Следующим утром...
Взобравшись на дерево повыше ворОн, вОрон, противу обыкновения, молча любовался на сыпь кульбабы, а заодно и рассветом, и белым облаком заневестившейся вишни, ссутулившейся у земли.
Майские жуки, что, полные отвагой, вырывали клочья апрельского неба, мешали ворону наслаждаться видом, не досаждая, впрочем, особо. Софит солнца следил, не мигая, за недолгим полётом жуков до последнего, а там уж дело оставалось за трясогузками, для которых чефер не лакомство, но предвестник неотвратимой грядущей повинности.
Отдать последний долг поверженному жуку, похожему на раздавленный копытом жёлудь, - та ещё сомнительная приятность. Куда как интереснее топтаться на коньке крыши, будто на коне, играя в гляделки с солнцем или ковырять из досок гвоздики, похожие на червячков, помогая кровельщику дрозду. Тот явно тяжеловат для ската крыши, теснится к похожей на разрушенный замок печной трубе из осторожности, а его всяко тянет к карнизу, скатывается то и дело, не справляется с работою сам. А по, над да округ дома хлопочет чудаковатая синица. То ли клада взыскует, простукивая подоконники, либо заделалась стеклильщицей, из-за чего сильно занята и шумно подбивает штапики видными одной ей мелкими, как заусеницы гвоздями.
Крутится пасхальное яичко солнца на голубом блюдечке горизонта. От зари до вечерней зорьки, от одного начала до другого, - точно такого же, но непохожего ни на одно из прежних начал...
——-
кульбаба - одуванчик;
чефер - майский жук;
Стеклилщик - стекольщик;
©Иоланта Сержантова
Из рукописи сборника "Честная частная жизнь"
Свидетельство о публикации №225042200347