Зло

Монстры есть везде. Просто у каждого — свой облик. 

В любом мире, что придумывал человек за всю свою историю, или в мире реальном — всегда было своё зло. Оно не спрашивало разрешения, не считалось с правилами. 

Был ли этот мир розовым и слащавым, словно сотканным из сахарной ваты, или мрачным, пропитанным страхом до последней тени — монстры находили дорогу. 

Потому что тьма не спрашивает, можно ли войти. 
Она просто приходит. 

Приходит  всегда...

Не спеша, неотвратимо, как чума, будто заражая всё вокруг невидимым ядом. Как вирус, который не остановить. Она поглощает мир, перемалывает его, превращая в свою обитель. 

И однажды ты понимаешь — это теперь её дом.
А ты всего лишь гость...
Гость собственного мира...

И так зло пришло и в этот мир. 
Не через трещину в небесах, не сквозь портал, не из под земли. Оно просочилось, как вода сквозь пальцы, незаметное до тех пор, пока не заполнило собой всё. 

Крылатые аэндры молились кристальным богам, но их Верховный Хранитель пал не от меча. 
— Его перья, сиявшие лунным светом, почернели за ночь. 
— Он вырвал сердце и раздавил его, потому что тьма предложила ему "истину" — будто только боль может спасти мир. 
Его кровь стала пророчеством, а голос, исцелявший раны, выжег города — так святость стала орудием разрушения. 

На равнинах Гуррака, где воины-великаны ковали мечи из звёздной пыли, зло пришло в облике ребенка. Маленькая девочка с глазами, как два уголька, попросила воды у старейшины. Тот напоил её не спросив, почему её кожа холодна как лёд, а в кувшине отражались не звёзды, а пустота. К утру его народ бежал от собственных теней, что ожили и стали грызть плоть собственных хозяев.

Даже в Саду Вечных Слёз, куда не ступала нога смертного, зло нашло лазейку. Ангел Филэн, чьи крылья пахли жасмином, сорвал запретный плод с Древа Молчания, потому что тьма шепнула: "Ты достоин знать то, что скрыто". И когда плод раскрылся, из него вырвался хохот. Тот, что разъедает души. И так жажда познания обернулась ядом.

Люди думали: зло — это клыки, когти, алчность, что копошится в грязи. Но оно носило корону мудреца, плащ святого, улыбку невинного. Оно играло в прятки с истиной, подменяя её тысячей личин. 

Вот почему монстры есть везде. 
Один народ хоронил их под землёй, запечатывая песнями. Другой — взращивал в своих детях, думая приручить. Третий и вовсе отрицал, пока зло не начало отражаться в их зрачках, как чёрное солнце. 

Но главная уловка тьмы — не её жестокость. 
А то, что она умеет быть нужной. 
 
— Голодный принимает тьму за хлеб, потому что она притворяется крошкой на губах. 
— Одинокий зовёт её другом, потому что она копирует голос утраченных любимых. 
— Святой слышит в ней Бога, потому что она говорит на языке его надежд.

И когда ты понимаешь, что впустил её, уже поздно спрашивать: «Почему именно я?». 
Ты — просто сосуд. 
Очередной дом для того, что не имеет дома. 
Очередная маска для того, что не имеет лица. 

А тьма тем временем шепчет: 
«Смотри, как легко они сами открывают двери...»

Зло не ломает двери — его впускают.
Впускают прямо в душу.