Встреча

Море начиналось за старым пирсом, где доски были влажные даже в жару, а в щелях между ними блестела галька. Там всегда пахло солью, верёвками и… ветром. Да-да, самым настоящим ветром. У моря ветер всегда особенный. Он не просто дует — он разговаривает. Порой — свистит между мачтами, будто зовёт кого-то, кто давно ушёл в дальнее плавание. Иногда — гладит по щеке, как шершавая от шкота ладонь, пахнущая табаком и мятой. А бывало — налетит вдруг сзади, сшибёт с ног, как волна, и ты уже бежишь босиком по песчаному берегу, и сердце у тебя, как флажок, трепещет на ветру.

Такой ветер всегда как будто что-то знает. Может, он прошёл мимо другого берега и принёс оттуда чей-то смех или обрывки песен. А может… А может быть, он просто хочет рассказать тебе, что за горизонтом кто-то такой же, как ты, сейчас ставит парус.

Ребята называли этот угол лагеря — Тихим Местом. И, наверное, он действительно был тихим. Даже самые наглые чайки туда не залетали без причины.

Катамаран стоял чуть поодаль, у на рейде у бакена. Бело-серый, с аккуратной надписью по борту: «Тимик». Назвали его, разумеется, в честь Александра Тимофеева. Или просто Саши — старшего из компании. Саша работал в местной школе простым хозяйственником, как было принято говорить в стародавние времена — завхозом, а на летние каникулы перебирался в лагерь отдыха молодёжи в роль руководителя парусного кружка.

Он был настоящий. Вот именно настоящий: с загорелыми руками, умелым взглядом и рубашкой с оторванными рукавами, от которой всегда пахло солнцем и морем. Горячо любимые ребятнёй имплантаты, искусственные глаза, подкожные датчики Александр ненавидел всей душой.

— Ну, что, выходим? — спросил Саша, перекинувшись через борт, как будто в воду прыгать собирался. — До грозы — как раз час ходу и обратно.

— Как будто ты умеешь считать грозы, — пробормотал Сергей. Он уже угрюмо сидел на палубе, опёршись спиной в мачту, и грел под солнцем вытянутые ноги. На нём были его дежурные серые шорты и тёмно-синий старый пиджак — смешное сочетание, но к Сергею почему-то подходило.

— Главное не начать спорить и ссориться прямо тут, а ещё мы сегодня не купались, — ответила всем сразу на незаданные вопросы Оксана. — Пошли уже. У меня карандаш сломался. А нужно песню записать.

Она залезла на борт, устроилась демонстративно подальше от брата, свесила ноги за борт и глянула вниз, на воду. Ребята знали этот взгляд — она ждала чего-то. Может, чаек, может, чудес. Она любила закатные походы на «Тимике» и когда солнце садилось за кромку воды называла это «временем жестоких чудес». Почему — никто не знал, а сама она объяснять ничего не хотела.

Четвёртая в этой компании миниатюрная девушка с восточным именем Реко вообще молчала. Она уже стояла у маленького штурвала, в своём тёмно-красном комбинезоне, и смотрела вдаль. Ребята говорили — если Реко встала к рулю, значит — всё будет в порядке. Хотя она почти ничего не говорила.

Ребята отчалили за полдень. Море было тихое, солнце ласковое, ветер — как по заказу. Катамаран клюнул носом, качнулся, пошёл. Плыли не спеша, почти без слов. Где-то на горизонте зашевелилась туча.

— Штормить будет, — сказал Саша, склонившись к прибитому к мачте барометру. — Через часа два, если не раньше.

— А у нас с собой что? — осторожно спросил Сергей.

— Только старая рация. Всё остальное в схроне.

Ребята хранили вещи в тайнике у берега — маленькая привычка на случай, если что-то случится на воде. Там обычно оставляли всю, боящуюся воды электронику.

Через полчаса начался дождь.

Сначала — робкий, капельный, почти незаметный. Потом — сильнее. И тут ветер завыл. Да так как будто кто-то невидимый вырвал из палубы мачту флаг и закрутил её в воздухе. Волна налетела быстро, катамаран начал скакать, как лодка в штормовом фильме. Ребята сбились в кучу: Сашка перехватил штурвал, накинул на девушку кусок брезентовой ткани и отправил жестом головы в каютку. Реко посмотрела на выглядывающих изнутри брата с сестрой, покачала головой и осталась рядом с ним.

— Смотри! — вдруг крикнула Оксана и ткнула пальцем в серую даль.

Александр повернул голову и даже приподнялся на цыпочках. Там действительно что-то было.

— Катамаран. Там! Справа по борту!

— Какой-то он… знакомый. — Проворчал высунувшийся из каюты Сергей. — Бело-серый, два поплавка, тент над каютой.

— «Тимик».

— Что?

— Погоди… — ответил Саша, щурясь в бинокль. — У них название такое же. Шрифт — тот же. Даже краска чуть облезла, помнишь, когда ты ногой задел, Серёга?

— Да я не задевал, это ты о пирс в прошлый раз зацепил! — огрызнулся Сергей, но тут же притих. — Слушай… на корме — полоска. Мы же её клеили, чтобы настил не развалился.

— Ну всё, — буркнула Оксана, выглядывая из-за паруса. — Только этого и не хватало. Они украли наш катамаран и вернули его в прошлое. Или в будущее…

— Или это просто... отражение? — предположила Реко тихо. — Ну, знаешь, как мираж.

Саша не отрывался от бинокля.

— У них на мачте — тот же флажок. И не просто так болтается. Угол подрезан. Это я ножом срезал — неровно пошло.

— И вон, — добавил Сергей, — половины кранца нет. Мы задели, когда у берега камень был.

— Вот и всё, — сказала Оксана с мрачным вдохом. — Теперь осталось выяснить, кто из нас оригинал.

— Да какой оригинал? — усмехнулся Саша. — Если они такие же, как мы… Может, и спорить не о чем.

Он снова поднял бинокль — и увидел: с того борта другой парень делает то же самое. Один в один.

— Он смотрит на меня, как в зеркало, — прошептал Саша.

— Только это не зеркало, — сказал Сергей, и вдруг стало совсем тихо. Даже дождь будто прислушался.

— Эй! — закричал Саша. Он вытащил флажок, привязанный к антенне, и начал размахивать им. — Эй, вы!

Тут они увидели — с другого катамарана тоже кто-то машет флажком. А потом — в бинокль — Саша увидел лицо.

Своё лицо.

— Это я, — прошептал он.

— Чего? — переспросила Оксана.

— Это... я. Там. На другом катамаране.

Все замолчали. Даже дождь показался тише.

— Ну что, — наконец сказал Саша. — Швартуемся.

Это было похоже на хрупкий танец: оба катамарана двигались синхронно, подходили друг к другу боками. Перлини перекинули быстро. Потом переглянулись. И вдруг — словно всё остановилось. Потому что с другого катамарана на ребят смотрели... они.

Сергей с той стороны выглядел точь-в-точь как он же, только тут — даже пиджак тот же. Реко молчала и улыбалась, а двойник Оксаны щурился и сразу полез в каюту.

— Искривление пространства, — сказал Сергей, который стоял слева. — Или параллельные миры. Мы в точке пересечения.

— Или нам просто сильно досталось по голове, — добавил Саша. — Но это не отменяет странности.

Оксана первая вылезла из-под паруса и, прищурившись, посмотрела на второй катамаран. Там, на борту, стояла ещё одна девчонка. Такая же — белая майка, зелёные туристические брюки, шарф развевается на ветру, будто пытается сам кого-то догнать.

— У них тоже я, — произнесла Оксана, и в голосе её не было ни испуга, ни удивления. Только любопытство. — Пойду, познакомлюсь.

— Осторожней, — сказал Саша, но уже было ясно: поздно.

Оксана схватилась за перлинь, перекинутый между катамаранами, шагнула на палубу двойников и остановилась. Вторая Оксана шагнула ей навстречу. Они молча уставились друг на друга.

— Ну что, — первой заговорила наша, — зеркальце, скажи мне… кто из нас с характером похуже?

Вторая прищурилась и хмыкнула.

— Та, что говорит первой. Я, значит.

— Ха! Ты это быстро поняла.

Обе одновременно засунули руки в карманы и оглянулись.

— Проверим? — предложила вторая.

— Проверим, — кивнула первая. — Пошли.

И они побежали — то на одну палубу, то на другую. Шарфы у обеих развевались как флаги. Они открывали ящики, приподнимали доски в палубе, заглядывали в рундуки, ощупывали швы на парусах.

— Вот! Тут под сиденьем трещинка — у нас такая же! — кричала одна.

— А в рундуке — обёртка от «Ириса», засохшая. Я же её полгода назад туда запихнула! — отзывалась другая.

— Смотри, — показывала первая, — узел фала у оковки. Я когда вяжу — у меня всегда чуть криво. Здесь — тоже криво.

— То есть, ты хочешь сказать, — подняла бровь вторая, — что я тоже вяжу криво?

— Я хочу сказать, что у нас одинаковый стиль, — фыркнула первая.

На мгновение они остановились на носу одного из катамаранов и переглянулись. И в их взгляде не было страха — только азарт, жажда разгадки и немного... одиночества, которое вдруг перестало существовать.

— А что если… — начала одна.

— …мы случайно поменяемся местами? — закончила другая.

— Да ну, — сказала первая. — Тогда мне придётся жить с твоим Сергеем.

— И носить твой дурацкий шарф.

— Мой шарф — гениален, между прочим!

— Ну-ну.

Обе захохотали. Море раскачивало катамараны, а они, как две искорки, сновали между ними, будто уже давно знали друг друга — с рождения.

— Карандаш! — через полчаса вскрикнула одна из Оксан. — У нас в каюте — обычный. У них — красный.

— Ну и что? — спросил Сергей.

— Всё остальное одинаковое. Даже запахи. А это — другое. Мелочь, но… я его точно не брала.

Два Александра начали разговор. Они спрашивали друг друга про всё: лагерь, погоду, ребят, маршрут. Всё совпадало.

— Главное, не перепутаться, — усмехнулся один из них.

— Мы не такие уж и разные, — сказал второй.

Гроза начала стихать. Тучи медленно отползли к горизонту, распадаясь на клочья. Море снова становилось гладким и тёплым, как дышащая спина огромного кита. Воздух теперь пах мокрой фанерой, солью и парусиной. Ветер ослаб, только лениво шевелил флажки, будто перед сном.

Ребята с обоих катамаранов стояли на палубах, молчали. Как перед расставанием — не потому что нечего сказать, а потому что говорить не хочется.

— А давайте вместе поплывём, а? — вдруг сказал Сергей, не то слева, не то справа. — У нас ведь по маршруту одно и то же. Будем гоняться, как пиратские суда.

— Ещё чего, — фыркнула одна из Оксан. — А как потом родителей найдём? Две одинаковые девчонки — это перебор для отчётности.

— Или устроим перестановку, — подхватил кто-то с того борта. — Пусть каждый выберет версию друга, которая ему больше нравится.

— Я свою Речку не отдам, — серьёзно сказал Саша. — И сам не поменяюсь.

Все захихикали, даже Реко чуть-чуть улыбнулась, пряча лицо за волосами.

Саша подошёл к перлиню, перекинутому между бортами, и положил на него ладонь.

— Нет, ребята. Пора расходиться. Как сходились — так и разойдёмся.

— Почему? — спросила одна из Оксан. — Ну, ведь ничего плохого не произойдёт, если мы чуть задержимся?

Саша посмотрел на неё серьёзно, с той самой взрослой печалью, которая появляется у людей, когда они понимают чуть больше, чем хотят.

— Потому что есть вещи, которые нельзя тревожить. Всякие там… переплетения. Пути наши. Вселенная, может, и терпит ошибки, но не любит.

Он помолчал, потом добавил чуть тише:

— А может, мы и так слишком близко подошли.

На секунду стало тихо. Только парус хлопнул разок — будто согласился.

— Ладно, — сказала Оксана. — Только пусть они первыми отплывают. Чтоб точно не перепутались.

— Ага, — кивнула вторая. — Я первая не полезу.

— Ну, как хотите, — вздохнул Саша и улыбнулся. — Значит, расходимся синхронно. Как раньше.

— По команде, — добавил Сергей. — На счёт три.

— Три, — сказали два Саши одновременно.

Борта оттолкнулись друг от друга — будто зеркала, от которых наконец отвели взгляд.

Оксана вернулась в каюту, открыла блокнот. Достала карандаш — и вдруг замерла.

Начала писать:

«Сегодня мы встретили себя. Я не знаю, что…»

А дальше…

— Красная линия… Красный карандаш…

— Кто-нибудь видел простой карандаш? — спросила она тихо.

— Нет, — ответили ей ребята почти хором.

Она медленно подняла голову. Посмотрела на стены каюты, на бинокль, на Сашу, на Сергея. И — как будто увидела всех впервые.

— Ладно… ну и не так уж мы и отличаемся.

Вышла на палубу, второй катамаран ушёл своими маршрутами и уже подходил к горизонту.

Солнце клонилось к закату. Ветра почти не было. Катамаран плыл сам, как будто знал дорогу. А в блокноте Оксаны на первой странице пестрели: серые столбцы стихов, и одна — ярко-красная строка. Как флажок на мачте. Или как знак, что иногда границы мира тоньше, чем мы думаем.