подходящих для нас автобуса - "семьдесят седьмой" и "девяносто девятый". И они были битком набиты! Просто яблоку негде было упасть в этих сволочных маленьких автобусах. И мой папа решительно шагал в эти душегубки и старался защитить и сберечь своего ребёнка, чтобы его не затолкали.
 На всю жизнь я запомнила эту тесноту и страх быть затоптанной и раздавленной! Но мой папа не терял оптимизма и здоровой наглости и этим подбадривал меня. Особо наглым толкачам он настырно говорил что-то типа - "Будьте любезны, немного передвиньтесь - здесь ребёнок!" или "Мужчина, держитесь за поручень, а не за меня или меня можно с ним спутать!?" И так настырно продвигаясь к более свободным местам автобуса, он иногда даже усаживал меня на свободное местечко. И даже! оцените его жизнелюбие и юмор - он иногда рассказывал мне какие-то весёлые истории собственного сочинения про своих приятелей и подруг. И я порой хохотала или просто улыбалась, и этим опять же отвлекалась от дикой тесноты автобуса. Например, он мне как-то рассказывал историю про Лену Хруткину, которая якобы однажды так испугалась пожара в своём доме, что выбежала на улицу без трусов. И тут уже ржал весь автобус. Жаль я не запомнила другие автобусные истории моего папы, кажется там были сюжеты с некоторыми нравоучениями, типа вот  что бывает с непослушными или хулиганистыми детьми. Но они всё равно были смешными и к ним прислушивался весь автобус. Люди были унылыми, заурядными и совсем не творческими и конечно эти мини-спектакли обращали на себя внимание. Кстати, то что мой отец не боялся обратить на себя внимание тоже свидетельствовало о его мужестве, ведь после аварии в которую он попал в детстве у него было довольно специфическое лицо  -красивое от природы, но заметно подпорченное ожогами. Помимо этого, у него были следы от ожогов на шее, руках и не было одного пальца. Но я совершенно не замечала этого, потому что привыкла к этому с детства и только с годами поняла, какого героизма ему стоило тогда остаться в живых и самое главное! - научиться не замечать этого внешнего недостатка. Ведь другие люди, в отличие от меня и моей мамы, это замечали.
 В заголовке этой главы я упомянула номера автобусов, в которых мы ездили с отцом, а иногда и с мамой в детсад. Так вот ещё многие годы в Красноярске, мы в семье говоря о дикой давке в транспорте припоминали эти поездки. И я спрашивала у мамы что-то типа "жуткая давка?... неужели как в 77-м или 99-м?" И мама задумавшись, отвечала чаще всего "нет, не так, несколько получше" или изредка - да, типа того". Вот такие были эти красноярские автобусы, что вошли в семейные анналы и скрижали, как говорится.
  В 1980 году поездки в садик прекратились, потому что я пошла в первый класс средней школы. Но об этом в других главах.